Инна гончарова постренесанс киев – 2009 Часть первая д о
Вид материала | Документы |
- И. А. Гончарова Тип урока: изучения нового материала Секреты понимания И. А. Гончарова, 145.51kb.
- Париж экономичный (8 дней/ 7 ночей) Период: с 26. 03. 2009 по 01. 11. 2009 Вылеты каждый, 691.78kb.
- Леди Макбет Мценского уезда Н. А. Некрасов поэма, 17.94kb.
- Леди Макбет Мценского уезда Н. А. Некрасов поэма, 18.14kb.
- Содержание вступление часть первая дзэн и Япония глава первая дзэнский опыт и духовная, 12957.71kb.
- Проблематика романа И. Гончарова “ Обломов, 58.73kb.
- Зачетная работа по творчеству И. А. Гончарова, 29.33kb.
- Налоговые правонарушения, 887.95kb.
- Основы налоговых правоотношений, 670.55kb.
- Формы налогового контроля, 502.95kb.
Мы не успели приступить к трапезе, как в кармане Лео забренчал телефон.
- Да, это я...- растерянно выговорил мальчик. - Да, Поль Готье. Что?! Что вы сказали?! - и телефон выпал из его рук на пол.
- Что случилось? - подскочил я. Мне так и не пришлось донести до рта ни одного кусочка пиццы.
- Это милиция, - коротко ответил Лео, тяжело опускаясь в ближайшее от него кресло. - Час тому назад в пабе «О'брайанс» был убит мой отец.
Так! Только этого не хватало! Я никогда не встречался с Полем Готье, не представлял себе, что это за человек, хороший или плохой, порядочный или нет, поэтому еще не определился, как мне реагировать на такое сообщение. Первое, что пришло мне на ум: я уже никогда не получу своего гонорара за создание из Лео вундеркинда. И Бог с ним, с гонораром!
- Спокойно, спокойно... - это я уговаривал себя, а не его, так как, казалось, что Лео сейчас спокойнее, чем удав. Он был в оцепенении - одна из форм истерики. - Во-первых, давай включим новости, может, что-то больше узнаем, ведь у нас не Нью-Йорк, и людей каждый день не убивают просто так в пабе в центре города...
- Что вы имеете против Нью-Йорка? - вдруг вступился за этот город Лео.
- Ничего! Так, ерунда ... Во-вторых, надо, наверное, поднять с пола и включить твой телефон...
- А если это не милиция? - справедливо, очень справедливо. Умный, начитанный мальчик. - У вас есть в офисе телевизор?
- В прихожей. Иди включай. Пульт на телевизоре. А я посмотрю, что по этому поводу уже пишут в Интернете.
Там я нашел короткое сообщение: «Сегодня приблизительно в 20.00 в пабе «О'брайанс», расположенном по улице Михайловской, в центре Киева, убит путем отравления гражданин Франции Поль Готье. По информации МВД, убитый встречался в пабе с неизвестным, которого милиция и подозревает в содеянном преступлении. Тем не менее, милиция не отказывается также от версии о самоубийстве. Поль Готье в последнее время проживал в Киеве.» И все. Публичное самоубийство?! Смешно! Такое могла придумать только наша милиция.
Я вышел в прихожую, где работал телевизор.
- Что-то есть?
- Нет. Новости через минут десять. Сейчас везде сериалы - прайм-тайм.
- Подождем.
- А в Интернете? - Я пересказал ему коротенькое сообщение. - Звонили по телефону с аппарата отца. В его телефоне я под номером один как Лео. Возможно, что там есть еще дополнительные титулы: сын или что-то подобное. Кто там у него еще и под какими номерами - не знаю...
- У тебя есть телефоны родственников? Мамы, дедушки из Львова и тех, что живут в Лионе?
- Мамы - да, и еще дедушки из Львова. В Лион отец всегда звонил сам.
- Надо придумать, что с тобой делать. Я же не просто так всю жизнь занимаюсь анализом... пусть и психо... Ты обращал внимание на то, что твой отец чего-то опасается, в школу он тебя отправил под фамилией матери, смена стран, квартир, школ... И эти попытки сделать тебя таким, как все... Вместо того, чтобы гордиться твоей яркой индивидуальностью... Все это говорит о том, что он опасался не за себя, а за тебя. Но почему?
- Я не знаю. Правда, не знаю. Я ничего не знаю! Он мне ничего не рассказывал. Считал, что я еще маленький.
- Хорошо. Не знаешь, так не знаешь. Разберемся. Набирай маму и дай мне трубку после того, как с ней пообщаешься.
Уже через минуту он протянул мне телефон:
- Мама... Возьмите.
- Доброго дня, - я заговорил по-украински.
- Доброго дня, - мелодичный женский голос произносил слова с легким и в данном случае с очень приятным Галицким акцентом. - Я только что разговаривала с сыном. Он сказал, что случайно находился у вас, когда узнал о трагедии... Сочувствую. Вы здесь совсем ни при чем, а разбираться придется...
- Все нормально. Тем более, я чувствую себя ответственным за вашего сына, так как ваш бывший муж обратился ко мне за помощью...
- За помощью? В чем?
- Я психоаналитик, - этого признания оказалось достаточно.
- Это очень похоже на Поля: перекладывать свои проблемы на других, - вздохнул голос. - Я сейчас посоветуюсь с мужем, и, наверное, мы приедем.
- Есть еще ваш отец... - напомнил я.
- Да. Я же не говорила, что мы приедем за Лео, чтобы его забрать. Возможно, он останется в Украине. Мы приедем, чтобы урегулировать этот вопрос.
- Я оставлю Лео пока что у себя. Вы не возражаете? Пришлите на его телефон адрес вашей электронной почты, и я дам вам все свои координаты, включая паспортные данные.
- Хорошо. Своему отцу я позвоню по телефону сама. Дайте мне еще Лео.
Пока Лео внимательно слушал, что говорила ему мать, я, наконец, поймал по телевизору новости.
В новостях не рассказали ничего нового. То же самое, что и в Интернете. Только еще показали вывеску паба. Я подумал, что во всем мире для питейного заведения это была бы, наверное, антиреклама, а у нас, скорее, - наоборот. Народ потащится смотреть, где именно был столь странным для нашего времени способом убит респектабельный гражданин Франции, ученый и рантье. Это во времена Чечилии Галерани, чей портрет все еще лежал раскрытым на журнальном столике возле Лео, убийство путем отравления было практически нормой... Впрочем, какая разница, каким именно способом был убит Поль Готье. Для его сына Лео - никакой разницы. Сам факт преднамеренного убийства, если это оно имело место, а я склонялся именно к такой мысли, уже наводит на определенные выводы. Возможно, Лео нуждается в защите.
Я позвонил по телефону своему однокласснику, который закончил юридический факультет и в последнее время работал в городской прокуратуре. Оказалось, что об убийстве иностранного гражданина он еще ничего не слышал, так как в прокуратуру это дело, конечно, еще не дошло, тем не менее, обещал все выяснить, если не сегодня, то завтра утром. Лео я сказал, чтобы телефон брал только в том случае, когда увидит известный ему номер. Если снова позвонят по телефону с аппарата его отца, то пусть сразу передает телефон мне.
А теперь надо поесть. Обязательно надо поесть. А перед этим сесть в одно из удобных кресел и глубоко успокоиться. Под «глубоко успокоиться» я всегда имел в виду настоящий покой, который наступает после окончательного осознания того, что все, что можно было сделать, уже сделано, а дальше будет - как будет, поэтому и нечего волноваться.
Сел, глубоко вздохнул. Вроде бы сделано уже все, что можно было сделать в такой ситуации. Поэтому теперь с легким сердцем можно приступить к трапезе. Я жестом пригласил Лео скорее присоединиться ко мне за журнальным столиком, на котором стояла коробка с уже совсем холодной пиццей. Конечно, можно бы было пойти на кухню, чтобы ее разогреть, но и без этого будет вкусно - в этом я нисколько не сомневался.
Лео расположился возле меня. Я уже занес руку с ножом над пиццей... Но, кажется, поужинать нам с Лео сегодня не удастся. Теперь звонил уже мой мобильный телефон. Я посмотрел на номер. Это была София. Молодец: звонит с нашего «секретного» неконтрактного аппарата.
- Ты слышал? - в чрезвычайных ситуациях София была очень конструктивной и обходилась без лишних слов.
- Конечно.
- Мальчик с тобой?
- Да. Мы ужинаем.
- Что вы делаете?!
- Ужинаем, - повторил я. - Хотя скорее я бы сказал так: намереваемся поужинать. - Другая на месте Софии, наверное, разозлилась бы и истерически заверещала бы о моей беспомощности, дерзости или что-то в этом духе. София же минуту помолчала, будто задумалась, действительно ли правильно мы поступаем, что вдруг сели ужинать, когда в мире такое творится, а потом очень спокойно выдала:
- Вляпались мы с тобой, коллега...
Я кивнул и был уверен, что находясь сейчас где-то за десять или даже за двадцать километров от меня, София увидела этот мой жест, который целиком и полностью подтверждал ее весьма здравую мысль.
Август 2000 года, Лондон, Великобритания
К сожалению, в последнее время ее отношения с мужем совсем испортились. Прежде всего, потому, что Нина никак не могла понять, почему она, ученый, которая всегда подавала такие большие надежды на стезе науки, уже третий год подряд должна сидеть без работы в Лионе, когда ее снова и очень настойчиво зовут работать в престижную лондонскую лабораторию. Она неоднократно приходила с этим к мужу, но он отмалчивался или спрашивал ее: - Тебе чего-то не хватает? Или же: - Тебе, что, не на что жить? - будто она не ученый-генетик, а обычная домохозяйка без амбиций и двух высших образований.
Жить им, в самом деле, было на что. Но так жить Нина никогда не предполагала. Поэтому, когда муж улетел на две недели читать лекции в Нью-Йорк, она, оставив сына на свекровь, поспешила в Лондон договариваться о работе. И плевать, когда муж будет против, в случае, если ее снова возьмут работать в лабораторию.
Несмотря на, что август - традиционная пора отпусков, в Лондоне бурлила жизнь. При этом офис лаборатории в Южном Лондоне был полупустым.
Ее ждали - это было приятно. Поэтому хватило и сорока минут, чтобы пройти все формальности по трудоустройству.
- Вы поступаете в распоряжение Уильяма Синклера. С первого сентября можете приступать к работе. Надеюсь, что новый период нашего с вами сотрудничества будет продолжительным и плодотворным, - широко и очень дружелюбно улыбнулся ей директор лаборатории.
Нина также тепло улыбнулась ему навстречу:
- Надеюсь, что больше мне уже не придется это сотрудничество перерывать.
Чарльз Браун недоверчиво покачал главой:
- Вы такая молодая женщина... И у вас еще могут родиться дети… Однако хочу вам напомнить, даже они в наше время - совсем не помеха работе. Я правильно понимаю, что именно из-за рождения сына вы нас покинули на столь продолжительное время?
Нина в ответ коротко кивнула и заверила:
- Больше детей у меня не будет.
Директор вежливо не стал с ней спорить.
На пороге здания, где был расположен офис лаборатории, Нина встретила того самого Уильяма Синклера, в распоряжение которого она должна была «поступить» с первого сентября.
- Нина! Я так рад тебя видеть! - казалось, он охотно заключил бы ее в свои объятия, и, наверное, именно для того, чтобы этого в запале не сделать, остановился на три ступеньки выше от Нины.
- Привет! Я тоже очень рада тебя видеть! - и она была в этом искренней.
- Так вы возвращаетесь? - наверное, ничем больше Бил не смог объяснить себе эту внезапную встречу с Ниной Готье на ступеньках офиса.
- Я - да. Относительно Поля не знаю, - честно призналась Нина. Бил выглядел таким удивленным, что она решила предупредить его следующий возможный вопрос к ней. - Нет, мы не развелись. Еще нет… Я просто для себя твердо решила, что если Поль будет против моего возвращения в лабораторию, я все равно это сделаю: буду снова здесь работать. Я больше не могу делать вид, что мне интересно играть в домохозяйку, - с Билом можно быть откровенной. Когда Нина с Полем жили в Лондоне и работали вместе в лаборатории, в то время именно Бил был для них самым близким товарищем. - Только что я подписала новый контракт, и с первого сентября буду работать в твоем отделе.
- Даже так?! – по всему было видно, что Бил действительно искренне и открыто радуется этой новости - как ребенок.
Нина рассмеялась:
- Ага!
- Тогда пошли пить кофе по этому поводу, - предложил Бил. - Конечно, если у тебя есть время…
У Нины время было. В Лион она собиралась вернуться только завтра. Правда, в планах на сегодня было еще попасть в Национальную галерею и заглянуть в некоторые любимые магазины. Посмотрела на часы. Убедилась, что успеет и по магазинам, и в галерею, которая как раз сегодня, к счастью, работает до позднего вечера - перед выходными.
- От кофе не откажусь, - в конце концов, согласилась Нина.
Как хорошо снова идти по улицам Лондона! Как ей здесь легко дышится! И как переполняет ее здесь неповторимое и сладкое ощущение полноты жизни! Мысль о том, что она скоро снова будет работать, исследовать, создавать, подхватила и несла Нину с ускорением, так, что ступни ее ног, казалось, едва дотрагиваются до асфальта тротуарной дорожки... Во всем мире, кроме Лондона, есть еще всего лишь один город, в котором она всегда ощущала себя сама собой: родной Львов, который остался для нее в далеком прошлом, но который и сейчас иногда мог вдруг ей присниться где-то под утро, когда сон такой легкий и прозрачный...
- Мы пришли, - вдруг голос Била жестко вернул ее на землю.
В пабе было полупусто и очень уютно...
Апрель 2009 года, Киев, Украина
- Все, идем! – это я сказал уже не Софии, а Лео, который снова внимательно рассматривал портрет Чечилии Галерани в моем роскошном альбоме.
- Куда? – зачем-то поинтересовался Лео, не отрывая взгляда от прекрасного женского лица на качественной репродукции.
А, в самом деле, куда нам идти? И главное, зачем?! Но не в офисе же оставаться! Иногда надо действовать просто так, чтобы действовать, а не сидеть на месте в ожидании, когда события самые тебя найдут. Если и дождешься, то в таком случае останется лишь их принять... Последнее было не в моих правилах. Я всегда старался выстраивать обстоятельства своими силами и под себя.
- Прогуляемся.
Лео ничего не ответил на мое довольно банальное предложение, тем не менее, он все-таки закрыл альбом и поставил его в шкаф.
Я выключил компьютер, свет, поставил офис на сигнализацию, тщательно закрыл тяжелую бронированную дверь на все замки, и после всех этих многочисленных операций мы с Лео, наконец, вышли на улицу.
Обожаю весну! Особенно конец апреля - начало мая, когда природа просыпается после продолжительной зимней спячки: открывает сонные глаза, потом принаряжается, вешает на себя гирлянды цветов, укрывается ярко-зеленым одеялом, умывается мелким, теплым, весенним дождем...
Когда мы с Лео вышли на улицу, как раз только что прошел такой дождь... Воздух был наполнен приятной влагой, которая медленно поднималась от мокрого асфальта и лениво накрапывала с деревьев. Пахло свежестью и весной, надеждой и любовью...
Вдруг мне захотелось выяснить для себя, чувствует ли мой подопечный что-либо подобное, или этот мальчик вылеплен из совсем другого теста, ведь утверждают, что молодое поколение намного прагматичнее нас, и лишние сантименты его представителям не присущи.
Я посмотрел на Лео, который шел рядом, но на полшага впереди меня. Тот, наверное, затылком почувствовал мой взгляд и повернул ко мне свое красивое юношеское лицо. Он улыбался, а в его глазах отражались блестящие после дождя юная зелень, разноцветные автомобили и удовлетворенные собой и весной прохожие. Все это сразу рассыпалось в глазах Лео на составляющие, превращалось в калейдоскоп и переливалось там всеми существующими на земле красками. От этого глаза Лео казались еще больше...
- Прогуляться - это было действительно классное предложение, - заметил Лео, и радуга в его глазах заиграла еще ярче. - А куда мы пойдем после прогулки?
- Поедем ко мне, - ничего лучшего я не придумал...
Октябрь 2000 года, Лондон, Великобритания
Уильям Синклер считал себя порядочным человеком, и, главное, он, в самом деле, был таким: очень уравновешенным и чрезвычайно порядочным. Поэтому, когда он вдруг понял, что в последнее время стал относиться к Нине Готьє не только как к коллеге и подчиненной, а еще и как к женщине, и теперь все время именно о ней думает - иногда даже вместо работы и всегда во время отдыха, то решил, что с этим нужно что-то обязательно делать.
Первое, что пришло ему на ум: напрочь выбросить это из головы, и тогда вместе с мыслями о Нине должно исчезнуть и новорожденное чувство к ней. Но этот «научный» эксперимент не принес желаемого результата. И мысли никуда не подевались, и чувство не исчезло, наоборот, только росло. Вдобавок, по всем признакам, было видно, что и Нине нравится общество Уильяма не только во время их совместной работы в стенах лаборатории.
Поль был вынужден согласиться на возвращение Нины к научной работе. Он переехал с ней и с Лео из Лиона в Лондон, но целыми днями почти не выходил из квартиры, которую они арендовали неподалеку от лаборатории, и все время что-то писал. Свои записи Поль не показывал ни Нине, ни Билу, ни кому бы то ни было другому, хранил их в сейфе, ключ от которого был только у него. Нина на странное поведение мужа старалась не обращать внимания - пусть поиграет в «тайны мадридского двора», если в детстве не наигрался, тем не менее, Била затворничество друга очень настораживало и беспокоило. Несколько раз он делал попытки узнать, о чем именно пишет Поль, конечно, от самого Поля, тем не менее, тот только еще больше замыкался, и секретов своего творчества так никому и не открыл.
Казалось, Поль сознательно старался не замечать, что Нина все больше времени проводит с Билом, и, главное, что общение с его другом и ее коллегой Нине очевидно нравится больше, чем отдыхать под одной крышей со своим мужем.
Билу бы радоваться такому поведению Поля, как это делали бы большинство мужчин на его месте, но природная порядочность Уильяма Синклера, оставленная ему в наследство, наверное, всеми поколениями его благородных шотландских предков, не позволяла ему в такой ситуации насмехаться и обманывать, тем более - друга.
В конце концов, Бил решил, что ситуация вообще уже загнана в глухой угол, и настало время ее как-то «разруливать». С Полем обсуждать проблему отношений в их треугольнике, который явно вырисовался, было нецелесообразно, ведь было также очевидно, что Поль от нее отстранился специально и сознательно. Оставалась Нина.
В пятницу после работы Бил с Ниной сидели в пабе неподалеку от Трафальгарской площади. Перед Ниной стоял бокал с красным вином. Бил крепко и нервно держал полный бокал с элем и не делал из него уже несколько минут ни одного глотка. Оба смотрели друг на друга и не знали, с чего начать трудный и судьбоносный для обоих разговор, инициатором которого выступил Бил.
Во время обеденного перерыва он сурово бросил Нине:
- Нам нужно очень серьезно поговорить.
Нина в ответ вздохнула и с надеждой спросила:
- Что, обязательно сегодня? - стараясь оттянуть время «Ч», поскольку догадывалась относительно возможной темы разговора.
- Да, сегодня.
И вот теперь эти тяжелые, очень тяжелые минуты общего молчания в многолюдном шумном пабе.
Наконец, Бил заговорил. Он решительно приступил к обсуждению сути вопроса без каких бы то ни было вступлений или преамбул:
- Думаю, что для тебя давно уже не является секретом, что я... - он на минуту задумался, - отношусь к тебе не так, как к другим женщинам? - Наверное, это был вопрос, но Нина, очевидно, не собиралась на него отвечать. - Я... - он все время хотел сказать «люблю тебя», тем не менее, запрещал себе это сделать, чтобы не потерять контроль над разговором и вообще над всей ситуацией, - понимаю, что мое отношение к тебе некоторым образом выходит за рамки отношений между коллегами и друзьями... - он очень тщательно подбирал слова, тем не менее, это «люблю тебя» все время прыгало на кончике его языка. - Да, мы все втроем, я, ты и, прежде всего, Поль, делаем вид, что ничего не происходит. Но ведь на самом деле, я прекрасно сознаю, что ситуация давно уже «зависла», и ее нужно немедленно решать. Нужно принимать какое-то решение. И это решение должен принять кто-то из нас, причем из нас двоих: или ты, или я. И лучше, если это будешь ты...
- Перекладываешь на меня ответственность... - наконец, вымолвила что-то и Нина.
- Ни в коем случае!
- Это очень по-мужски... - грустно усмехнулась Нина. - Пусть женщина принимает решение, а я с ним просто соглашусь или смирюсь. И потом пусть сама на себя обижается или пеняет, если ее решение вдруг окажется ошибочным.
- Я просто очень боюсь, что наши с тобой решения могут оказаться альтернативными.
- А ты не бойся! Говори, ну, быстро говори, что ты хочешь и как ты видишь выход из ситуации! - Нина говорила почти шепотом, но этот ее шепот был больше похож на крик.
- Я хочу быть с тобой. Так как... я люблю тебя, - он все-таки это сказал! И действительно очень боялся, что она ответит что-то в духе пушкинской Татьяны: «Но я другому отдана и буду век ему верна.» - Если бы Поль не был моим другом, все было бы намного проще...
- Ты думаешь? - недоверчиво протянула Нина, наконец, подняв со стола бокал с вином. - Нет, если и проще, то не намного... Хорошо. А если я скажу, что останусь с Полем? Каковы тогда будут твои действия?
- Я уеду из Лондона.
- Куда?
- Пока что не знаю, но ученому моего уровня всегда найдется место для работы, чтобы чувствовать себя нужным и полезным.
- Ты же родился здесь... - заметила Нина, допивая вино.
- Да, но какое это имеет значение?!
- Если по-честному, тогда должны были бы уехать мы с Полем. Однако... однако, никто никуда не поедет! Так как я уже твердо решила уйти от Поля, поскольку давно поняла, что люблю тебя, - жестом она показала, чтобы он не перебивал, - и только и ждала, когда ты, наконец, отважишься признаться мне в своей любви. И, честно говоря, уже думала, что ты никогда этого не сделаешь. Вот! - закончила она в отчаянии.
- А как же Поль? Что с ним будет?
- Ты даже сейчас думаешь, прежде всего, о нем, а не о себе! Только что произошло чудо: ты сказал, что любишь меня! Но при этом ты даже ничего не ответил на мое аналогичное признание! Это же настоящее чудо: когда люди находят друг друга! Вот такой ты, Синклер: нерешительный и благородный! А что касается Поля... Он - взрослый человек. Будет жить как-то, может, кого-то еще встретит и полюбит. Ведь жизнь продолжается!
Апрель 2009 года, Киев, Украина
Я уже припарковал свой «Ситроен» возле подъезда моего дома, когда снова настойчиво зазвенел телефон Лео.
- Мама, - сообщил Лео, посмотрев на номер. - Он нажал кнопку, но уже через секунду удивленно передал телефон мне.
- Это я, Нина, - голос у леди был очень взволнованным. - Я только что имела продолжительную беседу с мужем. Оказалось, что он кое-что знает, чего не знала я. О Поле.... Мы не приедем. Так будет лучше. Прежде всего, для Лео. Я не могу вам все сказать по телефону. Я вообще ничего не могу вам сказать по телефону... - она едва не плакала. - Я сама ничего до сегодняшнего дня не знала. Совсем ничего! Найдите возможность передать мне номер вашего скайпа, а еще лучше не вашего, через который мы могли бы с вами пообщаться. А пока что... Единственное, что я могу вам сейчас сказать... вернее о чем умолять... Оставьте, пожалуйста, Лео у себя. Я чувствую материнским сердцем, что он вам не безразличен. Это будет лучше, чем, если его заберет мой старый отец, а мы с мужем вообще не можем этого сделать, по крайней мере, сейчас. - Я слушал и молчал. - Вы думаете, что мне ответить?
- Вы хотя бы знаете, что я только сегодня познакомился с вашим сыном? - наконец, проснулся я.
- Нет.
- И я ему вообще еще никто. Так, всего лишь случайный знакомый. Тем не менее, вы правы, что судьба Лео меня беспокоит, так как даже за такое короткое время я успел к нему привязаться и полюбить, ведь ваш сын - действительно неординарный человек, - я ни капли не кривил душой.
- Тогда соглашайтесь! Умоляю! Мне больше некого просить. Поль ни с кем близко не общался. Я буду вам хорошо платить. Кстати, я знаю, что Поль оставил завещание, и я даже знаю, что согласно ему он почти все свое имущество завещал Лео под мою опеку, но с правом передачи этой опеки. Как только я оформлю наследство, я сразу передоверю опеку над имуществом Лео вам. Поль был очень состоятельным, и у вас с головой хватит средств на воспитание мальчика.
- Кажется, вы слишком доверяете незнакомым людям. Это, во-первых. И, во-вторых, не в деньгах дело.
- Как ученый я убеждена, что ничего в мире не бывает случайного, и если вы оказались рядом с моим сыном в такой поворотный для него момент жизни, то на то была воля Божья, - вздохнула Нина в таком сейчас далеком от нас с Лео Лондоне.
- Оставьте патетику, - оборвал я ее, наверное, слишком резко. - Это я, миссис, умоляю вас триста раз подумать по поводу моей кандидатуры. Я и без ваших уговоров согласен взять под опеку Лео, и даже за свои средства. Тем не менее, мне тридцать три года, и я еще никогда не состоял в браке, не имею детей, поэтому, естественно, не имею никакого опыта в их воспитании.
- Вы сказали, что вы психоаналитик...
- Это правда. Но же я не Господь Бог.
- Вы справитесь. И, пожалуйста, не отказывайтесь от денег Поля, - добавила она.
- Вам они также не помешают...
- Для меня они совсем ничего не решат, ведь мой нынешний муж - Синклер, если вам это о чем-то говорит, - мне это ни о чем не говорило, но я промолчал в ответ, чтобы не показаться невеждой. - Так мы с вами договорились?
- Да.
- Благодарю. И еще: поменяйте для Лео школу, и меняйте ее хотя бы раз в году, то есть делайте, пожалуйста, все так, как это делал Поль. И, умоляю, минимум информации о Лео кому-нибудь. Когда оформим на вас опеку, дайте Лео вашу фамилию. Так будет лучше. В скором времени мы с вами обязательно свяжемся и встретимся, - и она резко оборвала разговор, наверное, надеясь тем самым избегнуть лишних вопросов с моей стороны.
Вот так я вдруг стал отцом, к тому же двенадцатилетнего и, мягко говоря, совсем нестандартного мальчика.
Лео стоял во время нашего с Ниной телефонного разговора рядом со мной, однако, делал вид, что никоим образом не интересуется его предметом. Наверное, по обрывкам моих фраз, он обо всем уже догадался, поэтому совсем не удивился моему приговору:
- Ты остаешься со мной. Твоя мать не приедет, по крайней мере, сейчас. - Лео кивнул. Казалось, он тщательно скрывал свою радость по поводу того, что, в конце концов, все именно так разрешилось: он остается со мной в Киеве, и его не заберут ни во Львов, ни в Лондон. - И скажи, пожалуйста, кто такой Синклер? - решил я все-таки заполнить дырку в своем образовании.
- Муж моей матери, - удивленно ответил Лео.
- Это я уже знаю. Однако, твоя мама намекнула, что эта фамилия якобы не совсем простая.
- А-а-а... - протянул, улыбнувшись, Лео. - В самом деле, не простая. Синклер - это одно из древнейших семейств Британии, вернее Шотландии. А фамилия Сен-Клер вам о чем-то говорит?
Я напряг память:
- Что-то такое слышал... Но не помню в связи с чем, - честно сознался я, хотя мне и было очень стыдно перед Лео за свою необразованность.
- Придется мне провести с вами ликбез по истории, - снова без всякого превосходства и снисходительности улыбнулся мне Лео. И сразу стало понятно, кто из нас кого будет воспитывать и учить. - Сен-Клер - нормандский род, поселившийся в Шотландии. Со временем шотландская ветвь переименовалась в Синклеров.
- А что есть еще не шотландская? - исключительно из вежливости поинтересовался я, хотя на самом деле мои мысли в эту минуту летали очень и очень далеко от этого вопроса.
- Есть, - ответил Лео, наверное, оседлав свой «конек». - В средние века некоторые шотландцы приезжали во Францию, чтобы служить, кстати, за очень приличное жалованье, в королевской шотландской гвардии. Иногда они там, во Франции, и оставались: вступали в брак, рождали детей. Все они и до сих пор Сен-Клеры, как их предки. Синклеры и Сен-Клеры - действительно славный и очень древний род, который может гордиться огромным количеством своих выдающихся представителей. Многие из них были масонами...
- Вот о масонах я кое-что слышал, - был вынужден я оборвать Лео, хотя его рассказ и являлся для меня действительно очень интересным и полезным. - Давай, лучше, вернемся к нашим баранам. Нам надо как-то устроить наш быт. И что-то подсказывает мне, что на вашу с отцом квартиру нам сейчас лучше не наведываться. Поэтому прежде, чем идти домой, нам следует сначала зайти в супермаркет и купить там для тебя хотя бы новую зубную щетку...
Ноябрь 2000 года, Лондон, Великобритания
Вот уже несколько дней ее беспокоил один единственный вопрос. Она совсем не понимала, что именно с ней происходит. Сомнения переплетались с решительностью, радость с глубоким оскорблением. Водоворот ощущений и чувств перемешался так, что одно нельзя было отделить от другого.
Нина почти на сто процентов была уверена, что снова беременна. И это произошло очень быстро, и на этот раз без всякого искусственного оплодотворения.
В конце концов, Нина решила сходить к врачу, и тот безапелляционно подтвердил ее беременность. На вопрос по поводу диагноза, который ей когда-то поставили, врач заулыбался:
- Это же не смертельно. Не проходило, а потом прошло. Такое бывает. Как-то не так повернулись, другая поза, кстати, как я понял, другой мужчина. Считайте, что на этот раз вам повезло, и произошло чудо. Конечно, это в том случае, если вы планировали еще рожать...
Нина рожать не планировала, но когда она узнала о своей странной, принимая во внимание поставленный ей когда-то окончательный диагноз, беременность, то действительно глубоко задумалась над тем, может, действительно нужно воспользоваться предоставленной природой возможностью и родить еще одного ребенка. С этой мыслью она пришла к Билу. Тот внимательно ее выслушал, сказал, что очень рад беременности Нины, и что он даже не смел о таком мечтать, и что нужно обязательно рожать и, даст Бог, еще не одного.
Сказать, что Бил был очень удивлен и встревожен радостной для него новостью, с учетом диагноза, о котором Нина ему честно и откровенно рассказала, да и сам он знал о нем от Поля, - это вообще ничего не сказать. Поэтому после разговора с Ниной Бил сразу же побежал к Полю.
Совсем недавно друзья сумели без скандала «поделить» Нину - как цивилизованные люди. Договорились обо всем за бутылкой виски под пьяную болтовню: и о том, что они все равно останутся друзьями, и о том, что Лео будет жить с отцом, и о непременном соблюдении и в дальнейшем условия сохранения тайны о рождении мальчика. Теперь они должны были пройти через еще один очень серьезный и важный разговор - хоть с бутылкой виски, хоть на трезвую голову... И лучше, если на трезвую...
Апрель 2009 года, Киев, Украина
Лео с интересом рассматривал мое откровенно холостяцкое жилище.
Когда-то я приобрел небольшую и очень заброшенную однокомнатную квартиру и своими руками превратил ее в элегантную студию. Поскольку большая часть моей жизни все равно проходит в офисе, то мне вполне хватало и имеющейся квартирной площади, и отсутствия в квартире отдельных спальни и кухни.
Стены квартиры густо украшены самыми разнообразными мелочами, которые я привозил со всех концов света. Каждая из них напоминала мне о моем очередном путешествии.
Мебели минимум. Напротив одного из окон - большое зеркало в легкой красной раме. На полу вместо банального дивана или еще более банальной кровати – большой матрас, на котором множество подушек разной величины и формы. Книжные шкафы распределены между застекленной ложей и небольшой прихожей.
Иногда мне кажется, что женщины не задерживаются возле меня именно из-за моей квартиры. Большинство из них мечтают об огромных шкафах для одежды, гардеробных, просторных кухнях-столовых, роскошных имперских кроватях а ля Людовик. Женщины смотрят на мой богемный матрас на полу, десятки или даже сотни совсем ненужных (конечно, с их точки зрения) мелочей, единственную кастрюлю на плите, при отсутствии духового шкафа для выпечки, и, наверное, сразу понимают, что даже ради них, самых лучших и самых красивых представительниц действительно прекрасной половины человечества, я ни коем случае не откажусь от присущего мне образа жизни.
Единственная, кому нравился мой матрас, была София...
- Будешь спать на кресле. Оно раскладывается, - Лео, молча, кивнул. - Шкаф для одежды в прихожей. Других шкафов в квартире нет.
- Вижу, - отозвался Лео.
- Я тебе выделю отдельную полку.
- Благодарю. Мне очень неудобно, что я свалился вам как снег на голову... - завел Лео обычную интеллигентскую песню.
- Брось! Я тебя очень прошу! И никогда об этом больше не заводи пластинку! Все нормально! Честное слово! - я почти вплотную подошел к мальчику, который стоял спиной к зеркалу.
- Хорошо. Не буду, - послушно согласился Лео. - Я вас не подведу, - зачем-то пылко заверил он меня.
- Не сомневаюсь в этом, - и в странном для самого себя порыве крепко по-мужски прижал Лео к себе.
Еженедельник
х х х
Свои весьма абстрактные раздумья я назвал именно так. Обычно это принято называть дневником, однако я точно знаю, что вести записи каждый день я все равно не буду, поэтому не имеет смысла лукавить. Если бы я назвал свое «произведение» ежемесячником, то тоже, наверное, попал бы в точку...
Есть мысли, которыми не хочется делиться ни с кем. Прежде всего, потому, что они еще не совсем четкие и не окончательно структурированы. Поток сознания. Стая слов. Бесшабашный и отчаянный выплеск юношеского максимализма и идеализма. Только бумаге такое и можно доверить. Чтобы потом когда-нибудь самому перечитать и изумленно у себя же спросить: и неужели это я написал? Конечно ты, дружок! Кто же, как не ты!
Кстати, это Вадим приклеил ко мне ярлык непревзойденного идеалиста. А я и не сопротивляюсь. Пусть будет так! Еще Вадим говорит, что я не только придумал для себя идеальный мир, но к тому же довольно комфортно живу в нем, а такое, якобы, под силу мало кому. Думаю, что и мне это под силу тоже лишь пока, да и то - исключительно из-за моего совсем еще зеленого возраста. Я просто могу себе еще такое позволить: быть идеалистом. Вадим с этим тоже согласен. Он говорит, что со временем и с возрастом каждый человек должен превратиться в реалиста, или счастье ему не дождаться. Я спросил, что такое, в его понимании, счастье. Вадим задумался и сразу ничего мне не ответил. Минут двадцать он ходил туда-сюда по квартире, выпив за это время два или даже три бокала коньяка, а потом, вздохнув, сказал:
- Ну не знаю, не знаю я, что это такое: счастье. Наверное, дать ему определение может только очень счастливый человек. К сожалению, я не ощущаю в полной мере себя счастливым. Мне очень многого в жизни не хватает - для счастья.
- Однако выглядишь ты вполне счастливым, - мы уже на второй день после моего переезда к Вадиму перешли на «ты», по его инициативе.
- Маска. Обычная маска, которая почти срослась с лицом. Психоаналитик должен выглядеть счастливым, просто обязан. В противном случае, ему никто не будет верить. И он умрет с голоду, - он не очень весело улыбнулся. - Тебе же врать не буду. Потому что не могу!
- А я думаю, что счастье - это гармония.
- Гармония? - Вадим так тяжело вздохнул, что мне стало его жаль. - Да, гармония... Это ты очень хорошо сказал. Прежде всего, гармония себя с окружающим миром. А когда этой гармонии нет, то и счастья тоже.
- А ты понимаешь, чего именно тебе не хватает для гармонии?
- Понимаю, конечно. Ведь повторюсь: я - психоаналитик! И свою собственную жизнь проанализировать для меня - не проблема. Хотя бы потому, что мне тридцать четвертый год, а я до сих пор не нашел своей половины. А какая гармония - без половины?
- А что, свою половину так тяжело найти? - наверное, для взрослого и опытного человека мой вопрос должен был показаться чересчур наивным.
- Еще как сложно! - очень серьезно ответил Вадим, кажется, не заметив особой наивности в моих словах. - Ты, наверное, слышал легенду, что когда-то на земле жили люди, которые были двуполыми?
- Как гермафродиты?
- Что-то в этом духе... Вот послушай, - Вадим взял с полки книжку. - Это из диалога «Пир» Платона: "Когда-то были люди трех полов, а не двух, как нынче, третий пол соединял в себе качества и мужчин, и женщин одновременно; от него сохранилось имя, которое стало бранным, - андрогин, хотя сам он исчез. Страшные своей силой и мощью, люди эти питали большие замыслы и посягали даже на власть богов; они старались совершить восхождение на небо, чтобы напасть на небожителей. И тут Зевс нашел способ сохранить людей и положить конец их буйству. Он разрезал их пополам, и тогда они стали более слабыми и полезными для бога, так как их число увеличилось. Когда тела этих людей были рассечены пополам, каждая половинка с устремлением бросилась к другой своей половине, они обнимались, сплетались и, страстно желая срастись, умирали от голода и вообще от бездеятельности, так как ничего не хотели делать порознь... Итак, любой из нас - это половина человека. Мужчины, которые представляют из себя одну из частей того двуполого существа, которое называлось андрогином, расположены к женщинам, а женщины такого же происхождения - к мужчинам..."
- Красивая легенда, - я удобно устроился на диване, в предвкушении внимательно выслушать философскую проповедь Вадима.
- Наверное, это не легенда, раз люди на протяжении тысячелетий и до сих пор не оставили своего жадного стремления к единению. И возможно, действительно: на всем свете существует лишь один-единственный человек, который является настоящей половинкой другого. А мир очень большой, и людей на нем очень и очень много, поэтому и слоняются и мужчины, и женщины в поисках своей половины почти вся жизнь. И бывает, что так никогда и не находят...
- Печально… Очень грустные вещи ты рассказываешь... Как законченный реалист, - улыбнулся я. - А в идеале каждый человек должен найти свою половинку, так как именно для этого воссоединения он, наверное, и рождается, - если следовать Платону: чтобы быть более сильным, более могущественным, таким, какими были андрогины, ну, и чтобы не умирать от бездеятельности...
- Посмотрю, как ты когда-то справишься с поисками своей половинки... Философ... - Оказывается, иногда «философ» может звучать как бранное слово.
Если честно, мне искренне жаль Вадима, так как я, наверное, в отличие от него, знаю, почему он до сих пор не нашел своей половинки. Их отношения с Софией, мне кажется, совсем тупиковые. Они то разъезжаются, то снова живут вместе, при этом по пять раз на день ссорятся, ругаются, кричат. И только во время работы вывешивают белые флаги. Наверное, как раз из-за наличия общего бизнеса, который они старательно выстраивали много лет, Вадим и София все никак не могут окончательно отпустить друг друга, так как каждому из них кажется, что тогда одновременно разрушится и их рабочий тандем. И еще интересно: иногда, когда я за ними наблюдаю в офисе, мне кажется, что они на самом деле любят друг друга. Парадокс! И все-таки, я уверен, что Вадиму и Софии надо искать свои половинки где-то за пределами их офиса, на стороне, а для этого им нужно окончательно разойтись. К сожалению, я не могу это открытым текстом озвучить Вадиму, так как вмешиваться в личную жизнь другого человека считаю некорректным, неправильным и лишним, - даже на словах. Вадим же своим поведением только подтверждает правило, что сам сапожник - всегда без сапог. И «психоаналитик» тоже иногда может звучать как бранное слово...
Вот почему я доверяю эти свои мысли бумаге...
А еще на примере Вадима, если исходить из его собственной теории, можно прийти к выводам, что, во-первых, одной любви, даже с обеих сторон, мало, чтобы слиться в одного человека и превратиться в андрогина, во-вторых, слияние может происходить только на каком-то одном определенном уровне, а на других... на других будет сплошной расбаланс. И в этом случае тоже с превращением в андрогина вряд ли сложится…
Не перестаю удивляться, какое невероятное количество измерений имеют отношения между людьми! Одной человеческой жизни, пожалуй, мало, чтобы постичь их все...
х х х
За окном дождь. Через раскрытое настежь окно слышны шум улицы и торжественный барабанный бой дождевых капель - по тротуарам, машинам и крышам домов.
Я смотрю сверху на разноцветные зонтики, с которых накрапывает вода, на очищенную дождем от городской пыли и грязи листву деревьев, на большие и тяжелые капли, которые разбиваются в лужах, превращаясь в пузырьки... Я смотрю на этот сложный мир... С каждым прожитым годом моей еще совсем недлинной жизни он кажется мне все более сложным и все более интересным. Каждое мое прикосновенье к нему вызывает у меня множество вопросов.
Например, вчера я задумался, почему процесс человеческого взросления такой мучительный? Можно сказать, безжалостно мучительный. И, наверное, почти нашел для себя ответ на этот вопрос. В подростковом и юношеском возрасте человек очень быстро растет вверх, в его организме происходят колоссальные гормональные изменения, целые сдвиги, и вместе с тем - стремительный внутренний рост. В одних людях в это время сильнее всего действуют гормоны, у других на первый план выступает стремительное интеллектуальное и духовное развитие, которое часто опережает взросление в эмоциональной или физической сферах. Таким образом, один большой процесс распадается на несколько процессов, в определенной степени связанных между собой, но при этом явно отделенных друг от друга. И каждый из этих процессов движется в присущем ему темпе. Это движение во времени может не совпадать, и чаще всего так это и происходит. Отсюда, наверное, и выражение: «сложный переходной возраст», о котором все время твердят взрослые. Этот переход, как переход через Альпы или Рубикон, как взятие первой в жизни вершины, как восхождение на Говерлу или Эверест - ведь, понимаю, что и первые вершины у каждого свои.
Меня тоже, как и всех прочих, ожидает моя первая в жизни вершина. И я чувствую, что мое восхождение на нее произойдет очень скоро. Где-то там, за разноцветными смешными зонтиками, мокрыми терракотовыми крышами домов и прозрачной стеной дождя...
х х х
Знаю, все мои суждения еще очень поверхностны. Кое-кому они могут показаться смешными и по-юношески неглубокими. Пусть! Я не боюсь выглядеть смешным. Я взрослею...
Только вчера я приехал из Крыма. Я вернулся домой обновленным, поскольку именно там, на отдыхе, во время моих последних в жизни школьных каникул, под теплыми и ласковыми лучами крымского солнца со мной произошло кое-что, что, я считаю, и стало преодолением мною моей первой ступеньки на пути к гармонии.
Четыре дня назад я впервые был с женщиной. Она намного старше меня. Была у нас вожатой в молодежном лагере. Ей двадцать четыре. Зовут - Инна. Она красивая и умная. Замужняя и имеет маленькую дочку. И я бы ни за что не выказал своего интереса к ней, если бы она сама не проявила инициативу.
В первый же вечер, когда вся наша группа собралась возле костра, она подсела ко мне, долго и бесцеремонно рассматривала, потом наклонилась почти к самому моему уху и спросила:
- Ты знаешь, что похож на Аполлона? - и когда я ничего на это не ответил, засмеялась: - Или ты не знаешь, кто такой Аполлон?
- Кто такой бог Аполлон, я, конечно, знаю, - наверное, в моем голосе была целая пропасть оскорбления из-за того, что она ведет себя со мной, как с маленьким мальчиком. - А вот относительно моей на него похожести - сильно сомневаюсь.
- А ты не сомневайся! - снова засмеялась Инна. - Юноша, человек должен знать, что она красив, и не надо этого стыдиться. Сколько тебе лет?
- Пятнадцать, - честно ответил я, нервно отламывая ветвь с куста, возле которого сидел. Меня бесил этот разговор с откровенными нотками сексуальности со стороны молодой женщины.
- Хм.. А я думала, больше, - и пошла себе дальше.
На протяжении всего следующего дня Инна не проявляла по отношению ко мне никаких знаков внимания. А я уже не мог не смотреть в ее сторону. Мне хотелось дотронуться до ее длинных светлых волос, волной развевавшихся на морском ветру, до обнаженного круглого плеча, которое уже успело немного поджариться на жестоком июльском солнце, заглянуть в глубину огромных светло-серых глаз, которые она все время старалась спрятать под очень темными очками, закрывавшими чуть ли не половину ее лица. Все так, все понятно: наваждение, продиктованное игрой проклятых гормонов! А вот, следует ли сопротивляться этому наваждению?
Наверное, поймав на себе уже чуть ли не сотню таких моих очень и очень откровенных взглядов, Инна, в конце концов, решила познакомиться со мной ближе.
Сначала мы просто много болтали. Оказалось, Инна преподает историю в одной из городских гимназий, и поскольку я тоже очень люблю и довольно неплохо знаю этот предмет, то поговорить нам с ней действительно было о чем. Тем более, что я уже успел побывать и в Афинах, и в Риме, и в Каире - мы ездили туда с Вадимом на встречи с мамой.
И только за два дня до окончания смены, Инна, ничего не говоря, взяла меня за руку и увела за собой в свою палатку.
Была глухая кромешная ночь... Все уже разошлись от костра - кто спать, кто целоваться по кустам.
В палатке было душно и жарко. Разбросанные по матрасу вещи... Большой рюкзак вместо подушки... В отверстие палатки нагло заглядывает круглый месяц - как большой, медный, начищенный до блеска таз.
- Закрой... - попросила Инна, уже снимая с себя майку. Я плотно закрыл палатку, и медный таз остался в другом измерении - светить тем, кто прятался в поцелуях и ласках по кустам и не был в эту волшебную ночь счастливым обладателем отдельной палатки. - Иди ко мне. Ну, быстрее... - прошептала Инна и протянула ко мне руки. - Не бойся. У каждого это бывает впервые. Ведь у тебя сегодня впервые? Да? – Я, молча, кивнул. - Это трогательно и волшебно, - словно уговаривала она меня. - Это - прекрасно! - мне же было просто интересно, что все в этом находят...
- Не знаю, что в таком случае нужно говорить, - вздохнув, сознался я.
- А ты молчи... - она нежно провела кончиками пальцев по моим губам. Не удержавшись, я крепко схватил девичью руку и привлек Инну к себе. Наваждение не оставляло меня. Гормоны исправно делали свое дело. Казалось, что это они руководят моим телом, моими руками, которые дерзко снимали с девушки шорты, словно делали это каждый день, моими губами, которые то шептали какой-то приятный бред, то целовали нежную кожу на ее виске, шее, груди, горячем от желания животе... Я еще не совсем хорошо понимал, что и как надо делать, тем не менее, кажется, мое тело за меня это уже хорошо знало... Нет движения в природе без причины; осознай причину, и тебе уже не нужен опыт...
- Я же говорила тебе, что это - прекрасно... - словно из другого мира долетели ко мне ее слова … уже после....
А по другую сторону палатки звенели цикады, шелестели от прикосновения легкого бриза одежды сурового кипариса, где-то далеко, за горой лаяла собака...
Потом я стоял на коленах перед ней, словно перед богиней. Но молился не к ней, а к той волшебной ночи, которая нас свела и предоставила мне замечательную возможность познать еще одну сторону Вселенной. Все наше познание начинается с ощущений...
Благодаря Инне я открыл для себя женщин...
Вероятно, мне повезло, что именно в это время - своего взросления - я живу под одним крышей с психоаналитиком.
Вернувшись домой, я некоторое время колебался, рассказать ли об этом моем приключении Вадиму. И, в конце концов, решил это сделать. Вероятно, если бы Вадим был моим отцом, я бы смолчал, но Вадим был мне, прежде всего, другом.
Он выслушал меня, не скрывая теплой улыбки, в которой не было ни тени превосходства или снисходительности:
- Понравилось? - спросил он меня, когда я закончил свой сумбурный рассказ.
- Еще не понял окончательно, - я вынужден был это признать.
- Ну, хотелось бы еще? - уточнил Вадим.
- Наверное, да. В тот момент, который обычно называют половым актом, на миг мне показалось, что я уже стал андрогином... крепким, сильным, почти совершенным... а потом это ощущение куда-то исчезло...
Вадим рассмеялся:
- Ты хочешь всего и сразу. Не спеши, дружок. Когда-нибудь, наконец, ты встретишь женщину, возле которой это ощущение не будет никуда исчезать... Конечно, если тебе посчастливится.
Как же я хочу, чтобы мне посчастливилось!
Июнь 2013 года, Киев, Украина
Июнь в этом году отличается жарой и грозами. Уже третью неделю подряд приходится не выключать кондиционер ни днем, ни ночью. В противном случае можно задохнуться. Вечера также не приносят желанной прохлады. Воздух почти не движется. Даже легкий ветерок кажется горячим и колючим. И все-таки вечером уже можно временно покинуть квартиру, чтобы прогуляться по городским улицам.
Каждый вечер мы выходим с Лео на прогулку. Иногда, очень редко, к нам присоединяется София - тогда, когда мы с ней не находимся в ссоре, а противостояние у нас в последнее время, кажется, перманентным. Мы покупаем мороженое в ближайшем супермаркете и медленно бредем куда-то - куда именно, не столь важно.
Цветет липа. Необыкновенно густо цветет. От невероятного количества цвета, за которым не видно даже листвы, склоняются наземь ветви. Почему-то липа цветет именно в июне, а не в июле, как о том говорит календарь... По дороге мы разговариваем, время от времени останавливаясь и с удовольствием вдыхая головокружительный липовый аромат.
Наши мужские разговоры - о старом, как мир: о смысле жизни и о женщинах, о дружбе и любви, о политике, науке и искусстве, о прочитанных и непрочитанных книгах и о липовом цвете, от тяжести которого устало склоняются наземь ветви...
Как психоаналитику мне очень интересно наблюдать постепенное и поэтапное взросление Лео. Наверное, потому, что я совсем не помню, каким образом это происходило со мной, и как когда-то взрослел я сам. Словно я был много лет маленьким, а потом однажды вдруг проснулся сразу взрослым.
Тем не менее, когда Лео рассказал мне о своей первой женщине, я тоже невольно вспомнил свою...
Ее звали Ириной, и она училась в параллельном со мной классе. Мы встречались с ней на протяжении всего выпускного школьного года. Казалось, что наша любовь - навсегда.
Это произошло с нами тоже летом. Уже отгремел выпускной вечер, и мы оба с Ириной погрузились с головой в подготовку к вступительных экзаменам в вузы: я в университет - на психологический, а она - в художественный институт на искусствоведение.
На выходные мои родители уехали на дачу, и я остался в квартире один со своими многочисленными учебниками и старым и ужасно ленивым котом Сандро.
Ирина сама позвонила мне по телефону приблизительно в полдень в субботу и напросилась ко мне в гости, чтобы я мог хотя бы немного отдохнуть перед экзаменом по истории, который я должен был сдавать уже в понедельник.
В ожидании Ирины я отложил учебники и без дела слонялся по квартире. Июльская жара врывалась в открытые настежь окна и лениво растекалась по всей квартире.
Ирина пришла приблизительно в три, хотя обещала прийти раньше. Жара была в самом разгаре, и желтая майка лидера крепко обнимала ее уже окончательно сформировавшуюся и, на мой взгляд, очень аппетитную грудь. Короткие шорты подчеркивали длинные сильные ноги. Волосы был опрятно подобраны в высокий лошадиный хвост - чтобы не было жарко.
- Ух! - сказала она ко мне с порога. - Такая жара! Пока перебежала от своего дома к твоему, уже вся мокрая. Думаю, может напроситься к тебе в душ? И лучше если бы была только холодная вода...
- Так и есть: вода только холодная – горячую выключили неделю назад на профилактику. Хочешь в душ, иди. Обожди только минуту. Я дам тебе полотенце, - и я вынес ей из родительского шкафа большое пушистое полотенце.
Она долго плескалась в холодной воде. Я слышал, как все время журчит душ, хотя, вполне вероятно, Ирина просто любовалась собой - в зеркало под назойливое журчание воды. А я уже не мог не думать о ее мокром обнаженном теле и аппетитной груди, которая была так близко от меня: за тонкой деэспешной дверью ванной комнаты. Она вышла на кухню, где я ее поджидал, завернутая в полотенце. Босые ноги оставляли на полу несимметричные мокрые пятна, которые моментально высыхали от невероятной жары. Вода лишь совсем немного дотронулась до ее волос и блестела отдельными редкими каплями, переливающимися на солнце, словно бриллианты. Я замер от восхищения и нестерпимого желания.
Ирина не очень смело, словно все еще колеблясь, подошла ко мне почти вплотную:
- Ну, так как? Когда-то же нужно начинать... - меня не нужно было долго приглашать и уговаривать.
Потом я долго искал презерватив в родительской спальне - что-что, а по этому поводу отец меня проинструктировал тщательно и заранее. Во время моих поисков Ирина терпеливо ожидала в дверях. Найдя пачку с презервативами в самой глубине ящичка, я очень обрадовался, повернулся к Ирине и глазами поманил ее к себе. Она, теперь уже не колеблясь, медленно отделилась от двери и подошла к кровати, на которой я сидел. На этой родительской кровати все и произошло: неумелые, но до боли страстные объятия, жаркие поцелуи, мокрые от жары и движений тела, которое, в конце концов, слились в единое целое.
После всего случившегося у меня было чувство, будто это не Ева, а я откусил в раю кусочек от сладкого запретного яблока...
Экзамен по истории в понедельник я сдал на «отлично». Мы оба довольно легко поступили в высшие учебные заведения: молодые, умные, красивые! С начала занятий встречались все реже, так как у каждого в институте появилась своя компания. Уже в конце первого курса Ирина вышла замуж за лейтенанта и в скором времени перевелась на заочный, так как должна была переехать в Днепропетровск, куда отправили служить ее мужа. Слышал, что сейчас у них уже трое детей.
После Ирины у меня было много девушек, пока в моей жизни не появилась София. Я был уже на пятом курсе, а она только что поступила. Как выпускник я был в жюри конкурса «Мисс Университет», в котором принимала участие и София. Она тогда заняла в конкурсе лишь третье место, зато в качестве главного приза получила меня: отличника и красавчика, по которому «умирали» все студентки психологического факультета. И не только психологического. Наши отношения развивались молниеносно. А потом вдруг зависли, и до сих пор так и висят... Уже много лет. Я так и не отважился сделать ей предложение, скорее, не понимая, а подсознательно чувствуя, что какой бы София ни была умной и красивой, но все-таки она - не моя женщина.
Надо будет рассказать все это Лео... Пусть подумает.
Иногда мне кажется, что дети нам даны, прежде всего, для того, чтобы мы могли с ними снова и снова переживать наиболее яркие моменты своих собственных детства, юности и молодости, разобраться в прошлом, окончательно переварить его и, в конце концов, идти дальше.
Апрель 2014 года, Лондон, Великобритания
Весна уже полностью вступила в свои права. Почти по-летнему тепло. Расцвели сирень и глициния. На лужайках многочисленных лондонских скверов и парков уже можно сидеть и лежать прямо на траве, и это делают почти все, кто здесь отдыхает.
Нина и Бил проводили этот выходной день с детьми в Сент-Джеймском парке. Здесь сегодня было так же людно, как и во всех других скверах и парках Лондона. Жители города, за долгую зиму соскучившиеся по солнцу, наслаждались его еще доброжелательными лучами, и дыханием легкого ветра, и голубизной неба, и ароматом сирени.
- Надо, наконец, что-то с этим делать, - сказала Нина, когда дети убежали от них кормить лебедей. - Я считаю, что он должен все знать.
- Зачем?! Что это ему даст, кроме «головной боли»?! Пожалей его! Ты же мать! - они говорили между собой тихо, почти шепотом, и, наверное, поэтому все восклицательные знаки в конце совсем коротких предложений казались им самим зловещими.
- Как мать я не могу ему врать. Лучше бы я и дальше об этом ничего не знала! И тогда все бы оставалось на своих местах. Навсегда...
- А ты подумай об этом не как мать, а как ученый, как научный работник... - посоветовал Бил.
- Хорошо. Давай мы еще раз тщательно взвесим все плюсы и минусы...