- Образование, 230.5kb.
- Формы организации обучения в высшей школе. Понятие фоо, классификация фоо в высшей, 241.76kb.
- Петра Георгиевича Щедровицкого в Высшей Школе Экономики 2000 г расшифровка, 1495.19kb.
- Высшей Школы Экономики. Знания студентов проверяются посредством написания контрольного, 188.06kb.
- Яковом Иосифовичем Абрамсоном, учителем математики в школах "Интеллектуал" и "Алеф"., 409.67kb.
- Методика преподавания экономики в высшей школе Код, 19.08kb.
- Семинар «Инновационное образование для инновационной экономики», 38.37kb.
- Игорем Васильевичем Нитом и Павлом Алексеевичем Медведевым Москва • 2011 Настоящий, 710.68kb.
- Научная конференция по проблемам развития экономики и общества, 52.59kb.
- Программа формирует целостный взгляд на решение проблемы безопасности бизнеса, 69.89kb.
1 2 3
Леонид Никитинский сделал доклад в ВШЭ
Новая газета № 20 от 27 Февраля 2009 г.
25 марта с.г. в Высшей школе экономики в рамках семинара под руководством профессора Евгения Ясина горячо обсуждался доклад обозревателя «Новой», кандидата юридических наук Леонида Никитинского «Белые пятна на карте правосудия. Исторический опыт «диктатуры закона», вид снизу».
Альтернативное название доклада, подготовленного автором первоначально для выступления перед международными экспертами - «Ментовское государство как вид», в нем автор анализирует проблемы пассивности российского суда перед произволом «силовых структур» и выдвигает понятие «презумпции правоты мента», подменившего презумпцию невиновности.
Ментовское государство как вид
Неправительственный доклад
Вводные замечания
В России существует две хорошо известные точки зрения на патриотизм. Я считаю себя патриотом России и стараюсь участвовать в ее спасении, хотя теперь уже не уверен в том, что это удастся, по крайней мере, при моей жизни. Я думаю, что патриотизм — это реализм и отказ от мифологизации, но в России такая точка зрения нехарактерна. Я буду говорить о строе, сложившемся в России сегодня, как о строе, по своему экономическому и правовому смыслу близкому к строю татаро-монгольской орды или средневековой Московии. Мне неприятно сообщать это зарубежной аудитории, поэтому я принял меры к тому, чтобы, написав этот доклад для вас, опубликовать его сначала в России — так честнее, иначе это выглядело бы как клевета за спиной. Здесь это вам кажется непринципиально, а в России из-за разных и сильно конфликтующих друг с другом взглядов на патриотизм это очень принципиально. Впрочем, в «Новой газете», где я постоянно работаю, я уже давно начал утверждать, что реальный строй современной России — это диктатура мента. А что это за явление — «мент», — я и собираюсь рассказать (пока просто запомните это слово, точного перевода которому быть, конечно, не может).
Я бы хотел говорить о двух сферах российской действительности, в которых я являюсь практикующим специалистом. Это, с одной стороны, перевернутая пирамида судебных и следственных органов, с другой стороны — средства массовой информации. Я ни в коем случае не политолог, но я немножко философ и писатель, поэтому позволю себе отдельные исторические культурологические обобщения.
Но в первую очередь я все-таки журналист, пишущий в основном о судах и о праве. Привычный для меня способ подачи информации — это истории, из которых затем
2 следуют какие-то выводы. (По образованию я юрист, защитил диссертацию в 1982 году, возненавидел юриспруденцию и в 1989 году перешел в журналистику.) Итак, я буду рассказывать истории, которые я расследовал и описывал в газете, и в этом смысле я лично несу ответственность за все факты, о которых я сообщаю. Эти факты не были опровергнуты в судебном порядке, никто даже не попытался этого сделать, хотя такая возможность у любого из должностных лиц в России имеется.
Курск — картинки
Курск — вполне средний российский город, центр Курской области, одна ночь поездом от Москвы. Я привез слайд, на нем вы видите женщину с двумя детьми и с человеческим черепом. Это Наталья Ефимова (фамилия вам ни о чем не говорит, но я называю ее для подлинности), а череп принадлежит ее погибшему мужу Владимиру. История его такова. 5 июля 2006 года он вышел во двор играть с соседями в домино. Из двора его забрали для какой-то беседы в милицию, скорее всего, по навету соседа — ранее Ефимов был свидетелем по уголовному делу его сына. После этого жена его потеряла и нашла только через день в больнице, где он скончался у нее на руках, не приходя в сознание, но со словами: «Не бейте меня». Наталье Ефимовой, которую вы видите на слайде, объяснили, что муж упал с крыльца милиции в приступе эпилепсии, которой он никогда не страдал, и проломил себе голову, причем кровоподтеки были с разных сторон. Уголовное дело возбудить отказывались, но Ефимова все же добилась эксгумации. Тогда ей вручили для экспертизы череп мужа: с этим черепом под мышкой и с двумя детьми ее даже показывали по Первому каналу российского телевидения в программе «Человек и закон».
Насколько я знаю, эта история так и не закончилась привлечением кого-либо к какой-либо ответственности, потому что контролем за деятельностью милиции ведают те же самые менты. Я этой историей специально не занимался, а узнал ее в целом пакете аналогичных, сейчас расскажу как. Однажды в окрестностях города Курска менты избили на дискотеке одного парня. Вообще-то это история достаточно обычная (я об этом еще скажу ниже), но отец этого парня, который был доставлен в больницу с сотрясением мозга, а затем, как обычно в таких случаях, сам же и обвинен в нападении на милиционера (было возбуждено уголовное дело против него), оказался крупным областным олигархом — владельцем сети супермаркетов в Курске и других городах средней России. Он решил объявить ментам войну, разместил в собственной газете, довольно тиражной в Курске, объявление: «Кого обидели менты в Курском районе Курской области — приходите». Результат превзошел ожидания. Народ пошел, истории посыпались одна другой страшнее: избиения, убийства, грабеж, пытки и изнасилования в милиции. Чаще всего эти истории до суда не доходили (как в случае с Ефимовым), но были и с приговорами.
Курский олигарх (его фамилия Грешилов) привлек к своей справедливой войне с ментами «Новую газету», а так как его возможности были велики, он сумел достать материал, который мы перепроверили и опубликовали, — о незаконных махинациях начальника областного управления внутренних дел с недвижимостью. Все кончилось тем, что начальник УВД остался на месте, а олигарху пришлось из Курска перевести свой головной офис в другой город по соседству — это к вопросу о действенности в России выступлений прессы, к которому мы еще вернемся.
География проблемы
Несколько раз мне пришлось участвовать в жюри журналистских конкурсов, в том числе организуемых, пока у него еще были на это деньги, фондом «Открытая Россия», который учредил Ходорковский незадолго до того, как его посадили в тюрьму. Из разных регионов, где еще продолжают работать честные и независимые журналисты (кстати, это чаще всего женщины — видимо, они меньше боятся и ближе к сердцу принимают ситуацию), на конкурс были присланы материалы, свидетельствующие о повсеместном «ментовском беспределе» (на обоих терминах я более подробно, ибо они того заслуживают, остановлюсь ниже). Из Иркутска прислали ставшую потом известной во всем мире историю о том, как трое школьников повесились после беседы с ними в милиции только из-за страха. Очень типичными были два вида таких историй: 1) «Дискотека» и 2) «Нашелся настоящий». Первый вид историй, присланных из разных мест, но как под копирку, — избиение ОМОНом (специальные силовые части ментов) молодежи на дискотеках, чаще всего без видимых причин. Наибольшую известность получила история в башкирском Благовещенске, позже еще в молодежном лагере в Сочи, но это случаи не единственные. Второй вид историй — о том, как после ареста, а иногда и долгого лишения свободы признавшегося под пытками якобы преступника (в одном случае речь могла идти об убийстве, а в другом — помнится — о краже коровы) находился, чаще всего в связи с раскрытием другого преступления, настоящий преступник, и тогда первого отпускали (а если не находился случайно, то и не отпускали, люди продолжают сидеть, и их истории вряд ли попадут в прессу).
Картина, составленная на основе таких журналистских рассказов, а я имею в виду только опубликованные и тщательно проверенные истории, фрагментарна (не во всех регионах остались такие журналисты, и тем более готовые печатать это СМИ) и довольно пестра. Но я настаиваю на том, что именно она и есть реальность того строя, при котором живет не правительство России, а средний гражданин России и даже (а может быть, и в большей степени) богатый бизнесмен. Этот политический, правовой и экономический строй называется «диктатура мента».
Благодаря Грешилову из Курска (а такой Грешилов есть не везде), мы взяли там лишь случайную пробу грунта. На самом деле, такая же картина будет везде, но с разной степенью «зараженности» в количественном и качественном смысле. Вообще надо сказать, что сегодня, переезжая из региона в регион, даже соседний, ты каждый раз попадаешь как бы в другое государство, где действует разный политический режим. В первую очередь этот режим описывается жестокостью здешних ментов. Это складывается как-то исторически и зависит, видимо, в первую очередь от случайных личностных факторов, от личности губернатора в первую очередь. Предполагаю, что влияет и то, как в этом регионе действует суд, хотя последняя закономерность прямо
не прослеживается — все суды везде подмяты презумпцией правоты мента (ППМ), о чем я буду говорить специально, и один из худших регионов в этом смысле — Москва. Но все же можно составить некую карту ментовского беспредела — например, Уфа — это просто средневековье, а соседняя Казань, где живут родственные башкирам татары, резко отличается как раз тем, что здесь благодаря активности правозащитных организаций суды довольно часто привлекают ментов к ответственности. В этом смысле очень эффективно действует Нижегородский комитет против пыток — правозащитная организация, которая выиграла уже несколько дел, связанных с пытками в Нижнем Новгороде и в других городах России, в Европейском суде по правам человека в Страсбурге. За это активистам этой правозащитной организации и достается от ментов, их все время обвиняют чуть ли не в измене родине (что вообще характерно для неправительственных организаций в России). Приятно поразил меня Томск, где единичная история убийства бизнесмена в милиции всерьез всколыхнула город, тогда как в соседнем Омске она, скорее всего, прошла бы незамеченной: здесь к этому привыкли. Омск, куда мы вскоре с вами отправимся, характерен тем, что «ментовской беспредел» здесь выстроен в четкую иерархию, а не так стихиен, как в большинстве других регионов, но от этого не менее, а более жесток.
Разумеется, эта картина сильно отличается от того, что показывает телевидение (оно, впрочем, в России уже не показывает ничего, кроме политического официоза или каких-то случайных, ничего не характеризующих сюжетов в новостях, а также самых пошлых развлекательных передач). Судебная статистика и показатели работы так называемых правоохранительных органов (МВД) так же далеки от этой реальной картины, как официальные законы далеки от теневых «понятий» — об этом я еще буду говорить, это просто разные вещи. Более сложные специальные исследования, в том числе и по открытым данным, конечно, подтвердили бы эту картину. Если бы я был ученым, я бы покопался и подкрепил свое видение этого строя цифрами. Но я потому и перестал быть ученым, а стал журналистом, что ненавижу лазить по справочникам за цифрами и цитатами, а рассказываю все прямо из головы, в которой
есть много того, что называется личным опытом. Но все же я вспомню сейчас теорию права, которую любил, когда был кандидатом юридических наук.
Концептуальные подходы
и неадекватность формального права
Прежде всего надо задать концепцию или парадигму, в которой я буду делиться своими мыслями, и я снова сделаю это по-журналистски, на примере. Однажды в «лихие девяностые» (вот одно из понятий, которое нам предстоит рассмотреть ближе) один преступный авторитет (понятие — !) попросил меня прочесть рукопись его книги-автобиографии. В ней тщательно, хотя и однообразно, описывалось, как, с кем, в каких тюрьмах и камерах он сидел и что там происходило. Главный вывод из этого жизненного опыта состоял в том, что в камере наиболее авторитетным (этот авторитет распространяется затем и в соответствующем — и очень большом и влиятельном — сообществе на воле) становится не самый жестокий и даже не самый сильный или умный. Решающим качеством «авторитета» становится умение улаживать конфликты по понятиям, то есть по обычному праву, которое все время складывается в тюрьме (и распространяется затем на волю). По мере этого увлекательного чтения мне все время казалось, что где-то что-то похожее я уже читал. Наконец, я понял, что это напоминает мне Томаса Гоббса: появление власти, и в первую очередь суда, в виде альтернативы «войне всех против всех» (в соответствующих понятиях по-русски это теперь называется «беспредел» — важный термин, я его потом интерпретирую).
То, что уже при втором сроке президента Путина его пропагандисты стали называть «лихими девяностыми», противопоставляя их путинской «стабильности», можно охарактеризовать как такое состояние российского общества (прежде всего его активной и связанной с бизнесом части), в котором «война всех против всех» постепенно вступала в фазу создания «понятий», близких по их общепринятости к обычному праву, и выдвижения «авторитетов» из тех, кто лучше других умел их трактовать. И если рассматривать общество в динамике, то эти фигуры в обществе,
чаще связанные с преступным миром не прямо, а как-то опосредованно (постольку, поскольку этот мир и общество в России очень тесно связаны друг с другом и с бизнесом), не так уж однозначно одиозны, у них есть и положительная роль. Среди «авторитетов», например, неизменно указывают на певца Иосифа Кобзона (по этой причине ему, вероятно, и было отказано во въезде в США) или скульптора Зураба Церетели, немало «авторитетов» и в органах государственной власти.
Напомню, что эти тезисы, наверное, достаточно рискованные в США, где еще жива и актуальна память о чикагской мафии, я выдвигаю в парадигме Гоббса: война всех против всех получает альтернативу в виде «понятий» и своеобразного «суда по понятиям», что все же лучше. Но одновременно реально существует и воплощается в нормы закона и другая, западная парадигма права, создаваемого законодателем, то есть государством. Возникают две системы норм, иногда совпадающие, а чаще все же конфликтующие друг с другом. Это раздвоение для России вообще традиционно, именно оно лежит в основе споров западников и славянофилов, которые продолжались весь XIX век, возобновились после перестройки, хотя теперь в иных терминах и, к сожалению, в иных, менее дружественных и цивилизованных формах.
Важно понимать, если мы хотим не просто прочитать книжку про судоустройство Российской Федерации, а ориентироваться в ее реалиях, что эти две нормативные системы и поддерживающие их структуры действуют (в классической форме действовали в «лихие девяностые», пока не появился «фактор мента») параллельно и равновелико. Иногда решения двух систем совпадают, иногда нет. В последнем случае проблема решается чаще «по понятиям», а под найденное таким образом решение подводится, если надо, и соответствующее решение «по закону».
В России принимается западного образца конституция и западного образца законы — в соответствии со сложившейся со времен Петра традицией, но часто под влиянием лоббирования частных интересов тех группировок, которые сами живут не по законам, а «по понятиям». В России как бы (важнейшее в современном российском
лексиконе, едва ли переводимое «как бы»!) действуют суды, применяющие эти законы, и в большинстве случаев, когда в дело не вмешиваются коррупционные или коррупционно-политические факторы, суды даже адекватно применяют эти законы. Но как только такой фактор появляется, то решение диктуется не формальными законами, а именно им, а законы затем под него лишь подводятся, суд «придает законную форму» решению, которое, на самом деле, принято «по понятиям».
Сейчас вы все уже вспоминаете хрестоматийное и всем вам известное «дело ЮКОСа», но я обращаю ваше внимание на то, что методологически нам о нем говорить пока рано. Пока еще в нашей картине не появились «менты». Речь идет о двух системах, сложившихся в период «лихих девяностых» до появления Путина и «ментов» в том виде, который я здесь все время придаю этому слову. Эти системы и сейчас продолжают действовать, но уже несколько иначе, мы к этому переходим.
«Ментовской беспредел». Омская история как иллюстрация
В этом важнейшем и необходимом понятии оба термина «мент» и «беспредел» происходят из так называемого блатного языка. Подчеркну для тех, кто знает русский и пытается сейчас угадать значение этих терминов, что «мент» далеко не тождествен милиционеру, а «беспредел» — беззаконию. Я уже говорил о связи российской действительности с уголовным или полууголовным миром, она гораздо глубже даже на ментальном уровне, чем принято думать на основании официальных текстов. Не случайно даже Путин сознательно и удачно завоевывал популярность употреблением именно таких жаргонизмов («мочить в сортире»), так же продолжает и Медведев, которому это не идет («Перестаньте кошмарить бизнес»).
Проникновение так называемых блатных жаргонизмов в общеупотребительный язык не случайно, иногда оно необходимо, когда здесь находятся такие понятия, которым в официальном языке просто нет полноценной замены. Я, например, горжусь тем, что слово «беспредел», чрезвычайно востребованное даже в политической лексике, ввел в
оборот я. Это было в 1988 году, когда я писал очерк о бунте в колонии под Ригой. Слово «беспредел», которое я впервые услышал от заключенных, выражает ту меру несправедливости, которая одновременно превосходит и официальный закон, и блатные «понятия». Оказалось, что у этого важного термина нет аналогов, а в российской действительности, которая складывалась и складывается на грани закона и «понятий», такой термин совершенно необходим — он и закрепился. (Интересно, что в заголовок очерка в журнале «Огонек» в 1988 году его вынес в то время редактор отдела Валентин Юмашев, впоследствии ставший помощником и зятем Ельцина, его роль в выборе Путина в качестве преемника Ельцина тоже была, вероятно, очень велика. Но это к слову).
Теперь, чтобы перейти к понятию «мент», чередуя теоретические рассуждения с примерами, я расскажу вам об истории, которой я занимался и материал о которой опубликовал в газете непосредственно перед поездкой сюда. Место действия — крупный рынок в городе Омске, здесь есть около сотни уличных ларьков, торгующих всем, от колбасы до радиоприемников, за ними стоит трехэтажное торговое здание, где идет та же самая, но более цивилизованная торговля. Рынок в российском городе — очень показательное место как в смысле процессов создания обычного права, о чем я говорил выше, так и в смысле появления здесь ментов.
Владелец и директор этого рынка — Владимир Ширшов, ему около 60, по первой профессии он учитель физкультуры. Интересно, что еще при советской власти он занимался под видом хобби бизнесом и сделал деньги на корме для аквариумных рыбок (мотыле — это червячки, из которых потом вылупляются комары), наладив поставку этого мотыля по рынкам всего СССР и даже в Польшу. Торговал он и на рынках в Омске. Когда началась перестройка и бизнес в СССР начал развиваться в первую очередь как торговля, Ширшов стал выдвигаться в лидеры. С одной стороны, он сплотил вокруг себя спортсменов благодаря основной профессии и с ними противостоял рэкетирам (характерна история «спортивных» группировок — не столько преступных в собственном смысле слова, сколько живущих «по понятиям»).
В то же время он представлял складывающийся строй мелких коммерсантов в отношениях с местными органами власти — доставал какие-то разрешения, организовал новый рынок и так далее. С этой целью он примкнул к партии «Союз правых сил», что вполне логично, несколько раз баллотировался в городской совет и даже в Государственную думу, но при том, как устроена российская избирательная система (это отдельная тема, я надеюсь, что слушателям она в общих чертах известна), шансов у него не было.
В настоящее время Ширшов обвиняется в том, что 27 февраля прошлого года у въезда на свою ярмарку он наехал (бампером) на сотрудника ГАИ (автоинспекции), который пытался преградить ему дорогу, и повредил ему колено. В уголовном деле есть масса несуразностей на уровне анекдотов, но я боюсь, что большинство из них пришлось бы здесь слишком долго объяснять. Ну хотя бы бампер машины, на которой будто бы ехал Ширшов, приходится выше колена. Главное другое — в этот день он проводил встречи с избирателями на другом конце города, его алиби подтверждают 40 человек, в том числе 30 случайных жителей, с которыми он ранее не был знаком. По всей видимости, дело против Ширшова было возбуждено 27 апреля именно для того, чтобы снять его с выборов 2 марта. То, что менты не взяли в расчет его встречи с избирателями, график которых был составлен заранее, тоже характерно: они теряют квалификацию из-за своей безраздельной власти и из-за фактического отсутствия контроля со стороны суда.
Тут мы подошли к очень важному моменту: к очень слабой роли в России суда, по крайней мере по уголовным делам. Задержимся на этом. В сегодняшних США дело Ширшова не просто было бы однозначно решено судом присяжных в пользу обвиняемого, но оно, как раз в силу этого, просто не могло бы возникнуть. Дело с такими доказательствами может быть возбуждено только в расчете на отсутствие суда, на то, что в России не суд стоит на вершине пирамиды правоприменительных (репрессивных для уголовных дел) органов, а, напротив, на ее вершине стоит мент. Проблема в том, что в сегодняшней России нет презумпции невиновности, вместо
нее сложилась ППМ: презумпция правоты мента (это термин, который я только что ввел в своем материале из Омска, он очень важен). Один свидетель в погонах в глазах любого судьи перевешивает 10 свидетелей без погон, те доказательства, которые представляет обвинение, всегда считаются убедительными (хотя в таких условиях часто фальсифицируются), и напротив, доказательства, о которых говорит защита, просто игнорируются судьями. Это не на уровне закона (презумпция невиновности даже закреплена в Конституции), но на уровне сформированного таким образом еще с советских времен сознания судей. В том, что касается массы уголовных дел, суды вовсе не подкуплены — это было бы слишком просто, но судьи сами себя подчинили ППМ, и вся судебная система настроена таким образом, что она карает и исторгает из себя тех судей, которые решаются от этого отступить (механизмы влияния на судей я могу пояснить отдельно, это несколько иная тема).
Вернемся к истории Ширшова. Итак, дело было возбуждено 28 февраля 2008 года по событию, якобы имевшему место 27 февраля, но Ширшов узнал об этом 21 марта, когда на рынке прошел массированный обыск, первый раз его допросили 25 марта, очную ставку с пострадавшим устроили 27 марта. Что такое обыск на рынке в исполнении ментов? Это значит, что ищут неизвестно что, переворачивают все, в больницу попала адвокат, которая пыталась перечить ментам, и несколько случайных покупателей. Уносят всегда компьютеры, парализуя работу, иногда в них находят пиратский (нелицензированный) софт — это основание для возбуждения уголовного дела уже по статье о защите авторских прав, приговор значения не имеет. После обыска и допроса Ширшову стало плохо, его увезли в одну больницу, за ним поехали менты (это уже следователь, а не рядовые, проводившие обыск), запугали врачей, те отправили в другую больницу, так Ширшов путешествовал по больницам Омска, пока у него не случился инсульт и не отнялись ноги. Затем он, уже признанный глубоким инвалидом (в августе) был объявлен следователем в розыск (в сентябре), хотя было прекрасно известно, где он находится (дома или у сестры в Омске под подпиской о невыезде). На основании этого решения о розыске (даже без санкции суда) 15 октября весь рынок вместе с двумя сотнями покупателей и продавцов был на 9 часов оцеплен силами милиции до 300 человек (посмотрите на эту фотографию: напомню, что ищут больного, якобы поцарапавшего коленную чашечку сотруднику ГАИ, который сам теперь может передвигаться только в инвалидной коляске). Среди продавцов и случайных покупателей были избитые, их увозила «скорая». Когда Ширшова нашли, его отвезли в изолятор, оттуда третья «скорая» после отказа врачей (а они сами запуганы ментами) оказать медицинскую помощь на месте Ширшова все же отвезла в больницу, где ему поставили диагноз: «кома». В больницу приехал следователь, который пытался предъявить ему обвинение и составлял протокол, что Ширшов (в коме) отказывается от подписи. Медсестра сумела тайком записать на мобильный телефон вот эту сцену: мы опубликовали в газете в виде иллюстрации фотографию, где видно, как почти мертвый человек в больнице прикован к койке наручниками. Возникает вопрос: зачем это? Они ловят бен Ладена?
Чтобы закончить эту историю, скажу, что дело Ширшова не прекращено, но приостановлено по состоянию его здоровья. Его до некоторой степени спасли слова президента Медведева, который призвал «перестать кошмарить бизнес» (но слова президента — ничто для неуправляемых ментов, здесь путинская «вертикаль» — совершенный миф), а в большей степени то, что Ширшов при расколе «Союза правых сил» вступил в «Правое дело» — партию в значительной мере фиктивную, но подружившуюся с Кремлем, откуда, видимо, кто-то позвонил в Омск.
n