Российского языка

Вид материалаДокументы

Содержание


Ежели речет нога, яко несмь от тела, поелику несмь рука: еда сего ради несть от тела? Аще все тело око, где слух, где ухание?
Не сохраниша завета Божия, и в законе Его не восхотеша ходити
Рассуждение о старом и новом слоге Российского языка
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   18

Утварь. Всякого рода приборы, наря{332}ды и украшения: такожде и кони сущия во утвари (то есть в убранстве) постави пред ним (Патер. лист 75). – Повеле же и жене украсити себе во утварь всяку на прельщение блаженнаго (там же). – И да не прельстятся умы, видяще идолы златы и сребряны, и сущую окрест их утварь: en voyant les images d’or et d’argent, et leurs ornemens (Маккав. книга 2, гл. 2, 2). Отсюда происходит глагол утварять то есть украшать: И се тако творяху среде дому моего, и посылаху к мужем грядущим издалеча, к ним же послов посылаху, и егда приходити им, абие умывалася еси, и утваряла еси очи твои (tu as fardé ton visage, Франц. und schminktest deine [248]augen, Нем.), и украшалася утварию, и седела еси на одре постланне (Иезек. глава 23, 40).


Ухание, то же что обоняние: Ежели речет нога, яко несмь от тела, поелику несмь рука: еда сего ради несть от тела? Аще все тело око, где слух, где ухание? (Послан. к Коринф. глава 14). Отсюда происходят слова благоухание, сладкоухание: Радуйся сладкоуханный крине (Акафист Пресвятой Богородице).{333}


Ходить, значит иногда делать что-либо по своей воле, поступать: Не сохраниша завета Божия, и в законе Его не восхотеша ходити, то есть, не хотели по закону Его поступать (Псал. 77). – Аще бо всем спасение предложено, не смотря на различие чинов, то что иное остается, разве да всяк по званию своему ходит: то есть по долгу звания своего поступает (Феоф. в слове говоренном в день Александра Невского). – Храняй завет и милость рабу твоему, ходящему пред Тобою всем сердцем своим (Книга царств, глава 8). – Аще в повелениих Моих ходите, и заповеди Моя сохраните, и сотворите я: и дам дождь вам во время свое, и земля даст плоды своя: и дам мир в земли вашей, и поженете враги ваша, и призрю на вас и благословлю вас, и не возгнушается душа Моя вами: и похожду в вас (то есть: и [249]буду с вами или между вами: et je marcherai au mileu de vous) и буду вам Бог, и будете ми людие, глаголет Господь (Левит. глава 26). – Возсия бо солнце со зноем, и изсуши траву, и цвет ея отпаде, и бла{334}голепие лица ея погибе: сице и богатый в хождении своем (то есть в делах, в намерениях своих: dans ses entreprises) увянет (Послание Иаковле, глава 1). Отсюда происходит сложное имя правоходящий, то есть справедливость любящий (l’homme droit). Жертвы нечестивых мерзость Господеви, обеты же правоходящих приятны Ему (Притч. Соломон. глава 15).


— — —


Краткий сей опыт Словаря, как и выше уже сказано, есть весьма недостаточная малоупотребительных слов и речей выписка, сделанная для одного токмо примера; ибо составление такового Словаря требует великих и долговременных трудов, не одного человека, но целого общества. Во-первых надлежит употребить несколько лет на прочтение со вниманием всех, или по крайней мере многих Славенских книг, дабы выписать из них все те места, которые весь знаменования круг каждого ныне малоупотребительного слова достаточно определить могут. {335}Во-вторых, показать все примеры сильных и богатых [250]речей и выражений, коих мы ныне в новейших наших сочинениях совсем не находим, или находим весьма редко, и потому от часу более отвыкаем от оных. В-третьих, надлежит воспользоваться теми из них, кои в общенародный язык, без нарушения чистоты слога оного, приняты быть могут1. Все сии, требующие великого упражнения, искусства в языке и размышления, трудности, а притом и малые способности мои, не позволили сделать мне лучшего и пространнейшего Словарю сему опыта; однако ж, невзирая на великий недостаток оного, в сем, так сказать, {336}малейшем образчике, можно довольно усмотреть, сколь много есть таких слов, которых круг знаменования или стеснен, или забыт, или совсем неизвестен. От иного слова остались ветви, но погиб корень; от другого корень остался цел, но посохли многие ветви. Может ли вникание во все оное, может ли красноречие, какое находим мы в Священных Писаниях, быть бесполезно для того, кто [251]в Российской словесности подвизаться желает? Должны ли мы слушать простого, ни на каких доказательствах не основанного мнения тех, которые по привязанности к иностранным языкам, и по незнанию своего собственного, противно сему думают? Вникнем, вникнем поглубже в красоту Славенского языка, и тогда мы увидим, что он во втором-надесять веке уже столько процветал, сколько Французский язык стал процветать во времена Людовика XIV, то есть в седьмом-надесять веке. По красоте, с какою {337}предки наши переводили славных Греческих проповедников, и по высоте слов и мыслей, каковыми повсюду в переводах своих гремят они и блистают, достоверно заключить можно, колико уже и тогда был учен, глубокомыслен народ Славенский. Мы знанием и красноречием их не умели достаточно воспользоваться, не умели в подвиге словесности, заимствуя от них, идти достойно по стопам их, потому, что когда сообщением своим сблизились с чужестранными народами, а особливо Французами, тогда вместо занятия от них единых токмо полезных наук и художеств, стали перенимать мелочные их обычаи, наружные виды, телесные украшения, и час от часу более делаться совер[252]шенными их обезьянами. Все то, что собственное наше, стало становиться в глазах наших худо и презренно. Они учат нас всему: как одеваться, как ходить, как стоять, как петь, как говорить, как кланяться, и даже как сморкать и кашлять. Мы без знания {338}языка их почитаем себя невеждами и дураками. Пишем друг к другу по-Французски. Благородные девицы наши стыдятся спеть Русскую песню. Мы кликнули клич, кто из Французов, какого бы роду, звания и состояния он ни был, хочет за дорогую плату, сопряженную с великим уважением и доверенностию, принять на себя попечение о воспитании наших детей? Явились их престрашные толпы; стали нас брить, стричь, чесать. Научили нас удивляться всему тому, что они делают; презирать благочестивые нравы предков наших, и насмехаться над всеми их мнениями и делами1. Одним {339}словом, они запрягли [253]нас в колесницу, сели на оную торжественно и управляют нами – а мы их возим с гордостию, и те у нас в посмеянии, которые не спешат отличать себя честию возить их! Не могли они истребить в нас свойственного нам духа храбрости; но и тот не защищает нас от них: мы учителей своих побеждаем оружием; а они победителей своих побеждают комеди{340}ями, романами, пудрою, гребенками. От сего-то между прочими вещами родилось в нас и презрение к Сла[254]венскому языку; сие-то есть причиною, что мы в нынешних сочинениях наших находим таковые и подобные сим о книгах толкования: “Слог нашего Переводчика можно назвать изрядным; он не надут Славянщизною, и довольно чист”. Если бы сочинитель сказал: Славенские выражения могут иног{341}да быть не у места, когда оные без разбора употребляемы будут, тогда бы всякий с ним согласился; но он, рассуждая о слоге, говорит: не надут Славянщизною. Что иное значит слово сие, как не презрение ко всему Славенскому языку? Если бы кто, говоря о почтенном старике, назвал его старичищем, или говоря о России, назвал ее Россиишкою, то не показал ли бы он к ним презрения своего? Впрочем излишне сие доказывать: большая часть нынешних писателей наших и словами и слогом своим, сообразным их мнению, стараются всех уверять, что древний наш Славенский язык никуда не годен. Возможно ли не сожалеть о таковом их заблуждении? Оное совращает нас с истинного пути, и ведет по весьма кривой дороге. Простите мне, милостивые государи мои! Я отнюдь не имею ни малейшего желания досаждать вам, но больно и несносно Русскому слышать, когда вы явными словами и слогом писания своего [255]уверяете, что милая чуже{342}язычщина ваша должна лучше, чем постылая Славянщизна, развивать ум, выходящий на сцену авторства для играния интересной роли. Воля ваша, гневайтесь на меня, как хотите; но не поверю я этому, не поверю никогда. Пригожие цветки, являющиеся иногда в сочинениях ваших не препятствуют видеть мне растущую везде между ими крапиву. Я когда читаю вас и нахожу промежутками такие места, где вы природным языком своим говорите, {без излишних умствований, без глубокой Философии,} без всяких обезображивающих слог ваш новоизобретений [и несвойственных нам подражаний], там всегда с сожалением {роняю я капли полторы слез и} думаю: Боже мой! для чего сии люди привязались к чужеязычию? для чего не вникают они в красоту собственного языка своего? они бы вместо развращения молодых писателей, научили их писать. Иногда, прочитав с приятностию какое-нибудь место, прихожу я в некоторое сомнение, колеблюсь в прежних моих заключениях и размышляю сам в се{343}бе: может быть я строго сужу. Прочитаем снова со вниманием. Начну читать и всякая приятность моя разрушается десятью встречающимися неприятностями: там везде наткнусь я на иностранное слово: везде вместо явления нахожу сцену; вместо действия, акт; вме[256]сто уныния или задумчивости меланхолию; вместо баснословия, мифологию; вместо веры, религию; вместо стихотворческих описаний, дескриптивную или описывательную поэзию; вместо согласия частей, гармоническое целое; вместо предместия, форштадт; вместо разбойников, бандитов; вместо возницы или извозчика, фурмана; вместо осмотра, визитацию; вместо досмотрщика, визитатора; вместо соборной церкви, катедральную; вместо рассматривания книг, рецензию; вместо добледушия, героизм и проч. Фу пропасть! думаю, на что такою расточительною рукою и без всякой нужды сыплют они в язык наш столько иностранных слов? Стану читать далее и вижу, что набив голову свою девятью {344}долями чужеземной и одною долею своей словесности, и перемешав это вместе, часто бывают они и тогда непонятны, когда кажется говорят собственным языком своим. Читаю Русские слова и не понимаю их: главное действие (в драме) возмутительно, но не менее того естественно. Что значит здесь: возмутительно? – Год траура был для меня возрастом. Что значит здесь: возраст? – Инде, чтоб разуметь Русское слово, должно мне приводить себе на память Французский язык. Как можно положить себе в голову, что когда Французы [257]жен своих называют: ma moitié, то и мы своих можем называть: моя половина? Где Французы скажут: objet, goût, tableau, там и у нас должно говорить: предмет, вкус, картина, нимало не рассуждая о том, хорошо ли и свойственно ли то нашему языку, или нет? – Может ли это служить нам оправданием, когда мы наполняя сочинения свои {непонятною гнилью, кричим важно и спесиво: это язык Лафатера, {345}Канта, Оссиана, Стерна?} [несвойственными нам выражениями, ссылаемся на то, что так сказано у Канта, Оссиана, Лафатера, Стерна, и проч. Это их язык.] Да чей бы он ни был, надобно, чтоб он был вразумителен и ясен; а без того {и Лафатер будет для меня враль} [имя сочинителя не оправдает переводчика]. Ежели бы Оссиан, {описывая Царя, сказал: он подымает красное око свое; я бы перестал его читать. Ежели бы он, говоря о долине или поле, возгласил: там мох шептался с ветром и лисица выглядывала из окон; я бы захохотал во все горло. Ежели бы он,} изображая красавицу, написал: она пришла на берег, и в слезах обращала красное око свое; я бы подумал: какая ж это красавица, когда у ней один глаз, и тот красный, следовательно больной? Часто Оссианы в переводах {нимало не похожи бывают на Оссианов} [далеки бывают от подлинников]. Часто Шекспиры и Метастазии на нашем языке {так врут, как нельзя больше} [весьма на себя не похожи]. Часто прекрасные мысли их, переведенные из слова в слово, не токмо теряют всю свою красоту, но и совсем невразумительны бывают. Итак надобно прежде за свой язык взяться, своему языку хорошенько на{346}учиться, вникнуть в него, почувствовать всю его красоту, обогатить[258]ся знанием слов, и потом уже говорить нам о Шекспирах и Метастазиях. Когда я читаю Оссиана, или кого другого, по-Русски, то хочу, чтоб он на моем языке был умен, а не на своем. Мне мало пользы, что мысль его на его языке хороша, когда на моем она {вранье} [худа]. Сами ли Оссианы, Стерны, {Лафатеры} [и проч.] {бредят} [говорят непонятно], или переводчики {их заставляют их бредить} [делают их таковыми], я сего не разбираю; но когда читая их нахожу: юноши от племени отечественных рек его, с истолкованием, что это на языке Оссиановом значит: единоземцы; тогда, не изыскивая кто прав, кто виноват, имею всякое право сказать, что речь эта {есть вздорная и непонятная} [не годится], Оссианова ли она, или того, кто выдает мне оную за его язык[: ибо реки не могут иметь племени]. Когда я читая далее нахожу: битвы юности, траву стен, облако запада (сие можно сказать токмо о важных вещах, как например: врата востока, сын отечества, дщерь неба; но не смешно ли го{347}ворить: дерево леса, рыба реки, куст поля, и тому подобное)? – Когда нахожу: гордую чувствительность, кудри старости (к чувствительности столько же нейдет прилагательное гордая, сколько кудри не пристали старости, или седина молодости). – Когда нахожу: речами мира соблюсти жизнь воина, и другие многие подобные сим выра[259]жения, то хотя бы все мне кричали: верь во имя Оссиана, Лафатера, Стерна, Бонета, Вольтера, и всех ученых мужей, что это весьма хорошо, весьма прекрасно! Я стою в том, что это очень худо*. Когда я [260]почти на каждой странице нахожу сей или подобный сему слог: избрать невесту в предмет своих желаний. – Она бывает [261]внимательна. – Она бывает играема. – {Поэт сопровождает мораль свою пленительными образами. – Мы друг с другом гармонируем более, нежели с офицерами. – Филосов не Поэт пишет моральные диссертации (иной прочитает: Филосов не поет, а пишет маральные диссертации). – Сообщить свои нравоучения в {348}привлекательной мифологической одежде. – Эльба река кроткая и величественная журчит на правой стороне (о ручье мы говорим: звучащий ручей; а о большой реке: Эльба журчит!). – Автор пишет в Шекспировом духе. – В новых его пиесах надобно удивляться круглости, чистоте и гармонии (как не удивляться круглости и гармонии!). – Много вероятности, но мало уверения (здесь слову уверение приказано значить: достоверность). – Я обтер на крыльце последнюю сладкую слезу (это очень сладко, даже до приторности). – Впивать в себя воздух. – Пастушки доят коров и вдыхают в себя пар молока. – Я сел обедать один, растворя окна в сад, оттуда в мой суп лились ароматические испарения сочной зелени и проч. – Да! таковой инде невразумительный, инде полу-Русский, инде чересчур переслащенный слог, не может мне быть приятен. Наконец, когда я нахожу подобный сему} [– Сопровождать мораль свою пленительными образами.Сообщать нравоучения в Мифоло[262]гической одежде.Сочинять моральные диссертации.Гармонировать друг с другом.Писать в Шекспировом духе, и пр. и пр. – [263]То сличая слог сей, наполненный подобными выражениями, с старинным нашим слогом, каким писаны, например, сочи[264]нения Феофана Прокоповича, Димитрия Ростовского, и проч., хотя и нахожу его новым, но не могу прельщаться сею новостию, [265]основанною на совершенном отдалении от своего языка, и на точном подражании чужому, то есть Французскому языку. Сие по[266]дражание, отклоняющее нас от свойств языка своего, от вникания в силу слов, и сие желание отличиться новостию выра[267]жений, часто невольным образом вовлекает нас в темноту и невразумительность. Примером сему может служить [268]следующий]перевод: “Мудрый отличается от слабоумного только средствами самочувствования. Чем простее, вездесущнее, [269]всенасладительнее, по{349}стояннее и благодетельнее есть средство или предмет, в котором или через который мы сильнее су[270]ществуем, тем существеннее мы сами, тем вреднее и радостнее бытие наше – тем мы мудрее, свободнее, любящее, лю[271]бимее, живущее, оживляющее, блаженнее, человечнее, Божественнее, с целию бытия нашего сообразнее”. – То могу ли я с усла[272]ждением читать то, чего не разумею, и не верю, чтоб другой кто разуметь мог? Я не знаю Лафатер ли взлетел выше пре[273]делов моего ума, или Переводчик его туда поднял, но дело в том, что я из них ни того ни другого не понимаю. Положим, [274]что я по тупости моего ума (хотя уже лет десятка три и побольше упражняюсь в науках) не могу понимать высоких [275]мыслей; но я не разумею слов, то как же требовать от меня, чтоб я разумел мысль, которая без слов существовать [276]не может? Например: что значит вездесый или вездесущий? Тот, который везде и повсюду пребывает. Я не могу никого [277]вообразить себе тако{350}вым, кроме Бога. Что ж такое: вездесущий предмет или средство? И как вездесущий может быть вез[278]десущнее? Что такое: простой, всенасладительный, благодетельный, постоянный предмет? Каким образом пойму и разберу я [279]все сии прилагательные имена? Что такое: сильно существовать? Существо может ли быть существеннее? Тело может ли быть [280]телеснее, мясо мяснее, дерево деревяннее? Говорим ли мы когда: я тебя любящее, ты меня ненавидящее, он его глядящее? Также [281]можем ли сказать: я тебя живущее? Можем, но вот в каком разуме: эта собака живуща, не скоро ее убить можно, а эта еще [282]живущее. Свойственно ли нам от глагола оживлять, производить уравнительный степень оживляющее? Поэтому я могу ска[283]зать: ты умеешь копить деньги, а я еще и тебя копящее? Свойственно ли нам из имени человек делать уравнительный сте[284]пень человечнее? Поэтому могу я говорить: моя лошадь лошадинее твоей, моя корова [285]коровнее твоей? Вот, милостивые государи мои, в какой {бред} [мрак] заво{351}дит нас ненависть к Славянщизне и любовь к чужеязычию! Корни слов наших все в Славенском языке; а не знав корней слов, не будем мы знать силы оных; не научимся пристойно выражать ими свои мысли, прилично и с ясностию употреблять их в иносказательных смыслах. Все сие почерпнем мы из чужеязычных книг и будем писать, как уже и пишем, Русско-Французским, или Русско-Немецким слогом. Может быть на сие скажут мне: светских превосходного сочинения книг у нас немного, а Священные книги скучно читать. В Библии слог весьма древен, и во многих местах невразумителен; в Прологах и Четиминеях нет разнообразности: везде одинаким слогом описывается житие и страдание Святых отцов. Очень хорошо! Но во-первых, охотник и любитель словесности найдет и в светских наших книгах довольно для ума своего пищи; во-вторых Священные книги читай не для забавы, читай их для того, чтоб вникнуть в зна{352}менование коренных слов наших, примениться к свойственному нам слогу. Ты хочешь быть писателем, познай из них силу языка своего и приучи разум свой к собственнным своим выра[286]жениям, дабы не было тебе нужды гоняться за переводом чужих слов: тогда можешь ты читать иностранные книги; тогда можешь переводить их и сочинять сам; тогда, если при глубоком знании языка своего, одарен ты остротою ума и силою воображения, можешь, подобно Цицерону, Расину, Ломоносову, изобретать и вводить новости: они конечно основаны будут на свойстве языка нашего и послужат к обогащению и украшению оного; тогда, в случае недостатка какого-либо собственного названия, и избегая, чтоб не ввести слишком странную новость, каковы суть нынешние влияния, развития, {оттенки} [отпечатки], трогательности и проч., можешь ты употребить и иностранное слово, а особливо давно уже употребляемое, и которому действительно в нашем {353}языке нет равносильного; однако ж делай сие не иначе, как по самой крайней нужде, и отнюдь не переводи из слова в слово целую иностранную речь, как скоро оная хоть чуть понятию затруднительна; ибо каждому народу свой состав речей свойствен. И Французы тоже говорят: la proposition est toujours la même, chez tous les peuples. La frase est particulière chez chacun d’eux, et formée d’aprés le génie de chaque langue (elem. de grammaire génerale par Sicar, tome I, page 40). – И в другом ме[287]сте: il est si vrai que chaque langue a ses métaphores propres et consacrées par l’usage, que si vous en changez les termes par les équivalens même qui en approchent le plus, vous vous randez ridiculi (Encyclopedie). Может быть найдутся многие из нынешних писателей, которые возопиют против меня, и скажут, что я брежу; но не уж ли не поверят они и самим наставникам своим Французам? – Делайте и говорите, что вам угодно, господа любители чужой словесности; но сия есть непреложная истина, что доколе не возлюбим мы языка своего, обычаев своих, воспи{354}тания своего, до тех пор во многих наших науках и художествах будем мы далеко позади других. Надобно жить своим умом, а не чужим.


— — —


Заключение.


Написав рассуждение мое о старом и новом слоге Российского языка, давал я оное читать некоторым из моих приятелей, дабы узнать их о том мысли, и между тем, как оное из рук в руки ходило, получил я от двух неизвестных мне людей два письма, которые при сем прилагаю.


— — —


{355} [288]Письмо I.


Государь мой!


Нечаянно случилось мне прочитать сочинение ваше под названием: Рассуждение о старом и новом слоге Российского языка. Признаюсь вам, что сначала наименование сие показалось мне странно: я часто слыхал о старых и новых модах, но никогда не приходило мне в голову, чтоб слог языка нашего мог быть старый и новый. Я подумал, что вы или нечто иное под сими словами разумеете, или что вы сочинению своему не приличное дали заглавие. Любопытствуя однако ж узнать содержание сего рассуждения, прочитал я оное до конца, и тут увидел я, что вы правы. Хотя уже и прежде вас большою частию нынешних писателей, в рассуждении странного слога их, был я недоволен, и для того мало их читал; однако не имел о сем такого полного понятия, какое по прочтении сочинения вашего получил. Во-первых собранием воедино сих чуждых и не{356}свойственных языку нашему речей и выражений привели вы мне на память, что я многие из них в новейших наших книгах действительно сам находил; но как я не употреблял на то особливого внимания, [289]то и не были они мне так приметны. Во-вторых, после рассуждения о том вашего, хотя и находил я оное довольно истинным, однако оставался в тех мыслях, что вы, называя сие распространяющеюся ко вреду языка нашего заразою, больше сие увеличили, нежели оное в самом деле есть: мне казалось, что несколько человек худых писателей, каковые во всех землях и во все времена бывают, не могут потрясть основание такого здания, которое толикими веками утверждалось, и что временные шмели не испортят никогда работу трудолюбивых пчел. В сем намерении, желая паче опровергнуть, нежели утвердить ваше мнение, стал я нарочно читать выдаваемые ныне сочинения и переводы. Что ж вышло из того? Скажу чистосердечно, без всякого жела{357}ния вам угодить, что чем больше брал я книг в руки, тем больше находил, что вы имели всю справедливость разделить слог наш на старый и новый. Везде переводное, везде несвойственное, несходное с здравым рассудком. В некоторых из них подлинно нет уже и следов Русского языка, так что если бы праотцы наши, которые не более, как лет сто назад тому умерли, воскресли; то бы они не могли разуметь без перевода, да и с оным многое не рас[290]толковали бы, потому что бред ни на каком языке не может быть ясен. Одним словом, видя увеличивающееся число таковых писателей, видя рвение, с каким молодые сочинители перенимают у них, видя не токмо непогасающую, но от часу усиливающуюся страсть составлять слог свой по слогу Французского языка, чем больше я вникал в сие, тем больше, к сожалению моему и против воли моей, должен я был соглашаться с вами. Однако ж, так как я люблю утешать себя сими мыслями, что {358}всякое заблуждение, рано ли или поздно, изобличится, и всякое худо исправится, то и обращаюсь к прежнему моему мнению, надеясь, что предстоящая прекрасному языку нашему опасность, невзирая на умножение таковых сочинений, не так велика, как вы себе воображаете; ибо если с одной стороны слабые разумы, последуя примеру худых писателей, заражаются их нелепостями, то с другой стороны твердые и основательные умы напояют себя красотою слога из хороших Российских сочинений. Часто худой писатель упражняющемуся в словесности человеку полезен бывает: он, сравнивая его с хорошими писателями, яснее видит превосходство их пред ним, и делает из него такое употребление, какое Сумароков приписывает пчеле:[291]


И посещающа благоуханну розу,
Берет в свои соты частицы и с навозу.


Впрочем весьма несправедливо рассуждают те, которые думают, что недостаток на нашем языке изящ{359}ных творцов есть виною малых успехов наших в словесности. Франция до времен Корнеля и Расина не больше нас имела их. Отнюдь не малочисленность превосходных писателей, но, как вы говорите, безрассудное прилепление наше к Французскому языку есть истинною и единственною тому причиною. Дабы тем, которые так мыслят, показать, что мы имеем довольно протоптанную дорогу, но не хотим по ней ходить, рассудилось мне привесть здесь в пример образцы разных сочинений и переводов наших, в которых слог если не везде превосходен, то по крайней мере чист, гладок, вразумителен и не похож на нынешний. Я выбирал оные без всякого особливого тщания из разных случайно попадавшихся мне книг, а потому и не выдаю сего собрания за такое полное, в котором бы все лучшие места из всех лучших наших сочинителей, стихотворцев и переводчиков, выписаны были, но токмо за такое сокращенное, и из одних отрывков со{360}стоящее, в котором некоторая часть писателей наших, для пока[292]зания хорошего и достойного подражания слога их, вкупе собрана. Я тем паче счел за нужное сделать сию выписку, что не всякому, кто захочет, удобно сличить разных писателей наших, потому что если бы мы осмотрели все дома зажиточных дворян наших, то между тысячию Французских книгохранительниц, конечно не нашли бы двух Русских.


— — —