Черные следы хорошо выделялись на первом снегу. Они уходили круто в небольшую сопку, и по ним нетрудно было понять, какой был зверь
Вид материала | Документы |
- Тезисы работы: «Секреты арифметических фокусов», 38.79kb.
- Василию Акимовичу Никифорову-Волгину посвящается Вместо предисловия сказка, 4144.87kb.
- Анатоль Нат Никола Титов, 4716.11kb.
- Методика (определение мотивов обучения), 246.41kb.
- Сергей Нилус о цели христианской жизни – беседа преподобного Серафима Саровского, 1907.3kb.
- Надо мной, предо мною, за мною, 168.42kb.
- История создания, 111.76kb.
- Не утихает наша память о тех, кто был убит войной, 29.1kb.
- А. Бушков Неизвестная война, 5474.61kb.
- Моу сергиево-Посадская гимназия Федосеев Кирилл, 567.61kb.
Ощутив на своих боках острые каблуки, конь вошел в стремнину, переваливаясь с ноги на ногу. Вода едва не вырвала Мишку из седла. Потеряв под ногами дно, конь вытянул голову против течения и начал плавно выгребать, как корабль, к противоположному берегу, сплошь затянутому ивами. Берега, как такового, и не было. Он был под водой. Стеной из воды торчали ветки высохших деревьев, ходившие ходуном от бешеного напора. Мишку охватил страх оттого, что его медленно стаскивало мимо прохода. Тело коня уже полностью было под водой, и только голова с частью длинной шеи была над поверхностью. Мишка крепко ухватился одной рукой за гриву, давая коню самому решать, что делать. Другой он не выпускал луку седла, с трудом сдерживая натиск течения. Самое страшное было попасть под острые ветки, торчащие из-под воды. Конь мог легко пропороть себе брюхо.
Мишка вспомнил, что ниже, в ста метрах, речка выходила к полю, и если он сможет развернуть и направить коня вниз по течению, то ему, может, удастся выйти «сухим» из этой передряги. Он с силой потянул за левый повод. Конь захрипел, едва не зачерпнув ушами воды. Река сделала свое дело и развернула животное по течению. Теперь, когда течение охватило Мишку со спины и, подхватив своими «лапами» коня, сбавило силу, Михаил почувствовал облегчение. Вокруг проносились затопленные берега. Где-то под водой пролегало старое русло реки, когда-то похожей на ручей. Он внимательно следил за берегом, не давая возможности коню приближаться близко к деревьям. Почувствовав всю важность момента, Мешок монотонно работал копытами, громко фыркал, оглядывая огромными, напуганными глазами проносящийся берег. Мишке вдруг стало весело. Он, словно на барже, плыл по стремнине, уверенно управляя похожим на дракона конем. В душе все загорелось.
Вдруг он заметил впереди огромный водяной бугор. Это могла быть подводная коряга или дерево, застрявшее неизвестно каким образом. Мишку охватило волнение. Под мощным напором воды огромная коряга ходила ходуном, и торчащие из нее острые сучья вселяли ужас. Конь тоже заметил страшное на своем пути и, подчиняясь инстинкту, стал разворачиваться против течения, подставив весь свой бок напору реки. Мишка с трудом удерживался на коне. Он понимал, что если течение столкнет его, то пиши пропало. Под водой он не сможет освободиться от стремян, в которых его мокрые сапоги, отяжелевшие от воды, застряли напрочь.
Глаза коня налились животным страхом перед чудовищем, по телу пробежала мелкая дрожь. Мешок издал дикое ржание и стал судорожно вырывать из-под себя пустоту. В одном месте он почувствовал под ногами дно, скрытое водой. Это придало ему прыти. Он с силой оттолкнулся и, почти вылетев из воды, зацепился передними копытами за прибрежные кусты. Сделав еще один рывок, конь влетел в самую гущу сплетенных веток и с грохотом, прямо брюхом, приземлился среди деревьев.
Закрыв одной рукой лицо, чтобы не оставить свои глаза на ветках, Мишка не удержался и повис на одной из сушин, зацепившись разбухшим от воды бушлатом. Одна его нога торчала в стремени. Он судорожно цеплялся за ветки, пытаясь выправить положение. Охваченный паникой конь судорожно колотил ногами, ломая всё на своём пути. Огромные маховики ног мелькали перед глазами, грозя в любую секунду превратить его в порошок. Он все же дотянулся свободной рукой до загривка и вцепился в шею мертвой хваткой.
— Но! Но! Пошёл! — заорал он диким голосом, понимая, что напуганное животное может размолотить его в этом месиве. Словно услышав над собой голос свыше и мелькая перед самым носом хозяина передними копытами, Мешок стал выбираться из капкана. Почувствовав под ногами землю, он пошел спокойнее. Потом он остановился, словно в нем кончился бензин, косо озираясь по сторонам.
С трудом удерживаясь на одном боку, Михаил все же выдернул ногу из стремени и грохнулся на землю. Он огляделся. Седло сползло на брюхо. Одна из подпруг лопнула. Губы Мешка были разорваны в кровь от удилов. Сам он представлял собой убогое зрелище, словно побывал в мясорубке. Да и Мишка выглядел не лучше. Лицо было побито, а от бушлата остались одни клочья. Если бы не этот бушлат, задубевший от воды, его бы проткнуло, как шашлык. Грудина болела от страшного удара копытом.
Страха уже не было. Все осталось в грохочущем потоке. За трое суток речка разбухла так, что, казалось, все походило на потоп. «Еще бы пару дней, и долину вместе с гречишным полем смыло бы к чертям».
Конь отряхнулся от воды и медленно побрел по мокрой траве, выискивая чего повкуснее. Успев ухватить поводья, Михаил притянул коня и, поправив седло, с трудом влез на его спину. Седло ходило ходуном, грозя лопнуть подпругой, но на такую мелочь, после того, что пришлось преодолеть, Михаил уже не обращал никакого внимания. Теперь ему до ужаса хотелось только одного. Напиться самогонки и уснуть на чём-нибудь сухом и теплом. Даже в сапогах чавкала грязь. Одна только лысина была сухой. Он сунул в карман руку и нащупал размокшую сторублевку.
«Доедем. А сейчас к Васе».
Спрыгнув с машины, минуя стариковский дом, он сразу пошел к Марине. У него было дурное предчувствие. Михаил никак не мог забыть этих ехидных, злых глаз. Попался бы этот человек ему сейчас, он не прошел бы мимо, не заехав в это гнусное мурло. Он не мог понять, почему так сильно возненавидел этого человека.
Зайдя во двор, он громко спросил:
— Привет хозяевам. Есть кто живой?
Во дворе никого не было. Он поднялся на крыльцо, украшенное нарисованными цветами, и, вытерев насухо сапоги, тихонько постучал. Дверь была незаперта. Постояв пару секунд, он вошел. На веранде было, как всегда, идеально убрано, а на полу лежала влажная тряпка для ног. Он вытер подошвы и вошел в дом. На столе ждал накрытый марлей ужин.
Она сидела в детской у окна и, как ему показалось, смотрела в пустоту. Он заметил на ее щеках высохшие слезы.
— Привет, — тихо произнес он. — Ты чего это?
Она даже не отреагировала. Ему стало неловко. Он тихо подошел к ней со спины, не снимая своих кирзачей, и обхватил ее руками за плечи, прижав к груди. Она вздрогнула. Такой он еще никогда не видел ее.
— Что, чушка помэрла? — попытался пошутить Михаил, хотя интуитивно понимал, что дело серьезное.
Она все же рассмеялась на его дубовый юмор и, взяв его руки в ладони, прижалась мокрой щекой. При нем она плакала впервые. До этого он ни разу не видел в её глазах слёз.
— Да что, черт возьми, произошло?
С большим трудом, запинаясь, она начала рассказывать. Из ее слов он узнал, что приходил Саша, ползал на коленях перед ней, умоляя его простить, нёс всякую околесицу, забыв о всякой гордости. Не добившись своего, перед тем, как хлопнуть дверью, он бросил ей через плечо, что если она выйдет замуж и не вернется к нему, то он убьет детей и себя.
— Ну, во втором я ему помогу, — пообещал Михаил. В душе его распирало от желания отбить у этого типа всякую охоту лезть в чужие дела. В его дела. Теперь он ясно видел, как небезразлична ему судьба Марины.
— Понимаешь, — остановила она его, — я прожила с ним почти десять лет, сейчас не могу поверить в то, что когда-то любила этого человека.
При этих словах его охватила страшная ревность. Не к ней. После услышанного он еще больше возненавидел этого человека. Но в то, что тот пообещал, Михаил поверить не мог. Он обнял ее, хотя в груди все кипело от злости, и похлопал ладонью по спине.
— Успокойся. Я же здесь. У него не хватит силенок. Мало ли что может наговорить пьяный мужик. Я-то никуда не уеду. Разберёмся как-нибудь. А пчелы не сдохнут.
Она высвободилась и пошла к столу.
— А как там поживает Мешок? — На ходу она вытирала мокрое лицо и постаралась улыбнуться.
— Да хрен с ним, с Мешком. Куда он денется? Главное, кот Вася!
Она рассмеялась и стала накрывать на стол:
— Хочешь, наверное, кушать. Если бы не ты, — она посмотрела в окно, — я не знаю, что бы сейчас делала. С ума бы сошла. Я ждала тебя.
Она сильно прижалась к нему.
— Ты опять колючий.
Он негромко рассмеялся.
— Спешил. Но это можно исправить. Паяльной лампой.
— Фу, дурак! — Она вздохнула. — Ты мне такой больше нравишься. Настоящий дикий медведь. Особенно, когда из леса приезжаешь. От тебя пахнет лесом. Помнишь, ты мне про берендеев рассказывал?
Он сел за стол и снял афганку.
— А где Кочерга? Где Ванька?
Она вдруг встрепенулась, словно опомнилась.
— Не знаю. Бегали по улице. Может, к Татьяне побежали. Она сегодня блины печет.
Он встал и надел афганку.
— А пошли к Таньке, на блины. А потом пойдём в парк, на лавочке нашей посидим. Только сначала я с Кочергой разберусь за то, что она мне жуков в карманы насовала. Пошли, пошли. — Михаил взял ее за плечи.
— Ну, погоди. Дай мне хоть в порядок себя привести. Как ты думаешь, в этом можно по деревне?
— Ты мне в чем угодно нравишься, хоть вовсе без одежды.
— Знаешь что, Мишечка. — Она вспыхнула и превратилась в дикую кошку.
Он рассмеялся, зная, что добился того, чего хотел. Она улыбнулась.
У сестры детей не оказалось.
— Бегали, — пожала она плечами. — Похватали грязными руками и помчались, сломя голову, даже рожи не помыли после блинов.
Татьяна была уже на седьмом месяце, и у нее хватало своих забот. Но с племянниками она обращалась, как со своими.
... — Может, к тетке побежали.
Они вышли на улицу. Мишке вдруг захотелось обязательно найти детей. На душе отчего-то было неспокойно. В селе друг друга знал каждый. Он подозвал одного из бездельников.
— А они с дядей Сашей пошли, — мальчишка указал рукой в сторону, где жил Саша.
— Давно?! — Мишку словно взорвало. Он даже не смог сдержать голоса.
Испуганный пацан только пожал плечами.
— Может, час. А может, меньше.
Мишка даже не смог взглянуть на Марину, но краем глаза он не то чтобы видел, чувствовал, что происходит с ней. Ему стало страшно. Он с силой сдавил ее руку и быстро, чего до ужаса не любил, зашагал к ненавистному дому.
Ему встречались люди, но он их словно не замечал. Они кивали ему, потом отходили в сторону. Перед глазами почему-то стояло лицо Катьки. У Мишки перехватило дыхание. Что творилось с Мариной, он только мог представить. Спрашивая встречающихся на дороге людей, он уже почти бежал. Сердце его колотилось в бешеном ритме, в висках стучало, а в горле стоял привкус крови.
Дом был уже рядом. Мишка вдруг резко остановился, словно натолкнулся на стену. У забора стояли люди. Они все смотрели на Мишку. Ему показалось, что земля уходит из-под ног, а тело его разваливается на мелкие осколки. Вдруг он осознал, что уже держит ее обессиленное тело. Лицо ее было белым, как снег.
Оставив Марину на дороге, он пинком открыл калитку и, расталкивая людей, залетел в дом.
Ванька лежал в углу передней комнаты. На светлой голове ярким пятном выделялась рана. Кровь уже начала густеть. Мишка едва сдержал приступ рвоты от увиденного. Перед ним, как ему показалось, лежало уже, наверное, мертвое тело. Судорожно он стал искать пульс на руке парнишки. Руки тряслись. Он не знал, что делать. От бессилия его выворачивало наизнанку. Он бросил руку и стал искать пульс на шее. Наконец, он почувствовал. Удары, очень слабые, едва прослушивались. Мишку уже лихорадило. Ему стало невыносимо душно. Он схватил табуретку и швырнул ее в стекло.
— Скорую, быстро! — заорал он. — Ну, чего вы стоите, как бараны! Скорее!
Вдруг за его спиной послышалась возня. Он резко обернулся. Из соседней комнаты, пошатываясь, вышла Маринкина тетка. На ее губах застыла жуткая гримаса. Лицо её было белым, как скатерть. Как сама смерть. Не было смысла что-то спрашивать. По ее лицу он понял, что пришёл слишком поздно. Увидев его, она вдруг обмякла и завыла.
— Где Катька? — не своим, сдавленным, словно могильной плитой, голосом прохрипел Мишка.
Она замотала головой, не сдерживая слёз. Он прошел в соседнюю комнату и увидел девочку. Она лежала на раскиданной кровати. Он не верил тому, что видел. Жизни в ней уже не было. Глаза, огромные на белом лице, уже ничего не видели, но были обращены на потолок. Лицо казалось прозрачным. На тонкой, неимоверно длинной шее выделялся рубиновой линией кровоподтек от веревки, которая валялась на полу. Он остолбенел.
— Катя... Катрин. — Он позвал девочку, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. Она его не слышала. Ему показалось, что он сходит с ума.
— Катя, это я, ты слышишь меня?
Губы его дрожали. Он взял ее руку. В маленьком кулачке было что-то зажато. Михаил разжал тонкие холодные пальцы и ужаснулся. В её ладошке лежала шоколадка. Девочка даже не развернула ее. В груди его всё клокотало от нестерпимого гнева. Он с силой сжал кулаки и посмотрел в окно, словно хотел кого-то увидеть в толпе людей.
Неожиданно его взяли за плечо. Он обернулся. Перед ним стоял мужчина. Он был в белом. Больше всего Мишку поразило лицо этого человека. Совершенно спокойное. Человек отстранил его и стал что-то делать.
— Занимайтесь своим делом, — тихо и уверенно произнёс он. — Вы мешаете.
Спорить не было смысла. Не оглядываясь, Михаил вышел из дома. Ноги его тряслись. У него мелькнула мысль, что он уже где-то слышал этот спокойный голос. Оглядев толпу, он обратил внимание на то, что все, кто был радом, смотрят на него, смотрят на его руки, как будто они были испачканы кровью. Он посмотрел на сжатые кулаки и только сейчас обнаружил, что сжимает в левой руке большой кухонный нож.
— Убью суку! — выговорил он, скрипя зубами, и вышел.
Поймав на себе испуганные взгляды селян, он сунул нож за голенище и тяжелыми шагами пошел прочь от дома. Он не знал, куда идти, и остановился посреди улицы, где из-за каждой калитки на него испуганно смотрели люди.
Михаил огляделся и увидел Марину. Она по-прежнему сидела одна. В этом было что-то неестественное. Ненормальное. Вокруг суетились люди, а она словно не замечала их. Тело ее слегка покачивалось. Сжатые в кулаки ладони лежали на коленях. Он заметил, что она что-то говорит, но слов не было слышно. Он подошел ближе и по губам разобрал только одну фразу: «Бог ты мой».
Обхватив за плечи, он прижал ее к себе. Внутри нее что-то надломилось, и она заплакала. Он понимал, что успокаивать её бесполезно. Только сейчас он понял, как далеко зашёл в чужую жизнь и как много от этого в ней изменилось.
— Марина, — хриплым голосом с трудом выговорил он. — Я не знаю, что мне делать.
Он обхватил ладонями её голову и посмотрел в глаза. Невыносимо трудно было вот так смотреть в ее глаза. Но он продолжал смотреть не отрываясь. Губы его затряслись. Неожиданно из глаз покатились слезы. Он закрыл глаза, но они всё шли и шли сплошным потоком.
— Не надо, — тихо произнесла она уже своим мягким голосом. — Это не поможет.
У крыльца засуетились. Он повернулся и увидел, как из дома вынесли детей. Сначала Ваньку с перебинтованной головой, чуть позже — Катьку. Его охватило волнение. Марина уже тянула его к машине, где суетились врачи. Он стал искать глазами человека, которого видел в комнате, где лежала Катька. Но не увидел. Он вытер рукавом лицо. К нему подошел участковый. Что-то спрашивал, потом записывал в блокнот. Мишка кивал, что-то говорил, но продолжал думать о своём. Его мысли были там, в машине, где находились дети. Он только сейчас понял, насколько они были дороги ему.
К нему подошла Марина. Она не сдерживала своего волнения. Ему вдруг показалось, что её лицо осветилось надеждой. Он не был уверен и стал спрашивать. Она говорила сбивчиво и всё время оглядывалась.
— Я сейчас поеду. Меня возьмут в другую машину. Их повезут в больницу.
Она не находила себе места от волнения и все время оглядывалась, словно боялась, что уедут без нее.
— Я поеду с ними. — Она впервые попыталась улыбнуться, и ей это удалось. — Ты до сих пор голодный. — Она прижалась к нему горячим лицом, на котором еще виднелись остатки слез. — Пообещай мне.
— Что? — спросил Михаил.
— Если ты это сделаешь, то я останусь одна. Совсем одна. Я не выдержу этого.
Он понял, о чём говорила Марина, вынул из-за голенища нож и кинул его за забор.
— Я не знаю, как это получилось. Вышел из себя, наверное. Прости, пожалуйста.
Из машины уже сигналили. Там ждали ее. Михаил поймал ее за руку, хотя знал, что дорога каждая секунда.
— Мне тебе нужно кое-что сказать. Очень важное. Я буду тебя ждать.
Когда машины исчезли за поворотом, он так и остался стоять, как вкопанный, посреди улицы. Он огляделся. Народ постепенно растворился в своих житейских проблемах, и улица опустела. Он вдруг почувствовал, что не в силах стерпеть этого одиночества. Ещё не разобравшись со своими мыслями, не зная, что делать, он вышел на середину и сделал нерешительно первый шаг. Потом ещё. Через мгновение ноги уже несли его к просёлочной дороге в сторону райцентра.
P.S.
Ну вот, старина. Давно следовало черкнуть тебе пару строк, да все руки не доходили. Ты не представляешь, как я соскучился по тебе, школярная твоя душа. И по школе тоже, ей-богу! Чтоб ей сгореть!
Не с кем даже пузырь раздавить, поговорить по душам, поспорить, как прежде.
А в моей жизни большие перемены. С пасеки пока не ушел. Держусь еще. А куда? Хрен бы ее побрал. Одичал вконец. Извини, что так долго не отвечал. У меня тут такое было... В письме всего не расскажешь. В двух словах, слушай:
Влюбился я на старости лет.
Ты даже не представляешь, какая это женщина. Если бы не она... У меня теперь куча детей. Двое. Вру! Пока двое. Маринка уже на шестом месяце. Хочу пацана. А дети вроде твоих. Такие же балбесы. Только еще хуже. В тысячу раз.
Люблю я их. А они меня Мишкой зовут!
Если ты еще не зашился совсем в своих школьных проблемах, приезжай, и я всё тебе расскажу.