Черные следы хорошо выделялись на первом снегу. Они уходили круто в небольшую сопку, и по ним нетрудно было понять, какой был зверь
| Вид материала | Документы |
- Тезисы работы: «Секреты арифметических фокусов», 38.79kb.
- Василию Акимовичу Никифорову-Волгину посвящается Вместо предисловия сказка, 4144.87kb.
- Анатоль Нат Никола Титов, 4716.11kb.
- Методика (определение мотивов обучения), 246.41kb.
- Сергей Нилус о цели христианской жизни – беседа преподобного Серафима Саровского, 1907.3kb.
- Надо мной, предо мною, за мною, 168.42kb.
- История создания, 111.76kb.
- Не утихает наша память о тех, кто был убит войной, 29.1kb.
- А. Бушков Неизвестная война, 5474.61kb.
- Моу сергиево-Посадская гимназия Федосеев Кирилл, 567.61kb.
— Хороший из тебя охотник выйдет, если не задавят или не съедят такие, как дядя Тыква.
Мишка попробовал позлить щенка, отщипывая из шкуры старую вылинявшую шерсть. Даже в таком неудобном положении Куцый задрал верхнюю губу и показал тонкие, как шилья, белые зубы. Мишка рассмеялся и легонько бросил щенка на снег, так чтобы тот приземлился на лапы. Едва Куцый почуял почву под собой, он с ходу кинулся в атаку и вцепился зубами в голенище, возвращая тем самым обиду.
— Пойдем, Куцый, попьем холодненькой водички.
Услышав обращение в свой адрес, щенок отпустил сапог и завилял обрубком. Гордо задрав морду, он побежал впереди хозяина в сторону родника.
Насладившись водой, Михаил спустился к речке. Столбовка, почерневшая на белом снегу, тихо проносилась мимо.
— Вот и зима. — Он скинул сапоги и без раздумья полез в ледяную воду, чтобы вытащить «морду».
Вытянув из воды ловушку, он грязно выругался и сплюнул. В корзине трепыхался мелкий хариус и несколько гольянов.
«Скорее всего, рыба нашла лазейку», — подумал Мишка. Под ногами уже увивался Вася, маленький черный котенок с белым пятнышком на груди. Увидев рыбу, Васька заорал с подобающей ему кошачьей страстью.
— Не ори! И без тебя тошно! Всё тебе! — рявкнул на него Мишка и вытряхнул из «морды» улов.
Без болотников в ледяной воде делать было нечего. Сапоги были, да сплыли. Кто-то не побрезговал и прихватил их, когда Мишка отъезжал в Никольское за продуктами.
Он забросил «морду» в кусты и ополоснул лицо. Потом прямо с берега наклонился и сунул голову в стремнину. В одну секунду там что-то затрещало и защелкало. Ему показалось, что глаза сейчас выскочат из своих орбит. Он выскочил и заорал, тряся башкой, напугав до ужаса Васю.
От процедуры остатки ночи улетучились в одно мгновенье. Ему не раз приходилось раньше пользоваться этим способом. Уроки в школе — дело серьезное, действовало безотказно.
На Серпуховку часто захаживали гости. Разные. Половину Мишка и близко к пасеке не подпустил бы. Но закон тайги не им был придуман. Когда он вошёл в дом, за столом сидел незнакомый ему человек. Мужик смотрел невинными глазами на Мишку и перебирал пальцами по столу. От неожиданности Михаил растерялся и опустил руки.
— Здравствуйте, вас, кажется, Михаилом зовут, — мягко произнёс гость. Рука его немного дёрнулась. — Вы извините, что я вот так. Дом открыт, а хозяина нет.
— Можно и на ты, — вяло произнёс Мишка и развёл руки. Ему совсем не хотелось иметь дело с посторонними людьми и тем более здороваться за руку. Он неловко прошёл к кровати, словно не хотел наследить в собственном доме, и принялся кромсать кусок сыромятной кожи под уздечку. Наступила неловкая пауза.
— Каким ветром в наши края? — между делом спросил Михаил, не глядя на незнакомца. Выяснять его имя у него не было никакого желания.
— Да... Знаете ли, проходил мимо. Почему же не зайти. Мы же всё-таки люди.
Мишка посмеялся про себя и почесал макушку.
— Пасека на отшибе. Здесь гости не часто.
— Ну, вот... — В голосе незнакомца улавливалась некая интеллигентность, не нарочитая, а внутренняя. Это никак не вязалось с его обличьем. На нём было старое суконное пальто чёрного цвета, к тому же коротко обрезанное. На столе лежала его фетровая шляпа столетней давности.
У Мишки не было сомнения в том, кто был его гость и что он забыл в его дыре. Это был самый обычный бродяга. Бомж с претензией на интеллигентное прошлое. Об этом говорили небольшая бородёнка и такие же аккуратные усы. Для города это явление было бы обычным. Но для деревни… он никак не вписывался в общий ряд местных бродяг, одетых в поношенные робы.
— Может, чай желаете, — на манер гостя произнёс Мишка. При желании он мог и на древнерусском заговорить, как-никак филолог в бывшем.
— Да вы уж извините, — засуетился гость, — я вижу, что не ко времени. — Он погладил тёмную щетину на подбородке и взял шляпу. — Вы уж не смотрите на мой внешний вид. Это ведь здесь не главное...
— Чай горячий, — Мишка отложил уздечку и прошёл к плите. Не спеша он поставил на стол две кружки и налил ещё дымящегося кипятка.
— Больше ничего предложить не могу. Извиняюсь.
Что-то заставило Мишку остановить гостя. Было в мужичке нечто не от мира сего, да и взять с Мишки было и вправду нечего.
Незнакомец сел и взял обеими руками кружку. Мишку поразили его очень чистые, аккуратно подстриженные ногти.
— Хороший чай. Настоящий.
Мишка усмехнулся про себя и тоже взял кружку. Он редко садился, когда кто-то сидел за столом.
— А вы почему не садитесь? — смущённо спросил гость.
— Успею, — усмехнулся Мишка и без всякого любопытства посмотрел в окно. — Вот стервец, — в сердцах выругался Мишка, глядя, как Куцый опять добрался до его обуви.
— Хорошие у вас друзья, преданные.
От этих слов Мишка рассмеялся. «С головой гость явно был недружен», — подумал он.
— А я серьёзно. Они ваши помощники. Вот вы, наверное, думаете, что в жизни главное — это предметы, вещи. Деньги там. Или везение. Ну, скажем к примеру, лотерею выиграть или найти чего. Или хотя бы, применительно к вам, зверя в лесу встретить, а потом убить. Нет. Главное, чтобы рядом душа была родная. И чтобы она тебя понимала, а ты ей верил. Радость ведь тогда хороша, когда её делишь. В нас ведь веры не хватает и доброты. Всё хорошее на земле от доброты человеческой. Ему и возвращается. Ты к твари с теплом, и она к тебе с доверием и лаской. Так и с природой. Она ведь тоже живая и всё чувствует, на всё реагирует. Ты сегодня куст сломал, а завтра с неба воды упали. А что, как ни куст, удержит их на земле. В противном случае потоп и беды людские. А причин не видим. К земле надо с любовью. Погожий солнечный день, что природа нам дарит, — это следствие человеческой доброты к ней. Ко всему земному. Доказывать это не обязательно. Достаточно лишь поверить.
— Легко вам живётся, наверное, что так складно о любви говорите, — не скрывая иронии, перебил Мишка. — Вы случайно в Бога не верите? Сейчас, знаете ли, модно в Бога верить и проповедовать любовь. Жить надо по справедливости. Это вернее и надёжнее, — раздражённо выпалил он. Гость его особо не волновал. Но в его словах была правда. Однако легче на душе от этих слов не становилось.
— Я... — гость надолго задумался, — в некотором роде врач и догадываюсь о причине ваших размышлений. Наверное, у вас душа болит. О прошлом. Оно и не даёт вам любить этот снег и этот день. А оно того стоит, уж поверьте. Это я вам как знающий человек говорю.
— То-то гляжу на ваши руки, — хмыкнул Михаил.
— Вовсе не хочу наставлять вас. Здешний народ, знаете ли, по природе своей недоверчив, а особенно к чужакам. — Незнакомец потянулся к шляпе, но, увидев на лице хозяина вопрос, остановился. — Мне всё же интересно, чего вы от жизни хотите. И знаете ли вы то, чего хотите от жизни? Думаете ли вы над этим? Судя по вам — ничего серьёзного в вашей жизни ещё не произошло.
Мишка знал по своему опыту, что у подобного контингента иногда бывают странности и даже разные способности. Поэтому слова гостя нисколько не удивили его. Но были в них особая уверенность и спокойствие, которые задели за живое.
— Так может сказать любой. И в половине случаев будет прав, — недовольно пробурчал Михаил.
— Верно. Я и не берусь пророчествовать. Человек сам выстраивает себе дорогу. А она, как известно, состоит из множества тропинок, уводящих в сторону. Одна приведёт к дикому зверю, и здесь кто кого. Другая... заставит сделать выбор, и, может быть, придётся переступить через чужое горе. Дорога в рай, знаете ли, вымощена костями человеческими. Но главное, что впереди всегда ждёт любовь. В этом я не сомневаюсь.
Странный гость не спеша отпивал из кружки чай, уже успевший остыть, и не моргая смотрел на Мишку.
— А вам повезёт. Вот увидите. И не раз. И то, что у вас в бачке только отравленная тушёнка, — это явление временное. Будет и мясо. Ведь вам без него никак не обойтись при вашей жизни. Я-то вас понимаю. Только за каждой радостью стоит испытание. Вы об этом не задумывались?
— Опять Библия. Старая песня, — раздражённо вздохнул Мишка. Он уже не находил себе места от слов собеседника. В них была логика и правда, но не было никакого отношения к его теперешней жизни.
— Ну вот. Вы рассердились. Я сейчас уйду. Вы не волнуйтесь. Да и дела у меня. — Мужичок покрутил рассеянно головой и поставил кружку. — А писание здесь ни при чём. Это просто жизненный опыт. Библия ведь не один год писалась, наверное. А в истории есть вещи и постарше Библии. Это к вопросу о справедливости. Это жизнь так устроена. Вы уж поверьте мне на слово. Но вы правы, в Библии об этом тоже сказано. Правда, сам я не читал её. Не довелось.
Он тихо поднялся и, надев шляпу, вышел из дома. Погладив щенка за ухом, он выпрямился, немного поёжился и огляделся по сторонам.
— И всё же друзья у вас хорошие, — улыбнулся гость. — Вам есть в чем позавидовать.
Незнакомец сделал несколько шагов, прищурил глаза и посмотрел на засыпанные снегом деревья.
— А вы знаете, что определяет всю нашу жизнь? — неожиданно спросил он и улыбнулся.
— Откудава нам про такое ведать, мы люди тёмные, — нарочито мудрёно пробурчал Михаил. Поставленный в тупик таким нелепым вопросом, он даже растерялся. Немного помолчав, он усмехнулся и спросил: — И что же?
— Наши желания, — спокойно произнёс гость, ни на секунду не задумываясь над ответом.
— И всего-то? — Мишка облокотился на перила старого крыльца и с грустью посмотрел на снег.
— Представьте. — Гость немного приподнял шляпу и пошёл к дороге. Пройдя несколько шагов, он остановился и о чём-то задумался.
— Желаю вам удачи.
Ломая снежинки на дороге, гость медленно побрёл от пасеки.
Мишка некоторое время смотрел, как удаляется фигура незнакомца. После недолгого разговора в душе опять затаилась тоска, хотя общение с таким типом сперва даже раззадорило его. Он никак не мог взять в толк, что это был за человек и как его занесло в эти дебри. Это было вообще непонятным. Но то, что он не навязался на ночлег, как многие из местных бродяг, делало ему честь.
Он глубоко вздохнул и пошёл в дом. В дверях он остановился и задумался. Что-то было не так в окружающей его действительности. По-прежнему с неба падал неслышно снег. Всё было тихим и белым. Слышно было только, как шумит речка на перекате. Под ногами всё так же крутился Куцый, стараясь, чтобы на него обратили внимание. Он бегал по белому снегу, оставляя на чистом ковре маленькие следы. Мишка оглядел двор и не увидел других следов, кроме тех, что оставил сам, проходя на речку. Это показалось ему странным, но щенок отвлёк его от всяких мыслей, он поёжился от приятного холодка и пошёл в дом.
Особых дел на пасеке не было.
Проглотив несколько ложек меда и запив холодным чаем, чтобы не стошнило, он взял дробовик. Перед этим он его основательно почистил и смазал. Разломив его, посмотрел в стволы: «Не мешало бы ершиком прогнать». Но этого добра у него не водилось. Он взвел курки и проверил на пальце удар бойков. Левый почти не бил. Он зарядил оба ствола картечью. Немного подумав, заменил один, сунув в правый получек пулю, отлитую новым колыпом. «Пуля и в Африке пуля, хотя и дура», — подумал он, с щелчком захлопнув дробовик.
— Ну что, Куцый, пора на охоту.
Щенок, зная, что сейчас произойдет, уже виновато поджал хвост и понуро опустил морду.
— Правильно, Куцый, сиди дома. Куда? Ну-ка, стой! — Мишка схватил тапок и запустил его в щенка, уже норовившего прошмыгнуть в кусты. — Ах ты ж, гад такой! Ну-ка, на место!
Увидев, что хозяин не шутит, кобель сделал резкий разворот и пулей влетел на крыльцо, спрятавшись под лавкой.
— Правильно. Вот тут и сиди, сучий сын! — Михаил пригрозил ему кулаком.
Увидев кулак перед собой, щенок прижался к стенке и оскалил зубы, но, услышав смех хозяина, застучал хвостом.
— Чтобы мне под ногами путался! — Мишка достал обрывок веревки и привязал щенка к крыльцу, еще раз дав понюхать свой кулак, на что Куцый отвел морду и показал тонкий клык. — Я тебе! — тихо и довольно рассмеялся Мишка и потрепал собаку за длинные уши. Щенок все больше и больше нравился ему, но на охоте делать ему было пока нечего.
— Сиди дома и никого не пускай!
Разговаривать было особенно не с кем. Поэтому все, что говорилось вслух, щенок воспринимал на полном серьёзе. Собака посмотрела на хозяина преданными глазами и тихо заскулила. Мишке было искренне жаль пса. Он вздохнул и, накинув дробовик поверх пустого рюкзака, не спеша, вразвалочку пошел в сторону нижней дороги. Пользовались ей редко, и хотя пара машин уже успела проехать вдоль речки, дорога оставалась непуганой для зверя, и на речку вполне могла выйти какая-нибудь козёнка, пощипать троелистку. Снег не был помехой.
Не хотелось сбивать ноги, лезть куда-то в сопки. Поэтому он решил: «Повезет — не повезет. Куда кривая выведет».
Сквозь низкие тучи высвечивало уже зимнее солнце, разбавляя унылый пейзаж веселыми красками. Все походило на декорацию. Птички беззаботно порхали под самыми ногами и щебетали. Он ощутил внутреннее спокойствие и безразличие к тому, что еще вчера его раздражало. Дышалось легко и свободно. Ноги сами несли его вперед, и, не смотря на дорогу, он любовался окружающим пейзажем. От земли исходила приятная прохлада. За ночь земля хорошо промерзла, снег лежал ровно, аккуратно укрыв пожухшую траву и замерзшие лужи. Набрав в ладонь снега, Михаил слепил комочек и приложил к щеке. Шею все еще ломило. Вчерашние гости, оставив после себя кучу окурков и недоеденное сало, уехали, словно предчувствовали снег на голову. Дом в который раз выплюнул своего хозяина куда подальше, лишь бы насладиться собственным одиночеством. Мишка давно почувствовал на себе его влияние. В этом доме было что-то не так. И до него на пасеке, спрятанной среди леса, подолгу никто не задерживался. Да и само место было неперспективным, редко когда дававшим хороший принос от серпухи, что росла в изобилии вдоль речки.
Мишка шел краем леса, стараясь не нарушать тишины. Про себя он думал, что правильно сделал, что пошел с утра. Было предчувствие, что ему повезет. «Лишь бы дробовик не подвел. Только бы не было осечки», — про себя повторял Михаил. А на зверя ему все же везло. Это подтверждал последний случай.
Чернотроп — лучшее время для охоты. Для любого лесного обитателя первый снег — большое событие. Он выдавал любого зверя и не мешал ходьбе. Особенно хорошо было охотиться на коне. Но коня у него не было. И собак тоже. Был Куцый. Но щенок не считался. Сорвав переспелые ягоды барбариса и запихав их в рот, он зашагал веселее. Кислота проникла в мозг, и он почувствовал прилив энергии. Сразу прояснилось в глазах. Даже дальние предметы приобрели четкие очертания. Но зверя нигде не было.
Лес все же дарил ему свои незатейливые богатства, не требуя ничего взамен. Но Мишка понимал, что лес может быть не только добрым. Сколько людей пропало в нем. Просто сгинуло. Даже на его коротком веку.
Дорога, наезженная тракторами, то пропадала в болотистой низине, то упиралась краем в склоны густо заросших сопок, из которых в любую секунду мог выйти зверь.
Он тихо, не спеша брёл по белой пелене, хорошо зная, что спешить некуда и что время сейчас для него остановилось.
Начинался распадок. Он уходил вправо, в сопки и был затянут невысокими деревьями. Когда-то по нему трелевали лес с вершины сопок. Лес вырубили, а распадок, обезображенный техникой, постепенно затянуло молодыми деревьями. Раны заживали медленно.
В вершину ему лезть не хотелось, хотя среди деревьев заманчиво проглядывала старая дорога, по которой уже давно никто не ездил, кроме как на конях.
Он остановился и прислушался. Какой-то шорох он явно слышал уже не в первый раз, но вокруг не было ни души. Он прогнал наваждение и посмотрел на небо. По времени он прошел не больше пяти километров. Скорость в охоте не имела никакого значения. Дальше идти не было смысла. Где-то за ряжем находилась деревня. И хотя до нее было неблизко, перспектива кого-нибудь встретить из местных мало радовала Михаила.
Вдруг он услышал шорох. «Опять». Звук шел от земли и доносился из густого кустарника. Михаил тихо снял дробовик и аккуратно взвел оба курка, стараясь не издать металлического звука. В такой тишине любой незнакомый звук мог напугать зверя. Отойдя с дороги, он присел на корточки. Долго ждать не пришлось. Сперва он увидел черную морду, потом показались и длинные уши.
— Ах, ты ж, сволочь! — сплюнул Мишка, забыв, что он на охоте. Куцый от неожиданности взвизгнул и метнулся в кусты. — Иди сюда, скотина! — заревел Мишка, в досаде с силой ударив прикладом по земле, едва не разломав его. — Иди, кому говорят!
Вся охота пошла насмарку. Услышав конкретный приказ, щенок чуть ли не на брюхе, высунув розовый язык, словно улыбаясь, выполз из своего убежища. В двух шагах от хозяина он упал на спину и завилял обрубком.
— Куцый! — Мишка топнул ногой. — Я тебя убью! Ей-богу, убью!
Услышав прямую угрозу в свой адрес, слова хорошо знакомые, щенок замер и даже брызнул на снег.
— Ах ты ж, дурья твоя башка, — смягчил тон Мишка, снимая с шеи щенка огрызок веревки.
Увидев на лице хозяина улыбку, пес преобразился, пружинкой вскочил на лапы и зарычал. Сделав вокруг ног несколько кругов, он важно задрал хвост и побежал по дороге на полных правах такого же охотника, как и его хозяин.
День был испорчен, и можно было возвращаться.
Не любил Мишка возвращаться одной и той же дорогой. Он посмотрел на беззаботного щенка и вздохнул. По-своему пес поступил верно; он благодарен был щенку за то, что тот нашел его по следу, не побоялся. Страха Куцый не знал, и это было главным его качеством. Все остальное можно было привить, но только не храбрость.
В раздумье он смотрел на Куцего, не зная, как поступить. Вдруг щенок остановился. Кобель застыл в стойке, приподняв переднюю лапу и превратившись в струну. Вытянув морду, он втягивал носом воздух и поскуливал. Зрелище было великолепным. Мишку распирало чувство восторга за щенка, но собака вовсе не собиралась красоваться перед хозяином. Инстинкт — вот что заставило щенка встать в стойку. За минуту щенок преобразился. Он уже не выглядел бестолковым. Шерсть на холке стояла дыбом, а глаза горели хищным блеском. Правда, почуять он мог что угодно, даже ежа. Но барсуки и всякий мелкий лесной сброд давно спали в своих норах. Щенок чуял то, что не под силу было услышать человеку.
— Куцый, — тихо позвал Михаил. — Ты чего? Пошли. Хорош тебе.
Но щенок не двигался, все так же всматриваясь в лесную глушь. Он превратился в сплошной комок энергии. Мишка подошел к щенку и погладил его. Куцый заскулил.
— Что ты услышал? — тихо обратился он к собаке. Щенок вильнул обрубком и опять уставился в сторону распадка.
Торопиться было некуда, и Мишка присел на корточки, положил на колени дробовик и стал ждать. Через некоторое время до него донесся едва различимый и очень далекий собачий лай. Он понял, что где-то гнали зверя. «Без причины в лесу собаки орать не станут». Мишка огляделся. Вокруг не было ни души. Одни только сороки. К горлу подкатил ком. Собаки приближались. Лай шел четко среди сопок и спускался вниз, прямо на него. У Мишки перехватило дух. Он ощутил дрожь в руках. Быстро проверив заряды, он стал искать удобное место, но вокруг было голо и спрятаться негде. Он придавил собаку к земле и показал кулак. Куцый понял, чего от него хотят, и прижался к земле, вытянув морду в сторону лая.
Было слышно, как несколько собак гнали зверя. Гнали грамотно, не давая уйти обратно в сопки. Это не был подранок. Дело свое собаки знали отменно. До Мишки уже хорошо доносился их звериный, переходящий на рев лай. Казалось, что они на ходу отрывают куски мяса от зверя. Это мог быть и медведь. От этой мысли его бросило в жар. Среди общего хора он выделил звонкий, переходящий в истерику лай. «Заводила!» Собака словно прилипла к зверю и заражала других своим азартом. «Значит, не медведь. Иначе все выглядело бы по-другому. Медведю наплевать на собак. Он может остановиться, даже погнаться. Здесь же собаки шли лавой, как одно сплошное движение. Это был изюбр. Может быть, и матка». До него донесся шелест веток. «Все! Бык». Это шумели рога. Он уже не сомневался, куда выскочит зверь.
Вдруг его осенило — ему повезло. Случай принадлежал ему, одному из тысячи, из миллиона. Это был его случай. Он взвел повторно курок и присел на одно колено. Вдруг шум веток и собачий лай стали уходить вправо. Его охватило отчаяние, но он опять услышал звонкий лай прилипалы. Собака опять взвинтила азарт всей своры, и беспородные дворняги (это чувствовалось по басистому лаю) снова повернули зверя вниз, к открытому пространству.
Неизвестно, чем руководствовались собаки и кто их учил этому, но то, что они делали, и было нужно Мишке.
Вдруг он четко расслышал звонкий визг. Он засомневался в своих выводах: это мог быть секач. Тот запросто мог подковырнуть обидчика. Но отступать было поздно, да и некуда. Сердце стучало, словно барабан, готовое выскочить из горла. Зверь шел прямо на него, оставив собак где-то сзади, и не было смысла гадать какой. Он уже слышал храп и частое дыхание.
— Все! Вот он!
Это был царь.
Огромный изюбр с мощными рогами вылетел из кустов, и если бы Мишка не вскочил, то он принял бы его за кочку и перепрыгнул. Увидев человека, зверь воткнулся копытами в землю, разрывая, словно плугом, мёрзлую почву. Он резко развернулся, издав резкий и пронзительный рев. От мощного толчка все мышцы на его теле вздулись, а в глазах застыл ужас. То, что увидел Мишка, было непередаваемо: «Еще мгновение, и зверь исчезнет». Не целясь, он нажал на оба курка, почти одновременно. Страшный удар отдачи откинул его назад. Дробовик вырвало из рук, и Мишка оказался на земле.