Эверест-82; Восхождение советских альпинистов на высочайшую вершину мира

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   52

28




рядом, а сейчас до него тысячи километров, да он, верно, и забыл меня.

Сверху видны улицы Намче-Базара, вернее, проходы между домами,

достаточные для того, чтобы разойтись двум якам с поклажей. Дома, как и

поля, располагаются на террасах, и сверху видно, как бегают пацаны, как

женщины идут через двор с дровами для очага.

В центре селения двухэтажные дома, сложенные из камня или деревянные.

Первые этажи занимают лавки; их немного, но они набиты товаром. Здесь вы

можете подобрать самое современное снаряжение для альпинистов: кошки,

рюкзаки, пуховые куртки, ботинки, беседки для обвязки--словом, все. Здесь же

можно купить изделия из шерсти яков: шапки, свитера, домотканые ковры.

Шерсть здесь не красят, и поэтому все узоры черно-белые, браслеты из серебра

и "серебра", колечки, всяческие тибетские украшения и безделушки,

колокольчики для яков, ножи кхукри и еще тысячи предметов.

Не обязательно покупать, можно поменять все равно что на что угодно.

Хозяева лавочки, мне кажется, развлекаются своим ремеслом. Тут я вспомнил,

как однажды в Самарканде мы с группой спелеолога Геннадия Пантюхина пошли на

базар, чтобы купить для экспедиции фруктов. Бородатый старик сидел подвернув

под себя ноги в мягких сапогах. Перед ним стоял мешок с яблоками.

-- Почем?--спросил Гена. Старик ответил. Цена

была приемлема.--Сколько тут у тебя килограм

мов?

Старик ответил. Пантюхин протянул деньги и взвалил на себя мешок, но

дед вцепился в него:

-- Забирай свои деньги!--закричал он.--Я тебе

сразу все продам, чем целый день на базаре

заниматься буду?

Я выменивал нож кхукри часа полтора. Мы и смеялись и ругались. Продавец

хотел, чтобы я ему дал пленку, а она мне самому была нужна. Я ему предлагал

свой нож (хороший, между прочим), но он (не соглашался.

I Наконец игра утомила нас обоих, я попрощался, •пересмотрев все

музейные редкости лавки, и вышел. На углу хозяин догнал меня, и обмен

состоялся. Он развел руками и улыбнулся, а потом пошел в свою лавку.

С этим самым кхукри в руках я шел ло Намче-Базару, когда увидел своих

знакомых Софию и Дэвида-"переводчика". Мы стояли под гималайским небом и

говорили о жизни, о радости встречи с хорошим человеком, о том, сколь

обаятельны и трудолюбивы шерпы, о красоте этих суровых и чистых мест, о

стремлении всех добрых людей независимо от национальности, веры и

принадлежности к социальной системе дружить, мы говорили о любви, о друзьях,

о Георгии, Мише, Леване, о Толе, о мужчинах и женщинах, без которых трудно,

невозможно было бы жить, о мире мы говорили, о большом мире, и Дэвид

переводил, и разговор был долог, он занял целую фразу, целую искреннюю

улыбку и целое рукопожатие.

Я возвращался в наш лагерь на гору и чувств,о-вал себя легко и очень

спокойно. Ленинградские

альпинисты Юра Разумов и Сережа Ларионов встретили меня у каменной

ограды.

-- Тут наши ребята--передовой отряд с груза

ми. Леня Трощиненко. Киношники. Они нас ждут

вечером на маленький праздник, который устраива

ют работавшие с нашими ребятами шерпы экспеди

ции в честь успеха экспедиции. Мы пойдем раньше, а

ты найдешь сверху дом, крытый железом. Это дом...

Это был дом дяди нашего сирдара--бригадира высотных носильщиков Пембы

Норбу. Хорошего достатка шерпский дом. На первом этаже--хранилище для зерна

и припасов, свободное место занимают баулы и пластмассовые бочки нашей

экспедиции, рядом место, где обычно располагается домашний скот--яки, козы,

овцы,--тоже забито экспедиционной поклажей. Широкая деревянная лестница

ведет на второй этаж. Никто не вышел на мои громкие шаги. Да, вероятно,

никто и не слышал, как я вошел, потому что весь дом оглашала довольно

громкая монотонная песня и нестройный, но ритмичный топот. Я открыл дверь и

очутился в очень большой комнате, освещенной ярким светом керосиновой лампы.

Она висела под потолком и освещала в добрых сто пятьдесят свечей сидящих у

застекленного окна на скамейке моих добрых спутников и четырех шерпов,

обнявшихся и танцующих под аккомпанемент собственной песни, кинооператора

Диму Коваленко, спящего на раскладушке под пуховым спальником, и двух крыс,

умывающихся среди гигантских медных котлов и чанов совершенно как домашние

кошки.

-- Вот этот человек знаком с Геной Пантюхи-

ным, он лазил с ним в пещеры, с братом Славика,--

представил меня Лене Трощиненко Сережа Лари

онов.

Я был и со Славиком тоже знаком. Когда-то давно, еще учась в

Ленинградском университете, Гена Пантюхин позвал меня снимать кино про

крымскую пещеру Кызыл-Кобу. Две недели мы ползали под землей, таская на себе

аппаратуру и тяжелейший авиационный аккумулятор с посадочной фарой для

освещения. Никто из моих спутников не подозревал, что я впервые видел

кинокамеру. Пленку проявили на ленинградском телевидении и, увидев на

негативе, что изображения мало, а темноты много- определили в брак и смыли.

Гена был начальником "киноэкспедиции", а Славик, его младший" брат, таскал

аккумулятор. Старший Пантюхин и по сей день один из сильнейших наших

спелеологов, человек отчаянный и непримиримый, если дело касается

сохранности пещер. Славик стал скалолазом, и отличным; много раз'чэчертя

голову лазил в пещеры и горы, выручая легкомысленных туристов, и погиб сам

во время спасательной операции.

Знакомство с Пантюхиным было хорошей рекомендацией для Трощиненко, меня

посадили за стол. Шерпы и Воскобойников, улыбаясь, продолжали петь и

танцевать. Из соседней комнаты вышла бабушка Пембы с черным,

орнаментированным латунными полосками кувшином, наполненным чан-гом... Песня

моментально прекратилась. Наванг взял чашку, бабушка налила в нее

мутно-белую жидкость, и он, чинно придерживая левой рукой локоть

29


(совсем как у нас в Средней Азии в знак уважения), пустил чашку го

кругу,

-- Они празднуют удачное завершение наших

дел. Двое из них раньше бывали на Эвересте, один

участвовал в шести экспедициях, а Наванг --самый

маленький из них--был ближе всех к вершине.

- Как высоко он поднялся?

-- Чуть выше третьего лагеря --семь восемьсот.

А дальше не смог. Да, Наванг?

Наванг улыбнулся и кивнул. Пемба, похожий на Робинзонова Пятницу (хотя

имя его по-шерпски значит суббота), одетого в брюки "Адидас" и жилетку с

гербом СССР, подставил чашку под бабушкин сосуд, и круговой ее путь

повторился.

-- Давайте выпьем, ребята,-- обратился Леня к

нам и шерпам,--за то, что все живы.

Шерлы встали полукругом и запели протяжно, но весело, шаркая кедами в

такт песни. Некоторые из них двигались уже не очень уверенно.

Я подумал, что это действительно главное. В конечном счете, альпинизм

не война, и не надо умирать на Горе, если можно выжить.

Философскую беседу, начавшуюся было за чашкой чан га, прервало

появление высокого худого человека, заросшего бородой. Он быстро прошел к

столу и потер руки, как это делают, когда с мороза входят в комнату и видят

накрытый стол. '"Значит, так..." -- говорят обычно в таких случаях.

- Значит, так,--сказал человек, повисая над

низеньким столом,--за успех экспедиции и будущего

фильма! Ты из Москвы? Ага! Хорошо? Хорошо!

Сейчас я столько дел провернул! Ты закусывай.

Дима пленку перепаковал? Ага! Хорошо? Хорошо!

Ну, я пошел спать...

Валентин Венделовский, режиссер "Леннауч-фильма", быстро чего-то смел

со стола и через минуту спал рядом с оператором.

- За то, что все живы,--повторил Трощинен-

ко,--это--главный успех.

Воскобойников е перерыве между песнями громко говорил с шерпами

по-русски. Они кивали головами и даже что-то по-русски отвечали.

Володя с ними разговаривает свободно. Вооб

ще он молодец. Он их приучил готовить так, что

вполне можно было есть. Вкусно даже. На кухне

шерпы-повара в белых халатах ходили.

Вообще все молодцы,--говорили Саша, Юра,

Сережа и я сидящему с гитарой Трощиненко, танцу

ющему с шерлами Воскобойникову и спящим Венде-

ловскому с Коваленко, имея в виду всю экспедицию,

- Молодцы... А ведь все было на грани...

Бабушка принесла чанг, и чашки опять поплыли

по кругу.

На грани... Здесь, в Гималаях, каждое восхождение--это ходьба по ребру.

С одной стороны -- солнце и жизнь, с другой --мрак и вечный холод. Сколько

замечательно организованных и продуманных экспедиций заканчивалось

трагически, сколько достяжений было омрачено... Невозможна предусмотреть все

на пути, по которому еще никто не ходил. На улице было темно и тихо. Лишь

шелестели на легком ветру молитвенные знамена. Намче-Базар спал.,.