Geum.ru

Эверест-82; Восхождение советских альпинистов на высочайшую вершину мира

Вид материалаДокументы

Содержание


Если уж быть откровенным, болезнь Онищенко предусматривалась (лично
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   52

22



еще не видел Памира и Тянь-Шаня, где мы готовились и откуда, пользуясь

терминологией бригадного генерала Ханта, до Эвереста еще ближе...

В том, что мы сами создадим (а что необходимо, купим у лучших

зарубежных фирм) оборудование максимально надежное, тоже была уверенность. И

что будем в достаточной мере обеспечены пищей, медикаментами и кислородом --

никто не сомневался.

Но всего этого, увы, недостаточно для успешной работы, для того, чтобы

достичь вершины, не потеряв ни единого человека. Нашего или шерпы.

Нужна программа. Не общие слова и не общее направление--нужен детально,

до мелочей проработанный план, обеспеченный не только стремлением к лучшей

жизни наверху, но строгими расчетами, моральными, физическими и

материальными возможностями...

-- Ничего в Гималаях не получается наскоком-- кроме печали,-- говорил

мне Тамм на аэродроме в Лукле.

Невозможно идти с рюкзаком, ставить палатки, отдыхать в них, потому что

на дальних даже подступах к вершине сон--это не отдых, это только расход

кислорода. На высотах от восьми и выше жить, просто жить (идешь ты или

спишь)--это тяжелая работа. На этих же высотах заболел ты ангиной,

обморозился или получил травму--нельзя задерживаться, срочно вниз,

иначе--смерть. И никто тебя не спустит оттуда. Просто не сможет, ибо и

рюкзак в тридцать килограммов--это на грани возможностей. Только если сам.

Значит, надо проложить путь, установить на этом пути лагеря, обеспечить эти

лагеря, эти крохотные палатки всем необходимым. Кислородом, пищей,

лекарствами, горючим, спальными местами... Все надо занести наверх, много

раз поднимаясь и спускаясь. Это занимает много времени --месяц или месяцы...

А теперь представьте, что тренерский совет решил, что на вершину должны

попытаться выйти не связка или две, а двенадцать (!) человек--весь

спортивный состав команды...

Такие вот составляющие этой программы, плана, схемы... Но и это еще не

все. Потому, что еще есть маршрут. Дорога на Эверест у каждой экспедиции

своя, хотя маршрутов не так уж и много. Выбор маршрута--дело принципиальное.

В процессе обсуждения мнения разделились. Часть специалистов отстаивала

классический маршрут--пройденный в 1953 году Хиллари и Тенцингом, а за ними

еще не одним десятком альпинистов. Аргументы были --мы в первый раз выходим

на эти высоты, лучше пусть попроще. Тамм и Овчинников вместе с другой частью

знатоков отстаивали нехоженый маршрут. По фотографиям они наметили два пути

по юго-западной стороне Горы.

Когда в 1980 году разведывательная группа в составе Тамма, Ильинского,

Мысловского, Овчинникова и Романова прибыла в Непал, оказалось, что по

одному из этих вариантов идут поляки.

В это время у подножия Эвереста работала кроме польской как раз та

испанская экспедиция, с которой мы поменялись местами. От басков и от

поляков зависело, увидят наши разведчики предпо-


лагаемый маршрут или нет. Тут есть свои правила: правительство Непала

дает разрешение на разведку с любопытной оговоркой: идите, если договоритесь

с теми экспедициями, которые по своей лицензии работают на горе. Если

одна,--с одной, и с обеими, если две. Бывает и такое, когда разные команды

идут к вершине по разным маршрутам, как это случилось весной 1980 года.

Баски шли классическим через Южное седло и взошли. Мартин Забале-та и шерпа

Пасанг Темба были на вершине 14 мая. Поляки шли по южному скальному гребню,

и Анджей Чок и Ежи Кукучка поднялись по сложному маршруту на пять дней позже

испанцев. До этого, 17 февраля того же 1980 года, два отважных польских

восходителя совершили по традиционному пути уникальный зимний подъем на

Эверест. Лешек Чихи и Кжиштов Велицки были первыми людьми, кто увидел зимний

мир с его вершины.

Хозяев горы оказалось двое. Поляки сразу разрешили, а баски

заколебались... До базового лагеря вы можете идти хоть вдвоем, хоть с

семьей, но из базового лагеря (лагеря эти, как правило, все разбивают

примерно в одном месте--у подножья ледопада Кхумбу) не видно маршрутов на

склонах Эвереста. Для того чтобы увидеть их, нужно преодолеть

ледопад--сложную и опасную часть пути к вершине (именно на ледопаде

провалился в пятнадцатиметровую трещину Леша Москальцов).

Естественно, испанцам не было жалко, чтобы наши альпинисты поглядели,

как там наверху. Они опасались случайного несчастья с нашими разведчиками.

"Случись что-нибудь с вами,-- говорили испанцы,--и спасательные работы

отберут силы и время, и, главное, сорвется график". (Помните, план, схема,

график!) У них уже была одна неудачная попытка в 1974 году, когда они,

достигнув высоты 8500 метров и установив там штурмовой лагерь, были

вынуждены из-за ураганного ветра отступить. Они ушли почетно, без жертв, но

теперь рисковать не хотели. Предлагали нашим фотографии, рисунки Эвереста,

но это не могло устроить разведчиков...

В конце концов их все-таки удалось уговорить. Ладно, пусть ваша двойка

пройдет с поляками. Но удалось пройти троим: Овчинников и Ильинский законно,

а Мысловский--со своей польской фамилией, сменив нашу синюю пуховку на

красную, как член польской команды. Маленькая хитрость помогла тщательнее

рассмотреть будущий маршрут с высоты 6400, сфотографировав его в различных

масштабах...

Затем по фотографиям уже все, кто участвовал в разведке, выбрали

маршрут без споров: по контрфорсу юго-западной стены с выходом на западный

предвершинный гребень.

Маршрут--очень серьезный. Но вероятно, последний "логичный" маршрут на

Эверест. Термин этот, возможно, принадлежит профессиональному языку

альпинистов, но он был понятен и мне: этот маршрут естественный, у него есть

начало и есть конец. Все трудности, сложности, вывихи принадлежат этому

пути. Это дорога без искусственных усложнений, когда ты можешь свернуть с

кратчайшей, но простой на окольную, но сложную. "Логич-

ный"--слово точное для трудного пути, если это кратчайший путь к

цели...

Окончательную заявку с точно указанным маршрутом предстояло утвердить в

Министерстве туризма Королевства Непал. После этого утверждения никакие

изменения, упрощения или облегчения невозможны. Наша заявка вызвала

удивление у высоких чиновников министерства и одновременно изумление. По их

мнению, мы замахнулись на маршрут необычайной сложности.

Итак, теперь все данные для разработки тактики восхождения были

собраны, и начальник экспедиции принялся за дело. Затем тактику эту обсудили

и скорректировали на тренерском совете, в который кроме Тамма и Овчинникова

входили тренер Романов и руководители штурмовых групп Иванов, Ильинский и

Мысловский.

С волнением и интересом ждали обсуждения детальной разработки тактики

гималайского восхождения на заседании Федерации альпинизма СССР, но (в это

трудно поверить!) вместо того, чтобы действительно помочь Тамму и

Овчинникову советом, обговорить детали, как лучше организовать работу, как

избежать жертв (ведь в президиуме Федерации--альпинисты, и опытные!),

некоторые члены высокого собрания в течение нескольких часов, не обмолвясь о

деле, симулировали принципиальность вовсе нелепым (самое мягкое слово, какое

нашлось) образом: они выговаривали Тамму за то, что он Эверест не называет

Джомолунгмой. И если бы просто выговаривали, а то чуть ли не инкриминировали

ему политическую недальновидность, которая может оскорбить дружественный

непальский народ.

За время пребывания в Непале я убедился, что "монт Эверест" весьма

распространенное название. Рекламные щиты, афиши, открытки и даже почтовые

штемпели, как правило, называют Гору Эверестом или Сагарматхой (Матерью

Богов). Джомолунгма же--английская транскрипция тибетского названия

Чомолунгма. Один из инициаторов и главный герой этой лингвистической атаки

(которая продолжалась чуть ли не до начала восхождения уже в форме

бесконечных писем, отвлекающих от дел работающих людей) В. Орешко, будучи

руководителем нашей туристско-журналистской группы в Непале, сам мог

убедиться в том, что название Эверест не обидит непальца, если его будет

произносить умный, доброжелательный человек. Если же этих качеств нет, то

сколько раз не повторяй-- Джомолунгма, Джомолунгма--милее непальцу не

будешь, тем более, что в Непале Гору зовут Сагарматхой.

Занимательно, что после успешного завершения восхождения этот самый

идейный борец с экспедицией умудрился получить Почетную грамоту за активное

участие в подготовке штурма Эвереста наравне с Михаилом Ивановичем

Ануфриковым-- человеком, посвятившим предшествующие экспедиции годы ее

организации и вклад которого в это святое дело неоценим.

Если же иметь в виду наш поход к подножию Эвереста, то тут Орешко

сделал немало, хотя как


23


руководитель группы, полагаю, все же уступал сэру Джону Ханту, Морису

Эрцогу и доктору Тамму, что проявилось в эпизоде с болезнью одного из

туристов где-то в районе четырех тысяч метров. Турист занемог от непривычной

высоты и буквально не мог двигаться. Трое альпинистов из группы -- Саша

Пу-тинцев, Юра Разумов и Сережа Ларионов--несли его на себе несколько

километров по горам. Ореш-ко--тоже действующий альпинист--от этого дела

устранился. Аля Левина описала этот случай в "Комсомолке", пощадив Орешко.

Я не стал бы уделять столько места нашему борцу за чистоту

географических названий, если бы такой тип людей не был распространенным.

Они с упорством, достойным лучшего применения, сыпят песок в буксы, бросают

грязь в окна поезда, пытаются перевести стрелки, чтобы загнать его в тупик

потому только, что сами ни управлять, ни даже ехать в нем не умеют. И ставят

палки в колеса, оглядываясь: а вдруг кто-нибудь с такими же качествами,

только сам побольше, заметит, поддержит, похвалит...

Но уж если паровоз разогнался и дело пошло на лад и есть победа, то тут

уж наш принципиальный борец окольными путями поспешит к финишной ленточке, в

последний момент уцепится за подножку, может и проехать немного рядом с

машинистом, чтобы потом протянуть ладошку за наградой и получить ее...

А что делал на упомянутом нами заседании президиума Федерации ее

президент, сам одобривший ранее на тренерском совете разработанный план?

Борис Тимофеевич молчал. Молчал (в лучшем случае) и тогда, когда мутные

волны письменной и устной склоки накатывались на экспедицию, грозя ее

захлестнуть. Так же странно вел себя и государственный тренер по альпинизму

Спорткомитета СССР В. Шатаев. Хотя мы с Орешко, как лингвисты и специалисты

по терминам, были бы удовлетворены,- если бы слово "государственный"

соответствовало сути и предполагало не некие узкие интересы группы

недовольных Таммом и Овчинниковым людей, а широкие, глубокие и, поскольку

речь идет о восхождении на Эверест, высокие. То есть действительно

государственные...

Романов в качестве тренера команды, находясь в базовом стане

противника, вел себя лучшим образом, по существу не вмешиваясь в дела. Тут я

кажется не вполне точен. Борис Тимофеевич, человек приветливый (в отношении

ко мне, во всяком случае), не производил впечатление агрессивно настроенного

по отношению к экспедиции человека. Скорее--отстраненного несколько от ее

дел. Задача его пребывания в Непале сводилась... к пребыванию. Он не

возражал против решений Тамма и Овчинникова, которые часто со стороны

казались рискованными, но он их и не поддерживал, порою, впрочем, требуя

записать свое особое мнение.

Журналисты прекрасно знают термин "внутренний редактор". Это то, что

мешает широко и раскованно мыслить, что не дает произнести вслух то, о чем

думаешь про себя. Его невольно учитыва-

24

!

ешь в своих решениях, хотя это мешает понять тебя и понимать других.

Борис Тимофеевич Романов запомнился мне с сачком на длинной палке для

ловли бабочек на полянке, заросшей редким кустарником, растущим у

разбросанных природой осколков скал. Потом мы • пытались ловить с ним

рыбу в молочно-мутной, очень холодной и бешено скачущей по камням реке Дудх

Коси (безуспешно, увы). Он был мил и добро- | желателен и производил

впечатление человека тактичного, но несколько постороннего в этой азартной

компании, где все, начиная с Тамма и Овчинникова и кончая оператором

Коваленко и переводчиком Кононовым, были проникнуты страстью. Вот--точно. Он

был бесстрастен. Зачег тогда он согласился с ними со всеми ехать, если не

считал это дело своим кровным? Если же считал и поехал правильно, зачем не

был решителен в отстаивании идей Тамма и Овчинникова?..

Да, уважаемый читатель, и в романтическом

альпинизме оказалось все как в жизни. Там, где

ждали гималайцы поддержки, где она была, кстати

говоря, совершенно естественна, там оказалась

главная нервотрепка. Пресловутое среднее--между

решающими действующим--звено поддерживало

дух экспедиционеров в постоянном боевом тонусе,

Разве чтобы они не расслабились и не потеряли

форму? Тогда это можно не только оправдать, но и

приветствовать. =f

Бой шли на разных фронтах. Один из самых горячих--состав экспедиции.

Это дело действитель*; но многосложное. Как из большого числа

достойных1 кандидатов отобрать полторы дюжины участников i

штурма? В отличие от руководителей многочислен- •, ных успешных и

безуспешных походов к Вершине, Тамм не считал для себя возможным подниматься

выше ледопада Кхумбу. Овчинников поднимался до первого лагеря, мог и выше,

но это мало что меняло. Возможность координировать действия

.штурмовых-групп, находясь недалеко от вершины (скажем, э одном из высотных

лагерей.), не лишена целесообразности. Она облегчает возможность

контролировать и состояние пути, и состояние восходителей, и наличие

кислорода, и иных обеспечивающих жизнь | вещей.

Управление экспедицией из базового лагеря то- -же имеет свои

достоинства, потому что все уходят, работать отсюда на Гору и приходят сюда

с Горы.: Здесь все грузы, все шерпы, все нервы ведут в это довольно

солнечное сплетение. Но для того, чтобы руководить из базового лагеря,

Тамму нужно было.",; первое--хорошая радиосвязь (она предполагалась, i и

только непредвиденное отсутствие Черевко, может, несколько обеднило

возможность эфир общения) и второе--надежные, опытные восходя-1 щие тренеры.

Их Тамм и Овчинников назначили! сразу. Мысловский и Иванов не раз ходили

Анатолием Георгиевичем по сложнейшим маршруу там, и Овчинников с Таммом были

уверены в достоинствах. Кандидатура Ильинского была них бесспорной. •

Ерванд--заслуженный СССР, великолепный руководитель, его кома известна в

стране как одна из сильнейших;


полный сил и мощи сорокалетний мужчина, должен был возглавить группу,

куда входили его тридцатилетние ученики.

Тамм с Овчинниковым, неся основное бремя ответственности, были вправе

выбирать себе опору. Тем не менее такая система "маточного" подбора долго и

в мучениях пробивала себе дорогу.

Трудно сказать, какими именно критериями пользовались руководители

экспедиции, отдавая свои голоса за того или иного спортсмена, но думаю, что

они рассматривали каждого кандидата с различных точек зрения: способен ли он

подняться на Эверест, вписывается ли в коллектив и пользуется ли он

авторитетом среди альпинистов. Не всем условиям кандидаты отвзчали в равной

степени (например, Володя Балыбердин не был авторитетным альпинистом даже

для земляков-ленинградцев, но с лихвой компенсировал это иными своими

превосходными качествами), но тренеры стремились создать команду, способную

выполнить задачу, хотя это было очень непросто.

Отобрать из многочисленного начального состава шестнадцать душ (как ни

придумывай и что ни изобретай) без ошибок трудно. Трудно потому, что за

бортом вместэ с теми, кто отсеялся по объективным причинам, остаются и люди,

которые порой превосходят многих отобранных... Раз нет четких критериев

отбора, значит, присутствует субъективизм. Где субъективизм, там ошибки,

обиды...

В легкой атлетике раз ты на секунду быстрее всех бегаешь, значит ты

действительно сильнейший и твоя кандидатура бесспорна (хотя и там бывают

споры). В альпинизме так много разнообразных составляющих--от умения вбить

крюк до психологической совместимости,--что свести все к механическому

подсчету баллов за различные показатели--значит получить не вполне надежный

результат. Любая система отбора лишь помогает (или мешает), но не отбирает

сама. Больше того, даже отобранные сбольшой тщательностью сильнейшие по

профессиональным навыкам альпинисты не гарантируют успеха на Эвересте (да

разве только на Эвересте?)...

Примеров тому немало, но, вероятно, самый яркий, точнее, самый

черный--это международная экспедиция звезд 1971 года, собранная профессором

Норманом Диренфуртом (США), руководителем • успешного восхождения

американцев в 1963 году и сыном знаменитого исследователя Гималаев Гюнте-ра

Диренфурта (чьи книги "К третьему полюсу" и "Третий полюс" переведены и

популярны у нас).

Так вот, младший Диренфурт, которому в тот момент стукнуло пятьдесят

два года, собрал под знамена своей экспедиции многих великолепных

альпинистов, в том числе таких, кто уже побывал на восьмитысячниках.

Англичане Д. Уилланс и Д. Хэ-стон, поднимавшиеся по южной стене на

Аннапурну, японец Н. Уэмура, побывавший на Эвересте, итальянец К. Маури

(известный по морским путешествиям с Туром Хейердалом), X. Бахугуна (Индия),

П. Мазо (впоследствии поднявшийся на Эверест), представители альпинистской

элиты Австрии, Норвегии, ФРГ, США и Швейцарии... Руководитель крупнейшей в

мире мюнхенской фирмы "Шустер", которая специализируется на снабжении

высокогорных экспедиций, сказал, что их фирма, снабдившая более пятисот

экспедиций, не знала еще столь грандиозного предприятия... |

Все, казалось, было у Диренфурта: и опыт, и обеспечение оборудованием

прекрасное, и деньги, и подбор очень сильных по спортивному, по техническому

аршину смеренных мастеров...--а экспедиция завершилась бесславно. Не

сложилась команда. Ее разрывали разногласия и несовместимость. Никто не

хотел переносить грузы--ни чужие (экспедиционные), ни свои. Все экономили

силы для рывка наверх, на вершину. В результате вершину не увидел никто, и

это бы-бог с ней... Неудачу довершила трагедия --на ледовой стене погиб

индийский альпинист Бахугуна... . Эту историю я пересказал не для того,

чтобы убедить вас, что не надо стремиться к отбору идеально сильных

альпинистов, а к тому, что этот отбор решает не все и, главное, не

гарантирует успеха.

Помните, при отборе мы вспоминали, что для тренеров важна была

схоженность--слаженность, сработанность связок и команд, их

коммуникабельность и психологическая совместимость. (Забегая вперед, скажу,

что там, где психологической совместимости не было, ее с известной долей

усилия заменяла терпимость.)

Отбор каждой зарубежной экспедиции не носит болезненного характера. Там

руководитель подбирает по своему вкусу и опыту альпинистов и предлагает им

войти в команду. У нас принцип иной, мне кажется более справедливый для

участников, но более сложный. У нас есть опыт, есть и система, но все это

надо утверждать и согласовывать--не только для того, чтобы отобрать

достойнейших, но и чтобы избежать жалоб и объяснений на всех уровнях.

Сложно, сложно...

Но все это позади. Команда получилась необыкновенно сильной, а

тактический план, схема, программа практически \ выполнимыми. Трудно было

предположить, что экспедиция пройдет с точностью курьерского поезда тех

времен, когда на железной дороге был порядок--она прошла вполне в духе

современного экспресса: с отклонением от графика, непредвиденными

остановками, Но главное--она дошла до цели.

В Лукле ночь, дождь усилился, мы идем в дом, где разместилась

экспедиция.

Ну как? Погуляли?--как бы чуть-чуть заика

ясь, спрашивает невидимый из темноты человек.

Погуляли, Володя. А вы?

А мы закончили и вышли подышать...

• -- Шопин,--объясняет мне Тамм, хотя я узнал его.--Вот еще один,

кто по всем правам должен был быть на вершине. Он и Коля Черный. Мы знаем,

что в Москве Шатаев дал интервью, в котором сказал, что один ослаб, а другой

заболел. Они оба и ослабли и болели не больше других. Не их вина, что они не

взошли.

25


А чья?

По плану все четверки должны были сделать

три выхода на установку лагерей и прокладку пути.

Четвертый выход у вспомогательной команды дол

жен был использоваться на установку предвершин

ного лагеря, а у штурмовых--на восхождение. Но

так получилось, что из-за болезни Славы Онищенко,

из-за недомоганий других ребят, все очереди пере

местились. Надо было снабдить лагерь три кислоро

дом. Мы попросили Шопина и Черного использовать

на это свой четвертый выход.


Они понимали, что рискуют вершиной?

-Да.

А отказаться они могли?


Да, могли. Их вины не было в том, что

нарушился график.

И шанса на восхождение у них не оставалось?

Шанс-то был...

Здесь мне бы хотелось вернуться к началу эпизода, к вопросу: "А чья?"

(вина, разумеется) пересказать то, что написал на полях этой рукописи

Анатолий Георгиевич Овчинников. Вообще, надеясь на доброжелательность

читателей, я буду иногда (с разрешения редактора) цитировать заметки,

сделанные на полях рукописи во время ее.подготовки к печати Е. Таммом, А.

Овчинниковым, В. Ивановым, В. Балыбердиным. Они помогут нам точнее

нарисовать картину, а вам яснее представить сколь сложны бывали ситуации,

какую разную, порой противоречивую оценку получали у разных людей одни и те

же факты и как непохоже воспринимались события... Эти комментарии выделены

курсивом.

Значит, после вопроса: "А чья?"--Овчинников написал на полях: "Думаю,

что здесь наложили отпечаток погодные обстоятельства и тренерский просчет. В

тактическом плане было предусмотрено, что каждый участник будет переносить

груз на маршруте (выше 6500 во время обработки) в 15-- 18 кг. Однако это был

период акклиматизации, и вес переносимого груза составлял 13--15 кг. Погода

не позволяла в течение 5--6 дней на выходах выполнять запланированную

задачу.

Надо было руководствоваться тактическим планом, рассчитанным на самые

неблагоприятные условия.

Высотные носильщики не сумели сделать то, на что мы рассчитывали.

Если уж быть откровенным, болезнь Онищенко предусматривалась (лично

мной) и смещений очереди не было.

Что касается Шопина и Черного, то они отказаться не могли и по

этическим соображениям и просто как альпинисты".

В своем рассказе я все время отвлекаюсь от той жизни, которой жил в

Гималаях очень короткое время, и пересказываю, что слышал от других. Думаю,

тут никто не в обиде. Если бы мне посчастливилось пожить в базовом лагере

(выше-- просто нереально мечтать), все повествование носи-

26

ло бы иной характер и, главное, была бы надежда на такое роскошество,

как увиденные детали. Все-таки лучшая форма для любой книги об экспедиции

или путешествии--это дневник. Тогда читатель проходит постепенно весь путь и

смотрит на событие глазами одного человека. Даже если дневник содержит

субъективные оценки. Впрочем, субъективный взгляд--это преимущество, которое

доступно лишь участнику действия, а читателю тоже хочется посмотреть на все

изнутри.

Как ни мила Лукла, пора ее покинуть. Потому что компания, которая

обслуживает нашу туристско-журналистскую группу, торопит. Мы должны сегодня

пройти еще часа два-три по тропе и где-то у реки стать лагерем. Оказалось,

что спальные мешки можно было не брать из Москвы--компания снабжает. Кроме

того, каждому дают по огромному пустому баулу--можешь туда положить хоть все

свое имущество и идти налегке. Баулы грузят на яков, и они с погонщиками

уходят вперед. Яки идут медленно, и мы их потом обгоним. Караван наш

неожиданно оказывается очень большим--масса баулов, пакетов и ящиков,

назначение которых мне пока непонятно.

Мистер Бикрим--наш шеф, представляющий фирму, жизнерадостный и

энергичный молодой человек,--торопит, но мы ждем, пока кинооператор снимет

шерпских женщин у переносного стенда о развитии спорта и отдыха в нашей

стране, доставленного активистами нашей группы из Москвы. Женщины не

понимают, чего от них хотят, и, смущаясь, сбиваются в кучу. Оператор

объясняет,' что они должны интересоваться развитием спорта отдыха и читать

написанные на стенде слова.! Процесс чтения (тем более на русском языке)

незнаком женщинам. Тогда мистер Бикрим показы-3 вает, что внешне чтение

выглядит так: сначала; смотришь налево, потом медленно поворачивает! голову

направо, потом опять налево несколько hi и вновь направо, и так подольше.

"Читательницы", старательно мотают головами, потом начинают сме-| яться,

понимая, что дело это, видимо, веселое, и) скоро забыв про наставления,

собираются у фотог" рафии, где изображены дети, купающиеся в море. Такое

количество стоячей воды, теплой видимому, и голые детишки в ней заворажи!

женщин. Они никогда не видели моря, и многие знали, что оно есть. Но их

поведение более ственно, чем наше, когда мы заставляем их як<

интересоваться нашим спортом и отдыхом, с чтобы потом обмануть зрителя в

том, что ил очень интересуются нашим спортом и отдыхом.

Оператор, как и все, чувствует неловкость отпускает артистов. Они бегут

к своим тюю взваливают на себя, и караван трогается.

Тропа выводит из Луклы. Мы идем по мест! удивительной красоты, по

склону горы, постеш снижаясь. Слева временами видна река, крохот! зеленые

поля, огороженные камнями, камен! хижины с молитвенными знаменами. Высокие

сты, воткнутые в крыши, потемнели от солнца дождя, а легкие разноцветные

полотнища с тайными на них словами молитв выцвели, но


читает молитвы и несет их к вершинам Гималаев, где обитают боги.

Узкий деревянный мост раскачивается под ногами. Мне казалось, он едва

выдержит хорошо груженного путника, и я с опаской ступил на доски.

Посередине моста вдруг услышал за спиной тяже-' лые шаги. Яки, которые

стояли у моста, поджидая заговорившегося погонщика, решили последовать за

мной. Я побежал вперед (опасаясь за мост, разумеется,--ведь мосты наводить

здесь очень сложно). Ступив на твердую землю, я достал аппарат, чтобы -

запечатлеть разрушение моста и гибель нашего имущества, но мостик,

раскачиваясь, стоял себе как стоял. В дальнейшем я уже не испытывал

недоверия к мостам в Гималаях, как бы хлипко эти сооружения ни выглядели.

По тропе навстречу нам шли груженые люди, приехавшие издалека и

местные. Большинство, встречаясь с нами, здоровалось, чаще на английском

языке. Иногда, правда, пройдя метров двадцать, спохватываешься, что

какой-нибудь светлоголовый и бородатый скандинав сказал тебе:

"Нама-стэ!"--на непали. Встречные шерпы, быстро сообразив национальную

принадлежность нашего каравана, опережая тебя, говорили: "Здравствуйте!" --

значит, кто-то впереди с ними здоровался по-русски. Необычайно способные к

языку, многие непальцы свободно изъясняются на тибетском, хинди, английском,

немецком и итальянском. Многие шерпы, работавшие с нашими альпинистами,

очень скоро стали понимать по-русски и даже немного говорить.

Впереди на тропе в тени сосны--неожиданная пресс-конференция.

Корреспондент ТАСС Юрий Родионов делится впечатлениями (как мы понимаем, без

подробностей) о восхождении. Свежие новости--это то, что базовый лагерь снят

и альпинисты, по всей видимости, через день-другой будут в Намче-Базаре.

Если это так, то моя попытка дойти до базового лагеря лишается смысла.

Остаток пути до ночлега я думаю, как бы совершить побег от товарищей по

перу, но пока не вижу, как это можно сделать, не обидев их.

Потом вспоминаю, что ни один из тщательно продуманных мною планов

никогда не осуществлялся, потому что даже трудности в этих планах

предусматриваешь преодолимые, а на деле выплывает какая-то мелочь и все

переворачивает вверх дном. Поэтому, соблюдая единство места и времени, лучше

не заглядывать дальше одного дневного перехода. Где ночевать--знаешь?

Остальное все после ночлега будет. Значит, надо думать о ночлеге.

Передовые носильщики нашего каравана остановились на ровной площадке в

ущелье у реки. По-видимому, здесь постоянное место ночлега. Из тюков и

коробок появляется огромная палатка на дюралевом каркасе, внутри ее

устанавливаются ,, складные столы и стулья. Появляются металлические

тарелки, вилки и ножи. Салфетки--тоже (извините, что бумажные). Пока

готовится ужин, расставляем палатки для жилья.

Мы с Димой Мещаниновым со стороны напоминаем участников групповых

упражнений в физкультурном параде, тех, которых поставили в последний

момент, не показав им, что делать. Смотрите, мол, и повторяйте. Мы и

делаем как все, но несколько запаздывая и кривовато.

Палатки на двоих удобные--по-видимому, тоже наследие какой-то

экспедиции. Поборов палатку, мы замечаем, что все окапываются -- мотыгами

вырывают канавы вокруг жилищ.

Светит солнце, на небе ни облачка, но это ничего не значит--через час

тучи накрывают ущелье, и... ливень. Все, кто взял зонтики, чувствуют себя

лучше, чем те, кто не взял. Эластичным бинтом я прибинтовываю зонт к виску:

руки свободны-- можно снимать.

Дождь не прерывает движения по тропе. Люди накидывают на голову у кого

что есть--полиэтилен, мешок или раскрывают над головой зонтики. Но это--если

человек зажиточный. Зонтик в Гималаях-- признак респектабельности.

Герберт Тихи, первовосходитель на Чо-Ойю, описывая свадьбу своего друга

Пасанга Дава Ламы-- шерпы, с чьей помощью он поднялся на вершину, пишет, что

жених ехал по Лукле на ослике с раскрытым зонтиком в руках. И хотя светило

солнце, ни у одного из наблюдавших процессию не возникло сомнения в том, что

эта деталь свадебного туалета совершенно соответствует важности как самого

знаменитого восходителя -- Пасанга, так и события, участником которого он

являлся.

Столы были накрыты. Еда очень похожа на европейскую: суп, котлеты с

картошкой и чай с ананасовым джемом из кружек, которые были главной

особенностью обеда. Мы ведь знаем, что из металлической кружки не очень

приятно пить горячий чай: и губы обжигаешь, и пальцы, а тут и пьешь, и

держишь, и никаких неудобств. Кружки оказались с двойными

стенками--кружка-термос. Внутренний корпус горячий, а внешний холодный...

Фирма выставила бутылку рома--в чай наливать. Налили и в чай. Зажгли костер.

Запели песни.

Шерпы пели монотонно и танцевали в такт песне, переступая ногами.

Утром нас с Димой разбудили слова:

--г Чай, кофе пить?

В Гималаях в палатку прямо в постель нам приносили чай или кофе в

знакомых кружках на сверкающем подносе.

-- Пора придумывать трудности,--сказал Дима, выбираясь из пухового

спального мешка.--А то не поверят, что был в Гималаях.

Переход к Намче-Базару начался с дороги по сказочно красивому лесу.

Теперь река была справа от нас. Она сверкала на фоне сверкающих вершин,

сквозь зелень хвои. Мы шли мимо водопадов и гигантских камней с магическими

надписями буддийских молитв: "Ом мани падме хум". (Тибетские

каменотесы-художники без трафаретов и линеек выбивают на придорожных камнях

поразительной каллиграфии буквы. Плату за работу они получают у жителей

деревень или монахов.) У одного из орнаментированных молитвенным текстом

камней величиной в добрую избу я встретил мальчишку лет двенадцати в

бордовом монашеском облачении. Он шел из монастыря Тхъянгбоче домой. Жизнь

этого

27


пацана 5ыла определена на многие годы вперед, но, судя по его

жизнерадос-ноглу чумазому лицу, это его нисколько не обременяло. Взамен

утраченной свободы он обретал знания и возможность общаться с богами.

Впрочем, не исключено, что и потеря свободы весьма относительна--буддийские

монахи еовсе не так аскетичны и не так оторваны от окружающей их мирской

жизни, как их христианские собратья. Знакомый нам Пасанг, будучи буддийским

ламой, не только дважды поднимался на восмитысячники, но и имел двух жен,

поскольку дом у него большой и места для двух женщин вполне хватало.

Я затеял с маленьким монахом беседу. По-видимому, мы разговаривали на

одном языке, потому что и он и я произнесли слово "инглиш". Он не спешил, и

я н<з торопился, поэтому мы долго размахивали руками, сидя на поваленном

дереве. Я пытался спросить, не видел ли он наших альпинистов, он пытался, в

свою очередь, выяснить, что меня интересует. Скоро к нашей беседе

присоединилась обаятельнейшая мексиканка, которая назвалась Софией Диас и

тоже произнесла слово "инглиш". Каждый из нас весело и азартно разговаривал

на своем английском языке, не понимая ни одного слова, сказанного

собеседником, но нимало этим не огорчаясь, до тех пор, пока не подоспел

приятель Софии---американец Дэвид Морисен, который с большим трудом,

переведя с "инглиша" на английский, объяснил, что мальчик видел русских

альпинистов в Намче-Базаре, но немногих, и рассказал нам с монахом, что они

с Софией студенты Калифорнийского университета, заработали деньги и приехали

s Непал. Денег на носильщиков у них нет, поэтому они обходятся своими

силами.

Мы с монахом пожелали им счастливого пути и отпустили их, а сами

остались у камня, чтобы побеседовать о подробностях встречи мальчишки в

бордовом облачении с нашими альпинистами в Намче-Базаре.

У кордона на границе национального парка Са-гарматха наша группа

собралась целиком. Кто ушел вперед, ждали отставших. Тут надо было выполнить

некие формальности--поставить штамп в сертификат, дающий право каждому из

нас в одиночку или группой путешествовать по тропе. Это как бы непальский

паспорт, вложенный в наш. советский. Потом, возвращаясь, мы его отдадим, и

чиновник вычеркнет нас из списка гуляющих по парку. Этот учет--толковая

вещь. Если не вернешься в срок, тебя будут искать не столько как нарушителя

паспортного режима, сколько для оказания тебе помощи (мало ли что). На

терраске деревянного домика--карта заповедных мест с царицей гор --

Сагарматхой (Джомолунгмой, Эверестом) на севере, Рядом с картой правила

поведения в национальном парке: не рубить деревья, не жечь костры, не'1

охотиться на зверей и птиц. А дальше плакат, который никак не

расшифровать без объяснения. На нем изображены в разных графах известные

каждому непальцу предметы: ножи кхукри, весы, мотыга... Предвыборный плакат

Каждый кандидат имеет символ, понятный и неграмотному человеку. Потом, придя

голосовать, он возьмет бюллетень известного

ему кандидата с изображением, скажем, весов и опустит е урну. Потом

"ножи", "весы" и "мотыги" посчитают и напечатают, какой из символов победил.

Мы попали в Непал в период выборов в местные органы власти, и жители

проявляли большую активность в избирательном деле.

Теперь мы шли плотно, потому что впереди был подъем к Намче-Базару. Все

экспедиции вспоминают этот необыкновенно .(рутой и бесконечный путь, когда

несколько часов подряд лезешь и лезешь вверх и за каждым поворотом чудится

конец горы, а повернешь--и снова ни конца ни краю. Спасти может только

размеренная ходьба.

К середине дня все, кто шел в шортах, обожгли на солнце ноги, кто в

майках--шеи, я шел без шапки. Я подарил ее моему юному другу монаху,

нахлобучив на его черную стриженую голову панамку с символами Московской

олимпиады. Он улыбнулся признательно и достойно, но как только я пошел по

тропе, снял и положил ее в свой рюкзачок.

Мы шли по тропе, крутой как стремянка, и уже не видели вокруг никаких

красот, когда наш непальский поводырь сказал, что метров через пятьдесят по

высоте будет место, откуда впервые путешественники увидели Сагарматху.

Здесь мы остановились, чтобы отдохнуть перед продолжением пути в

Намче-Базар. Посмотрели на грозную вершину Сагарматхи, которая едва видна

между другими горами, умылись из источника и опять вверх. Солнце палит

нещадно, и ноги уже не особенно слушаются, а ведь высота здесь всего чуть

больше трех тысяч метров. Сумка с фотоаппаратами, которая в аэропорту весила

двенадцать килограммов, сейчас "весит" тридцать. Рюкзак давно висит на боку

у какого-то яка. Тропа--или, лучше сказать, каменная лестница--ползет вверх.

Меня обгоняет шерпа. За спиной у него, я бы сказал. холодильник, если бы

здесь было электричество. Проходя мимо, он кладет мне руку на голову, совсем

как мой друг Отар Иоселиани, и так же качае-головой. Я вопросительно смотрю

на доброго человека. Чем он обеспокоен? Солнце --показывает он. Через

пятьдесят шагов я и сам чувствую, что несколько поторопился с подарком

маленькому монаху. Меня обгоняет Дима Мещанинов в панаме и идет в трех шагах

впереди. Видно, ему тоже не сладко, но потом он разгоняется и идет уже

нормальным медленным шагом. Саша Путинцев, замыкающий, говорит:

-- Нельзя так. Ты то бежишь впереди всех, то отстаешь. Надо ступать

легко и, как бы ни было медленно,--главное, чтобы равномерно.

Я киваю и прибавляю шаг.

Наша площадка для палаток чуть выше Намче-Базара. Ни деревца.

Ограниченное камнями поле. Яки и шерпы с палатками и едой еще не подошли, Я

раскрываю зонтик и вижу, что все поле покрыто зонтиками. Я не один--это

успокаивает. Высота 3500 самая большая в моей жизни. До этого я поднимался

на шпиль Петропавловской крепости, чтобы вблизи увидеть ангела. Это тоже

было путешествие не из легких. Но там хоть ангел был