Эверест-82; Восхождение советских альпинистов на высочайшую вершину мира

Вид материалаДокументы

Содержание


Утром я "раскачивал" Эдика часа 4, и вышли мы поздно, только в 11. Ночь
К 18-часовой связи развесили свои 6 веревок и стояли на пологом
Георгиевичем,--мы не только обработали участок IV
Видимо, он страдал от боли в обмороженных пальцах, постоянно ворочался
Примус никак не разгорался в полную силу, хотя еще вчера работал
Подобный материал:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   52

2.05.82.



Утром я "раскачивал" Эдика часа 4, и вышли мы поздно, только в 11. Ночь

я проспал с кислородом, а утром отдал маску Эдику. Я соорудил ему рюкзачок

из чехла палатки и укрепил в нем кислородный баллон для работы на маршруте.

Мы взяли 6 веревок и двинулись по моим вчерашним перилам. Не успели

повесить 2 веревки, как пошел снег, и работать на скалах стало крайне

трудно. А я как раз вышел • на сложнейшую стенку участка IV--V. Хорошо,

что порода в этом месте оказалась довольно прочной, пришлось почаще бить

крючья и переходить с лесенки на лесенку. Вдруг мы услышали голос и увидели

Сережу Бершова. Я не мог понять, как он здесь оказался. Группа Иванова

делала запланированную ходку из лагеря III в лагерь IV, ребята отдыхали в

нашей палатке, а Сережа решил подбросить свой груз прямо к тому месту, где

мы работали. Для великолепного скалолаза, отлично акклиматизированного, с

кислородом и небольшим грузом (9 кг) лишние 6--7 веревок не представляли

большого труда. Сережа всегда весел и разговорчив, у него бесконечный запас

острых шуток и поговорок, и его присутствие на время смягчило нашу чересчур

деловую обстановку. Он заметил, что с кислородом я мог бы обрабатывать

быстрее. Это верно, но мы и так не выбиваемся из графика, а мне все-таки

хочется дойти без кислорода до самой вершины. Ребята принесли запасную

маску, так что теперь в любой момент и я мог бы дышать этим чудесным газом,

если бы почувствовал себя неважно, если бы стал тормозить Эдика.

Через пару веревок мы наконец ушли с этих коварных снежных гребешков и

стали подниматься по крутому узкому кулуару с тонким слоем снега на льду.

Очень не хотелось снимать рукавицы, чтобы надеть кошки,--руки и без того

сильно мерзли, но без кошек было просто не пройти. Начались сложности с

закреплением веревок--выбор крючьев становился все беднее, а карабины давно

кончились: 20 штук улетело с рюкзаком Эдика. Сначала мы поснимали с себя все

те, без которых как-то могли обойтись, а потом приходилось просовывать

веревку прямо в ухо крюка и завязывать узел.

Приближаясь к гребню, где намечалось поставить лагерь V, мы вышли на

простой скальный маршрут. Я принял Эдика, и он, организуя мне страховку,

попытался забросить веревку за выступ. К несчастью, там оказался камень,

который тут же свалился мне на голову. Несколько минут я стоял, приходя в

себя от сильной боли. На затылке образовалась гематома в пол-ладони, но боль

постепенно спала, и я пошел вверх, больше озабоченный технической работой,

чем наблюдениями за собственным самочувствием. Я не надевал каску, так как в

последние дни мы работали на гребневом маршруте, где не бывает внезапных

подарков в виде камней на голову.

К 18-часовой связи развесили свои 6 веревок и стояли на пологом

снежно-скальном гребне, самой верхней части нашего контрфорса, который еще

через 150 м упирался в основной западный гребень массива Эвереста. В этот

момент я окончательно поверил в реальность варианта, предложенного Анатолием

Георгиевичем,--мы не только обработали участок IV--V, но и можем попробовать

сходить на самый-самый верх.

Окончательное решение о месте будущего лагеря 8500 оставили назавтра и

быстро "посыпались" вниз. В палатку IV лагеря прибыли, конечно, опять в

темноте.

По альпинистским понятиям жить вдвоем в хорошо поставленной высотной

палатке очень удобно и просторно. Однако в полном высотном обмундировании и

на фоне общей усталости о ловкости и точной координации наших движений не

могло быть и речи. Один раз я пролил кипяток себе под спальник. Эдик,

забравшись в спальный мешок с ; пуховкой, занимал половину

палатки.

Видимо, он страдал от боли в обмороженных пальцах, постоянно ворочался

и своими неловкими движениями непременно опрокидывал примус, горелку,

кастрюлю и прочее. Мне, сидя на корточках перед всей этой кухней, стоило

большого труда успевать контролировать ее равновесие, готовить пищу и

высовываться из палатки за новой порцией снега.

3.05.82.



Этот день был начисто лишен какого-то творческого начала--просто работа

по перетаскиванию груза. По расчетам каждому доставалось нести по 17 кг. В

рюкзачок, который я вчера сделал Эдику, мы положили баллон и палатку для

лагеря V. Еще один баллон Эдик взял для работы в течение дня. Остальной

груз--3 баллона, принесенные вчера Бершовым,--он возьмет после половины

пути.

Мой груз почему-то в рюкзак не поместился--камеру пришлось повесить на

шею. Пока шли по снежным "ножам", это не вызывало неудобств, но на отвесных

стенках приходилось ее снимать: сначала поднимал рюкзак, потом возвращался

за камерой.

К концу 11-й веревки мы подошли как раз во время вечерней связи, в 18

часов. Пока я разговаривал с базой, Эдик прошел немного дальше, но и там

хороших площадок не просматривалось. Решили здесь же срубить часть снежного

надува и разгрести осыпь. Всего за полтора часа активной работы удалось

подготовить неплохую площадку.

Давно стемнело. Я в своем углу копался с примусом, как вдруг услышал

какой-то металлический стук.

Что такое?

Кислородный баллон,--ответил Эдик.

Оказывается, он положил один из баллонов у входа и

случайно задел его, лежа в спальнике. Валлон юркнул в незавязанный

рукав входа и лихо прогремел по сложному рельефу южной стены Эвереста. Это

было существенной потерей, так как у нас совсем не оставалось резерва на

спуск.

А как мы будем себя чувствовать--неизвестно. Я тут же бросился

проверять, не толкнул ли он и мой ботинок. К счастью, из всех наших ошибок

не было ни одной роковой.

Примус никак не разгорался в полную силу, хотя еще вчера работал

нормально. Вода закипала долго, и нам не удалось налиться вдоволь.

Но мы не могли позволить себе топить воду всю ночь, надо было немного

поспать.

Я знал, что тяжело будет утром надевать ботинки, но все-таки снял их,

так как пальцы ног онемели от холода и надо было как следует восстановить

кровообращение перед завтрашней работой. Эдик во сне стонал, кряхтел и

ворочался.

Видимо, обмороженные пальцы причиняли ему сильную боль, а расход

кислорода 0,5--1 литр в минуту не давал возможности глубоко заснуть. Ночь

почти не снижала дневную усталость, но большего расхода мы себе позволить не

могли.