Geum.ru

Эверест-82; Восхождение советских альпинистов на высочайшую вершину мира

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   44   45   46   47   48   49   50   51   52
Русская кухня в Гималаях

Когда меня вызвали к начальству по вопросу питания альпинистов, у меня

еще не было того необычного ощущения, которое теперь возникает при

произношении слов "альпинист", "горы", еще не было волнения, охватывающего

всего тебя перед началом большого, важного события в твоей жизни, не было

даже просто серьезного отношения к делу, которое тебе поручают почти каждый

день. Подумал: "Только этим мы еще не занимались! Можно себя поздравить!"

Подумал, развел руками и пошел убеждать начальство, что нас это не касается,

что мы не в состоянии этим заняться что все отделы перегружены, что... и т.

д. и т. п.

В кабинете сидели незнакомые люди, и по их озабоченным и недовольным

лицам я понял, что беседа не клеится. При первом взгляде трудно было

поверить, что среди них--лучшие альпинисты Союза, мастера спорта, а капитан

сборной, "Снежный барс", показался мне настолько невзрачным и совсем не

атлетичным, что я не поверил ни в серьезность проблемы, ни в авторитет наших

гостей.

Мы имели большой опыт организации питания применительно к условиям, в

которые попали участники экспедиций "Комсомольской правды" на Северный

полюс, женской группы "Метелица". К этому времени был введен в строй

крупнейший в нашей стране цех по производству сублимированных продуктов,

которые могли лечь в основу рационов питания альпинистов. Так что без особой

нагрузки мы разработали опытный экспериментальный рацион, тщательно обсудив

его с Валентином Ивановым, отвечавшим вместе с Николаем Черным за питание, и

на этом успокоились.

Летом 1981. г. команда выехала на тренировочные памирские сборы, и меня

пригласили выехать на Памир для испытаний экспериментальных рационов.

Шло время, а я почти не покидал лагеря, занятый своими хозяйственными

заботами. Однако когда почти вся команда ушла на маршрут и даже наш повар

переместился на ледник, я взмолился и попросил показать мне горы.

Конечно же, нарушив какие-то правила, Виктор Дор-фман и Василий

Барсуков, обвязав меня, повели в горы на небольшую вершину.

Вместе с радостью видеть горы, открывать прекрасное, вместе с приятной

усталостью с каждым шагом настроение мое все ухудшалось, и к концу дня оно

было испорчено полностью. Оказалось, что за целый день с самого утра и до 6

часов вечера мы ничего не захотели съесть и только жажда заставляла нас

останавливаться на привал. Мысль о возможной непригодности рационов для

таких условий не оставляла меня до последнего дня этих поучительных для меня

сборов.

Памирский сбор дал ответы на многие вопросы, касающиеся питания,

снаряжения, одежды.

У нас были обычные заботы: учесть результаты эксперимента, обработать

анкеты, найти оптимальные решения в составе рационов, своевременно добыть

фонды и получить в нужной упаковке продукты в разных районах страны.

"Обычные", потому что за плечами был опыт снабжения


340


различных экспедиций, были опытнейший директор завода М. Л. Фрумкин,

дальновидный В. Иванов, отвечающий за питание, и не выпускающая из внимания

ни одной мелочи разработчик рационов серьезная и добросовестная Т. С.

За-харенко. Даже проблема использования свиного сала не стала яблоком

раздора, хотя специалисты в области питания доказывали его непригодность для

условий с пониженным содержанием кислорода, а альпинисты настаивали на

включении его в рацион. И здесь нашли разумное и, как потом выяснилось,

правильное решение.

Этот обычный ход событий нарушил Е. И. Тамм, предложивший мне

участвовать в работе экспедиции непосредственно там, в Непале. Это было

неожиданным, так как никто из наших специалистов никогда непосредственно не

принимал участия в работе экспедиций.

Все было против: и моя профессиональная неподготовленность, и

отсутствие не только альпинистского, но и вообще спортивного опыта, и мнение

моих сослуживцев по работе, и, наконец, полное отсутствие восторга у моего

начальства. И до сих пор остается тайной, что толкнуло Евгения Игоревича

Тамма сделать, с моей точки зрения, неосторожный шаг. Еще более неожиданным

было то, как настойчиво и решительно провел свое решение в жизнь мягкий,

интеллигентный, никогда не повышающий голоса Тамм.

Но согласие дано, и началась подготовка к экспедиции, как говорят, без

отрыва от производства. За неделю до отъезда позвонил Свет Петрович

Орловский и сообщил, что мне нужно получить пищевую справку. А поскольку

времени было в обрез, а к словам Света Петровича я относился достаточно

серьезно, то бросился во все известные мне клиники с просьбой сделать

требуемые анализы.

Уже в базовом лагере с содроганием я вспоминал все, что было связано с

получением медицинских справок, и огорчался, что ни одна из них в итоге

никому не потребовалась. Тем более что мои помощники по кухонной работе

шерпы имели о санитарии и гигиене весьма приблизительное представление.

8 марта 1982 г. прошло в сборах. Отъезжающие были уже мысленно в

дороге, а женщины, мудрые, милые женщины, старались сделать праздник

по-настоящему мужским.

Сразу же на первую высоту поднялась Татьяна Иванова, пригласив всю

сборную к себе, и здесь установилась шуточная атмосфера, хотя по-прежнему не

был ясен окончательный состав экспедиции. Мне сразу пришлось учиться

чародействовать на кухне у всех жен одновременно.

В этот вечер стало ясно, что отступать некуда, и от этой мысли стало

легче. Мне даже показалось, что женщины успокоились, передавая своих

подопечных в мои руки, и не столько из-за моего умения, сколько из-за моего

желания и методического подхода.

Начались мои самые трудные дни. Мы идем из Луклы в базовый лагерь.

Ребята по установленной совместными походами привычке, двойками или тройками

деловито собирают вещи и исчезают, и я до следующего привала их уже не вижу.

Шерпы-помощники по кухне меняются, и мне кажется, что это происходит в тот

момент, когда начинаю с ними как-то находить общий язык. В Москве в Б.

Кондратьевском переулке в нашем сборном пункте рассудительный Эдуард

Мысловский говорил:

-- Не волнуйся, по пути все устроится, кормить начнешь в базовом

лагере.

Но экстремальные походные условия заставили принять другое решение:

завтраки и ужины--вместе, а вместо обеда--перекус на ходу.

Продукты несут одни носильщики, посуду--другие, примусы--третьи. Как их

раньше отправить, и как назначить им встречу, и как своевременно

организовать ужин? Для меня все это проблемы. Вдобавок мой абалаковский

зеленый рюкзак, явно привлекающий внимание на тропе своей

импозантностью, набит всякой всячиной: там и две бутылки Советского

шампанского, и стеклянные банки с сублимированными ягодами, и два

фотоаппарата, и т. д. и т. п. Совершенно не представляя, что такое

акклиматизация к высоте, пытаясь не отстать, а иногда и опередить

(мальчишество! Знать бы тогда, чем это кончится!), я иду по тропе, забегаю

вперед, чтобы сфотографировать яков, караван, ущелья, висячие мосты через

горные реки. Если к этому рваному темпу добавить, что, решив сократить путь

к монастырю Тхъянгбоче, я пошел не по тропе, а просто вверх, заблудился,

истратил остаток сил, то можно себе представить, в каком виде я оказался на

последнем участке пути к базовому лагерю.

Началась "горняшка": головные боли и полное отвращение к пище. Каждый

раз перед тем, как подойти к своим кухонным предметам, мысленно готовлю себя

минут 10, убеждаю, но находиться возле пищи долго не могу. На последнем

переходе буквально плетусь по тропе, которая никогда, кажется, не закончится

(оказалось всего 2--3 км), и встречаю наших ребят. Увидев меня, они молча

сняли с меня безобразно набитый рюкзак, разобрали мою всячину, высказав

сочным русским языком, что'-дкмают о содержимом, напоили соком и повели:

впереди Евгений Игоревич, за ним я шаг в шаг и подстраховывающие Свет

Петрович, Юра Голодов, Валя Иванов. Видимо, я представлял жалкое зрелище,

хотя до большого камня в центре базового лагеря на "площади Дзержинского"

дошел сам. Нет,, никогда не забывается участие и помощь в трудную минуту! А

может быть, у каждого из них (у тех, кто гору не обходит) в,ламяти целое

ожерелье таких моментов и оно согревает, и маломи-нает, и делает человека

добрее, и тянет в горы? ч

Следующий день, 22 марта, Евгений Игоревич объявил "рабочим днем

отдыха" и поручил Коле Черному, Володе,-Балыбердину и мне оборудовать кухню

и кают-компанию. Как в сказке, появился буфет, столы, скамейки, продуктовый

склад, а на берегу небольшого замерзшего озерца под охраной верного пса

Пумори удалось соорудить ледяной склад для скоропортящихся продуктов. Юра

Голодов, как заправский техник, делал ревизию газовым плитам и наладил их.

Каждый из команды приложил руку к тому, чтобы работать мне было удобно, а

кают-компания была уютной и праздничной. Рядом с кухней на пригорке

установлен и мой дом, так что, не выходя из него, по звону кухонной утвари

определяю, что в ней делается. По-прежнему нахожусь под влиянием все той же

дамы-- "горняшки", с той лишь разницей, что ее горячие объятия превратили

мои губы в какое-то месиво. Хорошо еще, что Свет-солнышко не оставляет меня

наедине с этой дамой, умело и тактично подстраховывает на кухне. А к этому

времени в лагере собиралось до 40 человек, несмотря на то, что на маршруте

находилось две группы. Постепенно удается пересчитать запасы рационов,

продуктов и количество баллонов и убедиться в том, что всего достаточно.

1 апреля над входом в кают-компанию появилась надпись о том, что

сегодня санитарный день, а ближайший пункт питания находится в нескольких

километрах от лагеря, на высоте 8848 м. Правда, именно в этот день все блюда

удались, и кто-то заметил, что никогда на такой высоте пища не была такой

высокой по качеству. В этом большая заслуга моих помощников: Бидендры,

Санама, Падама и Анга Норбу, которым непросто было приспособиться к

особенностям русской кухни. Действительно, первые 2 недели приходилось

проводить с ними так называемые планерки. Вначале при помощи Ю. Кононова, а

затем и без него растолковывал, что требуется от каждого и от всей бригады в

целом по чистоте, гигиене, санитарии и исполнительности, а в отношении перца

("чили") учить слову "чуть-чуть". Обычные для нас халаты и чепчики были

встречены таким заразительным смехом, что невозможно

341


было и мне не улыбнуться, глядя на их веселые лица. Шерпы, как дети,

легко отвлекаются и забывают о порученном им деле.

Большие трудности встретились при введении графика питания: в 6

часов--уход групп на маршрут, в 9--завтрак, в 12второй завтрак, в 14--обед

и в 19 часов--ужин. Никакие беседы и разъяснения не помогали, и даже

письменное меню на английском языке и непальском наречии не приводили к

успеху. 7 апреля обед был задержан на целый час, и я от огорчения отказался

от еды. Результат был удивительный: не только мои помощники, но и

шерпы--высокогорные носильщики подходили и предлагали "кани", что в переводе

означает кушать. Начиная с этого дня установился график питания в базовом

лагере, и когда что-то на кухне не ладилось, на помощь приходили все

свободные от восхождения шерпы.

Вспоминается еще забавный эпизод--с молодым и очень симпатичным шерпой

Ангом Фурба, которому я поручил носить плиты и устилать ими пол в

кают-компании. На леднике Кхумбу .преобладают сланцы, и если по периметру

обстучать глыбу камня, то можно при определенном навыке откалывать очень

тонкие и достаточно большие плиты. Таким способом мы настелили пол в кухне,

сделали дорожки между кают-компанией, складом и кухней. Анг Фурба тогда

простудил горло и долгое время находился в лагере и обычно очень помогал по

хозяйству. Однако в этот день в лагерь пришли туристы и среди них

обаятельная француженка, с которой Анг Фурба, забыв о работе, затеял

длительную и оживленную беседу. Когда он вернулся и я не допустил его к

работе, он бросился к леднику разыскивать плиты, и через час вся

кают-компания имела если не паркет, то по крайней мере ровно устланный пол.

Анг Фурба был, конечно, прощен, а шерпы еще долго подшучивали над ним,

вспоминая его увлечение.

Беспрекословным авторитетом пользовался сирдар Пемба Норбу--участник

более 20 экспедиций, в результате одной из которых он побывал на высочайшей

вершине мира. Очень скромный, трудолюбивый Пемба Норбу даже в самых сложных

ситуациях умел разрядить обстановку тонким юмором. Как правило, он сам

принимался за дело, проявляя при этом большую силу, рабочую смекалку и этим

увлекая своих помощников. Заметив его склонность к рисованию, я попросил его

изобразить лагерь. Его рисунки поражают своей простотой, наивностью и

точностью изображения и чем-то похожи на рисунки детей. На обратном пути в

Лукле Пемба Норбу организовал вечер в честь нашей экспедиции, и мы смогли

увидеть народные танцы, сопровождаемые песнями о горах, о Сагарматхе, о

шерпах.

Шерпская пища отличается от европейской, и поэтому для них

организовывался другой стол. Однако многие блюда, особенно на рисовой

основе, понравились шерпам, а наши ребята с удовольствием вкушали лепешки

чапоти.

Известно, что в экспедиций два основных центра. Это радиорубка и

кают-компания. Все альпинисты весьма серьезно относятся к питанию, очень

много знают о науке по питанию и сами могут приготовить или квалифицированно

проконсультировать. Но однажды все было готово, стол накрыт, и вдруг

раздались нежные звуки флейты и гитары. Оказывается, в лагерь пришел

американский музыкант, а Сергей Ефимов сначала тихо, а потом громче играл на

гитаре. Уже позже, в Дели, Сережа рассказывал, что никогда не солировал на

гитаре и то, что произошло тогда среди вечных льдов и гор, он и сам

объяснить не может. Обед остывал, а все слушали этот необычный,

импровизированный концерт. Действительно, ars longa, vita brevis-- искусство

вечно--жизнь коротка.

Нужно отметить, что отношение к питанию в лагере не у всех альпинистов

было одинаковым. Замечания Сергея Ефимова, Казбека Валиева, Ерванда

Ильинского тщательно изучались, и затем изменялись меню и технология

приготов-

342

ления пищи. Например, когда в лагере находился Валерий Хрищатый,

концентраты перед приготовлением промывались для удаления из них глутамината

натрия, обычно вводимого в продукты в качестве вкусовой добавки. Вообще,

восприятие пищи в сильной мере зависело от высоты, а также физического и

психического состояния спортсменов.

Ритуал выхода окончательно сложился к заключительному этапу экспедиции.

В 5 часов утра начинается подготовка завтрака для отходящей группы по

заказу, который оговаривается накануне. В половине 6-го, пока ребята

завтракают, их походные фляги заполняются горячим чаем с добавлением

сублимированного сока и зажигается жертвенный огонь. А в 6 часов группа

уходит на маршрут, и долго видны маленькие точки, перемещающиеся по ледяным

глыбам Кхумбу.

Теперь до начала завтрака, до 9 часов, у меня образовывается "окно"

свободного времени. А нельзя ли проводить ребят до начала трудных участков?

Первыми согласились на мои просьбы Е. Ильинский и Э. Мысловский и разрешили

пройти до 2-й веревки, а затем подобные прогулки стали почти системой. По

команде: "Ну хватит! Давай, старик, назад!"--я возвращался в лагерь. Технику

хождения в кошках показал мне вначале Хута Хергиани, а затем настойчивым и

терпеливым педагогом стал для меня Леня Трощиненко--имитация срыва,

страховка, хождение по серакам и т. д. После этих азов альпинистской науки

даже непреклонный Евгений Игоревич стал уже официально разрешать ходить на

ледник,--естественно, в солидном сопровождении. Особенно запомнились мне

выходы на ледник с Л. Трощиненко и А. Г. Овчинниковым по проверке "дороги

жизни" и, конечно, операция "Шляпа".

Дело в том, что парадная киргизская шапка Анатолия Георгиевича упала в

трещину, и Бэл вызвался помочь ее достать. Эта операция позволила сделать

Володе Балыбер-дину удивительные снимки видов из трещины, Анатолию

Георгиевичу получить сувенир--шляпу, на которой затем вся команда поставила,

автографы, а мне узнать, как работает Бэл, и в последний раз увидеть ледяные

глыбы.

Кажется, от моей идеи подняться в I лагерь и навести там порядок с

продуктами не остается камня на камне. Неумолимый Е. И. Тамм так говорит

свое "нет", что не остается даже маленькой надежды. И не помогают ни

ежедневная зарядка с Анатолием Георгиевичем, ни купание в ручье со Славой

Онищенко, ни даже практический курс по технике с Л. Трощиненко. Огорчение

было так велико, что, когда Леня шепнул о возможном походе в горы, я не

почувствовал особой радости. Она появилась значительно позже--на плече

Нупцзе, куда мы прошли инкогнито под видом прогулки.

3 мая ничем особенно не примечательный день. День как день, потому что

только через сутки придет известие о . первой победе, вместе с радостью

начнутся тревоги, затем снова успех и бессонные ночи!

А все-таки 3 мая--необычный день: в сборной СССР появился новый

альпинист. Фотоаппарат зафиксировал сооружение тура, вкладывание записки,

панораму гор, спуск со скользящим карабином. Леня предупредил:

-- Если появится страх, обязательно скажи, чтобы я знал, что делать.

Страха не было, боязнь была, что я своей неловкостью могу засыпать

камнями Света. Не засыпал, но один "живой" полетел к нему, но был отброшен

так ловко и легко, как будто он не весил пяти килограммов. •

Завершилось мое восхождение, а к вечеру каждый тихонько поздравил и

незаметно пожал мне руку.

Часто спрашивают: не заболел ли я горами, поехал бы еще, тянет ли снова

в путь? Отвечаю сразу: заболел, поехал бы, безусловно тянет! Первый диалог

состоялся, хочется его продолжить, теперь уже в качестве обладателя значка

"Альпинист СССР".