Волкова А. Я

Вид материала

Сказка

Содержание А что и говорить о «генетической памяти» - памяти, заложенной в веках… Народ что храм

Подобный материал:

• Лауреаты Премии Правительства Российской Федерации имени Федора Волкова (2000 – 2011), 65.49kb.
• Волкова Антонина Яковлевна, учитель русского языка и литературы Новочебоксарск 2005, 85.8kb.
• Волкова Л. А., к с-г н, доцент, Кушнірук Ю. С., асистент, 191.18kb.
• Лекция Вадима Волкова, 1503.6kb.
• Александра Мелентьевича Волкова о Волшебной стране. Мы хотим, чтобы и вы познакомились, 108.17kb.
• Н. А. Волкова на сессии областного Совета народных депутатов 25 февраля 2004 г. Уважаемые, 482.47kb.
• А. М. Новикова «Как работать над диссертацией» М.,1996г.; Ю. Г. Волкова «Подготовка,, 555.55kb.
• Бщества с ограниченной ответственностью, являющееся плательщиком налога на прибыль, 82.76kb.
• Сорокина) с участием Госхимпроекта Госстроя СССР (Л. М. Волкова), ниижб госстроя СССР, 1136.27kb.
• Доклад заместителя Руководителя Федеральной службы по надзору в сфере транспорта, 245.57kb.

Волкова А.Я.

Особенности представления концептосферы «Память»

в художественном мире Г.Айги

(на примере стихотворения «Сказка»)


В книге Д.С. Лихачева «Письма о добром и прекрасном» [7, c.198] есть удивительные строки:

Лист бумаги. Сожмите его и расправьте. На нем останутся складки, и если вы сожмете его вторично – часть складок ляжет по прежним складкам: бумага «обладает памятью»…

Памятью обладают отдельные растения, камень. На памяти древесины основана… дендрохронология.

Сложнейшими формами родовой памяти обладают птицы…

А что и говорить о «генетической памяти» - памяти, заложенной в веках…

Продолжая мысли Д.С. Лихачева о памяти, скажем: каждый человек в себе может нести отпечаток прошлого, является носителем прапамяти. Имя такого человека – поэта, гражданина мира, сына своего народа – Г. Айги.

Что объединяет двух людей, редких по таланту, высоких по убеждениям? Воспитание в климате Памяти: памяти семейной, памяти народной, памяти культурной, бережное отношение к памяти, к истории народа. Г. Айги своим творчеством воплощает идею академика Лихачева о том, что все сущности несут в себе прапамять, что у языка и у жизни есть связь, что концепт как смыслообраз возникает не только из словарного значения слов, а из опыта народа, этноса [6, c.496]. Истоки творчества Г. Айги можно увидеть в древней чувашской вере и в национально-мифологическом сознании чувашского народа, в основе которого лежит идея «фундаментального единства» сущего: «однородности цветка, Бога, человека»[5, c.119]; поэт воспринимает мир как культурную формулу, в котором выражено мировосприятие народа, что просматривается в его творчестве через архетипические образы круга, земли, дерева, огня, дома, матери, поля, снега. Ассоциативность, повышенная метафоричность художественного мышления поэта тесно связаны с синестезической природой ощущений через свет, цвет, звук. В 50-80-ые годы XX века духовная жизнь российского общества, названного поэтом «Мертвизной-Страной», «Муляжом-страной»[1, c.184], оказалась в состоянии жажды Высшего – Поэзии, так как она, по словам К. Паустовского, как воздух: есть – не замечаем, нет ее – задыхаемся. Феномен Айги в том, что жаждущим он подарил Молчащую Поэзию, противопоставил Тишину Молчания ангажированному, официальному рифмоплетству, «в которой нет правды жизневыдерживания»[2, c.27]. Он произнес: «и откройся - коль есть обнаружится:/ О тишина …»[1, c.96]. «Молчащая Поэзия» - значит говорящая некоторым иным способом: «…хотелось бы как можно меньше сказать что-нибудь, добиваясь при этом, чтобы нелюдская тишина и свет возрастали вокруг все больше, все неотвратимее (словно я учусь разговаривать на каком-то новом для меня языке)» [2, c.28]. Его стихи необычны: словесная ткань для поэта – «тело» текста, оно сжато до знака; знаки обозначают общие понятия его мира: поле – лес – снег – свет - дом, вырастая в образ – символ.Стихотворение является домом, заглавие – крышей, все вместе – единым духовным неповторимым сооружением, из единого куска, с внутренним смыслообразом («как некий куст, тянущийся к небу»)[2, c.28]. Поэт считает, что простота элементарного – солнце, береза, поле, лес, свет, снег, дорога, дом, небо – прекрасна. Это лики его родины. Айги хотел «малое «лес» возвысить до Большего, так как провинций для земли - нет» [2, c.28].

Настоящее, истинное поэту приходилось искать в себе: в своей памяти, в своем мировосприятии, через погруженность в некое «самоберегущее единство», в детство-как-объятие:

не знают конца

алфавиты диких детей:

о Соломинка, Щепка, Осколок Стекла,

о Линейные Скифские Ветры [1, с.24].

Феномен Айги в том, что он родился в Чувашии, в точке, в географическом и культурном отношении расположенной между Востоком и Западом. Айги явился той связующей точкой, через которую соприкасаются не только культуры чувашского и русского народов, но и культуры Европы и Азии. Через него – Поэта, сына чувашского народа – проходит грань между прошлым и настоящим, в котором зреет зерно будущего.

Понимать взгляды, пристрастия и склонности автора - значит осмыслить комплекс использованных им языковых средств, выявить смысловые связи; поэтический мир Айги определяется не только богатством языка, но и особенностями его концептов.

Понятием «концепт» (лат. «сonceptus» - мысль, понятие) широко пользуются лингвисты и литературоведы. В 1928 году лингвист С.А. Аскольдов в статье «Концепт и слово» поднимал вопрос о природе концептов: «Концепт – мысленное образование, которое замещает нам в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода» [4, с.269]. Он утверждал, что категория образа не является достаточной в осмыслении искусства и выделял две группы концептов – познавательные и художественные; мы остановимся на осмыслении художественных концептов, они более сложные, в них разнообразные эмотивные смыслы, тяготеют к образам и ассоциативности, сочетают в себе понятия, представления, эмоции, идеи.

В антологии «Русская словесность» академик Д.С. Лихачев развил понятие «концепт» в статье «Концептосфера русского языка», акцентировал сущность и назначение концепта: «… предлагаю считать концепт своего рода «алгебраическим» выражением значения слова», так как это «позволяет преодолевать существующие различия в понимании слов», «является результатом столкновения словарного значения слова с личным и народным опытом человека». Лихачев утверждает, что «концепты отдельных значений слов, которые зависят друг от друга, составляют некие целостности», их он определяет как концептосферу [6, с.496, с.499].

Ученый называет язык нации «алгебраическим выражением» всей культуры нации; богатство языка лежит на уровне концептов и концептосферы.

В литературоведении понятие концептосферы – это совокупность сгустков понятий, мотивов, образов, из которых складывается поэтический мир того или иного поэта. Концепт в поэзии – это воплощение мотива, которое проявляется в ключевых словах, названиях стихотворений. Отбор тех или иных образов также есть результат концептуализации мира. Последовательность построения концептуальной системы в сознании отвечает принципам логики. Логический переход от одного концепта к другому определяется направлением поэтической мысли. Интуитивно-образные модели мира автора отражаются в концептах. Обратимся к понятиям «концепт» и «концептосфера», раскроем с их помощью понятие Памяти.

Какова концептосфера Г. Айги в созданном им поэтическом мире? Рассмотрим это, проникнув в поэтическое пространство его лирики на примере стихотворения «Сказка», т.к. язык поэта «прорастал» сквозь культурные пласты языка народа, его ментального, мифологического мировосприятия; в основе нашего исследования лежат теория концептосферы русского языка, созданная Д.С. Лихачевым, и ассоциативно-смысловое пространство произведения Айги. Обратимся к нему:

Сказка

На мокрой пойме, у затона

С гусями день проходит мой,

И только в сумерках я сонно

Бреду меж ветлами домой.


Всхожу на мокрое крылечко,

Как будто дождик здесь прошел,

А в доме выбелена печка,

Сверкает выскобленный пол.


Мать, на огне котел приладив,

Спать на сундук кладет меня.

И в сладком полусне, не глядя,

Я вижу отблески огня.


Гудит огонь, по знакам тайным,

Нет-нет и щелкнет сук сырой.

И мне гусиным гоготаньем

Те звуки кажутся порой.


Я вижу: вспыхивают искры –

То на котле горит зола.

И точки огненные быстро

Гурьбой снуют вокруг котла.


Как будто то девчата стаей

В лесок по ягоды идут…

Нет никого, я это знаю,

И только ты со мною тут.

(Перевод Б. Иринина)[11, с.785].


Семантическое пространство данного стихотворения организовано по законам мифопоэтики и имеет глубокую архетипическую основу. Оно состоит из взаимопересекающихся горизонтального и вертикального пространств, в точке пересечения которых высвечивается основной мотив всего метатекста, ядро концептосферы Айги – это свет дома, память: лирический герой несет прапамять – смысл огня как света, намек на то время, когда предки чувашей поклонялись огню, солнцу. Горизонтальное пространство представлено образами «пойма», «затон», «гуси». «Затон» означает «заводь»; авторское «йёпе хирте»переведено с оригинала ,на наш взгляд, не совсем точно; в точном переводе с чувашского было бы «влажный луг», воспринимается в значении «убранное или незасеянное пространство, влажное от росы»,что позволяет передать богатство синестезических ощущений. Интересен образ «гуси» как амбивалентный символ. Он воспринимается как образ творца Вселенной, снесшего мировое яйцо, и как олицетворение мирового хаоса. С другой стороны, это талисман семьи, символ верности, благополучия, ассоциируется с богиней – матерью: в данном тексте стоит в одном ряду с концептом «Мать», но не противоречит мотиву «возвращения» в качестве животного – проводника в мир «другой». Вертикальное пространство представлено образами «вётлы», «дом», «крылечко», «дождик». Образ деревьев соединяет небо и землю, верх и низ, прошлое и настоящее, это кров и огонь, основы жизни, в мифологии – Мировое Древо, понимается как архетип, символ родины, святости, гармонии и совершенства. Амбивалентность образа выделяет образ «вётлы» как живого свидетеля, хранителя далекого прошлого предков, связующее звено во Времени. «Крылечко» - крыло, мифологема полета, ассоциируется с «уходом – возвращением», полетом в пространстве и времени. Точкой пересечения горизонтального и вертикального воспринимается образ «Дом»: лирический герой возвращается домой, являя собой мифологему пути к свету, его «полет во времени» завершен, он обретает свои корни, дом, где ждет его мать как источник света и любви. Концепты «Дом», «Мать» ближе всего к ядру концептосферы, они олицетворяют гармонию, свет, чистоту, омывание родовой территории живительной водой дождя.

ВСЕЛЕННАЯ

Родовая территория


Дом

Мать

Огонь


В данной схеме четко видна мифологическая концепция модели мира чувашского народа; территория рода очерчена «мокрой поймой», «затоном», находится «меж вётлами», в центре – дом, огонь очага, печка, которая воспринималась в древности как очаг жертвенника. Мифологическая модель пространства геоцентрична. Концепт «Дом» воплощает и мечту древних чуваш о земле обетованной, и христианский мотив «возвращения» в дом отцов, и архетип «Круг» как символ цельности мира, просветления. В одном ассоциативном ряду находятся образы «печка», «огонь», «котел». «Котел» - символ трансформации и омоложения, совершенства; форма котла воспринималась как перевернутый свод, символ богатства. Образ амбивалентен. «Печка», «огонь» - символы центра мира, дома; разжигание нового огня символизирует начало нового перехода после очищения; часто встречаются в фольклоре вместе с символами пепла, золы, очага. Образы амбивалентны.

Ассоциация как прием настолько часто используется поэтом, что стала частью его поэтической речи, без нее постижение авторского мировосприятия было бы неполным. Ассоциативность повествования, «мозаичность» сюжетной линии создают реальность в данном стихотворении с помощью фрагментарной композиции. На уровне языка это выражается в построении цепочки ассоциативных смыслов – микроконцептов, которые высвечивают и акцентируют основные ментальные целостности- концепты «Дом» - «Мать» - «Огонь» как знаки мифологической модели мира: «(на) пойме» – «(у) затона» – «(с) гусями» – «день» – «(в) сумерках» – «сон(но)» – «(меж) вётлами» – «домой» – «(на) крылечко» – «дождик» – «печка» – «мать» – «(на) огне» – «котел» – «сундук» – «(в) полусне» – «отблески» – «знакам» – «гоготаньем» – «звуки» – «искры» – «зола» – «точки» – «ягоды» – «лесок» – «ты». Ассоциативный тип построения стихотворного пространства характерен в трех планах: видение восстановленной реальности (это несуществующая реальность, но именно она становится истинной); видение существующей реальности (действительность теряет значимость - ее границы становятся размытыми, скрытыми от внутреннего видения, - превращается в обманчивую реальность); видение двойной реальности, на стыке прошлого и настоящего (видимое и невидимое сливаются, нарушаются границы пространства и времени, абстрактного и чувственного, здесь все единое целое). При этом истинное видение может не совпасть с существованием в реальности. По Айги, безмерность времени и пространства – это вечность Памяти, это закон Всеединства – закон мифологического мышления - как

- мерцание света далекого

в памяти

так возникает –

м е с т а быть может последнего:


…места - скользящего

странным дыханием [1, с.231].

Представление о расширении пространства до полного его исчезновения в сознании героя связано с детскими воспоминаниями, т.к. жизнь и память для Айги – высшие ценности. «Фантастическая» реальность создается фокусировкой на какой-либо детали («сундук», «котел», «отблески огня»), не имеющей никаких прямых признаков чуда, но в то же время неуловимо несущей на себе отсвет чуда. «Чудо» - это речевая формула для обозначения образа детства, перекликается с названием стихотворения - «Сказка», т.е. это то, что настолько прекрасно, что является чудом; в мифологическом понимании – достижение гармонии.

Для лирического героя описанный в стихотворении день – привычный для его детства летний день. Он ребенок, провел день с гусями, утомленный, возвращается домой. Мать кладет его в теплой чистой избе на большой сундук у печи спать. Он сквозь полудрему видит ее, очаг, огонь, искры… Все фрагменты и детали стихотворения точны, реальны, но вдруг понятно: все же это не реальность, а воспоминание о детстве; ничего «закрытого» в этом нет, все распахнуто видением внутренним, открытым, все родное, понятное и близкое. Картины прошлого рисуются с помощью глаголов настоящего времени, тем самым достигнуто переплетение границ времени и пространства. Все освещено образом матери – микроконцепты «свет», «огонь», «искры» связаны по смыслу с выстраиванием концепта «Мать» - пронзительно начинает звучать тема потерянного и обретенного – детства, в центре которого была мать как символ Дома, тепла и любви, как хранительница домашнего очага.

В последних строфах стихотворения настолько точны и зримы картины, что лишь союз «как будто» и многоточие-умолчание предупреждают нас о смешении двух миров – реального и ирреального: «нет никого, я это знаю» - «ты… тут». Знание бессильно перед беспредельной силой любви и поэтического воображения. Последние строки двузначны:

Нет никого, я это знаю,

И только ты со мною тут.

Мать реально рядом с героем, в этом – чудо присутствия матери, которая всегда рядом со своим ребенком, вот почему нет противоречия в словах «нет никого» - «ты со мною тут».

Лирический герой здесь – художественный двойник автора: он силой воображения сумел вернуть тепло родительского дома, почувствовать материнскую любовь, увидеть детство внутренним зрением. Все части стихотворения связаны интонацией грусти от всезнания того, что реальность непоправима, но трагизм этого всезнания преодолен.

Лирический герой обладает всевидением, его взор направлен и в прошлое, и в настоящее, все смыкается в точке, обозначенной словом «тут»; средством восприятия и перехода из одного в другой мир является «сладкий полусон», «дрема» у очага, что несет на себе мифологический отпечаток обряда. К примеру, сказанное можно соотнести с сохранившимися до ХХ в. отдельными фрагментами обряда очищения, архаической основой которого было добывание «нового огня». У чувашей Бугульминского уезда Самарской губернии наблюдался данный обряд летом 1907 г., описан Руденко С.И. [8, с.57]. Исключительна роль, выпадавшая на долю единственного сына, он играет первенствующую роль при добывании огня, возвращении в дом с новым огнем [8, с.59, с.60]. Смысл обрядовых действий - очищение и обновление пришедшего к разрушению (болезни, страданию) микро – или макроорганизма.

Прошлое находится вне законов времени. Каким образом оно сохранилось в памяти лирического героя? Эта память рода: автор создает образы дома, очага, в этом присутствует звукопись и цветопись на уровне концепта: крики гусей, треск поленьев, блеск огня, полет искр, щелканье сука, точки огня…

Благодаря звуко - и цветописи Мир детства, в центре которого сияет огонь родительского очага и присутствует мать как источник любви и света, воспринимается как мир горний, «мир-Универсум» [2, с.34]. Он заполняет мир земной и внутренний мир лирического героя. В звуковом строе и цветовой структуре текста выделяются образы конкретные, смысловые – и воображаемые, нереальные, незримые. В их представлении через словесную ткань участвуют цвет и звук. Самые значимые образы – «Мать», «печка», «котел», «огонь» очага. Каковы их звуковые представления? Конкретно–зримые, слышимые. В первой строфе основное место занимает звук [о]. Он выражает здесь даль Прошлого, приближенного воспоминанием, звучит в словах «м[о]крый», «п[о]йме», «зат[о]н», «м[о]й», «с[о]нно», «дом[о]й»;«О» звучит протяжно, глубинно, в сильной позиции, т.к. звук [о] – субстанция времени, эхо прошлого, Память. Автор представляет здесь образ родины, дома, высвечивает в доньях памяти картины природы, детства с незатейливыми ребячьими заботами (Позже, в 1982г., в стихотворении «В гости в детстве», поэт скажет: «…мир назывался «долго» и радость «незавершаема») [1, c.233].

Во второй строфе [о] – «всх[о]жу», «м[о]крое», «крылечк[о]», «д[о]ждик» - плавно перетекает в [а]: «в д[о]ме», «выбелен[а]», «сверк[а]ет», «печк[а]», «выск[а]бленный». В центре стихотворения в третьей строфе [а] усиливается, звучит с полной силой в представлении образа матери: «м[а]ть, н[а] [а]гне к[а]тел прил[а]див, сп[а]ть н[а] сундук кл[а]дет мен[а]». «А» - начало празвука, отзвук колыбельной песни, агуканье ребенка. Атнер Хузангай считает: «Все а разнятся в мире. Но каждое А, как и атом, неисчерпаемо» [9, с.39]. Поэт относится к а пристрастно, на уровне архетипа, - это «световой» знак, в нем присутствуют полнота дыхания, ослепительность мира; следуя синестезии, можно увидеть в нем смысл «белого», «белизны», «света» [9, с.42]. Во многих произведениях Айги стихия света – один из ключевых образов, соотносится, согласно исследованиям Ермаковой Г.А., с шумерским (а (iа), означающим исток творения, «животворящую воду», «семя», это первоэхо, «высший голос», мысль, рождающая творчество; чистое сияние творца [5, c.320, c.321, c.322]. «А»- начало чувашского слова «анне» («мать»)… Айги использует звукопись здесь как прием, тоже участвующий в выстраивании концепта «Мать».

И то же в четвертой строфе: «Гудит [а]гонь, по зн[а]кам тайным нет – нет и щелкнет сук сыр[о]й». Концепт «Звук» воплощен здесь в фонемах «А», «О». Звуковая структура поэтического пространства расцвечена удивительным сочетанием цветовых оттенков при создании автором образа огня. Он представлен через слова и сочетания слов: «выбелена печка», «сверкает», « на огне», «отблески огня», «гудит огонь», «горит зола», «вспыхивают искры», «точки огненные», «ягоды». Лексемы, рисующие свет огня как лучистой энергии, воспринимаемой глазом, переосмысливаются в концепт «Свет» - свет родного дома, свет Памяти.

Основной оттенок лексем со значением огня – белый с золотым, что усиливает возвышенный образ мира гармонии. Синестезическая природа концептов «Звук», «Цвет», «Свет» позволяет почувствовать тонкие ассоциативные связи, лежащие в основе концептосферы «Память».

Айги строит мир поэтический на грани реального и нереального во взаимопроникновении настоящего и прошлого – и тем самым создает будущее. В этом смысле название стихотворения воспринимается в значении мира гармонии. Его стихотворение – это попытка осознать вневременные реальности Памяти в реальной среде; на основе воспоминаний происходит постижение духовной сущности прошлого. Время приобретает философский смысл, образуется синонимический ряд: прошлое – настоящее – вневременье – вечность – бесконечность – Память (свет памяти) как ядро ассоциативно-семантического поля. Мы видим, мир детства – особый мир. Он близок Айги. Основными концептами – выразителями этого смыслообраза выступают концепты «Дом», «Мать», «Огонь» («Свет»). Особую роль играют ассоциации, нарушение возрастных и временных границ как способ создания образности.

Моделирование концептов неосознанно, происходит на уровне подсознания, («коллективное бессознательное», по Юнгу), в процессе творчества. По выражению Д.С. Лихачева, это та культура, которая «прорастает» в людях, в этносе в современную жизнь. Уважение к предкам, почитание дома, родовой территории, старших, преклонение перед светом, солнцем – вот что выстраивает концептосферу Памяти.

На примере словосмыслов «Сказка», «Крылечко», «Дождик», «Печка», «Сундук», «Знаки», «Звуки», «Огонь», «Гуси», «Вётлы», «Отблески», «Искры» и других, основой которых являются звуковые, цветовые, семантические, зрительные образы, можно было увидеть трансформацию первичных образов, чувств, ощущений в концептуальные ментальные целостности, ими являются концепты «Мать», «Дом», «Огонь» («Свет памяти»).

Таким образом, концепт – универсальная семантическая категория, отраженная в сознании отдельной личности и народа и обозначенная словом данного языка, лексемами звуко - и цветообозначений, отражающими знание человека о мире.

Концепты имеют полевую структуру, и мы это выявили: анализ структуры концепта в нашей работе состоит в описании ядра концепта и интерпретационного поля. Ядро концепта лучше всего отражает семантика ключевого образа, лексемы, именующей смыслообразы, архетипы. В нашем исследовании это были мифопоэтические образы «вётлы», «гуси» и другие.

При осмыслении концептов в языке стихотворения Айги «Сказка» мы описали концептуальную структуру, или концептосферу «Память», тем самым высветили основную идею - «текстопорождающую философему»[5,с.341] - («гул языка», по выражению Р.Барта, французского структуролога ) в произведении Г. Айги: свет прапамяти – это генетическая память, заложенная в веках, это то, что омывает светом нашу жизнь, так как, по мысли Тейяра де Шардена, французского мыслителя ХХ века, «все омывается светом» [9,с. 195].

Память противостоит уничтожающей силе времени. Благодаря памяти прошедшее входит в настоящее, а будущее – предугадывается… Память- любовь, радость, страдание, чистота, вина, боль, уважение...Память созидает, не теряется, заполняет творящую тишину. Поэт почти каждой своей строчкой обращается к прошлому, обогащая ее ценностями свой мир:

долг мой святый - драгоценность

памяти: петься - самой красотою [1, с.206].

Для поэта память - «родина-язык»:

И лишь к такой – привязанность.

И ту, такую – не покинуть [1,с.178].

Память - это снежность, поле, сиянье- мерцанье- сверканье, подсолнух «сеченья: видно: тайна: золотого:»[1, с.221]. Видения памяти - из детства как мира-Универсума, Убежища-Сокровища, из доньев:

Там - слух мой…-

и - двойник его:

в сиянии там чуток мой избранник:

боярышник - при пении молчащий:

как метроном божественный нетронутый

лесного целомудренного Детства! -

он - Пребыванья

неущербный образ [1, с.145].

В последние годы Айги пишет: «о завершенья/- давно затихаю я болью /средь прохожденья/ ветров и цветений», «…горю моим завершеньем…», «…о Боже! какое горящее единство!». Ослепительная февральская снежность этих дней для нас - знак Памяти, некое Начало нашего горения-как-осознания его поэзии, ибо

Народ что храм

И Души что свечи, зажигающиеся

друг от друга.


Литература:

1. Айги Г.Н. Здесь: Избр. стихотворения, 1954-1988. М.:Изд. «Современник», 1991, с.287.
   
2. Айги Г.Н. Разговор на расстоянии/ Айги Г.Н.:Лик Чувашии,1994, № 4.
   
3. Айги Г.Н. Стихотворения и поэмы. На чувашском языке. Чебоксары: Чув. кн. изд-во, 1994, с.239.
   
4. Аскольдов С.А. Концепт и слово/ С.А. Аскольдов// Русская словесность: от теории словесности к структуре текста: антология. М., 1997.
   
5. Ермакова Г.А. Художественно-философский мир Айги. М., 2004, с.384.
   
6. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка / Д.С. Лихачев // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. М., 1997. С. 280-287.
   
7. Лихачев Д.С. Письма о добром и прекрасном. М., 1989.
   
8. Салмин А.К. Народная обрядность чувашей. Чебоксары,1994, с.239.
   
9. Тейяр де Шарден. Феномен человека М.:Наука,1987, с.240.
   
10. Хузангай А.П. Посвящается А/Хузангай А.: Лик Чувашии.1994.№4, с. 41.
    
11. Чувашская литература: Уч. хрестоматия для 10-11 кл. школ. В 3 ч; часть 3/ авт.-сост. В.Н. Пушкин. Чеб.: Чув. кн. изд-во, 2001, с.383.
    
12. Энциклопедический словарь символов и знаков. Адамчик В.В. Минск, Харвест, 2006.