Эволюция правового статуса научных работников и преподавателей высших учебных заведений в 20-е годы XX в

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

Эволюция правового статуса научных работников и преподавателей высших учебных заведений в 20-е годы XX в.

Л.Г. Берлявский, профессор кафедры конституционного и муниципального права Ростовского государственного экономического университета «РИНХ, доктор исторических наук, кандидат юридических наук

Статья посвящена исследованию эволюции правового статуса научных работников и преподавателей высших учебных заведений в СССР в 20-е годы XX в. гг. При помощи историко-правового и формально-юридического методов раскрываются факторы изменений правовой политики, инициированной нэпом, а также исследуются нормативные акты, заложившие основы либерально-этатистских принципов правового статуса научных работников и преподавателей высших учебных заведений.

Ключевые слова: правовой статус, научный работник, высшее учебное заведение, новая экономическая политика.

В правовом положении научных работников в 20-е годы XX в. отразилась противоречивая и двойственная правовая политика государства в сфере регулирования научной деятельности. Были приняты нормативные акты, направленные на материальную поддержку ученых и решение их социальных проблем наряду с которыми в правовой политике продолжали присутствовать правовые ограничения и репрессивный элемент (проверки социального состава научных работников и аспирантов, судебные процессы над деятелями науки, подготовка научных кадров по классовому принципу).

Одной из характерных черт правовой политики в сфере регулирования научной деятельности и высшего образования были усиление централизации и планового начала, о чем свидетельствует Постановление XIII Всероссийского съезда Советов по докладу А.В.Луначарского «Состояние народного просвещения в РСФСР» от 16 апреля 1927 г., в котором предусматривалось укрепление связи науки с производством и внесение в работу элементов плановости.

В соответствии с Положением о Государственной общеплановой комиссии РСФСР, утвержденным СНК РСФСР 22 февраля 1921 г., в компетенцию Госплана входила выработка мер общегосударственного характера по развитию знаний и организации исследований, необходимых для осуществления плана государственного хозяйства, а также по использованию и подготовке потребного персонала. Подобная тенденция была характерна для постановления I съезда Советов СССР 30 декабря 1922 г. «О создании Центрального Народного Института сельского хозяйства», постановления СНК Союза ССР 16 июня 1925 г., которым было утверждено Положение о Всесоюзном Институте прикладной ботаники и новых культур, постановления ЦИК и СНК Союза ССР 11 июля 1924 г. «Об Институте К.Маркса и Ф. Энгельса» и др.

С другой стороны, было увеличено государственное финансирование научной деятельности: начиная с 1921 г. ассигнования на развитие науки ежегодно росли более чем на 30 %. Неслучайно, что новая экономическая политика породила серьезные надежды на возрождение научных исследований в стране. Главнаука Наркомпроса РСФСР в своих отчетах за 1923 г. сообщала, что ввиду известного улучшения в положении научных работников и в оборудовании научных учреждений научная работа оказалась более плодотворной и значительной. Были отмечены достижения Физического института в изучении свойств веществ, Рентгеновского института, Главной физической обсерватории, Пулковской обсерватории, сообщалось об успешном проведении семи научных экспедиций (Морского плавучего института, Западно-Сибирской экспедиции АН и др.).

Приоритетные направления в правовой политике в сфере регулирования научной деятельности и высшего образования были определены Декретом СНК «Об улучшении быта ученых» от 6 декабря 1921 г. Декрет начинался декларативной нормой о том, что его целью является наилучшее использование «научных сил страны для восстановления народного хозяйства, а также обеспечения научным работникам возможности спокойной и планомерной работы». Пункт 1 декрета устанавливал в дополнение к существующим видам вознаграждения научных работников особое дополнительное академическое обеспечение. Определение размера академического обеспечения, а также установление оснований распределения по категориям научных работников предоставлялись Центральной Комиссии по улучшению быта ученых (ЦЕКУБУ) (п.3.). Численность научных работников, подлежащих дополнительному академическому обеспечению, определялась по декрету в 7000 человек.

Согласно п.4 декрета, предусматривалось премирование научных, научно-учебных и научно-популярных работ на основании положения, разработанного ЦЕКУБУ. Последняя обязывалась «по соглашению с соответствующими ведомствами» немедленно принять меры к установлению упрощенного порядка получения разрешений для ученых на выезд за границу, а также получения научными работниками изданий из-за границы (пп.9, 10) [3].

В развитие и дополнение пункта 8 Декрета от 6 декабря 1921 г. Совнарком 16 января 1922 г. издал Постановление о жилищных правах научных работников. В соответствии с ним, всем научным работникам, зарегистрированным в Центральной комиссии по улучшению быта ученых, предоставлялось право на одну дополнительную комнату сверх общего числа жилых комнат, причитавшихся по общегражданской норме им и членам их семей. В исключительных случаях с особого разрешения Комиссии по улучшению быта ученых предусматривалось право пользования помещениями для лабораторий, чертежных, библиотек, коллекций и всякого рода научных занятий, необходимых по специальности.

На основании п. 3 данного постановления, выселение научных работников из занимаемых ими помещений могло производиться по суду лишь в случае хищнического отношения к жилищу, влекущего его разрушение, отказа от взноса причитающейся за помещение платы или нарушения письменного договора найма. ЦЕКУБУ, Московской и Петроградской комиссиям по улучшению быта ученых предоставлялось право выдавать удостоверения, охраняющие жилищные права научных работников. При рассмотрении жилищных споров с участием научных работников народный суд был обязан привлекать представителя Комиссии по улучшению быта ученых в качестве третьего заинтересованного лица.

Правовой статус самой Центральной комиссии по улучшению быта ученых (ЦЕКУБУ) был определен Положением о ней от 14 февраля 1922 г. В нем указывалось, что состоящая при Совете Народных Комиссаров ЦЕКУБУ имела целью принятие мер, содействующих созданию нормальных условий для спокойной и планомерной научной работы. Среди ее обязанностей в п. 3 Положения были названы: учет и регистрация научных работников по всем отраслям знания, а также составление личных списков ученых, подлежащих различного рода академическому и пенсионному обеспечению, премированию за свои работы. Комиссия имела право разрабатывать проекты необходимых мероприятий и декретов и представлять их на утверждение правительственных учреждений. Она был вправе давать заключения по всем вопросам, входящим в круг ведения ЦЕКУБУ, информировать правительственные учреждения относительно условий в сфере деятельности и быта ученых, осуществлять защиту интересов отдельных ученых и их коллективов. В ее компетенцию входило также общее руководство и контроль над проведением в жизнь декретов Совнаркома от 6 декабря 1921 г. и 16 января 1922 г. и всех других мероприятий правительственных учреждений, содействующих достижению поставленных перед ЦЕКУБУ задач. ЦЕКУБУ получала право «непосредственно сноситься со всеми правительственными учреждениями и запрашивать их по вопросам, связанным с бытом и положением научных работников». Ее персональный состав определялся специальным постановлением СНК.

Как считает Ш. Фитцпатрик, до 1929 г. вмешательство партийных и советских органов во внутреннюю деятельность ЦЕКУБУ было минимальным. Наряду с этим, происходил рост денежных окладов профессоров: если в 1924 г. они в среднем равнялись 28-33 рублям в месяц и не превышали учительской зарплаты, то в январе 1925 г. выросли до 80 рублей, а к концу года – в среднем до 120-150 рублей в месяц [4; p.54,55].

В то же время принимались нормативные акты, регулировавшие порядок стимулирования научных исследований в союзном масштабе. Постановлением СНК СССР об учреждении премий имени В.И. Ленина за научные работы от 23 июня 1925 г. создавался премиальный фонд на общую сумму в 10 000 руб. ежегодно. Премированию подлежали имеющие наибольшее практическое значение научные труды граждан Союза ССР, написанные после 25 октября (7 ноября) 1917 г., по всем отраслям знания (естественным и точным наукам, технике, сельскому хозяйству, медицине и общественным наукам). Присуждались премии специальной Экспертной комиссией, организуемой Коммунистической академией. В ее состав в обязательном порядке включались представители Академий наук РСФСР и УССР, центральных комиссий по улучшению быта ученых при Совнаркомах союзных республик и Секции научных работников профессионального союза работников просвещения.

Правовая политика нэпа предоставила реальные возможности научным работникам для публикации научных трудов, научно-популярной литературы, выражения своего мнения по актуальным проблемам. В ноябре 1921 г. была разрешена деятельность частных издательств. На конец мая 1922 г. в Москве была разрешена деятельность 220 частных издательств, в Петрограде – 99. Данные издательства должны были представлять рукописи в политический отдел Госиздата, который до создания в 1922 г. Главлита играл роль цензуры и запрещал весьма незначительную часть рукописей (3,8% до конца мая 1922 г.).

В начале 1922 г. стали выходить оппозиционно настроенные журналы «Новая Россия» и «Экономист». На страницах последнего ученый-экономист Б.Д.Бруцкус писал, что источником вековечного движения вперед человечества является творческая человеческая личность. По его мнению, та часть интеллигенции, которая в пылу борьбы во имя интересов определенного класса отказывается от принципа свободной личности, изменяет своему назначению.

При этом правовая политика нэпа не предусматривала законодательного закрепления фундаментальной основы правового статуса научного работника и преподавателя высшей школы - принципа свободы научной деятельности. В связи с этим, Московский союз научных деятелей в 1921 г. в своем обращении «Грозная опасность русской науке» представил собственное толкование принципа свободы научной деятельности, которое сводилось к следующему:

- свобода науки не есть только идеал, который можно отодвигать в далекое будущее, а «неотделимая принадлежность самой науки как таковой»;

- было бы опасно, вдохновляясь худшим признаком прошлого, объявлять «правительственную монополию на научную истину»;

- союз самым решительным образом настаивал на сохранении свободы преподавания и свободы исследования;

- предупреждение об угрозе самым насущным интересам науки именно теперь, когда более чем когда-либо Россия нуждается во всех видах научного свободного творчества;

- протест против «железных тисков», «единой формы», «чисто рецептурной выучки», которая может создать лишь «чахлых кастратов мысли». Настоятельное требование «свободы преподавания и свободы творчества», без которых деятельность ученого теряет всякий смысл.

Вопреки утвердившемуся уже в 20-е годы мнению том, что ликвидация в административном порядке Московского союза научных деятелей последовала после заявлений последнего о сохранении свободы преподавания и свободы исследования, дело в реальности обстояло наоборот. Постановление ВЦСПС и Наркомпроса о закрытии Московского союза научных деятелей было принято 26 апреля 1921 г. и опубликовано в номере 4-5 журнала «Работник просвещения» за 1921 г. [5; с.37]. Уполномоченные на это государственные органы пошли на превентивное закрытие оппозиционно настроенного научного союза в административном порядке, во-первых, до официальной декларации последнего о защите свободы науки и, во-вторых, более чем за полгода до профессорской забастовки конца 1921 г.

Инициатива ликвидации в административном порядке как Московского союза научных деятелей, так и разделившего его судьбу Объединенного совета научных учреждений исходила от высшего советского государственного руководства. В конце марта 1921 г. Политбюро ЦК приняло решение рассмотреть вопрос «О союзе научных деятелей», для чего вызвало на заседание А.В.Луначарского и М.Н. Покровского. На заседании Политбюро ЦК РКП (б) 29 марта 1921 г. данный вопрос был поставлен в повестку дня, и принято решение создать комиссию для рассмотрения вопроса о характере Московского союза научных деятелей с точки зрения профессиональной и политической в следующем составе: по одному представителю от ВЧК, Наркомпроса, ВЦСПС. Этой же комиссии поручалось рассмотреть вопрос и о питерском союзе научных деятелей, включив в нее А.М.Горького.

В записке А.В. Луначарского и М.Н. Покровского Н.П. Горбунову для В.И. Ленина от 28 июля 1921 г. прямо упоминалась директива ЦК по поводу закрытия указанных научных обществ, последним вменялось в вину выполнение функций госаппарата «без всякого контроля со стороны последнего». Особое раздражение авторов записки вызывал 13-й пункт устава Объединенного совета, в котором предусматривалось право совета давать заключения по предложениям правительства, касавшимся научных учреждений и высшей школы в России, по просьбе самих этих учреждений. Документ завершался однозначным выводом о том, что совет отстаивает попытку расширения университетской автономии до таких пределов, каких она никогда не имела в России. В приписке наркома просвещения А.В.Луначарского было указано, что Совет научных учреждений вообще нежелательная цитадель правой профессуры.

Весной следующего года с требованием предоставления юридических гарантий продолжения политики нэпа выступили члены научно-технических обществ. Так, в марте 1922 г. на агрономическом съезде профессор Н.Д. Кондратьев утверждал, что мало предоставить хозяину свободу деятельности, необходимо создать «твердую и ясную правовую гарантию его с.-х. инициативы».

Помимо этого, в первой половине 20-х годов в советской юридической литературе обосновывалась необходимость юридизации деятельности правящей партии, велась речь о нормах «партийного законодательства РКП» и даже обсуждался вопрос о создании общепартийного кодекса. С.И. Раевич писал, что нормы, создаваемые правящей коммунистической партией, «имеют в известном смысле юридический характер». Совокупность этих норм он называл особого рода правом – «партийным правом», самостоятельной и соподчиненной с советской отраслью права.

В конце 20-х годов наблюдается тенденция к этатизации в правовой политике в сфере регулирования научной деятельности. В частности, в выступлении заместителя наркома просвещения М.Н. Покровского на V съезде Советов СССР 24 мая 1929 г. утверждалось, что наука – не помощница промышленности, а ее генеральный штаб. Наряду с этим, была сформулирована приоритетная задача: наука должна быть в руках у пролетариата, для этого у пролетариата есть все данные, есть даже свой молодняк, из которого можно подготовить ученых. По его данным, в том году вузы заканчивали 4 тысячи рабфаковцев, и у него не вызывало сомнений, что из них можно подобрать несколько сотен будущих научных исследователей. М.Н. Покровский был уверен в том, что пролетариат имеет все данные, чтобы «забрать науку в свои руки», ибо без нее он не произведет социальной революции, не осуществит социалистического хозяйства.

Поэтому правовой статус ученого и преподавателя вуза в административном порядке по рекомендациям и при участии подконтрольных правительству общественных организаций все чаще присваивался выдвиженцам. Так президиум Северо-Кавказского краевого правления профсоюза в марте 1929 г. дал указание Северо-Кавказскому госуниверситету все высвобождающиеся управленческие должности после чистки советского аппарата заполнять главным образом выдвиженцами. В свою очередь, профсоюз студентов университета определил основные критерии для выдвижения в научные работники: выдвиженец должен быть «социально-ценный, марксистски мыслящий, академически сильный студент». Студенческий профсоюз требовал от правления университета часть выпускников направить в аспирантуру и ординатуру, другую часть оставить на работе в Ростове. Однако правление Северо-Кавказского государственного университета смогло зачислить в аспирантуру только двоих из представленных 19-ти студентов-выдвиженцев.

Помимо этого, была организована кампания перевыборов профессоров, которая проводилась под руководством А.Я.Вышинского и вылилась в увольнение ряда профессоров вузов, считавшихся противниками марксистской методологии. С другой стороны, по мнению Ш.Фитцпатрик, имела место борьба сторонников так называемой «мягкой» линии в руководстве Наркомпросом во главе с А.В.Луначарским с ее противниками. В письме А.В. Луначарского И.В.Сталину от 15 февраля 1929 г., с беспокойством утверждалось, что один из самых болезненных вопросов – это вопрос о разного рода «чистках», которые теперь под всякими предлогами и соусами проводятся в отдельных учебных заведениях.

В конце 20-х годов все более значительную роль правовой политике в сфере регулирования научной деятельности играл партийный аппарат, стремящийся максимально ограничить действие нормативных актов и предпочитавший осуществлять административное руководство посредством секретных директив. В секретном письме Наркомата просвещения (март 1928 г.) утверждалось, что хотя нельзя отрицать сближения с советской властью довольно широких кругов нашей старой профессуры, однако колебания старой интеллигенции в ее отношении к диктатуре пролетариата всецело определяются общей политической конъюнктурой. Наряду с примерами известного примирения профессуры с Октябрьской революцией и ее результатами, были указаны признаки так называемого «оживления интеллигенции», доходящего местами до антимарксистских выступлений в академической литературе.

С другой стороны, во второй половине 20-х годов обозначилась также тенденция к прагматизации в сфере регулирования научной деятельности, все большего подчинения ее интересам «социалистической реконструкции», что проявилось в учреждении первой государственной отраслевой академии наук – ВАСХНИЛ. В п. 1 Постановления СНК СССР «Об организации Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В.И. Ленина» от 25 июня 1929 г. устанавливалось, что данная академия «должна строиться на основе приспособления всей теоретической и практической работы делу подъема и социалистической реконструкции сельского хозяйства в Союзе ССР». ВАСХНИЛ учреждалась в форме ассоциации 10 научно-исследовательских институтов, которые должны были осуществлять всю оперативную научно-исследовательскую работу. Согласно п. 3 Постановления, в целях координации и общего руководства была назначен президиум Академии, одной из функций которого был созыв пленумов ВАСХНИЛ в составе: директоров вошедших в нее институтов, представителей наркоматов земледелия, колхозцентров союзных республик, отраслевого профсоюза, ВСНХ и иных отраслевых ведомств.

Обобщающие оценки правовой политики советского государства в сфере регулирования научной деятельности и вышей школы в 20-е годы отличаются неоднозначностью. Наиболее позитивная сводится к тому, что модель, возникшая в нэповский период, предусматривала своеобразное разделение властей в университетах между новыми коммунистическими студентами и старыми профессорами, при этом Наркомпрос и назначенные ректоры играли роль посредников. Так, характеризуя уставы научных учреждений и высших учебных заведений, видный правовед профессор В.Н.Дурденевский в «Лекциях по праву социальной культуры» (1929 г.) писал, что в основном эти учреждения и заведения в своих внутренних и научных делах располагают довольно широким коллегиальным самоуправлением, в особенности академии.

Противоположная точка зрения обоснована специалистами в области теории государства и права и сводится к тому, в конце 20-х годов нэп был ликвидирован, надвигались сумерки тоталитаризма, или новый вариант «военного коммунизма». Партийный и государственный аппарат наводнили деклассированные элементы (люмпен-выдвиженцы) – люди без социальных корней, нравственного кодекса, готовые нерассуждающе повиноваться сильному, т.е. обладающему в данный момент реальной властью. Именно люмпен-выдвиженцы и новая партийно-государственная бюрократия превратились в основную опору сталинского режима. Кроме того, по мнению А.Я. Левшина, наблюдался подъем антинэповских настроений широких народных масс, революционной мифологии. К середине 20-х годов эмигрировали или были высланы не только многие «светила науки», но и сами науки и направления: правоведение, политэкономия, социология, философия, многие разделы истории, славистики, вообще – гуманитарные науки.

Глубокая противоречивость правовой политики в 20-е годы является ярким примером подмеченной видным философом права И.А. Ильиным в работе «О сущности правосознания» своеобразной трагикомедии правовой жизни, когда уродливое, извращенное правосознание остается правосознанием, но извращает свое содержание; оно обращается к идее права, но берет от нее лишь схему, пользуется ею по-своему, злоупотребляет ею и наполняет ее недостойным, извращенным содержанием. Ильин считал, что возникает «неправовое право», которое, однако именуется правом и выдается за право, компрометируя в сознании людей самую идею и подрывая веру в нее.

В исследуемый период в законодательстве СССР и союзных республик не было дано легального определения научного работника, однако оно давалось в нормативных актах, регулировавших деятельность высших учебных заведений. В «Положении о научных работниках высших учебных заведений», утвержденном Декретом СНК РСФСР от 21 января 1924 г., устанавливалось, что научными работниками вузов считались: а) все лица, определяемые на учено-учебную службу в высшие учебные заведения в установленном порядке; б) все лица, состоящие ко времени введения в действие данного Положения профессорами, преподавателями и научными сотрудниками высших учебных заведений.

В Положении устанавливались квалификационные требования к научным работникам вузов. Ими могли быть все лица, обладающие достаточной научной подготовкой, определяемой «независимо от наличности русских и иностранных дипломов, ученой степени или звания» на основании как собственных работ, так и отзывов соответствующих учреждений и специалистов [6].

Представляется, что данное Положение отразило стремление к отказу от научных степеней и званий, открывая дорогу советским выдвиженцам в сфере науки и высшего образования. С другой стороны, оно было проявлением либерально-этатистской тенденции в правовой политике в сфере регулировании научной деятельности, поскольку все профессора, преподаватели и научные сотрудники вузов, работавшие в них на момент принятия Положения, получили статус научного работника.

По мнению правоведов 20-х годов (И.Н. Ананов и др.), научным работником следовало считать лицо, ведущее самостоятельную научно-исследовательскую или научно-преподавательскую работу или научно-преподавательскую работу и зарегистрированное в установленном порядке. При этом вопрос о регистрации научных работников оставался открытым. Для ученых-юристов последующего периода (И.И. Евтихеев, А.Е.Пашерстник, Г.И.Федькин) научно-исследовательская деятельность ученого в государственном научном учреждении была признана государственной службой, а сам ученый – государственным служащим.

С другой стороны, в современной юридической литературе (Г.И.Воропаев и др.) высказано мнение, что институт присуждения ученых степеней в СССР берет начало 19 сентября 1932 г., после выхода постановления ЦИК и СНК СССР «Об учебных программах и режиме в высшей школе и техникумах». Однако архивные данные свидетельствуют, что это не так. Несмотря на то, что в 20-е годы не сложилась единая система присуждения ученых степеней и званий, а «Положение о высших учебных заведениях РСФСР», утвержденное СНК РСФСР 2 сентября 1921 г., не связывало замещение профессорских и преподавательских должностей с наличием ученой степени и звания, в отдельных советских республиках существовал свой порядок, базировавшийся на действующем законодательстве. Так в Украинской ССР данный порядок определялся Кодексом по народному просвещению, который был принят в ходе кодификации советского законодательства. К слову сказать, подобный кодекс отсутствовал в РСФСР.

В Инструкции по проведению положения об ученой степени 1922 г. указывалось, что, согласно пункту 619 Кодекса по народному просвещению Украинской ССР, «для лиц высшей ученой квалификации устанавливается высшая ученая степень доктора». Для получения степени соискатель подавал заявление в Научный комитет с приложением, по крайней мере, одного совершенно самостоятельного научного исследования с отзывом соответствующей научно-исследовательской кафедры или иного ученого учреждения либо ученых-специалистов. Предусматривалось создание комиссии по рецензированию представленных материалов, публичное обсуждение результатов исследования. В комиссии по присуждению ученых степеней входили члены республиканской Академии наук, руководители и действительные члены научно-исследовательских кафедр, представители заинтересованных государственных органов, отдельные компетентные лица [7].

Анализируя три положения о научно-исследовательских институтах, изданные в ведомственном порядке (от 14 июля 1921 г., 15 марта 1922 г. и от 22 мая 1925 г.), профессор В.Н. Дурденевский пришел выводу, что содержание соответствующих норм сводится к тому, что каждый желающий занять положение аспиранта, может по окончании вуза представить специальную работу, сдать марксистский минимум, после чего, проработав под руководством специалистов в научно-исследовательском институте три года и защитив специальное сочинение, может перейти в разряд научных работников.

Правовые основы государственной системы подготовки научных кадров были заложены Декретом Совнарком РСФСР от 21 января 1925 г. «Положение о научных работниках вузов» [8]. На основании его Наркомпросом была разработана «Инструкция о порядке подготовки научных работников при научно-исследовательских институтах и вузах по прикладным, точным и естественным наукам». Согласно этим нормативным актам, лица, подготавливаемые к научно-педагогической деятельности, впервые получили статус аспирантов. Наряду с освоением методологии и методики научного исследования, постижением теоретических основ избранного направления науки, аспиранты обязаны были освоить иностранный язык, а также «общественный минимум». По итогам аспирантской подготовки предполагалась публичная защита итоговой научной работы на совете факультета.

Одним из самых известных нормативных актов Совнаркома, направленных на материальную поддержку ученых и решение их социальных проблем, стало Постановление Совнаркома «Об условиях, обеспечивающих научную работу академика И.П. Павлова и его сотрудников» от 24 января 1921 г. В нем предусматривался целый комплекс организационных мер, направленных на обеспечение научно-исследовательской деятельности физиологического центра под руководством И.П. Павлова. Принимая во внимание «совершенно исключительные научные заслуги академика И.П. Павлова, имеющие огромное значение для трудящихся всего мира», Совет Народных Комиссаров постановил образовать на основании представления Петросовета специальную комиссию с широкими полномочиями, которой поручалось в кратчайший срок создать наиболее благоприятные условия для обеспечения научной работы академика Павлова и его сотрудников.

Пунктом 2 Постановления государственному издательству «в лучшей типографии республики» поручалось отпечатать роскошным изданием научный труд академика по результатам его исследований за последние 20 лет, причем за ним закреплялось право собственности на это сочинение как в России, так и за границей. Комиссии по рабочему снабжению поручалось предоставить И.П. Павлову и его жене специальный паек, равный по калорийности двум академическим пайкам, а Петросовету – обеспечить профессора Павлова и его жену пожизненным пользованием занимаемой ими квартирой и обставить ее и лабораторию академика Павлова максимальными удобствами (п.п.3-4).

Вместе с тем, поводом для принятия указанного Постановления была просьба И.П. Павлова отпустить его за границу для продолжения научной работы. Академик И.П. Павлов, исходивший из того, что не сможет «поневоле переделываться в социалиста или коммуниста», пришел к выводу, что проделываемый над Россией социальный опыт обречен на неудачу и ничего в результате, кроме политической и культурной гибели, не даст. Несмотря на реализацию Постановления СНК и продолжение научных исследований на родине, И.П.Павлов публично выступал с критикой советского политического режима. Так в отчете ОГПУ по вузам Петрограда за 1923 г. указывалось, что, выступая в Военно-медицинской академии, академик Павлов придирается к советской власти и партии при всей аудитории.

На эволюцию правового статуса научных работников и преподавателей вузов оказывали влияние периодически организуемые государственными органами проверки социального состава аспирантов и студентов, порядок проведения которых в данный период предусматривал рассмотрение апелляций с участием ректора вуза. С целью подготовки научных работников по социальному признаку продолжали свою деятельность рабочие факультеты (рабфаки), общее число которых по стране превысило 70. Выпускники рабфаков получали важную правовую льготу - поступать во все высшие учебные заведения без вступительных испытаний.

О значимости рабфаков для советского государства свидетельствует тот факт, что Положение о них было в 1924 г. утверждено Советом народных комиссаров и подписано председателем СНК А.И. Рыковым. В соответствии с ним, в состав совета рабфака входили 5 представителей от преподавателей, 5 – от студентов из исполнительного органа студентов, 1 представитель правления вуза, при котором учрежден рабфак, по 1 представителю от губкомов РКП (б) и РКСМ, губисполкома, хозяйственных организаций, 5 представителей от профсоюзов. Иными словами, органы руководства рабфаками только на треть формировались из профессоров и преподавателей, численно преобладали в них представители государственных и партийных органов, студентов.

Подготовка научных работников и научно-педагогических кадров социально-гуманитарного профиля осуществлялась в институтах по подготовке красной профессуры, Декрет об учреждении которых был принят СНК 11 февраля 1921 года. Согласно ему, данные институты учреждались в Москве и Петрограде в качестве специализированных научно-учебных заведений. Их задачей была подготовка работников для научно-исследовательских учреждений, партийных и государственных органов, а также преподавателей общественных наук для высших учебных заведений республики: теоретической экономии, исторического материализма, развития общественных форм, новейшей истории и советского строительства. В качестве слушателей этих институтов в Москве подлежали приему 200 человек, в Петрограде - 100. Студентами этих институтов могли стать исключительно члены партии. Институты красной профессуры находились в ведении Наркомпроса, в 1921-1932 гг. московский институт возглавлял заместитель наркома просвещения М.Н. Покровский.

В исследуемый период в правовом регулировании подготовки к профессиональной научной деятельности проявились две тенденции. Первоначальная позиция Главпрофобра была обозначена в «Положении о порядке оставления при ВУЗ, где нет научно-исследовательских институтов, лиц, для подготовки к научной работе», утвержденном в заседании президиума коллегии Главпрофобра 30 января 1923 г. Сводилась она к наличию особой успешности, способностей и интереса претендента к избранной научной специальности. Данное Положение было первым нормативно-правовым актом в сфере регулирования государственной системы подготовки научных кадров.

Иной точки зрения придерживались пролетарские студенческие организации, которые в «Тезисах по академической работе» (1924 г.) настаивали на том, что подбор студентов, оставляемых научными сотрудниками при университете, должен стать предметом внимания пролетарских студенческих организаций, в этом вопросе особенно важно учитывать как общественно-политические соображения, так и научную ценность каждого кандидата. Ориентация на учет прежде всего вненаучных достижений претендентов, их социального происхождения, рекомендаций государственных органов постепенно преобладает.

В конце 20-х годов были приняты «Основы авторского права», утвержденные Постановлением ЦИК и СНК СССР от 16 мая 1928 г., а также ряд связанных с ними нормативных актов. Ими устанавливалась правовая охрана авторских прав на любое научное произведения, «как появившееся в свет на территории СССР, так и находящееся на территории СССР в виде рукописи, эскиза или иной объективной форме» (ст.1 Основ). В соответствии с ними, за научными работниками признавались право на авторство (ст.4), право на неприкосновенность произведения (ст.18), право на опубликование произведения (ст.7), право на получение авторского вознаграждения (авторского гонорара) за использование произведения.

Анализируя нормативно-правовые акты 20-х годов, регулировавшие деятельность научных и научно-педагогических работников, профессор права В.Н.Дурденевский указывал на «длительную зыбкость и недоделанность организации нашей высшей школы», громоздкость аппарата университетского управления, неустойчивость положения персонала. Преподаватель избирается на пять лет, а через два года может оказаться, что его предмет из плана выпал и неизвестно что тогда ему делать. Фактически он часто уходит и, разумеется, всегда стремится гарантировать себе на всякий случай постоянный внеуниверситетский заработок: университет становится для него побочным делом. Одним из условий успешности работы вузов должна быть, по его мнению, законченность их организации на известное время и твердое следование учебному плану.

Вместе с тем, в правовой политике в сфере регулирования научной деятельности продолжал присутствовать репрессивный элемент. Советское правительство не только не собиралось вводить политический контроль в правовые рамки, но стремилось к его расширению и полнейшему охвату всех групп населения, в том числе, научных специалистов. Протоколы заседаний Политбюро ЦК РКП (б) свидетельствуют, что в 1924 г. оно решило снять с повестки дня вопрос о сокращении аппарата и войск ОГПУ.

Зарубежными исследователями высказано мнение, что дело «Тактического центра» 1920 г. и административная высылка деятелей науки и культуры 1922 г. [9] были единичными акциями, направленными на устрашение ученых. Изучение применения методов уголовной репрессии времен нэпа позволяет прийти к выводу об использовании различных форм судебного и внесудебного принуждения против научных работников в 20-х годах. Так в 1921 г. уголовному преследованию подверглись члены так называемой «Петроградской боевой организации» («ПБО») во главе с профессором В.Н. Таганцевым, в профессорскую группу которой входили ректор Петроградского университета Н.И. Лазаревский, Д.И. Шаховской, К.Д. Туманов, С.А. Ухтомский, видный геолог В.М. Козловский и другие. В «Еженедельнике ВЧК» были опубликованы обвинения, предъявленные ученым, в частности Н.И. Лазаревскому инкриминировалось то, что он «по убеждениям сторонник демократического строя».

Обращают на себя внимание как вынесение смертного приговора несудебным органом – Петроградским советом, так и обвинения, сводившиеся к наличию у осужденных иных убеждений, подготовке доклада, представлению информации. По «делу ПБО» было арестовано свыше 200 человек; 65 профессоров и других представителей интеллигенции было расстреляно.

Кронштадтские события 1921 г., в ходе которых апробировались приемы и методы карательной правовой политики, не могли не затронуть деятелей науки. В принятом ГПУ 28 июня 1922 г. «Постановлении по чистке Петрограда от активных контрреволюционных белогвардейских, эсеро-меньшевистских и других элементов» содержался специальный пункт: «Признать необходимым удаление от преподавания реакционной профессуры, преподающей общественные науки. Войти в ЦК РКП для утверждения последнего».

Указом Президента Российской Федерации «О событиях в г. Кронштадте весной 1921 г.» от 10 января 1994 г. № 65 (п.п. 1-2) в целях восстановления исторической справедливости, законных прав граждан России, репрессированных в связи с обвинениями в вооруженном мятеже, отменен пункт 1 постановления Совета Труда и Обороны от 2 марта 1921 г., объявлявшего участников кронштадтских событий вне закона. Признаны незаконными, противоречащими основным гражданским правам человека репрессии, проводившиеся в отношении матросов, солдат и рабочих Кронштадта на основании обвинений в вооруженном мятеже. К сожалению, в этом перечне не указана «реакционная профессура».

В начале 20-х годов органы ВЧК-ГПУ выступили с требованием установления контроля над профессиональной деятельностью научных и научно-педагогических работников, назначение которых на профессорско-преподавательские должности должно было осуществляться не исключительно Наркомпросом, а требовало согласия Секретного отдела ВЧК. Неслучайно, в 1923 году официально был лишен права читать свой курс методологии истории литературы создатель целой школы в славистике академик В.Н. Перетц, видевший причину запрета преподавания в том, что его методология не является марксистской. В том же году Наркомпрос Украины запретил чтение уникальных курсов византиниста и историка науки с мировым именем академика В.Н. Бузескула ввиду того, что его программы «не соответствуют материалистическому пониманию истории».

В 1923 г. подверглись репрессиям отечественные ученые-историки и архивисты. В результате «чистки аппарата» Центрархива в марте 1923 г. были уволены профессор Богословского университета И.П. Щербаков, профессор права Ф.А. Вальтер и другие специалисты, в связи с чем руководители Петроградского отделения Центрархива академики С.Ф. Платонов и А.Е. Пресняков подали заявления об отставке. Последний писал, что общей причиной такого положения является нахождение во главе учреждения лиц непартийных.

В феврале 1924 г. в Екатеринбурге прошел судебный процесс над геологом и палеонтологом О.М. Клером, в защиту которого на суде выступили профессора П.К. Соболевский и В.Е. Грум-Гржимайло. В том же году в Киеве состоялся судебный процесс над академиком АН Украины М.Н. Василенко, профессором П.П.Смирновым. До начала 1928 г. через арест и ссылку из состава только Академии наук прошли члены-корреспонденты Д.И. Абрамович и К.В.Харламович^.

В марте 1928 г. органами ОГПУ было инспирировано «Шахтинское дело» по обвинению во вредительстве представителей инженерно-технической интеллигенции. По итогам Шахтинского судебного процесса (15 мая - 5 июня 1928 г.) 49 из 53 обвинявшихся по делу «об экономической контрреволюции в Донбассе» признаны были судом виновными в тягчайших против пролетарского государства преступлениях и присуждены к различным мерам социальной защиты - от лишения свободы до высшей меры социальной защиты - расстрела. Большинство осужденных были выпускниками Донского политехнического института, в связи с чем ОГПУ было решено обратить особое внимание на научных работников Новочеркасска, где «отдельные профессора доходят до явно антисоветских выпадов, называя Шахтинский процесс характернейшей чертой советского бесправия и произвола». Были приведены высказывания одного из профессоров о том, что «все обвинения – сплошная провокация. Власть желает свалить неудачи хозяйственной политики на многострадальную интеллигенцию. Конечно, и нас заставляют вынести гнусную резолюцию протеста, но это будет лишь уступка сильному и не поколеблет наших взглядов» [10].

Информаторы ОГПУ сообщали, что в Секции научных работников Рабпроса известие о Шахтинском заговоре было принято с определенной скрытой враждебностью. Первое собрание, посвященное этому вопросу, было сорвано, так как собралось только около 10 % научных работников, а на вторичном собрании резкие выступления отдельных лиц носили «казенно неискренний характер», а затем была принята резолюция, клеймящая шахтинских спецов, и когда докладчик предложил опубликовать ее в заграничной прессе, собрание ответило гробовым молчанием.

В Донском политехническом институте, отмечали авторы обзоров ОГПУ, наличие хозяйственных преступлений со стороны шахтинских инженеров профессура объясняла «бюрократизмом и нагроможденностью советского аппарата». Они считали госаппарат «корнем зла», связывающим инициативу и свободу действий инженерства, которое любит свое горное дело и, невзирая на невозможность работать в советских условиях, смело ведет свою линию, делая так, как подсказывает ему совесть и знания.

Главпрофобр Наркомпроса, обращаясь в мае 1928 г. к руководству высших учебных заведений, указывал, что «факты экономической контрреволюции в новых формах, вскрывшиеся на примере Шахтинского дела», ставят перед пролетарским государством с особой остротой проблему подготовки новых кадров специалистов из среды рабочих и крестьян (батраков, бедняков и середняков). Вместе с тем, Главпрофобр был обеспокоен возможностью дискриминации научных работников при поступлении их детей в высшие учебные заведения после Шахтинского процесса.

Как справедливо считает М.С. Гринберг, в 20-е годы применялись методы «приспособления» уголовного права для решения задач массовых репрессий путем их упрощения: нарушение норм уголовно-процессуального права, когда из обвиняемых и свидетелей «выбивались» показания, угодные следствию; применялись нормы о контрреволюционных преступлениях при отсутствии даже внешней связи их с обстоятельствами дела; нормы уголовного права «подстраивались» к массовым репрессиям. Необходимо заметить, что в отношении научных работников и преподавателей вузов применялись все три метода.

Вместе с тем, судебные и внесудебные репрессии 20-х годов против научных работников отражали установку резолюции XII Всероссийской партийной конференции «Об антисоветских партиях и течениях» о том, что репрессии «диктуются революционной целесообразностью, когда дело идет о подавлении тех отживающих групп, которые пытаются захватить старые, отвоеванные у них пролетариатом позиции». Несмотря на указание «не переоценивать роли репрессий», ставка на революционную целесообразность была перенесением в нэповскую Россию идеологии и психологии Гражданской войны и явилась показателем возрождения в конце 20-х годов этатистской модели правовой политики в сфере регулирования научной деятельности.

Конституционный Суд Российской Федерации Определением «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Фетисовой Валентины Гавриловны на нарушение ее конституционных прав положениями части шестой статьи 16.1 Закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий» и пункта 8 Положения о порядке возврата гражданам незаконно конфискованного, изъятого или вышедшего иным путем из владения в связи с политическими репрессиями имущества, возмещения его стоимости или выплаты денежной компенсации» от 4 апреля 2007 г. № 273-О-О констатировал, что за годы советской власти миллионы людей стали жертвами произвола тоталитарного государства, подверглись репрессиям за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным признакам и что Россия как демократическое правовое государство осуждает многолетний террор и массовые преследования своего народа как несовместимые с идеей права и справедливости. Законом РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» Российская Федерация как демократическое и правовое государство признала действия тоталитарного режима антизаконными.

Таким образом, в 20-е годы XX в. в нормативных актах СССР и союзных республик не было дано легальных определений научного работника и научной деятельности. Определение научного работника давалось в «Положении о научных работниках высших учебных заведений», утвержденном Декретом СНК РСФСР от 21 января 1924 г., которое было проявлением либерально-этатистской тенденции в правовой политике, поскольку все профессора, преподаватели и научные сотрудники вузов, работавшие в них на момент принятия данного нормативного акта, получили статус научного работника. В 20-е годы не сложилась единая система присуждения ученых степеней и званий, порядок их присуждения определялся законодательством отдельных союзных республик.

Литература

1. Захарцев С.Н. Советское право в годы нэпа (1921-1929 гг.). Тамбов, 2004. С.76; Шаповалов И.А. Формирование правосознания в Советской России в 1917-1920-х гг.: уголовно-правовой аспект: дисс… канд. юридич. наук. М., 2005. С.205; Угроватов А.П., Таранин А.Б. Введение // Конституционное право России. Основные законы, конституции и документы XVIII-XX веков /Сост. А.П. Угроватов. Новосибирск, 2000. С.19; Теория государства и права /Под ред. В.М. Корельского и В.Д. Перевалова. 2-е изд. М., 2002. С.194.

2. Стучка П.И. Избранные произведения по марксистско-ленинской теории права. Рига, 1964. С.433, 461; Туманов В.А. О юридическом нигилизме // Пульс реформ: Юристы и политологи размышляют. М., 1989. С. 138-140; Бачинин В.А. Авангардистское правоведение М.А. Рейснера // Правоведение. 2006. № 5. С.169-183.

3. Декрет СНК РСФСР «Об улучшении быта ученых» 6 декабря 1921 г. // СУ РСФСР.1922. № 1. Ст.5.

4. Fitzpatrick S. The Cultural Front. Power and Culture in Revolutionary Russia. Ithaca, London, 1992.

5. О закрытии (Московского союза научных деятелей): Постановление ВЦСПС и Наркомпроса от 26 апреля 1921 г. // Работник просвещения: М., 1921. № 4-5.

6. Положение о научных работниках высших учебных заведений: Утверждено декретом СНК РСФСР от 21 января 1924 г. // СУ РСФСР. 1924. № 7. Ст. 44.

7. Инструкция по проведению положения об ученой степени. 1922 г. // Государственный архив Российской Федерации. Ф.А-2307. Оп.2. Д.6. Л.278.

8. Декрет СНК РСФСР «Положение о научных работниках вузов» 21 января 1925 г. // СУ РСФСР. 1924. № 7. Ст. 44.

9. Берлявский Л.Г. Административная высылка деятелей науки и культуры 1922 г. // Государство и право. 2008. № 2. С.72-77.

10. Обзор политического состояния городских прослоек края (по материалам на 1-е апреля 1928 г.) // Северо-Кавказский крайком ВКП(б). Шифровальный сектор. Обзоры полномочного представителя ОГПУ Северо-Кавказского края и Дагестанской АССР о политическом состоянии городских прослоек края // Центр документации новейшей истории Ростовской области. Ф.7. Оп.1. Д.802. Л.42, 56 об.

Blog

Эволюция правового статуса научных работников и преподавателей высших учебных заведений в 20-е годы XX в

Содержание