Психологические проблемы смысла жизни и акме. Материалы XI симпозиума. Под ред. Г. А. Вайзер, Е. Е

Вид материала

Документы

Содержание Смысл жизни как онтологическая проблема Общество, отчуждение и смысл жизни Смысл жизни в структуре ментальной модели мира Личностное здоровье человека и социума Кризис смысла жизни в современном обществе и психоз: на примере литературных параллелей из русской классики

Подобный материал:

• Психологические проблемы смысла жизни и акме. Материалы XIV симпозиума /Под ред., 1182.97kb.
• Всборнике отражены доклады, сообщения и выступления на круглом столе «Проблемы смысла, 1231.06kb.
• Владислав Эрикович «Онтологический анализ смысла жизни», 131.57kb.
• V. Литературоведческие аспекты проблемы смысла жизни и акме, 748.26kb.
• Dialog of mentalities, 4403.7kb.
• V. культуроведческие и литературоведеческие проблемы смысла жизни и акме, 290.61kb.
• Название: Объективация социальной реальности в структурах памяти, 49.29kb.
• Книга содержит материалы докладов и выступлений участников Лемпертовских чтений-, 3958.36kb.
• Р. А. Шепенко № Наименование, вид Выходные данные Объем (п л.) 151 Принцип свободы, 226.78kb.
• Аксаков Иван Сергеевич: Материалы для летописи жизни и творчества. 1848-1851: Годы, 664.04kb.

СМЫСЛ ЖИЗНИ КАК ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА


Рюмшина Л.И. (Ростов-на-Дону)


Смысл жизни – это характеристика и личности, и ее бытия. Это следует из того, что центром и высшим уровнем организации бытия является человек, обладающий сознанием и конкретным ценностно-смысловым отношением к жизни. Но если личностный аспект «смысла жизни» достаточно интенсивно развивается в современной отечественной психологии, то онтологический – не заслужено обойден вниманием ученых.

Рассмотрение «смысла жизни» как онтологической проблемы предполагает, прежде всего, соотнесение смысла жизни конкретного человека со смыслом целого. В определенной степени смысл жизни как раз и является связующим звеном между индивидом и человечеством, зависит от смысла целого (по терминологии различных авторов, смысла Вселенной, смысла истории, смысла бытия и т.д), той смысловой реальности, которая накоплена человечеством в длительном процессе своего становления. Это дало основание многим ученым говорить, что именно в свете смысла целого приобретает смысл конкретная человеческая жизнь. Например, согласно В. Франклу – это сверхсмысл, который осуществляется независимо от жизни отдельных индивидов (хотя, конечно, и они влияют на его формирование). Люди живут в мире смыслов, но смысловая реальность, как совокупность коллективных смыслов, не сводится к психологической реальности. Из коллективного смыслового поля человек «черпает» свой смысл жизни, который первичен по отношению к смыслам отдельных действий. Он определяется через совокупность основных целей. Именно наличие целей придает действиям человека осмысленность.

Как известно, смысл жизни индивидуален, уникален, но «истинность» его определяется тем, что его разделяют и другие люди. Содержательно смысл жизни чаще всего в трудах ученых предстает как творческий вклад, служение общему делу, связан с постановкой духовных и культурных целей, соответствием образа человека в культуре (Б.С. Братусь). Смысл человеческой жизни, с этой точки зрения, всегда связан с реализацией себя в обществе (транцендированием себя). Он обеспечивает нормальную и продуктивную жизнь человека, утрата его может иметь трагические последствия. Несовпадение личностного смысла с коллективными смыслами – причина отклоняющегося поведения (наркомании, алкоголизма и др.), неврозов (А. .Адлер, В. Франкл), потери душевного здоровья (К. Юнг), личностной ущербности (Б.С. Братусь). По терминологии А. Адлера, это «ложный смысл».

Центральное место в коллективных смыслах занимает «Другой» и отношения с ним. «Другой» уже на заре человеческой цивилизации составляет неотъемлемую часть окружающей действительности. Так как одному индивиду нельзя было выжить, «Другой» представляет особую значимость, как первоисточник, связанный с выживанием. Иными словами, отношение к «Другому» для человека изначально было проблемой жизни и смерти, вследствие чего стало частью его смысла жизни.

Поэтому неслучайно С.Л. Рубинштейн, А.А. Бодалев, К.А. Абульханова-Славская, Б.С. Братусь и др. в своих размышлениях о сущностных характеристиках человека и его взаимоотношениях с миром ценностному отношению к другому человеку придают такое глобальное значение. Утверждая при этом, что первейшее из условий жизни человека — это другой человек. Отношение к другому человеку как к самоценности, как к существу, олицетворяющему в себе бесконечные потенции рода человеческого, является условием и одновременно критерием нормального развития человека, ведущего его к обретению родовой человеческой сущности (Б.С. Братусь).

О значимости «Другого» и отношений с ним свидетельствует феномен субъектификации – идентификация с «Другим» (который может быть и объектом природы), наделение его определенными чертами. Субъектификация природных объектов плохо изучена в психологии, хотя и позволяет понять предисторию человеческого общения, его механизмы (идентификацию, эмпатию и другие). Можно полагать, что на основе идентификации, как объединения личностью себя с другим и включения в свой внутренний мир общих ценностей, норм и т.д. происходит и становление «Мы».

Субъектификация может происходить не только с природными объектами, но и со «значимыми» другими, с виртуальными лицами - литературными героями или историческими деятелями, с героями художественных фильмов и др. В целом общение с «мысленным собеседником» - следствие диалогичности внутреннего мира – интериоризованной формы личностного общения.

Таким образом учет онтологического аспекта смысла жизни позволяет не только понять культурно-исторические корни формирования смысла жизни конкретного человека, причины его «потери», асоциальные формы поведения, но и роль других людей в самоопределении и самореализации личности, а также организовать практическую помощь, например, в тех случаях, когда потеря близкого человека ощущается как потеря смысла жизни.


ОБЩЕСТВО, ОТЧУЖДЕНИЕ И СМЫСЛ ЖИЗНИ


Осин Е.Н. (Москва)


Как отмечает У. Джеймс, содержания культуры – идеалы, смыслы и ценности – могут наделять жизнь смыслом, но лишь в том случае, если человек вкладывает свои силы в дело их осуществления. Отчуждение проявляется в неспособности людей распознавать смыслы и ценности как возможности, существующие в реальных ситуациях. Сознательные представления человека о ценностях и смысле жизни могут быть внешними, отчуждёнными от его реальной деятельности объяснениями, мотивировками.

Исторические корни понятия отчуждения лежат в иудео-христианской традиции и философии Платона. В философской системе Гегеля отчуждение занимает центральное место и рассматривается, с одной стороны, в связи с опредмечиванием (дух отчуждает себя в природе и, созерцая себя во внешней форме, приходит к осознанию своей сущности), и, с другой стороны, как несоответствие между родовой сущностью и эмпирической (индивидуальной) сущностью человека. Уже Гегель описывает ситуацию «порочного круга»: смысл действия не дан человеку в момент его осуществления, он осознаётся лишь post factum, поэтому людям следует действовать, отбросив размышления.

К. Маркс рассматривает отчуждение как негативный феномен, связанный с социально-экономическими условиями, в которых трудовая деятельность не становится осуществлением творческих сил человека и не ведёт его к присвоению родовой сущности, являясь лишь средством к существованию. Отчуждение ведёт к неспособности человека воспринимать общественный смысл предметов, он теряется в противоречащих друг другу требованиях различных сфер собственной жизни.

Экзистенциализм рассматривает отчуждение как субъективный феномен. Так, М. Хайдеггер связывает отчуждение с изначальной покинутостью сущего Бытием: лишь в моменты «стояния в Бытии» человек обретает подлинность, реализует свой смысл. Вне этой точки обозначение чего-либо как ценности становится лишь ярлыком, не имеющим ни познавательного, ни этического смысла. И Ж.-П. Сартр, размещая человека в ситуации свободы, говорит о невозможности опереться на какую-либо предзаданную сущность.

Противоречие между общественной сущностью человека в марксизме и его индивидуальной неповторимостью в экзистенциализме кажется мнимым. Маркс отмечает, что «общественное» не сводится к «коллективному»: в первом случае речь идёт о культуре, во втором – о формальной социальности. Чтобы оказаться в ситуации, воспринимаемой субъективно как свобода, человек уже должен в высокой степени овладеть собственным поведением – реализовать в себе родовую сущность, обретая относительную независимость от внутренних влечений и внешних требований.

На этой стадии развития индивидуальная сущность подчиняется закономерностям родовой сущности: поступая вопреки общечеловеческим культурным нормам, развитая личность разрушает сама себя (Э. Фромм). Содержания культуры, которые человек приписывал определённым предметам или людям (фетишизм, в терминах Маркса), обретают характер внутренней инстанции – совести, вначале субъективно воспринимаемой как система внешних требований, затем – как внутренняя необходимость. Человек обретает способность к внутреннему диалогу с человечеством в форме диалога с собственной сутью, очеловеченным предметным миром (отношение «Я – Ты» М. Бубера) и др. И хотя В. Франкл, отводя важное место совести, не придаёт ценности «самокопанию», его ученики А. Лэнгле и Э. Лукас говорят о важности «медитативного одиночества» для диалога с «вечным Ты».

Присваивая и реализуя в себе систему отношений, составляющих родовую сущность, человек рано или поздно оказывается в ситуации, феноменологически описываемой как кризис смыслоутраты, экзистенциальный вакуум (В. Франкл). Задача преодоления отчуждения встаёт перед ним как задача поиска и реализации уникального смысла собственной жизни, который хотя и является общественным по природе своей, но может быть действительно обнаружен только как индивидуальный.

Принимая из социума некоторый готовый ответ на вопрос о смысле жизни, человек совершает бегство от свободы, неопределённости и одиночества ценой отказа от собственной индивидуальности. Для того чтобы успешно переносить эту ситуацию неопределённости, действовать в отсутствие однозначных внешних критериев или ориентиров, необходим определённый личностный ресурс, описанный как «отвага быть» (П. Тиллих), «решимость» (М. К. Мамардашвили) в философии или «жизнестойкость» (С. Мадди), «личностный потенциал» (Д. А. Леонтьев) в психологии. Открывая и осуществляя уникальный смысл собственной жизни, человек остаётся в ситуации экзистенциального одиночества, но преодолевает отчуждение, реализуя отношение, связывающее его с человечеством, другими людьми.

Необходимо различать, с одной стороны, собственно отчуждение, или отчуждение от культуры, когда человек не овладел в достаточной степени культурными средствами, которые формируют «органы восприятия» смыслов и ценностей, расширяют возможности диалога с другими людьми и овладения собственным поведением; и, с другой стороны, отчуждение от общества, когда человек сознательно противопоставляет себя системе отношений, ценностей и смыслов, реализующейся в конкретном социуме и принадлежащей к общечеловеческой культуре, но неполной по отношению к ней.

В ситуации исследования индивидуального смысла жизни методы прямого опроса не позволяют отличить интроецированные социальные «смысловые шаблоны» от валидных смыслов, являющихся результатом рефлексии человеком некоторого отрезка собственного жизненного пути. Отсутствие содержательного ответа, в свою очередь, говорит не об отсутствии смысла, а лишь о том, что человек не испытывает смыслоутраты, запускающей рефлексию. Более адекватными проблеме смысла жизни представляются методы эксперимента и изучения продуктов деятельности (такие как метод креативного поля Д. Б. Богоявленской), биографический метод. Значительный разрыв между эмпирическими исследованиями и теоретическими построениями в этой области пока сохраняется.


СМЫСЛ ЖИЗНИ В СТРУКТУРЕ МЕНТАЛЬНОЙ МОДЕЛИ МИРА

Смульсон М.Л. (Москва)


Ментальная модель рассматривается в нашей концепции как продукт работы интегрированного интеллекта. В последнем активно и продуктивно задействованы как когнитивные, так и метакогнитивные его составляющие, а также все три основные функции – отражательная, ценностно-ориентировочная, прогностично-преобразовательная. Мы полагаем, что ментальная модель является отрефлексированным конгломератом образа и концепта (когниции), более широким и объемным, чем образ и концепт, поскольку при этом объединении возникает новое качество. Ментальные модели мира (умственные модели) фиксируют содержание и уровень понимания человеком себя, других и окружающей среды, они тесно связаны со знаниями и убеждениями личности. Поэтому ментальные модели мира можно в определенной степени считать устойчивой интеллектуальной особенностью личности, хотя они и изменяются в онтогенезе, в кризисных жизненных ситуациях. Серьезную трансформацию системы ментальных моделей можно трактовать как фактор личностного роста. Признаками такой трансформации являются интерпретационные преобразования в автонарративе (нарративе о своей жизни).

Основными психологическими характеристиками ментальной модели являются ее смысложизненная субъективность (продукт скоординированной работы отражательной и ценностно-ориентировочной функций интеллекта), а также ее размещение в пространственно-временных координатах (продукт скоординированного действия функций отражательной и прогностично-преобразовательной). Именно по этой причине мы используем в данном контексте понятие ментальная модель, а не близкие к нему понятия образ или картина мира.

В характеристике модели как общенаучного понятия выделяют ряд моментов, которые представляются нам принципиальными также для определения и анализа ментальной модели мира (М.Вартофский, Н.Мулуд). Это семиотическая основа модели, задействованность различных познавательных процессов в ее построении, инструментальная и прагматическая функции, динамичность и операциональность, конституирующий характер, проспективность и, наконец, постоянный поиск смысла в процессе моделирования. Существенным является также расмотрение модели одновременно как репрезентационного артефакта и как прототипа направленного в будущее действия.

Смысл жизни при таком подходе является ценностно-ориентировочной основой ментальной модели мира. Извлечение смысла из «текста жизни» и его принципиальная недостижимость в полном объеме конституируют процесс, который Г.С.Костюк называет саморазвитием.


ЛИЧНОСТНОЕ ЗДОРОВЬЕ ЧЕЛОВЕКА И СОЦИУМА

В СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ

СОВРЕМЕННОГО МИРА


Лишин О.В. (Москва)


Личностное здоровье человека и социума – факторы, влиящие на обретение человеком смысла жизни и движение к акме. Проблема личностного здоровья занимает психологов с первых десятилетий ХХ века. Так, А.Ф.Лазурский еще в 1921 году писал: «Альтруизм в том или ином виде представляется формой и средством и показателем наилучшей гармонии между личностью и средой. Здесь извращенных нет».

Опираясь на точку зрения А.Н.Леонтьева, полагавшего, что личность, хотя и существует в теле человека как в субстрате, не является, тем не менее, его характеристикой, будучи порождением определенных отношений, Б.С.Братусь подчеркивает, что человек может быть вполне психически здоровым, хорошо запоминать и мыслить, ставить сложные цели, находить к ним верные пути, быть деятельным, успешным, самодостаточным и одновременно личностно ущербным, «больным»: не координировать свою жизнь, направляя ее к достижению родовой человеческой сущности, а удовлетворяясь суррогатными целями. Родовая человеческая сущность соответствует здесь понятию человечности, включающей благожелательность, уважение к людям, сочувствие и доверие к ним, теплоту и мягкость отношений. Именно о человечности как регуляторе всех общественных и личных отношений, единственно, что «должно быть проповедуемо и внушаемо людям», писал как о важнейшем завете своего отца П.А.Флоренский.

Интерес к проблемам нравственного развития личности не случайно обострился в ХХ веке. Технический прогресс касается не только человеческого быта, но, прежде всего – совершенствования средств и способов уничтожения людей, понижения нравственных норм жизни больших масс населения, путем обесценивания человеческой жизни. Обращает на себя внимание сходство подходов к психологической оценке состояния личностного здоровья в исследованиях Э.Фромма, А.Маслоу, В.Франкла. К ним можно отнести и В.Н.Мясищева, отмечавшего социальную полноценность или неполноценность личности, наряду с биологической. В концепциях этих психологов рассматриваются два вектора развития личности – просоциальный и антисоциальный. Эти векторы отличаются друг от друга тенденциями к восприятию Себя и Других (Общества) как выражения жизненных позиций. Оба вектора не представляют абсолютно взаимоисключающих противоположностей, допуская переходные состояния смыслового содержания личностных качеств. Тем не менее, противостоящие друг другу качественные тенденции этих векторов личностного развития приводят к их трудной совместимости в социально-психологическом и нравственном плане, вплоть до гибели как отдельных людей, так и некоторой части социума.

В соответствии с положением, выдвинутым Г.Г.Дилигенским (1996), источником просоциально децентрированной направленности является выбор личностной стратегии в системе «Я – Другой». Ее предпосылкой служит стратегия интеграции в общность при сохранении собственной психологической автономии и благожелательной открытости личности к другим людям, достаточной силе собственного «Я», способности к эмпатии, мотивации «для других». В современной социально-психологической ситуации мы склонны отнести данный тип направленности личности к наиболее выраженному комплексу личностного здоровья.

На уровне относительного неблагополучия личностного состояния находится, депрессивный тип направленности, у которого, в системе свойственных ему отношений, сохраняется просоциальный вектор личностного развития, хотя и ослабленный пониженной личностной самооценкой.

Значительно более острое нарушение личностного здоровья возникает при формировании устойчивой эгоцентрической направленности жизненных позиций личности. Рассматривая этот тип направленности, Э.Фромм (1994) и Г.Г.Дилигенский (1999) говорят о мотивационной стратегии, подчиненной стремлению к власти. В той мере, в какой человеку удается ее удовлетворить, он осуществляет одновременно индивидуальное самоутверждение и психологически позитивные для него связи с людьми: «индивидуальная» тенденция при этом подчиняет себе «социальную». Психологи второй половины ХХ века, пережившие события Второй мировой войны, называли этот тип направленности «отвержением привязанности» (Дж.Боулби), «оборонительной и подавляющей других позицией» (Э.Берн и Ф.Эрнст). Э.Фромм определял крайнее ее выражение как синдром «ненависти к жизни» или некрофилию, которой сопутствуют черты деструктивности, жестокость, стремление к власти и убеждение, что все проблемы и конфликты можно решить только с применением силы, поскольку сила насилия или «власть превращать человека в труп» является первым и последним решением в любой ситуации. Террен Уотс определяет ее как «комплекс воина», А.Г. Маслоу видел в ней метапатологию, Т. Адорно квалифицировал ее как «авторитаризм». Решительность и хорошо развитые организаторские способности составляют положительное содержание этого личностного типа, в то время как эмоциональная глухота, невосприимчивость к чужой боли и «вещное» отношение к людям вместе с «кибернетическим» восприятием действительности и стремлением к власти являются также типичными его чертами. Наши эмпирические исследования позволяют утверждать, что этот вариант направленности, равно как и негативистический, типичен для молодежи, вовлеченной в криминальные и экстремистские сообщества. Эти обстоятельства, заставляют нас отнести эгоцентрическую направленность к признакам существенного нарушения личностного здоровья.

В свою очередь, негативистический тип направленности личности психологически соответствует максимальному отъединению личности от социума, при глубинно подавленной самооценке, и в крайнем своем выражении способен проявиться в виде жизнеотрицания, и потому может быть признан наиболее резко выраженной формой личностного нездоровья. Это жизнеотрицание может быть направлено как на личность своего носителя, так и на окружающих людей.

Рассмотренная нами система оценки личностного здоровья предполагает разработку соответствующей системы личностного оздоровления в процессе воспитательного воздействия, ориентированного на обеспечение максимально достижимого личностного здоровья через формирование направленности жизненных позиций, приближенных к просоциально децентрированному типу. Только через воспитание можно оздоровить социум, страдающий социально-психологической недостаточностью человечности, что затрудняет поиски смысла жизни человеком и его движение к акме.


КРИЗИС СМЫСЛА ЖИЗНИ В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ И ПСИХОЗ: НА ПРИМЕРЕ ЛИТЕРАТУРНЫХ ПАРАЛЛЕЛЕЙ ИЗ РУССКОЙ КЛАССИКИ


Волкова Н.В., Кисельников А.А.(Москва)


Проблема смысла жизни – универсальна для всех людей и во все времена, однако можно говорить о специфических социально-экономических условиях конкретного общества, которые могут направлять процесс поиска и реализации человеком смысла жизни в определенное русло. В настоящее время в российском обществе действует целый ряд таких ключевых факторов. Вакуум смысла, возникший в постсоветском пространстве, у значительной части населения до сих пор заполняется содержанием лженаучного и магического толка. Мощной силой, поддерживающей этот процесс, выступает огромное народное наследие суеверий и архетипических страхов, которое сопровождает жизнь всех поколений.

Процесс мифологизации сознания людей в современном российском обществе протекает на фоне снижения качества преподавания в школе предметов, развивающих аналитическое мышление, падения культуры чтения как смыслоизвлекающей деятельности, которая помогла бы удерживать здоровый баланс между рациональным и иррациональным способами восприятия действительности. Слабо сформированные у взрослых людей способы рационального осмысления и анализа событий замещаются когнитивно-простыми оккультно-архаическими мифологемами, естественными для детского отношения к реальности. Так, волна "сенсационных" публикаций, прошедшая на рубеже 90-х г.г., во многих из которых «очевидцы» аномальных явлений описывали и свои психотические переживания (а также смена государственной идеологии с атеизма на поддержку религии) породила тот культурно-исторический бэкграунд, который, в условиях дебюта психотических расстройств, может составлять содержание кристаллизующих бред конструкций. Влияние актуализированного в современной России примитивно-мифологического пространства может трагически искажать смысл жизни попавших в трудную жизненную ситуацию людей.

Деструктивными факторами также являются распад института традиционной семьи, прежде всего бьющий по детству и нормальному формированию объектных отношений; до сих пор нерешенная для России проблема сиротства; продолжающаяся в постиндустриальном рыночном обществе изоляция человека; ранняя подростковая алкоголизация. В настоящее время наблюдается как рост числа людей, страдающих уже известными видами психических расстройств, так и появление новых психогений, что связывается с высоким темпом жизни, ее насыщенностью стрессогенными событиями, общим ослаблением здоровья молодого поколения на фоне ухудшения экологии, информационной «атакой» СМИ, бурным развитием техники и сети Интернет.

Таким образом, можно выделить основные условия, затрудняющие процесс поиска и реализации человеком смысла в современной России:

1. Актуализация примитивной мифической иррациональной субкультуры;
   
2. Распад семьи, проблема сиротства;
   
3. Падение качества образования по критерию формирования научно-рационального стиля мышления;
   
4. Мощные внешние социально-экономические стрессы (связанные со сменой формации на «рынок»);
   
5. Катастрофическое падение здоровья нации, особенно нервно-психического здоровья, истощение нервной системы в условиях рыночной экономики (конкурентные отношения, работа «на износ», затрудненный доступ к качественной медицине);
   
6. Алкоголизм как одна из главных проблем нации.
   

Анализируя все выше сказанное, можно заметить, что в русской классической литературе описан случай возникновения психотического расстройства на фоне действия выделенного нами комплекса факторов сиротства, тяжелых детства и юности, алкоголизма, мифического иррационального мышления, истощения нервной системы. Это случай главного героя произведения Н.В. Гоголя «Вий» - философа Хомы Брута. Пример гоголевского персонажа иллюстрирует специфику смыслового жизненного пространства, в котором несмотря на временную разницу в более, чем сто лет, находится значительная часть наших современников. Социально-экономические условия, описываемые Н.В. Гоголем, отличаются от настоящих дней по форме, однако по содержанию факторы, деформирующие смыслообразующие процессы, которые мы встречаем в литературном произведении, и которые были выделены нами выше, во многом совпадают.

«Живой» язык, богатство словесных, художественных форм, которые использованы автором, дают уникальный материал, расширяющий опыт понимания факторов и механизмов психической жизни личности, вводящий специалиста-психотерапевта из области научно-формализованного знания в семантическое пространство народного сознания, вне категорий которого невозможна эффективная психотерапевтическая работа.

Талантливое описание Н.В. Гоголем социальной среды, где проходит юность Хомы, не оставляет сомнений в деструктивной ее роли: грубые нравы бурсы и семинарии, низкий уровень интеллектуальной и духовной культуры делают одиночество Хомы абсолютным и отчаянным. Фактор одиночества действует на фоне тяжелых бытовых условий, постоянного физиологического истощения (голод, злоупотребление алкоголем, физические наказания, драки). Очевидно, что развиваясь в таких условиях, человек находится в крайне неустойчивом психическом состоянии и легко поддается суггестивным воздействиям, жертвой которых и стал философ, попавший в группу людей, ставших для него индукторами тяжелого психотического состояния. На примере гоголевского героя можно увидеть, как процесс самостоятельного, осознанного осмысления жизненных явлений и событий подменяется навязанными интеллектуально неразвитым окружением грубыми архаичными мыслительными конструкциями и приводит к трагическому финалу.

В современности можно найти немало параллелей данной истории. Так, например, наиболее «популярными» психическими расстройствами сейчас являются паническая боязнь заразиться птичьим гриппом (большая «заслуга» в этом принадлежит СМИ); часты обращения к психиатрам подростков и юношей с жалобами на зрительно-слуховые галлюцинации, реакции дереализации после длительной игры в агрессивные компьютерные игры. Широко известны трагические истории зомбирования сознания членов тоталитарных сект, в большом числе распространившихся в России. Механизмы «воспитания» терорристок-смертниц также во многом совпадают со стихийно действовавшими механизмами развития психоза у Хомы Брута. Истории болезни многих психиатрических больных содержат описание тех же факторов: психологическое одиночество, установка «никому ненужности», незащищенности, часто подкрепляющаяся социальным бесправием, феномен выученной беспомощности, истощенная нервная система, психологически нездоровое окружение, навязывающее аутоагрессивные жизненные сценарии. Все это становится барьером к активизации психологических ресурсов для сохранения целостности в критических ситуациях и превращает жизненный путь личности в последовательность осознанных и бессознательных выборов, ведущих к деструктивному финалу¹.

Case study Хомы Брута – талантливо описанная в литературной форме судьба человека, у которого проблема экзистенциального выбора решается на бессознательном уровне, и варианты ее решения крайние – здоровье или болезнь, жизнь или смерть. Обобщая все те особенности жизни современного человека, которые попали в фокус нашего внимания, и опыт психотерапевтической работы с пациентами с психотическими расстройствами, можно утверждать, что далеко не периферическое место в структуре заболевания занимают деструктивные смысложизненные конструкции, инкорпорированные из примитивного информационного пространства современного общества, и усугубляющие тяжесть состояния личности.

Проводя параллели современной российской жизни с жизнью студентов малороссийской бурсы гоголевских времен и анализируя тенденции духовно-культурного развития нашего общества, следует заключить, что профессиональное сообщество практических психологов и психотерапевтов, работающих с людьми, переживающими жизненный кризис и утрату смысла жизни, должно отдельно осмыслить проблему дерационализации, архаической мифологизации сознания своих клиентов, и возникающих в связи с этим провоцирующих психическое заболевание конструкций.