Geum.ru

Using groups to help people

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   30
Нападки на ведущего и его коллег

Иногда ведущий начинает подвергаться нападкам со стороны членов группы. Пациенты способны очень точно определять слабые места психотерапевта, а если разгневаны, то и осуждать его за неопытность, недостаток внимания к группе, за то, что он слишком благополучен, чтобы понимать членов группы и т.д. Если в этом есть доля правды (например, психотерапевт действительно неопытен), ведущий может почувствовать смущение и ему будет сложно справиться с этой ситуацией. Когда вы становитесь объектом нападок, полезно задать себе вопросы: “Почему?”, “Почему сейчас?”, “Помимо того, что я неопытен, что еще скрывается за этим нападением?” Члены группы могут быть разгневаны из-за того, что ведущий не ведет себя так, как они того желают (например, не дает советов), или, допустим, приводит в группу нового участника, с которым трудно иметь дело). Нападки могут быть проявлением страха. Члены группы боятся, что в группе произойдут невообразимые или неуправляемые события, с которыми ни они, ни ведущий не смогут справиться. Осуждение ведущего за то, что он слишком неопытен или слишком молод, фактически является проявлением этого страха. Члены группы могут также бояться, что ведущий их отвергнет и подвергнет критике, так как не способен по-настоящему понять их обстоятельства или чувства. Нападки на психотерапевта за то, что он слишком стар, слишком молод, слишком благополучен, никогда не был женат или никогда не имел ребенка-инвалида (и т.д.) и в силу этого не способен их понять, как скрывают, так и выражают подобные страхи. Если ведущий сумеет отказаться от защиты, он сможет достаточно хорошо продумать данную ситуацию, чтобы составить себе какое-то представление о том, что скрывается за данным нападением. Можно прибегнуть к помощи членов группы, например, сначала ответив по существу, если ответ необходим, а затем занявшись выяснением того, что скрывается за таким вопросом или комментарием. Далее приводятся примеры подобных нападок.


На пятом сеансе группы госпитализированных пациентов один из них обратился к психотерапевту: “Вы молодо выглядите. Сколько групп вы уже вели?” Раньше никто не делал психотерапевту подобного упрека. Поскольку с самого начала группы он не слишком постарел, то, естественно, заинтересовался, почему этот вопрос возник именно сейчас. Психотерапевт ответил по существу: “Я не располагаю большим опытом. Вы моя третья группа. Но почему это так важно?” Из последовавшей далее дискуссии стало ясно, что несколько пациентов уже находились на грани того, чтобы сделать серьезные признания в группе. Их сомнения были вызваны беспокойством, что психотерапевт окажется не в состоянии управлять сильными чувствами, которые могут при этом пробудиться. Немного позже, в ходе дискуссии, психотерапевт заметил: “Мы еще не знаем, что получится и насколько тяжело это для нас будет. Я изо всех сил постараюсь следить за тем, что происходит, и оказывать вам помощь. Это должно помочь, если мы все постараемся”.


В устойчивой группе произошло следующее:


Психотерапевт привел новую пациентку, Розу. Роза была настолько расстроена во время своего первого сеанса с группой, что почти все время плакала, вновь и вновь рассказывая о своих проблемах, казавшихся ей безнадежными. Другие старались помочь ей, но все предложения были отвергнуты. На следующем сеансе Роза отсутствовала. Пациенты согласились, что Роза не была готова к поступлению в группу. Кто-то спросил психотерапевта, косвенно критикуя его за недостаток здравого суждения, почему он решил включить ее в группу. Психотерапевт произнес: “Я вижу, у вас на меня зуб за это. Можете ли вы еще что-то к этому добавить?”


В первом примере твердый и честный ответ ведущего мог привести к уменьшению страхов (по крайней мере, он на это надеялся). Во втором примере ведущий упомянул гнев (который был выражен лишь косвенно), а затем использовал данную ситуацию, чтобы помочь членам группы исследовать свои чувства — как по отношению к новому члену группы, так и по отношению к нему самому, за то, что он привел Розу в группу.

В группе с двумя социальными работниками или психотерапевтами нередко возникает ситуация, когда один из них подвергается нападкам, или же один будет определен как “хороший”, а другой как “плохой”. Причиной этих эпизодов могут служить различные события и различная динамика.

Например, два ведущих представляют и ведут себя по-разному и, таким образом, вызывают у членов группы различную реакцию. Возможно, один из них проявляет холодное, бесчувственное или унижающее остальных поведение или показывает себя менее способным управлять возникающими ситуациями. Поведение и позиции членов группы являются вполне понятными откликами на то, что они видят и слышат.

Другая возможная причина связана с сиюминутной динамикой группы. Быть может, двое ведущих находятся в состоянии скрытого конфликта друг с другом. Членам группы становится известно о нем благодаря мельчайшим знакам. Если это положение дел остается скрытым и непризнанным, оно может таким образом повлиять на поведение членов группы, что они начнут выражать за ведущих некоторые из испытываемых ими (ведущими) чувств.

Порой фактическое поведение ведущих или сиюминутная динамика группы, по-видимому, не являются основной причиной поведения или позиции членов группы по отношению к психотерапевтам. В таком случае следует искать иных объяснений, связанных с тем, что приносят с собой в группу ее члены — с предположениями, которые они делают о людях, обладающих властью или наставниках, а также с чувствами, которые могут быть перенесены и спроецированы на них. Члены группы могут испытать чувство гнева по отношению к обоим ведущим, поскольку они им не помогают или не поддерживают их в той мере, как, по их мнению, должны. И в то же самое время пациенты испытывают непрерывную потребность опираться на психотерапевтов как на источники эмоциональных поступлений. Рассмотрение одного психотерапевта в качестве “хорошего”, а другого в качестве “плохого” выполняет функцию ограничивающего решения. В первом случае члены группы сохраняют свои надежды на наставничество. Во втором — находят способ выразить свой гнев. Метод расщепления (splitting) позволяет членам группы избежать необходимости противостоять своим амбивалентным чувствам.

Другое возможное объяснение заключается в присутствии лежащего в основе подобного поведения желания установить особые отношения с одним или с обоими психотерапевтами. Этого можно добиться, если между двумя психотерапевтами не будет существовать особых отношений. Сами того не осознавая, члены группы постараются посеять рознь между психотерапевтами, называя одного “хорошим”, а другого “плохим”.

Иногда вы сможете составить суждение о том, какое из этих объяснений наиболее правдоподобно, рассматривая свидетельства, уже имеющиеся и в группе, и в ваших собственных чувствах. Взяв сначала наименее разработанное объяснение, соведущие, оказавшиеся в подобном положении, должны, разумеется, рассмотреть собственное поведение в группе и собственные чувства по отношению друг к другу, чтобы установить, не подходит ли к данным событиям какое-либо из первых двух объяснений. Иногда можно составить себе какое-то мнение, исходя из содержания и времени враждебных замечаний. Однако бывают случаи, когда нельзя прийти к какому-то мнению о событиях или динамике их развития, пока в группе не выявятся какие-либо новые свидетельства. Вмешательство, которое может прояснить подобную ситуацию, осуществляется в форме вопросов, например: “Как могло случиться, что я сегодня нравлюсь всем, а Том не может ничего сказать, не навлекая при этом на себя критики?” Упоминание ситуации является полезным, а иногда и достаточным первым шагом, когда вы приступаете к более непосредственному исследованию присутствующих чувств и резонансных переживаний. Независимо от того, что окажется наиболее правдоподобной причиной подобных нападок, данную ситуацию следует использовать и помочь членам группы разобраться в своих чувствах к психотерапевтам, а через это — и к другим людям, обычно родителям. Возможно, оба родителя видятся как потенциальные наставники, но избегающие наставничества, или один из них — как человек, препятствующий установлению желанных отношений с другим.

Часто ко-терапевтам гораздо легче понять ситуацию, в которой один из них видится “хорошим”, а другой “плохим”, как проистекающую из фантазий и потребностей члена группы, нежели рассматривать подобные восприятия как точное отражение различий в их поведении. Последнее может потребовать взглянуть в глаза неприятной правде о том, как в действительности оба терапевта ведут себя в группе. Это ситуация, в которой потребность психотерапевтов избегать открытого конфликта нередко приводит к тому, что они начнут безосновательно приписывать данную динамику членам группы.

Члены группы иногда критикуют коллегу-психотерапевта, не принимающего участия в группе. Необходимо сразу же задать вопрос: “Что может скрываться за подобной критикой?” Один из ответов: члены группы по-настоящему разгневаны на психотерапевта, то есть на вас, но прямое нападение считают небезопасным. Гораздо легче и безопасней напасть на кого-то другого, здесь не присутствующего, но занимающего в данном агентстве или учреждении аналогичное положение. Реагировать на это можно, задав вопрос о причине нападения, критики или неприязни. После этого услышанное следует выразить в общих терминах, абстрагируясь от исходной мишени, а затем — предложить членам группы перенести эти чувства туда, где им надлежит быть. Например:


Члены хорошо “устоявшейся” амбулаторной группы принялись обсуждать свой первый контакт с данной клиникой. Вначале каждого из них принял сотрудник, который не являлся ведущим в данной группе. Пациенты нарисовали картину человека, совершенно бесчувственно отнесшегося к их надеждам и совершенно не желающего замечать, как они страдают и насколько им необходима помощь. Психотерапевт сказал: “Вы говорите, что не встретили понимания у того, в чьей помощи вы больше всего нуждались. Бывало ли еще такое с вами?” В ответ последовали различные истории. Чуть позже психотерапевт спросил: “Ну, а в нашем случае? В чем именно я вас не понимаю?” Пациенты нашлись, что ответить, после чего последовала дискуссия на тему, что разумно и что не разумно ожидать от других.


Психотерапевт с самого начала понял, что нападение на его коллегу послужило заменой нападения на него самого. Однако он предпочел, чтобы это оставалось не явно выраженным, и отказался от прямой интерпретации, чтобы помочь членам группы обсуждать свои чувства к нему.

Когда происходит нападение на вас или на вашего коллегу, вы можете не избежать одной из нескольких ошибок. Вероятно, вы станете защищать себя или своего коллегу, упрекать членов группы в несправедливых нападках или смутитесь настолько, что оцепенеете. Если вы полагаете, что эти нападки справедливы (например, если вы сами считаете своего коллегу бесчувственным), то использовать данный эпизод конструктивно будет гораздо сложнее, чем в ином случае. Но тем не менее, это возможно. Вы все-таки можете сказать: “Из сказанного следует, что вы не получили того, на что имели все основания надеяться. Вас разочаровал кто-то, кто по своему служебному положению обязан оказывать помощь. Что вы при этом почувствовали? Что предприняли?” Вы заинтересованы в том, чтобы использовать данную ситуацию и принести пользу членам группы. Но им будет мало пользы от того, что вы начнете защищаться, упрекать пациентов или радостно присоединитесь к их нападкам. Вы сумеете уберечься от этих возможных ошибок, если станете ожидать, что подобное нападение может в какой-то момент произойти. Тогда вы не окажетесь застигнутыми им врасплох.

Упорно безмолвствующий человек

В группе, в которой один из ее участников упорно безмолвствует, практически всегда найдется кто-то еще, кто предложит ему высказаться, спросит, почему тот молчит, о чем думает и т.п. Подобное давление на молчащего человека происходит по нескольким причинам: это может быть обычное дружелюбие; желание достучаться до человека и сделать групповую ситуацию полезной для него; опасение, что он молча составляет себе суждение о других; фантастическое предположение, что у молчащего человека есть готовые ответы на все и он мог бы помочь, но не делает этого. Когда члены группы понуждают молчащего человека говорить, его реакция покажет, способен ли он вообще начать участвовать в работе группы. Если человек способен ответить, то проблема решаема. Если нет, то я считаю: следует отказаться от дальнейшего давления. Психотерапевт может быть несколько обеспокоен тем, что молчащий человек ничего не получает от группы, но это необязательно так.


Женщина 35 лет была членом смешанной амбулаторной группы. Обычно она ничего не говорила, а сидела, положив руки на колени ладонями вверх, пристально глядя на них или на пол. Время от времени кто-нибудь в группе спрашивал: “Что ты испытываешь по этому поводу, Лорен?”; “О чем ты думаешь?”; “Что ты делаешь на Рождество?” На все подобные вопросы Лорен отвечала взглядом искоса, кивком головы или невнятным “ничего” или “ничего особенного”. Это продолжалось в течение четырех или пяти месяцев. Однажды Лорен спросила, нельзя ли перенести время встречи группы, поскольку она больше не сможет ходить по четвергам. Когда ее спросили, почему это время ее больше не устраивает, она сказала, что устроилась кассиром в супермаркете и ей в это время нужно быть на работе. Члены группы согласились изменить время встреч. Чуть позже Лорен рассказала группе, что в течение четырех лет лишь изредка выходила из дома, занимаясь хозяйством и приготовлением еды для своего отца и брата. Брат всегда привозил ее на групповые сеансы, а затем дожидался, чтобы отвезти домой. Внезапно она почувствовала разочарование в такой жизни и нашла работу. Когда ее спросили, каким образом она сумела найти работу, Лорен попыталась найти ответ, но не смогла.


Остается загадкой, что позволило Лорен совершить этот новый положительный шаг. Возможно, здесь сыграл свою роль эффект наблюдателя, поскольку в ее жизни помимо группы не было ничего нового.

На стадии становления молчание некоторых членов группы на первых сеансах — не такая уж и редкость. Обычно это значит, что они чувствуют себя в достаточной безопасности и остаются в группе, только если им позволено быть наблюдателями, а не участниками. Зачастую наблюдая, как другие пациенты участвуют в работе группы, не вызывая при этом в свой адрес критики, насмешек, не причиняя себе вреда чрезмерной открытостью, такие люди могут почувствовать достаточную уверенность в себе и начнут участвовать сами. В группах, включающих травмированных или отрешенных душевнобольных, некоторые люди могут хранить молчание в течение очень длительного времени — даже на протяжении всего существования группы. Однако они продолжают приходить, и иногда по их поведению в других контекстах можно видеть, что они получают определенную пользу. В амбулаторных группах упорное молчание менее вероятно, однако время от времени это все же происходит, и в таком случае оно может быть связано с необычными жизненными обстоятельствами. Так, Лорен долгое время жила в замкнутом мире со своим отцом и братом. В другой группе, которая велась в дневном социальном центре как группа “познакомься со своими соседями”, произошло следующее.

Присцилла, упорно молчавшая в течение восемнадцати месяцев, но при этом регулярно посещавшая все сеансы, наконец рассказала, что в течение двух лет была больна (открыть болезнь она отказалась) и за ней дома ухаживала мать. Они жили вдвоем, и в течение всего этого времени Присцилла видела очень мало других людей. По какой-то причине, объяснить которую она не могла, женщина решила попытаться встречаться с другими людьми и поступила в группу. Присцилла пояснила, что в течение долгого времени она с трудом заставляла себя являться на встречи и уж ни в коем случае не могла заставить себя говорить.


Как для Лорен, так и для Присциллы огромным достижением стал сам факт прихода в группу. Это явно потребовало от них большого мужества. Понуждение любой из них к активному участию раньше, чем они были к этому готовы, на мой взгляд, легко могло отпугнуть их от группы. Поскольку этого не произошло, обе остались и получили пользу от данного опыта.

“Проблема” молчащего человека — хорошая иллюстрация к тому, что весьма полезно задуматься: “Для кого данное поведение является проблемой?” Часто оно не является проблемой для самого человека, который, как правило, делает лишь то, что может и что ему необходимо делать для сохранения чувства безопасности. Это может стать проблемой для психотерапевта, которому не нравятся тайны, но если это так, он может заставить себя сдержать свои чувства. Это нередко становится проблемой для других членов группы, которую можно позднее исследовать.

Частые отсутствия

Некоторые группы не способны обеспечить регулярное посещение. Хотя эпизодические пропуски неизбежны в любой группе, непрерывность сохраняется, если они не будут слишком частыми. Однако есть группы, где после каждого сеанса невозможно предсказать, кто придет в следующий раз и наберется ли достаточное количество людей, чтобы полезная работа могла продолжиться. Группа вырождается либо во фрагментированную группу, либо в группу с крошечным ядром и разрозненным составом участников (fringe membership). Если вы намерены вести группу, требующую непрерывности, эта ситуация приведет вас к огромным разочарованиям. Плохое посещение можно объяснить двумя основными причинами: либо члены группы неорганизованны и не способны помнить и выполнять свои обещания, либо они находят данную ситуацию угрожающей и поэтому пропускают сеансы. Только пристально наблюдая группу, психотерапевт сможет составить себе суждение о том, какое из этих объяснений наиболее правдоподобно. Положим, у него есть достаточные основания подозревать, что пропускам можно дать любое объяснение. Неорганизованные личности легко отвлекаются от своих намерений или обязательств самыми незначительными событиями. Или же отсутствует предварительное планирование. Малейшая нерасположенность нередко служит причиной для пропуска. Например, такой человек не обдумал заранее, как вовремя сделать все покупки, забыл купить рубашку и т.д. Возможно, данный индивидуум просто “забыл” о встрече. Если группа состоит главным образом из таких людей, то нереально надеяться на постоянное посещение. Работающие с группами иногда решают эту проблему, заезжая за пациентами на машине и привозя их в группу. Но даже это не является гарантией посещения, поскольку человека может просто не оказаться дома. Вместо того чтобы продолжать надеяться на постоянное посещение, лучше реструктурировать группу таким образом, чтобы непрерывность от одного сеанса к другому не имела значения. Иными словами, группу следует спроектировать так, чтобы каждый сеанс проводился на собственной основе и представлял бы собой самостоятельную единицу. Если более правдоподобным представляется второе объяснение, значит, индивидуумы используют отсутствие в качестве личного решения. Отсутствие является методом разбавления слишком напряженного опыта. В терминах фокального конфликта группы, частые пропуски, особенно там, где они в основном принимаются, могут функционировать как ограничивающее решение. Если психотерапевт подозревает, что дело обстоит именно так, он может попытаться помочь участникам выяснить, что их беспокоит в группе. Если страхи и ужасы, требующие отсутствия, будут высказаны и проверены, они зачастую утрачивают часть своей силы, и можно ожидать, что пропуски станут менее частыми. Однако порой часто отсутствующие участники пытаются точно оценить свою способность выносить группу. Если дело обстоит именно так, то лучше всего реструктурировать группу таким образом, чтобы регулярное посещение не было столь необходимым для обеспечения полезности группы.

Безмолвствующая группа

Как долго должно продолжаться общее молчание, чтобы оно могло рассматриваться в качестве проблемы? Группы устанавливают нормы в отношении молчания точно так же, как и в отношении всего остального. Молчание, приемлемое в одной группе, является непомерно долгим в другой, поэтому рассматривать данный вопрос следует для каждой группы в отдельности. Разумеется, не любое молчание составляет проблему, поскольку общее молчание может иметь очень много значений. Есть молчание задумчивое, неловкое, защитное, молчание, выражающее общность чувств перед лицом какого-то общего несчастья, напряженное и так далее. Прервать задумчивое молчание, в течение которого происходит полезная индивидуальная работа, — такая же большая ошибка, как и позволить напряженному молчанию нарастать до уровня паники. Если молчание продолжается долгое время и психотерапевта начинает интересовать, какого рода это молчание, он всегда может спросить: “Я не вполне уверен, что же это за молчание. Как вы думаете? Напряженное, задумчивое, комфортное, некомфортное?” Не исключено, что кто-то ему подскажет. Если молчание выполняет полезную функцию, можно позволить, чтобы оно продолжалось. Если нет, то следует помочь членам группы исследовать его и продвигаться далее.

Оборонительное или мстительное молчание часто вызывается поведением психотерапевта, преждевременной интерпретацией (как было рассмотрено в предыдущей главе) или ясно выраженным реагированием, не совпадающим с желаниями членов группы. Если психотерапевт осознает, что его преждевременная интерпретация стала причиной молчания группы, он обычно находит способ исправить свою ошибку. Например, можно начать рассуждать вслух: “Я подумал, что вам трудно говорить, поскольку я извлек из некоторых ваших высказываний больше, чем вы согласны принять. Так ли это?” А затем, независимо от того, последовала или нет какая-либо реакция на его высказывание, можно заметить: “Я постараюсь этого больше не делать. Если вы заметите, что я снова это делаю, пожалуйста, скажите мне”. Подобного заявления бывает достаточно, чтобы побудить кого-либо нарушить молчание. Труднее всего осознать преждевременность своей интерпретации. Ведущие, которые предлагают “запредельную” интерпретацию, представляющуюся членам группы неправдоподобной, часто бывают весьма довольны собой, поэтому им бывает сложно признать ошибочность подобной интерпретации.

Причиной гневного мстительного молчания членов группы может стать неправильное поведение ведущего.


Несколько членов амбулаторной группы обсуждали свое вероисповедание. Кто-то спросил психотерапевта, какую религию тот исповедует. Психотерапевт, не пожелавший делиться этой информацией, просто промолчал. После этого в группе наступило долгое молчание, а затем члены группы продолжили разговор на другую тему. Никто не упомянул об этом инциденте. По прошествии следующих двадцати или тридцати минут стало ясно, что к психотерапевту относятся так, как будто его здесь нет.


В период работы группы, организованной в госпитале в качестве переходной группы для пациентов, практически готовых к выписке, в отделении было совершено самоубийство (не члена группы). Вот что произошло на следующем сеансе.


Пациенты обсуждали, кто из них где находился в тот момент, когда произошло самоубийство, как они впервые услышали о нем. Они свободно делились при этом своими чувствами страдания и страха, а также гнева на сотрудников госпиталя за то, что они не сумели предотвратить несчастье. Кто-то спросил психотерапевта: “А что же вы? Что вы чувствуете?” Психотерапевт сказал: “Но ведь это, кажется, не относится к теме обсуждения?” Один из пациентов злобно ответил: “Для нас одни правила, для вас — другие”. После этого группа погрузилась в гневное молчание, продолжавшееся оставшиеся двадцать пять минут сеанса.


В обоих этих эпизодах поведение психотерапевта было ошибочным. Отказываясь поделиться какой-либо информацией о своих чувствах (что можно было сделать на основе разумного суждения о том, чем приемлемо делиться, а чем нет), психотерапевт в первом эпизоде показывает себя как неотзывчивый и, возможно, безразличный человек. Во втором эпизоде он, по-видимому, нарушил предшествовавшую группе норму, которая, возможно, никогда явно не проявлялась, но тем не менее была в силе, что-то вроде: “Когда обрушивается несчастье, мы должны быть едины”. Фактически, он отказался разделить боль пациентов и не захотел проявить человеколюбие. Возможно (хотя точно сказать нельзя), он предстал холодным клиницистом, которому на самом деле все безразличны (позиция, способная внушать и гнев и страх одновременно).