Н. С. Хрестоматия по курсу «Политическая имиджелогия»

• Учебная программа курса Владивосток 2005 Министерство образования Российской Федерации, 153.26kb.
• Программа учебной дисциплины «Имиджелогия и управленческие навыки эффективного руководителя», 507.33kb.
• Список литературы по курсу «международная коммуникация», 66.69kb.
• Политология справочные материалы для подготовки к тестированию содержание, 784.53kb.
• Хрестоматия, 5453.57kb.
• «Какой бывает транспорт?», 79.37kb.
• Вопросы для итогового контроля по курсу ««правовая и политическая культура россии, 8.71kb.
• Т. В. Зуева Б. П. Кирдан русский фольклор учебник, 7686.48kb.
• Социальная психология: Хрестоматия, 4579.03kb.
• Календарно-тематическое планирование уроков литературы в 7-х классах на 2011-2012 учебный, 359.09kb.

РОДЬКИН П. ВИЗУАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА ЭПОХИ ПУТИНА. От редакции «Русского журнала»: "Она не так выглядит" вместо "она не то показывает", "она не так говорит" вместо "она говорит не то" - чаще всего отчуждение так называемой общественности (небольшой прослойки тех, кто готов - и часть небезосновательно - выступать от лица всего общества) от власти носит исключительно эстетический характер. Содержанию отдается роль фона, тогда как предъявляются обрыдлый официоз, который не знает, куда девать руки, и сдувшийся выцветший крокодил. Кто-то даже готов за стилевыми разногласиями видеть судьбоносный разрыв: его не преодолеть. Нехватка стилевых решений, адекватного брендирования приводит к политическому косноязычию, невысказанные идеи и непредъявленные образы заталкиваются в политическое бессознательное - откуда со свистом выскакивают в самый ненужный момент. Россия выглядит брутальной и неуместной. У нас редко появляется возможность обсуждать не просто обособленные дизайн-программы, а их связанность в единое целое, к чему лучше всего подходит определение "политика". В.Глазычев. Дизайн как он есть. - М., 2006. С. 261 Итак, визуальная политика. Ее сухое определение звучит следующим образом: совокупность концепций и дискурсов, обусловленная практическими задачами целенаправленная деятельность, связанная с формированием жизненно важных отношений между государствами и социальными группами в области визуальных и знаковых коммуникаций. Однако даже само понятие визуальной политики и попытки ее введения в политическую повестку все еще нуждаются в усиленной легитимации. Прежде всего, следует понимать, что необходимость визуальной политики вызвана не модными "капризами", а глобальными трансформациями на всех уровнях коммуникаций. Тотализация визуальной и знаковой культуры (а наиболее точному определению этой тотальности соответствует, по Бодрийяру, понятие "дизайн") означает многократное повышение значения визуальных коммуникаций на уровне и формы, и структуры, и содержания всех социальных, коммерческих и политических практик. Например, в корпоративной среде имидж и фирменный стиль стал мощнейшим "реальным" инструментом стабильного функционирования компании и напрямую влияет на ее капитализацию. Опровергать значение визуальных коммуникаций в современной экономике - явно неблагодарное и нерациональное занятие. Да никто этого и не делает. Визуальный язык формирует среду обитания современного человека, он давно вошел в информационное и предметное содержание повседневной жизни. Этот язык наиболее понятен всем социальным слоям, попытка отделиться от этой универсальной "операционной системы" ведет к катастрофе. Впрочем, само возникновение тотальности визуальной культуры, размывающей привычные формальные границы и нарушающей институциональную субординацию (коммерческого, государственного и общественного), по-настоящему возможно только сегодня. Причиной таких подвижек является постмодерн, базовые принципы которого в дизайне и архитектуре получили "дословное" материальное воплощение. Однако российский политический класс и управленческая элита по-прежнему не воспринимают визуальные коммуникации как реальный инструмент политической практики. Политикам комфортнее действовать в привычном вербальном пространстве, визуальные коммуникации рассматриваются как внешнее приложение или же нечто "несерьезное": достаточно посмотреть на реакцию чиновников Центробанка на общественную и отраслевую инициативу по созданию знака Рубля... У российской политической элиты, как представляется, до сих пор нет "внутренней" потребности в визуальной политике, которая вынужденно включается в повестку под давлением внешних вызовов. Одним из таких глобальных вызовов стали так называемые цветные революции, апофеозом которых, безусловно, можно назвать оранжевую революцию на Украине в 2004 году. С точки зрения визуальной политики оранжевая революция была противостоянием официальной геральдической символики и "фирменного стиля" оппозиции. Перенесение опыта корпоративной системы идентификаций в политику в качестве первичного фактора консолидации людей позволило оппозиции достичь требуемых результатов. Отсутствие полноценной программы у "оранжевых" заменилось, по сути, наличием фирменного стиля, который и составлял искомую идентичность. Киевской оппозиции вообще можно было обойтись без лозунгов: единая матрица стиля, вобравшая энергию толпы, и была единственно возможной политической, социальной и исторической реальностью, в которой не было места политическим конкурентам, спохватившимся слишком поздно. Инициатива "бело-голубых", по сути правильная, была запоздалой и вторичной, к тому же продолжала опираться на символы и знаки, потерявшие доверие. Наивный взгляд может видеть успех оппозиции в чудодейственных свойствах оранжевого цвета; только комплексное и последовательное использование всех элементов фирменного стиля позволило создать эффективный социальный интерфейс для манипулирования политической ситуацией в своих интересах. Несмотря на то, что постсоветское пространство является достаточно легким полигоном для цветных технологий, так как знаковые наборы этих стран в историческом и смысловом отношениях все еще нестабильны, - цветные революции угрожают всем государствам, в которых не произведено модернизации государственных коммуникаций. Оранжевая революция ввела в замешательство политический класс России, так как показала полную неготовность к таким вызовам. Но именно киевские события открыли разработки коммуникативных программ и более активного обращения к визуальным образам и стилям. Эти программы носят экспериментальный и локальный характер. Основная сфера их применения - молодежные движения (в этом отношении можно выделить, например, использование Андреевского креста, удачно совместившего смысловую идентичность и графическую агрессивность в массовом визуальном стиле "Наших"). Такая политика приводит к потере исключительного положения либеральных и радикальных движений, традиционно являющихся проводниками нонконформистских стилей, но с начала 90-х так и не представивших новых содержательных образов, ориентированных сегодня на "оранжевые" лекала. Вместе с тем коммуникативные акции власти и попытки символического противостояния внешним вызовам носят фрагментарный и непоследовательный характер, что существенно снижает их эффективность. Основные политические игроки также склонны к консервации собственных стилей, полную незрелость которых показали думские выборы, а отдельные попытки быть модными и неформальными (проекты новых агитационных плакатов ЦИКа, отдельные партийные пиар-акции) и вовсе носят бессистемный и часто анекдотический характер. Визуальная политика России в концептуальном отношении все еще слишком "закрепощена" в сравнении с западными образцами. Даже одни из самых удачных примеров визуального стиля - саммит G8 в Санкт-Петербурге - "проигрывает" аналогичным стилям прошедшего в том же году саммита ЕС в Финляндии или G8 в Хайлигендамме. То же самое можно сказать о наличной на сегодня эмблеме Олимпийских игр в Сочи-2014, если сравнить с логотипами стран-претендентов и особенно Лондона?2012. Западные визуальные коммуникации являются законодателями основных тенденций и стандартов, они постоянно обновляются и модернизируются практически на всех уровнях, что демонстрирует последняя волна массового ребрендинга 2006-2008 годов. В то время как олимпийский Мишка, прочно вошедший в знаковый набор СССР наравне с ее главными символами, остается недостижимым идеалом, поиск символа Сочи демонстрирует дефицит образов будущего, который проявляется в дизайне, моде, медиа и социальных коммуникациях. Попытка разработки новой военной формы для Российской армии также не принесла внятных результатов. Образцы новой формы в большей степени выражают стиль создавшего их модельера, но не самой армии и являются обыгрыванием исторических (опять же относящихся к истории моды) и ностальгических мотивов. Она совершенно не отвечает задачам создания образа будущей современной армии в условиях нового мироустройства. Чудовищным примером, на который до сих пор не обращалось сколько-нибудь серьезного внимания, является отсутствие государственной символики на современных российских банкнотах, где так и не нашлось место гербу России! До сих пор не сформулированы новая яркая образная система и привлекательный графический стиль, отсутствует знак рубля. Замкнутое "ведомственное" и "техническое" отношение к дизайну национальной валюты ведет к потере государством важного идеологического, символического и политического инструмента и ресурса, который активно используется самыми разными странами (например, стиль евро, ставший смысловым образцом для Восточной Европы, или "атомные" деньги Ирана, символически закрепившего свои ядерные амбиции). Визуальная политика является все еще закрытой областью, когда разработка визуального продукта производится нередко без привлечения и учета мнения профессионалов. Особенно этим страдают ведомственные и региональные коммуникации, являющиеся чрезвычайно слабым звеном государственного фирменного стиля. Неприспособленный к современной коммуникативной среде дискурс государства рискует быть элементарно не воспринятым. Более благополучными являются стили госкорпораций, однако в них также не заложена единая коммуникативная программа продвижения бренда России. Таким образом, и этот чрезвычайно мощный в существующий глобальной экономической ситуации инструмент не используется в должной мере. Если сравнивать государственные коммуникации с корпоративными стилями, то получаются две России, постоянно отдаляющиеся друг от друга. Формальный геральдический подход, который все еще практикуется и доминирует в сознании политической элиты, создает дистанцию между государственными коммуникациями и социальной средой. Ведь даже формальное сглаживание различий между властью и обществом (что активно практикуется и развивается в Европе) приводит к фантастическому укреплению первой. Во многом российская политическая элита по-прежнему склонна к дифференциации и формализации собственных символов и знаков и заботится больше о статусе, чем об образе. Скандал в Калининграде из-за российского герба на здании мэрии, который по геральдическим правилам это учреждение не могло размещать (впоследствии он был заменен на герб города), в контексте символического обмена можно рассматривать как акт отбирания и отчуждения, в историческом и геополитическом контексте этот случай можно назвать как минимум недальновидным. Геральдическая система по сравнению с парадигмой фирменного стиля имеет принципиально отличную структуру, которая была сформирована в иной коммуникативной и культурной среде. Уже с точки зрения визуального исполнения "в геральдике красивым признается то, что геральдически правильно, а некрасивым - то, что геральдически неправильно". Геральдика - закрытая и негибкая система, которая невосприимчива к современному визуальному восприятию. В отличие от фирменного стиля, геральдику чрезвычайно трудно модернизировать и мобилизовать без потери смысла и внутренней логики. В то же время рестайлинг и даже ребрендинг только укрепляют бренд и придают ему положительную динамику. Государственные коммуникации находятся в состоянии исторического стресса; старые символические наборы перестают выполнять коммуникативные функции так же эффективно, как раньше. Создание туристических, территориальных, представительских, государственных или даже альтернативных знаков и стилей продиктовано качественными изменениями глобальных коммуникаций и культурной ситуации в целом, которые становятся необратимыми. Функционирование медиаконтура власти и всего государства невозможно без современного визуального интерфейса. Территориальный и государственный брендинг, выполняющий самый широкий спектр функций, активно развивается в мире (страны Европы, как, например, Словения, Хорватия, Италия, успели уже провести ребрендинг). По сути, в мире создается новая образцовая среда, новый язык и новые коммуникативные стандарты. На этом фоне отсутствие фирменного стиля России представляется неприемлемым. Проекты программ по созданию положительного имиджа России по-прежнему игнорируют значение визуальных коммуникаций. Впрочем, проблема заключается не только в заказчиках. Разработчики визуальных коммуникаций, с которыми не заключаются ни политические, ни социальные контракты, в свою очередь дистанцируются от формирования концептуальных программ и интеллектуальных дискурсов. Визуальная политика России, на самом деле, находится в "стартовом" состоянии в условиях необходимости немедленного решения существующих задач и противоречий. Создание бренда России, последовательная модернизация государственных и госкорпоративных коммуникаций в рамках единой и последовательной стратегии, выработка стиля и формирование образцовой среды составляют непосредственное содержание современной визуальной политики, которая приобретает для политического класса практический смысл. Если власть не модернизирует в ближайшее время государственные коммуникации, она станет уязвимой перед новым поколением коммуникативных технологий, внешних и внутренних вызовов, направленных на разрушение уже стабильных систем. ссылка скрыта