Перстень с сапфиром (из серии «Похождения профессора Мюнстерлендера»)
Вид материала | Документы |
- Вышлю почтой из Николаева в любой город Украины. Возможен обмен на диски, которых нет, 222.99kb.
- Должностная инструкция профессора кафедры фио, 79.26kb.
- Программа визитинг профессора программа лекции и семинарских занятии визитинг-профессора, 76.7kb.
- 5. Однокристальные микроконтроллеры серии pic:, 354.07kb.
- Проект сайтов " ", 728.45kb.
- Л. Я. Косалс д э. н., профессор кафедры экономической социологии, факультет социологии, 146.34kb.
- Информационная справка, 13.95kb.
- Текст написан под впечатлением от прохождения игр серии «S. T. A. L. K. E. R.» ивозникшего, 1284.53kb.
- Программа проведения мастер-класса визитинг-профессора, 61.04kb.
- И кибернетики факультет вычислительной математики и кибернетики, 138.38kb.
На впечатлительного профессора Матильдины угрозы подействовали негативно, так, что на время он потерял сон и аппетит. Вадим Ильич стал плохо спать, мало есть, его голова была постоянно занята мыслями о расплодившихся в городе преступниках, из-за которых нормальные люди должны терять здоровье и нервы. В полицию заявлять глупо: что он там скажет? Что ему угрожает какая-то бомжиха, которая в него влюбилась и теперь мстит, потому что он не ответил на её чувства? В отделении его и слушать не будут, а покрутят пальцем у виска и посоветуют меньше пить водки, а больше успокоительного, чтобы всякая ерунда не мерещилась. И почему эта старушка привязалась именно ко мне? Почему она меня постоянно терроризирует? Что ей от меня надо? – изводил себя риторическими вопросами Вадим Ильич.
Но постоянно находиться в стрессовом состоянии невозможно, и постепенно Мюнстерлендер пришёл в норму. Он так уставал, что приезжая домой, обессиленный напряженной работой и долгой дорогой, мог только накормить кошек, принять душ и выпить чаю, после чего падал на кровать и мгновенно засыпал. Все мысли о личной жизни из профессорской головы вылетели, да и не видел он никого, кроме череды учеников, входя в свой класс в девять часов утра, а выходя из него в девять часов вечера. В классе он занимался, пил чай или растворимый кофе, ел бутерброды и иногда выходил в туалет, который находился на том же этаже. Даже к Марите зайти было некогда.
Как-то раз, поздней осенью в расписании неожиданно образовалось окно: две сестры-скрипачки из Южной Кореи и китаец-пианист играли на концерте в консерватории, а потому на урок придти не смогли. Профессор неторопливо заварил себе чаю и, закрывшись в кабинете, получил возможность перекусить. Вымыв посуду и убрав мусор, он стёр пыль с пианино и полил цветы. Больше заняться было нечем. А пойду-ка я в учительскую и посмотрю, что там делается, - решил он, после чего закрыл класс и спустился на третий этаж.
Помещение учительской в новой школе было намного меньше, чем в старой. Оно представляло собой грязный сарай, забитый тем хламом, который был перевезён с Арбата. В тот момент, когда профессор вошёл в учительскую и осмотрелся, в ней находились три женщины: словесница Светлана Павловна Михайлова и музлитераторша Мария Ивановна Егоркина. Две последние, сидя в креслах, с жаром обсуждали последние детективные новинки: и у той, и у другой была страсть к популярным, развлекательным жанрам. За одним из столов сидела математичка Свинина Андреевна (безжалостные ученики переделали её имя из Нины в Свинину) и проверяла тетради.
Профессор был удивлён и шокирован: как же так? Михайлова, педагог русского языка и литературы, увлекается низкопробными бульварными романами, вместо того, чтобы читать классику и повышать свой профессиональный уровень? Он этого не понимал, поскольку относился к продукции масскульта с некоторым презрением. Вадим Ильич выбрал себе место подальше от вонючей Егоркиной и приготовился стать глазами и ушами: авось, и удастся получить информацию. Обычно последними новостями с Вадимом Ильичем делилась Альпенгольд, но ведь она не может всего знать…
«Надо бы иногда ходить в народ, а то совсем я от жизни отстал, - думал профессор. – Как заберусь в свою берлогу, так безвылазно там и сижу, а это не есть хорошо…»
Неспешные размышление Мюнстерлендера были прерваны самым неделикатным образом: в учительскую фурией влетела разъярённая Подлецкая, бывшая директорская жена. Она стала кричать, что из её класса только что «сперви кипятивьник».
-Что? Где? Когда? – активно включилась в разговор косматая и неухоженная Свинина Андреевна, которая, как ни странно, и лицом, и фигурой действительно была похожа на свинью.
-Да сейчас, товько что, из моего квасса. Я поставива греться воду двя чая, а сама вышва в туавет, чтобы руки помыть. Вот за эти несковько минут кто-то вошёв в мой квасс и спёр кипятивьник вместе с кружкой. Нет, но чтобы так внагвую красть! Такого безобразия раньше в шкове не быво! И ведь даже непонятно: ученик это сдевав или педагог.
-Тася, да успокойся ты, не нервничай, - попыталась урезонить Подлецкую Егоркина. – Я не думаю, что это сделал педагох, – у Марии Ивановны был свой, специфический «фефект фикции»: последнее «г» в любом слове она произносила как «х». В результате у неё получалось: четверх, эпилох, пролох, много кних, нет денех и так далее. – Думаю, что это кто-то из учеников учудил. Да я бы этих подонков в шею гнала из школы. Отморозки, нелюди, сволочи..., - Егоркина села на своего любимого конька, ибо ненавидела всех детей – оптом и в розницу, и продолжала выкрикивать разнообразные ругательства, заплевав своей ядовитой слюной близлежащее пространство. Профессор лишний раз убедился в правильности своего решения сесть подальше от хамки и вонючки.
Светлана Павловна, которая в настоящее время была очередной директорской пассией, с ненавистью смотрела на Подлецкую, а та не оставалась в долгу и пыталась взглядом сравнять с землёй словесницу. Не успела Подлецкая излить своё возмущение воровскими школьными нравами, а Егоркина обругать всех учеников, как в учительскую вошла неестественно оживлённая Вера Павловна Нахалкова, тоже педагог русского языка и литературы. Держа в руках тоненькую тетрадку, она, давясь от смеха, произнесла:
-Ребята … нет … я сейчас умру … не могу с вами не поделиться…
«Ребята» навострили ушки, а Вера Павловна села на диван и стала рассказывать:
-Все вы, конечно, знаете нашего ученика Шурика Якубова, ну, этого сморчка, низкорослого придурка, этого вонючего идиота, от которого всегда пахнет грязными носками, чесноком и пивом. Слушайте, что этот недоумок написал в своём, с позволения сказать, сочинении по «Анне Карениной». Кстати, обращаю ваше внимание на то, что весь опус уместился на двух неполных страницах. Итак, держитесь, цитирую: «Эта сучка Анна Каренина бросила мужа и ребёнка из-за яиц Вронского. Она сначала повесилась этому чуваку на шею, а потом бросилась под поезд. Ну, больная в натуре. Таким придурошным место в психушке».
Учительская сотряслась от оглушительного хохота, а у Вадима Ильича даже слёзы на глазах выступили. Нахалкова сделала эффектную паузу, после чего продолжала цитировать измышления своего нерадивого ученика: «Вронский – вонючий козёл. Неужели этот моральный урод не смог найти молодую тёлку? Откопал на помойке старуху, увёл из семьи вместо того, чтобы трахнуть её в укромном местечке, а потом дать пенделя под зад. Вот придурок! Да таких чеканутых надо мочить в сортире!»
Педагоги хохотали как ненормальные: не каждый день услышишь такую вольную трактовку классики. Вера Павловна достала из сумки носовой платок и вытерла слёзы, выступившие на глазах, потом она от души высморкалась и сказала:
-Это еще не всё, друзья мои. Теперь цитирую отдельные слова с грамматическими ошибками: вылазить, патрясающий, бизабразие, мозахист, ванючий и так далее и тому подобное. В общем, живого места нет. Скажите мне, пожалуйста, ну зачем держать в школе такое говно, прошу прощения за грубость. Я ещё понимаю, если бы этот парень был хорош по специальности, но за три года кем он только не побывал: и скрипачом, и виолончелистом, и контрабасистом, и валторнистом, и тубистом, - и везде облом. В результате его перевели на ударные, а вы прекрасно знаете, что в нашей школе на ударные переводят самых тупых и профнепригодных. И зачем его в своё время приняли? Мне это непонятно. Если бы по блату, по звонку, то я бы и это съела, ибо у нас полно блатняка, но извините, этот неприятный тип прибыл к нам прямиком из какой-то глухой деревни. Отца у него, говорят, сроду не было, а мамашка вкалывает уборщицей в сельпо и постоянно квасит. Кроме Шурки в семье ещё куча сопливых ребятишек, и все – от разных мужиков. Хороша генетика, а? С такими подробностями парню место во вспомогательном заведении. Ой, я больше не могу. Пойду к Тишаевой и покажу ей сей «шедёвр», а потом напишу докладную директору. Сколько я написала докладных за эти годы – вы бы знали! На собрание сочинений точно потянет. И что? Где результат, я вас спрашиваю? Его нет и не будет – могу выдать гарантию, а почему – не знаю. Спросите чего-нибудь полегче. Что я могу сделать? Ни-че-го! Полная безнадёга! – и Нахалкова вышла из учительской, а педагоги стали делиться впечатлениями.
-Расплодили дебилов на нашу голову, - агрессивно произнесла Егоркина. – Да этого Якубова каждый год переводят из класса в класс с парами, он же двух слов связать не в состоянии. Для него перепутать Баха с Чайковским – плёвое дело. Хорошо музыкант, а? Недавно он мне с восторгом рассказывал про шестую симфонию Брамса, которую он якобы слышал по радио, и которой никогда не было. Во всяком случае, у Брамса точно не было. Я слушала и умирала со смеху. А вы знаете, что плюс ко всем своим «достоинствам» он ещё и сексуально озабоченный извращенец. Мне ребята из интерната рассказывали, что Шурка постоянно пристаёт с непристойными предложениями к девочкам, но его все посылают подальше. Так что он, урод, делает? Запирается в туалете, пьёт водку с пивом и дрочит, глядя на фотографии голых девок в порнографических журналах. Жуть зелёная!
-Да уж, и зачем такое ничтожество приняви в шкову? – задумчиво произнесла Подлецкая, забыв на некоторое время об утрате своего имущества.
-Да, зачем? Хороший вопрос, - агрессивно ответила Михайлова, - но чисто риторический. Спросите у своего заведующего Михаила Борисовича – как могло получиться, что Якубова в своё время приняли в школу с двойками по вашим предметам. Как он такое допустил, ваш хвалёный Огуревич, этот образец честности и порядочности?
-Можно подумать, что все здесь присутствующие яввяются образцом добродетеви, - парировала Подлецкая, меряя Михайлову взглядом с головы до ног. – Просто у вюдей совести нет. Другие бы сидеви себе и не пикави, а то вони свишком много.
-Это ты о ком разоряешься? Уж не обо мне ли? Оскорбляешь при свидетелях? Хочешь дело до мирового судьи довести?
-Да маво ви о ком я могу говорить? Тут много народу, а на воре и шапка горит – это всем известно. Есви ты так реагируешь, то значит, совесть нечиста. Я не права?
-Да ладно вам, девочки, не ссорьтесь, - вступила Егоркина. – Зачем сор выносить из избы? Не поделили мужика, так теперь будете при всех отношения выяснять? Ещё не хватало нам всем перессориться и переругаться. Мало нам неприятностей по жизни выпадает? Взять хотя бы крушение Советского Союза и политического строя или нынешний финансовый кризис. Мы ведь прямиком, без пересадки из развитого социализма в дикий капитализм въехали. Но выжили, хоть и с трудом. Всем нам досталось на орехи: и отсутствие денех, и пустые магазины, и вообще. Помните, как кот Леопольд в старом мультике говорил: «Ребята, давайте жить дружно». Лучше забыть о личной неприязни и выследить вора, который у тебя, Тася, так нагло кипятильник украл.
-Да как его высведишь? Это нереавьно. Есви вы помните, то на прошвой недеве из учитевьской тевефонный аппарат унесви...
-Да, точно, - перебила Подлецкую Егоркина. – Причём, среди бела дня. Смотрите, вот, на столе след от него остался. Наша новая комендантша прикрутила его к столу шурупами, потому что предыдущие три аппарата тоже украли. Думала, наивная женщина, что это поможет. Денех на новый телефон в кассе не было, поэтому наш географ Вульф вошёл в положение и принёс из дома ненужный ему аппарат. Хотел сделать, как лучше, но, как видите, это не помогло.
-А то, что из учительской раздевалки постоянно деньги пропадают, это что? – продолжила тему Михайлова. – Ведь ничего нельзя в карманах оставить – всё тырят наглым образом. Постоянно у людей мелочь исчезает и перчатки. И учтите, что в нашу раздевалку ученики попасть никак не могут. О чём это говорит? О том, что вор завёлся среди нас, в нашей среде…
-А в прошлом месяце у профессора Галопова из кармана куртки проездной билет украли, это что? – продолжила разговор Свинина Андреевна. – Вы бы видели, как он возмущался! Это как раз при мне было. А что, человека можно понять: он хоть и профессор, но далеко не олигарх. Единый проездной тоже денег стоит…
Но тут прозвенел звонок, и педагоги вяло потянулись к выходу. Профессор шёл в свой кабинет и размышлял: «Мне ещё крупно повезло, что я не учу таких дикарей, как этот кошмарный Шурик. У меня все ученики талантливые и работоспособные, и за это спасибо Марите: это она мне их подобрала. Ежу понятно, что такое быдло, как Якубов никогда и ничему не научишь, даже если наизнанку вывернешься. Дохлый номер. И ещё хорошо, что я в раздевалке свою верхнюю одежду не оставляю: раздеваюсь в своём классе. Нет, что же это такое делается? Воруют всё, что плохо лежит, даже какой-то примитивный кипятильник стибрили, причём, в считанные минуты. Ужас, просто какой-то воровской притон. Хорошо бы везде видеокамеры поставить, но это слишком дорого для бюджетной школы, а коммерческие деньги Марита на это тратить не станет».
Глава 14
В напряжённом ритме профессор проработал до конца декабря. Зима в этом году выдалась очень снежная, с частыми перепадами температуры и давления, и выбираться вечерами с Живописного бульвара стало настоящей проблемой. Чтобы дойти до троллейбусной остановки и маршрутки, надо было миновать довольно неприятный участок дороги, идя мимо «ракушек» и мусорных контейнеров, которые постоянно были переполнены, и от которых вечно исходило зловоние. Фонарей там было очень мало, и идти в темноте по гололёду было очень опасно. Если бы в этом гиблом местечке дежурили хулиганы и нападали на прохожих, то никто даже криков о помощи не услышал. Но пока – до поры до времени – ничего такого не происходило.
Незадолго до Нового года Вадим Ильич решил зайти к Альпенгольд, чтобы получить зарплату и поболтать. Иностранные ученики – в основной своей массе – уже отбыли на родину, чтобы встретить Рождество с родными и близкими, а те, которые остались в Москве, должны были играть на отчётном концерте в Малом зале консерватории. Профессору ехать в Центр было лень, да и силы его были на исходе, поэтому он решил зайти в гости к Марите Андреевне.
Заведующая коммерческим отделением сидела в классе одна и проверяла ведомости на зарплату. Приходу старого друга она искренне обрадовалась: давно не виделись, и хотелось просто поболтать. Вадим Ильич пришёл к влиятельной даме не с пустыми руками: он вручил ей большой пакет с презентами, на которые потратил значительную сумму. Альпенгольд с удовольствием приняла подарки и поздравления и по-дружески чмокнула коллегу в щёку.
-Вадик, распишись в ведомости и получи денежки, только никому не говори о том, что я сегодня выдаю зарплату за декабрь и премию за полугодие. Пока я плачу самым своим надежным кадрам: тебе, Инне, Володе Козюлькевичу и кое-кому из предметников. Остальные пусть ждут января, пока несколько злостных неплательщиков-родителей не расплатятся с долгами. Кстати, ты в курсе, что Подлецкий недавно порвал с нашей Светланой Павловной и уже нашёл ей замену?
-Да ты что! – удивился профессор. – Так быстро? Ведь их роман продолжался совсем недолго. И что теперь с ней будет?
-Откуда я знаю? – безразлично ответила Марита Андреевна. – По моим сведениям он закрутил роман с Мирандой Голосовой и даже к ней переселился: в его новой квартире в Крылатском идёт капитальный ремонт. Светка же бродит по школе как привидение и у всех спрашивает: «Где директор? Кто видел директора?» Боюсь, как бы дело психушкой не закончилось…
Тут открылась дверь и, по странному стечению обстоятельств, на пороге появилась Светлана Павловна. Рассеянно кивнув профессору, она обратилась к Альпенгольд: «Марита, ты не видела директора? Где он может быть? Он мне очень-очень нужен».
Марита Андреевна выразительно посмотрела на Вадима Ильича – мол, что я тебе говорила, и осторожно ответила, подбирая слова:
-Светочка, а разве ты не знаешь, что он вместе с Мирандой улетел в Японию? Они вернутся только после Нового года.
Лицо у Михайловой вытянулось, и она истерически выкрикнула:
-Чтоб они провалились в тартарары! Совсем обнаглели, сволочи! – после чего вышла из кабинета, с силой захлопнув за собой дверь.
-Бедняжка, совсем свихнулась, даже про зарплату забыла спросить. Крыша-то у неё основательно съехала. Ты всё видел, Вадя, правда, ужас? Тебе это не напоминает помешавшуюся из-за измены любовника Жизель? Что скажешь?
-Да-а-а-а, ты права, что-то в этом есть. Правда, там была молоденькая неопытная девушка, а это зрелая замужняя женщина, имеющая взрослую дочь. Но всё равно: ей не позавидуешь. Жаль её. Ведь она, вроде, за Сергея Ивановича замуж собиралась, и с мужем развод затеяла?
-Всё оно конечно так и есть, но в жизни обычно такое часто случается. Светка переоценила свои силы и нацелилась на нереальное: ей захотелось стать директоршей, преемницей Подлецкой, которую она всегда ненавидела, а в результате – облом, теперь вот лечиться надо.
-Ой, ужас-то какой, - раздумчиво произнёс профессор. – Вот она судьба: сегодня по головке погладит, а завтра нокаутирует по первому разряду. Печальный факт. Ну всё, моя дорогая, ещё раз поздравляю тебя с наступающим и желаю всех благ. В общем, я пошёл.
По дороге профессор нашёл бабу Машу, вручил ей большую коробку шоколадных конфет, заплатил деньги за январь и выдал приличную премию за ударный труд. Не забыл Вадим Ильич поздравить и Веру Михеевну, которая тоже получила в подарок набор конфет ассорти. Дику досталась большая мозговая косточка. Старушка была в восторге: мало кто поздравлял её с праздниками, а Дик, давно подружившийся с профессором, крутился около него, вилял хвостом и подобострастно заглядывал в глаза: ему частенько перепадали кусочки жира из супа и вкусные косточки с барского стола.
-------
Вернувшись домой, Вадим Ильич разделся и пошёл в ванную комнату, чтобы вымыть руки. Кошки крутились около него и ласкались, поэтому профессор постоянно приговаривал:
-Мои дорогие, мои лапочки, наконец-то у меня каникулы, и я смогу уделить вам должное внимание. А дел-то сколько перед Новым годом! - и квартиру надо убрать, и продуктов купить, и приготовить к праздничному столу побольше вкусненького. В общем, друзья мои, будем отдыхать с кайфом. Я очень рад, что смогу общаться с вами двадцать четыре часа в сутки. Очень я по вас скучаю, когда на целый день уезжаю на работу. Теперь-то мы с вами своё возьмем, правда?
Мендельсон и Мендельсоня смотрели на хозяина умными глазами и молча соглашались. Профессору даже становилось жутковато: его животные настолько умны и настолько хорошо его понимают, только что не говорят. Недаром в Древнем Египте кошка была мистическим божеством, которой поклонялись и которой восхищались.
-Мои лапочки, мои кошатинки сладенькие, - продолжал приговаривать Вадим Ильич, пока переодевался и готовил себе ужин. Сегодня он решил поесть от души, а потом засесть за телевизор, чтобы посмотреть новостные программы и развлечься. Для этой цели он нарезал на тонкие кусочки копчёную грудинку, которую купил пару дней назад, и сделал себе несколько бутербродов. Для кошек, которые обожали деликатесы, он нарезал грудинку мелкими кусочками и положил в кормушку. Кошки сразу набросились на еду, причём, Мендельсон деликатно уступил своё место подружке, а когда та наелась и стала умываться, кот доел остатки.
-Я, дорогой, ещё сейчас нарежу, чтобы тебе не было обидно. Уважаю твои джентльменские чувства, но не хочу, чтобы ты оставался голодным, - сказал профессор, добавляя в кошачью мисочку изрядное количество лакомства. Он понимал, что для кошек эта еда не очень полезна, но считал, что иногда можно отступить от правил, тем более учитывая, что он освободился от работы и это обстоятельство нужно отпраздновать не только ему, но и его любимцам.
Вадим Ильич заварил крепкого чая, взял тарелку с бутербродами и включил телевизор. Кошки тут же устроились рядом с ним и постоянно мурлыкали. Новости не улучшили Мюнстерлендеру настроения: в мире было неспокойно и нестабильно, впрочем, как и всегда. Во всяком случае, улучшению аппетита это не способствовало. Переключив канал, Вадим Ильич немного посмотрел очередную серию какого-то отечественного сериала из жизни ментов и бандитов, потом ему стало скучно и противно, и он стал искать чего-то более привлекательного. Остановившись на чемпионате по бальным танцам, профессор успокоился и стал с наслаждением смотреть чудеснейшее шоу. Ему очень нравились красивые стройные женщины, которые своими туалетами напоминали ему экзотических бабочек, и их строгие элегантные партнеры в чёрном, на фоне которых девушки смотрелись невероятно эффектно. Когда крупным планом показывали ножки в разноцветных туфельках на каблуках, Вадим Ильич цокал языком и говорил: «Бывает же такая красота на свете, и где только такие фемины обитают? Не иначе как в параллельном мире, а то в реальной жизни я таких идеальных женщин и не встречал. Правда, лица не у всех симпатичные и намазаны они сверх всякой меры, но фигурки и ножки – высший класс».
Основательно подкрепившись и выключив телевизор, профессор решил улечься спать, чтобы завтра встать пораньше, с утра сходить в магазин, а потом взяться за уборку запущенной квартиры. Надо бы постирать белье и полотенца, потом сделать сухую уборку, всё пропылесосить, а потом пройтись мокрой шваброй по всему дому. Всё-таки Новый год надо встречать во всеоружии и искоренить старую грязь. Да, ещё надо составить список покупок и продумать праздничное меню. Для себя одного я особенно выставляться не буду, но хотелось бы чего-нибудь особенного, чтобы побаловать себя любимого и своих зверюшек не забыть, - рассуждал профессор, раздеваясь и вставая под душ.
После гигиенических процедур Вадим Ильич постелил постель, выключил верхний свет и включил ночник, чтобы при его свете составить список продуктов и блюд для праздничного стола. Это заняло у него больше часа. Кошки уже давно спали рядом, свернувшись клубочками, они мерно посапывали, и это обстоятельство привело профессора в отличное расположение духа. Он был рад тому, чтобы его животные сыты, здоровы и счастливы, стало быть, и он должен быть здоров и счастлив. То, что рядом не было любимой женщины, Мюнстерлендера нисколько не раздражало. Он считал, что его девушка всё равно, рано или поздно его найдёт. Конечно, лучше рано, чем поздно, но всё в руках у Фортуны. Вдруг ему вспомнилась противная бомжиха Матильда, которая куда-то пропала и не проявляла признаков жизни. Что это было – мираж, наваждение? По какой причине бабка стала на него охотиться и куда она так внезапно пропала? – Эти вопросы некоторое время вяло крутились в голове засыпающего профессора, а потом он заснул, провалился в глубокий сон без сновидений.
-------
Следующий день пролетел незаметно, в делах и заботах. Всё было сделано по плану: квартира убрана, бельё постирано и повешено сушиться на лоджии, продукты, в основной своей массе, куплены. Осталось добыть фруктов к столу и бутылку хорошего шампанского.
Тридцать первого декабря профессор поздравил с наступающими праздниками сына и бывшую жену, зашёл к ним домой и обменялся подарками, потом обзвонил знакомых и пожелал им счастья в Новом году, не забыв позвонить и старшей сестре, с которой не виделся много лет. Старая женщина была довольно нелюдима, обладала вздорным характером и любила поучать брата в довольно занудливой форме. По этой причине Вадим Ильич звонил ей только тогда, когда надо было поздравить её с днем рождения, Восьмым марта или Новым годом. После этого профессор вышел на улицу – в магазин и на рынок и купил бананов, апельсинов и киви, потом отстоял в супермаркете очередь, расплатился и вернулся домой. Надо было приготовить еду для праздничного стола. На этот раз Мюнстерлендер решил не делать салатов, поскольку дело это было довольно муторное: сначала варить овощи, потом их чистить и резать. Ему было лень. По этой причине он решил сварить креветки и запечь в духовке традиционную индейку. Разные нарезки – сырные и колбасные были куплены впрок и тоже должны были занять своё место на столе.
-А больше нам ничего и не нужно, правда, друзья мои? – обратился Вадим Ильич к кошкам, которые крутились под ногами, почуяв запах любимых креветок.
-Скоро, скоро сядем за стол, и я с вами поделюсь, не волнуйтесь. Когда я вас забывал? Только наберитесь терпения: креветки мне ещё очистить надо, чтобы вы не подавились, а для этого надо время, - уговаривал профессор кошек, которые так и норовили запрыгнуть на кухонный стол, поближе к кастрюле, стоящей на плите. – Кыш, кыш отсюда, не дай бог обожжётесь. Ну, Мендель, друг любезный, у тебя есть совесть? Уйди с глаз моих, а то получишь по ушам...
К одиннадцати часам всё было готово: стол накрыт и телевизор включен. Кошки на кухне с жадностью поедали очищенные креветки, львиную долю которых Вадим Ильич отдал им. В конце концов, их двое, а я один, - справедливо решил профессор, щедрой рукой наполняя большую миску.
Выпив и закусив под новогоднее шоу, Мюнстерлендер отнёс грязную посуду на кухню, положил её в мойку и решил вымыть завтра, а сам разобрал постель и улёгся спать.