Перстень с сапфиром (из серии «Похождения профессора Мюнстерлендера»)

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 15

Глава 11

На следующий день в девяносто втором классе кипела работа. Пока Вадим Ильич врезал замки в шкаф, протирал его внутренности влажной тряпочкой и раскладывал по полкам ноты, учебники, нотные тетрадки и хозяйственные принадлежности, привезённые из дома. Мария Михайловна вымыла окно, повесила шторы, протёрла мебель, а потом тщательно вымыла грязный пол. После всех этих манипуляций в помещении стало чисто и уютно.

-Ты, Ильич, пока не уйдёшь? – спросила баба Маша у профессора. – А то я бы тебе разных цветиков принесла. Да ты бы мне и помог, а то растениев много, и одна я их не допру. Шутка ли в деле – в моём-то возрасте по этажам шастать? Айда вниз, тама этих цветиков до фига и больше. Их летом из вашей старой школы привезли и внизу поставили, а я их цельное лето и поливала. Андреевне-то мы с дворником Валерой уже много чего отволокли: розу, фикус, две пальмы, папоротник, «мокрого Ваньку» и много всякой мелочёвки, а всё равно ещё полно осталося. Да брось ты свою пианину, успеешь её протереть. Я боюся, что набегут ваши училки и вмиг всё растащут. Как бы не опоздать. Пошли…

Вадиму Ильичу ничего другого не оставалось, как подчиниться активной бабе Маше и вместе с ней перетащить в свой кабинет наиболее привлекательные растения: не особенно громоздкие и, в основной своей массе, цветущие. В результате – на подоконнике, пианино и шкафу удобно устроились разнообразные цветы. Профессор протёр пыльные листики влажной тряпочкой, вилкой разрыхлил почву и полил. Растения он любил и умел с ними обращаться. Правда, дома цветы держать стало невозможно из-за кота Мендельсона, который в первый год своей жизни всё беспощадно истребил – одни растения объел до корней, а другие выкопал из горшков.

За час профессор управился и с этой работой. Мария Михайловна, получив щедрый гонорар, ещё раз, подбоченясь, придирчиво осмотрела помещение и осталась довольна.

-Ты бы, Ильич, сделал запасной ключ и отдал мне, чтобы я в выходные здеся убиралася, чтобы тебе не мешать. Заодно буду и цветики поливать, чтобы не засохли. Спасибочки, что заплатил мне за месяц вперёд, а то рубликов совсем нету, а до пенсии ещё вона сколько времени тянуться. Тяжеленько, просто беда. – Спрятав деньги за пазуху, баба Маша решила обойти всю школу, чтобы завербовать новых клиентов – авось, повезёт.

Протерев корпус пианино полиролью, а грязные клавиши оттерев тряпочкой, смоченной в водке, пузырёк с которой он предусмотрительно захватил из дома, Вадим Ильич остался доволен результатом. Плацдарм был готов, осталось дождаться начала учебного года, составить расписание – и вперёд с песней, ибо «и тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадёт». Решив на обратном пути сделать дубликаты ключа для бабы Маши и для себя (на всякий случай) профессор решил зайти к Альпенгольд, чтобы узнать последние новости и попить чайку. Напевая мелодию бодрой песенки Исаака Дунаевского со словами: «Легко на сердце от песни весёлой…», Мюнстерлендер поднялся на пятый этаж.

-------

В кабинете Мариты Андреевны жизнь опять била ключом. Тишаева, которая сегодня была одета в стильный спортивный костюм и большой клеёнчатый фартук, распаковывала коробки и аккуратно раскладывала содержимое по нужным местам. Периодически она чихала, вытирая нос грязными пальцами, отчего над верхней губой у неё образовались очень трогательные усики. Альпенгольд указывала помощнице – что и куда надо положить, а сама параллельно говорила по телефону.

-Ох, отбоя нет от платников, это что-то страшное. И как мы переварим такое количество детей? Не представляю, - обратилась деловая дама к профессору, кладя трубку на рычаг. – Со специалистами я, конечно, разберусь, а что делать с теоретиками? Они, сволочи, совсем зажрались, и никого не хотят брать. Я ведь почти всех обзвонила и везде облом, правда, Аршакян ещё на даче сидит, а Беспечная в украинском селе, у родителей. Может, хоть им кого-то впарю, а вот Новицкую я принципиально приглашать не собираюсь: эта стервоза или ученика в постель уложит или очередного папашку совратит. Не хочу скандалов! Знаете, друзья, что это чудо в перьях учинило на выпускном вечере? Не знаете? Тогда рассказываю: Валентина на вечер пришла с опозданием, и все места в зале уже были заняты. Её очередной любовник, выпускник Митя Руденский пришёл с родителями и невестой, дочерью известного дирижёра. Так вот, все они уселись во втором ряду, но Валентина их не видела, да она и понятия не имела о том, что Митька собирается жениться, причём заметьте, не на ней. После вручения дипломов Новицкая срисовала Митю, подошла к нему, бросилась на шею и стала страстно целовать в губы. Ну, никого не стесняется, оторва, просто какая-то отвязанная особа, никаких понятий о приличиях не имеет. Бедный Митя, ясное дело, не ожидал такого поворота событий. Сначала он остолбенел от неожиданности, потом стал отталкивать Вальку и кричать, чтобы она отвалила. Та – в слёзы, стала истерически кричать на весь зал, что Митя обещал на ней жениться. Тут подключились родители и невеста. В общем, дурдом на выезде. Представьте себе такую картину: в центре зала бушуют страсти – с дикими криками и угрозами, родители бесятся, Митя машет кулаками перед носом Новицкой, его невеста плачет – кошмарики. Потом Митя стал кричать на весь зал, что (цитирую) «эта сучара меня совратила, затащила в постель и использовала как могла. Гнать таких б…й надо, в школе таким не место. Что это за педагог такой, который растлевает своих учеников? Настоящая проститутка!» А Валентина не унимается: стала бросаться с кулаками на невесту своего любовника, тогда Митя совсем озверел, схватил её и повалил на пол, но тут наши мужички опомнились, оттащили его от Новицкой и повели вниз. Пришлось всему Митиному семейству выйти на улицу, сесть в свою иномарку и уехать. Сами понимаете, что праздник у людей был капитально испорчен. После этого у Новицкой приключилась форменная истерика. Наши сердобольные дамы отвели её в кабинет врача, напоили валерьянкой и уложили спать на кушетке. Там она и проспала всю ночь, пока наши детки ели, пили и отрывались на дискотеке. Такие вот, братцы, дела. Позорище, да и только!

-А что потом? – спросил шокированный профессор.

-Что-что, дальше вот что: Митя благополучно поступил в консерваторию, потом женился на своей девушке и уехал в свадебное путешествие, а потом - в гастрольный тур по Европе с юной женой и тестем, который по совместительству является ещё и дирижёром с мировым именем, а Новицкая в очередной раз осталась с носом. Не знаю, как она будет себя вести в этом году, но думаю, что точно так же: у бабы явный сдвиг по фазе, чокнулась она на сексуальной почве, ей лечиться надо от нимфомании. В общем, на коммерческое отделение я приглашать её не собираюсь, тем более что педагог она паршивый, только задницей крутить и умеет.

-Как бы она опять на меня не переключилась, - озаботился Вадим Ильич. – От такой дрянной бабы всего ожидать можно. Помнишь, я тебе рассказывал, как она ко мне клеилась?

-Помню, конечно. Ты, Вадя, очень удачно от неё спасался. Постарайся с ней не общаться, а уж если идёшь на концерт, то будь начеку и держись от неё подальше. А я, братцы, иногда думаю: но хоть бы вышла она, наконец, замуж и родила ребёнка, авось, и успокоилась бы. Может, её сексуальная озабоченность и прошла бы, как вы думаете? Ну ладно, хрен с ней, с этой дурилкой, давайте я вам о своих животных расскажу…

При этих словах Вадим Ильич взглянул на Тишаеву, но та отвела глаза: видимо, её тоже достали страшилки, бесконечные жутковатые рассказы Мариты о многочисленных кошках и собаках, которые зубами и когтями боролись за существование в грязной квартире, в ужасных условиях, и часто погибали при странных обстоятельствах. Но Инна Васильевна промолчала, только обречённо вздохнула и принялась разбирать очередную коробку.

-Знаете, друзья мои, как я распределила животных в своей «двушке»? Девять собак живут в коридоре, одна кошечка – со мной, в маленькой комнате, двух кошек я устроила на кухне, а ещё четыре – в большой комнате. Между собой они не общаются, а то непременно передерутся.

-А когда ты выгуливаешь своих собак? – поинтересовался профессор, чтобы поддержать разговор. – Сколько раз в день?

-Ну, вообще-то один раз, вечером, и то не всегда. Сам понимаешь, Вадя, что утром я спешу на работу, и вести всю свору с пятого этажа без лифта, а потом подниматься с ними опять же на пятый этаж – задача для меня непосильная, с моим-то весом и больными ногами.

-А как же они целый день терпят и не гадят в квартире? – задала вопрос Тишаева.

-Иногда бывает, что они и в коридоре свои дела сделают, но я прихожу домой и убираю совком в пакет. Потом беру ведро, наливаю горячей воды и растворяю в ней сухую горчицу. Весь запах сразу отбивает. Да, кстати, я вам не говорила, что у меня попугай появился?

-Да? Откуда? – в один голос спросили профессор и завуч.

-Представьте себе, что неделю назад ко мне зашла соседка и сказала, что к ним в квартиру залетел попугайчик, но они его держать у себя не могут из-за аллергии их маленького ребёнка. Вот мне и пришлось взять Гошу к себе.

-Откуда ты знаешь, что его зовут Гоша и что это вообще самец, а не самка? – удивился Вадим Ильич.

-Конечно, мне это неизвестно, но у меня когда-то жили два волнистых попугайчика, и одного из них звали Гоша. Но этот совсем другой, соседи сказали, что эта порода называется «карел». Он не такой уж и маленький.

-А где Гоша живёт? В клетке? – на этот раз спросила Инна Васильевна.

-Да нет, просто он живёт со мной в маленькой комнате, без всякой клетки.

-А куда он делает свои делишки? – поддержал разговор Мюнстерлендер.

-На стол конечно, но что он там делает? Сам понимаешь: какую-то капельку. Она потом засохнет, а я смахиваю на пол – и все дела. А Гошка очень интересно ест: из моего рта, представляете?

-Как это? – опять синхронно удивились профессор и Тишаева.

-Очень просто: я что-то ем, а Гоша с моих губ склёвывает крошки, или я специально разжёвываю хлеб, а Гоша ест его из моего рта. Это очень забавно, вы себе даже представить такого не можете.

-Да уж, такое сложно и представить, - скривился от отвращения брезгливый профессор. – А если он тебя в глаз клюнет, если ему что-то не понравится? Что тогда будешь делать? Ведь у попугаев очень сильный клюв. Если приложит – мало не покажется. Будешь тогда разгуливать по своей квартире как Билли Бонс: с чёрной повязкой на глазу и с попугаем на плече.

-А он уже меня и клевал, - ответила Марита Андреевна. – Правда, не в лицо, а в руки, прямо до синяков и очень больно. Иногда и за уши щиплет, если ему что-то не нравится. Например, он не выносит, когда я по телефону разговариваю. Кстати, прихватывает довольно злобно, до крови. Мне иногда кажется, что у него садистские наклонности. Очень хочется ему врезать, но я себя сдерживаю.

-Какой ужас, - не удержалась Тишаева. – Слушай, Марита, мне кажется, что тебе его лучше кому-нибудь отдать или в клетку посадить. И, кстати, - как бы его кошка не съела. Ведь для кошек птицы – это дичь. Мои Маня и Муня, например, когда видят за окном птичку, то начинают охать и дергать усами. Если бы не стекло, то полетели бы за ней, даже думать не стали. Это же инстинкт охотника. А, кстати, помнишь, как твоего попугая ещё на старой квартире Вилик съел? Открыл клетку лапой и поймал. А ведь собакой был, не кошкой. Как бы опять чего-нибудь такого не произошло.

-Ну, нет, я не думаю, что мои кошки обидят Гошу. Пока они дружат, вместе едят, из одной миски…

Марита Андреевна ещё долго рассказывала о своём зверинце, но коллеги вопросов ей больше не задавали: им и так всё было ясно.

Следующие полтора часа Альпенгольд, Тишаева и примкнувший к ним Мюнстерлендер провели очень продуктивно: закончили распаковывать коробки, а потом вынесли их в коридор. Потом сели пить чай с пряниками и соевыми батончиками, которые Инна Васильевна принесла из дома. Тут пришло время Мюнстерлендера и Тишаевой рассказать о своих кошках. Все потешались над яркими рассказами Вадима Ильича о проделках Мендельсона и Мендельсони, а Тишаева не менее живописно рассказывала о жизни и быте двух своих кошек – Мани и Муни. После чаепития тёплая компания рассталась: Марита Андреевна осталась у себя и опять засела за телефон, Инна Васильевна отправилась наводить порядок в своём кабинете, а профессор поехал домой, с чувством выполненного долга: и кабинет свой в порядок привёл, и приятным женщинам помог.

На обратном пути профессор предавался размышлениям по поводу образа жизни Мариты и её бездушного отношения к животным. Он не мог понять, как в одном небольшой квартирке в «хрущёвке» может помещаться шестнадцать (вернее, уже семнадцать) представителей животного мира. У него жили две кошки, и это было нормально, трём уже было бы тесно – ведь животным для нормальной жизни нужен простор. А тут – девять собак в коридоре, семь кошек в двух комнатах и на кухне, да ещё попугай, разгуливающий на свободе и гадящий, где придётся. И ещё – сколько нужно денег, чтобы прокормить такую ораву? Правда, Альпенгольд деликатесов своей стае не покупала, но всё равно это накладно: семнадцать душ, которые всё время хотят есть. Нет слов, одни междометия, на самом деле – это не квартира, а концлагерь для несчастных животных. И зачем Марите это надо? Неужели не надоело дышать вонью и жить в свинарнике?..

Глава 12

На неделе Вадим Ильич ещё несколько раз съездил в школу: надо было привезти туда остальные ноты и книги, да ещё прихватить электрический чайник, заварку и посуду. Давно разуверившись в качестве общепитовской еды, профессор решил целиком и полностью перейти на самообслуживание: свой чай из чистой посуды, бутерброды и выпечку, которую он покупал у метро. Не желая рисковать здоровьем и подхватить какую-нибудь заразу вроде гепатита или ветрянки, нужно было подстраховаться, хотя это и было несколько хлопотно.

-Буду приводить здоровье в порядок, - говорил себе Мюнстерлендер. – Хочется жить долго и счастливо, а для этого надо потрудиться и обезопасить себя со всех сторон.

Наконец наступил день первого в новом учебном году и на новом месте педсовета. Придти к началу профессор не смог, так как задержался на заседании кафедры в колледже. Когда он вошёл в зал, скандал был в разгаре. Прислонившись к стене около входной двери, ибо свободных мест не наблюдалось, Вадим Ильич стал свидетелем крутой разборки между начальством в полном составе – с одной стороны, и Алёной Фёдоровной Сивокобыленко – с другой. Подлецкий за лето стал ещё более отвратительным, обрюзгшим и опустившимся. Он, брызгая слюной, злобно кричал на свою оппонентку и размахивал кулаками. В зале стоял такой шум, что закладывало уши.

Ну и влип я, - подумал Вадим Ильич, ища глазами Альпенгольд, которой сегодня почему-то не было в президиуме. Потом он увидел, что она сидела в третьем ряду, рядом с Тишаевой, и в перепалке не участвовала. Инна Васильевна вдруг оглянулась и увидела стоящего в дверях профессора. Она, видимо, сказала об этом Марите Андреевне, которая тут же оглянулась и поманила коллегу пальцем, указывая на свободное место и убирая с него сумку. Мюнстерлендер подошёл и устроился рядом с бывшей однокурсницей. Первым делом он поинтересовался, что за новый человек сидит в президиуме рядом с директором.

-А, это Саша Воробьёв, мой старый знакомый по министерству культуры. После прихода нового министра его уволили, и Саша оказался не у дел. Ты же знаешь, что Придуров ушёл, и его место освободилось, поэтому я посоветовала директору взять Воробьёва. Зарплату ему положили очень приличную, поэтому он и согласился. Главное, что он свой, я его сто лет знаю, и с семьёй его знакома, - шептала Альпенгольд на ухо профессору.

Вадим Ильич, получив интересующую его информацию, остался доволен: всё-таки это великое дело – быть в курсе. Между тем, скандал набирал обороты. Сторонников Сивокобыленко было немного, и они один за другим умолкали под напором правящей верхушки. Вдруг Алёна Фёдоровна схватилась за левый бок и, как подкошенная, рухнула на стул. Женщина, сидящая рядом с ней, завопила: «Срочно вызывайте «скорую» – у Алёны Фёдоровны сердечный приступ». – Кто-то из педагогов стал набирать номер на своём мобильном, кто-то засовывал таблетку валидола в рот Сивокобыленко, которая уже находилась в бессознательном состоянии, и её осторожно укладывали на пол.

-Объявляется перерыв на полчаса, - рявкнул Подлецкий и, выпятив и без того огромный живот, пошёл к выходу, а за ним потянулась его свита.

Марита Андреевна вздохнула и сказала, обращаясь к Тишаевой и Мюнстерлендеру:

-Пошли ко мне, братцы, передохнём чуток.

Когда трио вошло в кабинет Альпергольд, профессор не выдержал и спросил:

-Мара, я в шоке, объясни – что ещё нужно Сивокобыленко? Ведь школе, несмотря на все протесты и коллективные письма, всё равно пришлось переехать. Чего после драки кулаками махать? Какой в этом смысл?

-Ты, мой дорогой, многого не знаешь. Дело в том, что Алёна Фёдоровна сама метила на место директора. Она постоянно писала на Бухлова доносы и, как на работу, ходила в министерство к Воробьёву жаловаться. Думаю, что она была бы неплохим директором, поскольку дама чрезвычайно умная, активная, со связями. Но весь её блат померк перед связями Бухлова наверху, о которых она и понятия не имела. Вот Сивокобыленко и взбеленилась. Так-то, друг мой бесценный, такие вот печальные дела…

-Да-а-а-а, - раздумчиво произнёс профессор. – Тогда суду всё ясно, вопросов больше не имею. Значит, засучив рукава, будем вкалывать и надеяться на лучшее? Что нам ещё остаётся? Так, Мара?

-Конечно, Вадик, будем расширять платное отделение, зарабатывать свои копеечки и терпеливо ждать, когда нам построят новое здание.

Тут в кабинет вошла Инна Васильевна с чайником, и тёплая компания уселась за стол, ведя незначительные, спокойные разговоры на отвлечённые темы.

-------

Вторая половина педсовета прошла очень быстро: управились за час с четвертью. Сивокобыленко увезли в больницу с инфарктом, а её немногочисленные сторонники бесследно исчезли. Педагоги выслушали Тишаеву, лаконично изложившую им планы на новый учебный год, после чего поговорили о хозяйственных проблемах и разошлись, чтобы привести в должный вид свои классы и кабинеты.

Вадиму Ильичу больше нечего было делать в школе, и он решил поехать домой, чтобы отдохнуть и посидеть за компьютером. В последнее время он пристрастился к различным играм: то отстреливая морхухнов – летающих петухов, то забивая шары в бильярде, то раскладывая пасьянсы. Это нехитрое занятие отвлекало от жизненных проблем и неприятностей и восстанавливало душевное равновесие.

По дороге профессор зашёл в магазин и купил кошкам их любимой еды. Он неторопливо шёл к подъезду, не обратив внимания на сидящую на скамейке старуху. Зато бабка, увидев Вадима Ильича, вскочила со своего места и бросилась вдогонку. Она бежала и кричала на весь двор:

-Ильич, друг мой, стой, не беги ты так, едрёна Матрёна. И что это за привычка у человека постоянно от меня бегать? Просто болезнь какая-то. Да остановись ты, чудик, мне с тобой потолковать надо.

Профессору пришлось остановиться.

-Как ты меня нашла, Матильда? Вроде, я тебе своего адреса не давал. Ты, прямо, как Шерлок Холмс в юбке.

-У меня свои методы работы. Объясняю на пальцах: заплатила частному детективу – вот тебя и выследили. Я теперь про тебя знаю всё: адрес, домашний телефон, номер мобильника, места работы и, естественно, фамилию, имя и отчество.

-А зачем тебе всё это? Неужели совесть замучила, и ты решила вернуть мне бумажник с украденными деньгами?

-Ну, ты и даёшь, блин! У тебя что – ранний склероз? Я же говорила, что мы с Гришаней твои бабки в тот же день пропили-прогуляли, и портмоне я тоже толкнула, а денежки пропила. Там их, бабок, и было то негусто – всё равно, что кот начихал. Хороший был бумажник, красивый, из натуральной крокодиловой кожи. Сначала хотела его себе на память оставить, а потом решила, что мне эти сантименты не к лицу, вышла я из сопливого возраста и слёзы проливать над дорогой вещицей не собираюсь. Так что, советую тебе, наш дорогой Ильич, забыть об этом мелком инциденте и забить на него. Понял, что я каламбурю? Забыть и забить. Не въехал? Ну и дурак. Но всё это мелочи жизни, чушь собачья, а у меня к тебе серьёзное дело. Может, в дом пригласишь ради приличия, а то на улице беседовать как-то не того? – загундосила Матильда, пуская слезу и вытирая глаза грязными руками.

-Да ты что? С ума сошла? В друзья набиваешься? Оставила бы ты меня в покое, бабуля, а то ведь я могу и милицию вызвать.

-Ой-ой-ой, прям, испугалась, прям, в обморок сейчас брякнусь. Да менты из-за такой мелочёвки и париться не будут. Ты их, конечно, можешь вызвать и ждать целый день и, заметь, совершенно напрасно. Что же ты за идиот такой, профессор Мюслер? Совсем жизни не знаешь, придурок! И не называй меня бабулей, ибо, друг мой, я не старше тебя.

-Я бы попросил не тыкать и не хамить, кроме того, моя фамилия Мюнстерлендер, а не Мюслер, понятно? Так и напрашиваешься на неприятности, милая дама.

-О-хо-хо, милая дама, ну ты и сказал, блин! Давно меня так не обзывали, с молодости. А что касается твоей фамилии, то её без поллитровки произнести нереально. И где ты такую заковыристую раздобыл, а? Признавайся. И вообще – кто были твои родители? Немцы, иудеи? По твоей внешности ничего определить невозможно. На белокурую бестию ты не тянешь, да и на местечкового еврея тоже. Наверное, полукровка, не иначе. И вообще, тебе известно, что это порода собак такая есть – мюнстерлендер? Немецкая охотничья порода. Я это точно знаю – зуб даю, сама в словаре видела, когда кроссворды разгадывала. Ты знаешь, мон шер, что я всякие головоломки на раз разгадываю, даже призы неоднократно получала от разных изданий. Не веришь? Ну и дурак. Я ведь чистую правду говорю.

-Всё, моё терпение лопается, - прошипел профессор. – Придётся на время забыть о воспитании и дать кому-то в рыло.

Бомжиха расхохоталась, её бас прогремел на всю округу:

-Не пугай меня, старый хрен, я точно знаю, что на женщину у тебя рука не поднимется…

-На женщину точно не поднимется, а на пугало огородное – без проблем, - перебил Матильду Вадим Ильич и замахнулся. Это обстоятельство Матильду немного отрезвило. Она перестала ёрничать и задираться и миролюбиво произнесла:

-Ну ладно, ладно, я пошутила, успокойся, уважаемый профессор Мюн-стер-лен-дер. Видишь, я твою странную фамилию могу произносить без ошибок, но чего мне это стоило?! Три дня тренировалась, чуть язык не сломала. Всё, всё, я больше не буду, только не уходи, пончик, ибо дело действительно серьёзное, и тебе угрожает опасность. Разве тебе этот факт не интересен, мон шер?

Вадиму Ильичу ничего не оставалось делать, как с кислой миной сесть на скамейку рядом с Матильдой, а та вытащила из кармана пачку сигарет и закурила, демонстративно пуская вонючий дым в лицо профессору.

-Хочу тебя предупредить, мон шер, что тебе придётся скоро спасаться бегством, ибо я ушла к другому мэну и бросила Гришку. Ты спросишь – а какое отношение это незначительное обстоятельство имеет к твоей драгоценной персоне? И ты будешь прав, мой друг. Но фишка в том, что Гришка считает тебя своим соперником, понятно? Это я ему сказала, что ушла к тебе, чтобы со следа сбить. Гришка – форменный бандит, который много лет провёл на зоне. Так что, друг мой, берегись: он может поймать тебя в тёмном переулке и задницу надрать. Это в лучшем случае, а в худшем – кости переломать.

-Бред какой-то, - не поверил профессор. – Откуда он меня может знать, этот висельник?

-Откуда-откуда, от верблюда, конечно. Мне это неизвестно и неинтересно. Моё дело тебя предостеречь, чтобы не ходил ночью по тёмным улицам и не заходил один в подъезд. У Гришки своя банда, которая состоит из жутких отморозков. За бутылку водки они могут тебя не то чтобы отметелить по первому разряду, но и убить на фиг, а потом сбросить в канализационный люк – они так обычно и делают, чтобы концы в воду спрятать.

-Да за что? Что я такого сделал? Я этого твоего Гришку пару раз и видел, в метро, издалека, да и то мельком, а он меня и вовсе не знает.

-Это не аргумент, мон шер. Не знает сегодня, так узнает завтра. Ты не понимаешь, что из-за меня этот бандюган всю Москву перевернёт? Он ведь меня любит по-своему, хотя и издевается постоянно. А я решила с новым бойфрендом рвануть в другой город, чтобы здесь не светиться. Кстати, мой Мишель в прошлом тоже был профессором, доктором технических наук, математику в МГУ преподавал, но потом спился, лишился квартиры, скатился вниз по социальной лестнице и в результате оказался на улице. Его история («лайфстори» по-английски) очень похожа на мою, блин. Это-то нас и сблизило. Так что, пончик, мы с тобой можем в этой жизни больше не увидеться. Боже мой, горе-то какое! Пора трагедию сочинять, в пяти актах, с прологом, эпилогом и античным хором, чтобы Еврипид с Софоклом на том свете обзавидовались, блин! Засяду-ка я, пожалуй, за компьютер и начну писать, а потом в театр отнесу, к Виктюку или Захарову. Чем я хуже современных драматургов, в самом деле? Чего это ты зенки-то вылупил? Думаешь, что это всё всерьёз? Да нет, это я так, прикалываюсь. Не верь мне, мой друг, ибо у меня нет компьютера, как нет и литературного таланта, не говоря уже о квартире.

-Ой, хорошо-то как, - обрадовался Вадим Ильич. – Неужели я больше никогда не увижу твою пропитую морду? Какое счастье!

-Не радуйся раньше времени, любимый Вадик. Я тебя так пылко любила, а ты наплевал на мои чистые чувства и растоптал их грязным каблуком, - театрально, на публику произнесла бомжиха, хотя рядом не было никого, кто мог бы оценить её реплику. – Теперь, господин Мюн-стер-лен-дер, блин, придётся платить по счетам. Будь здоров – не кашляй! – и Матильда, бросив дымящийся окурок под ноги профессору, встала со скамейки и пошла, не оглядываясь, к остановке.

Blog

Перстень с сапфиром (из серии «Похождения профессора Мюнстерлендера»)