М. Шрейн, «Эрика», редактору

Вид материала

Рассказ

Содержание Позолоти снова ручку

Подобный материал:

• Л. К. В лаборатории редактора содержание: от автора замечательному редактору, редактору-художнику,, 4159.25kb.
• Доклада, 31.92kb.
• Чак Паланик. Незримые Твари, 2242.77kb.
• Методические рекомендации для медицинского прибора биорезонансной терапии "deta brt", 1596.48kb.
• Эрика Берна «люди, которые играют в игры», 72.4kb.
• Сол Беллоу. Герцог, 4565.67kb.
• Проект для студентів 2 курсу фізико-математичного факультету відділення «фізика», 44.43kb.
• Политика глобального господства: от ХХ к ХХI веку, 1553.1kb.
• Федеральная служба по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды, 108.66kb.
• Сэнфорд Гринбургер Ассошиэйтс и редактору Джейми Рааб из «Уорнер Букс». Без них эта, 3025.92kb.

Позолоти снова ручку

Поезд наконец остановился. Первым вышел Николай. Потом Мари увидела Эрику и Амалию. Мари подошла к Амалии и растроганно сказала:

— Сколько лет, сколько зим? Ну, здравствуй, Амалия.

— Двадцать лет,— ответила та, обнимая золовку. Слезы застилали ей глаза.

— Дай я на тебя посмотрю, какая ты стала,— отодвинулась Мари.

— Да, старая,— ответила Амалия.— А вот ты еще молодая.

Мари возразила: — Да нет. Мы еще молоды, и ты к тому же счастливая — сына женишь. Знаешь, Эрика нам всем как дочь. А Николенька — мой единственный племянник. Здравствуй, племянник. К свадьбе все готово. Обряд будет в новом доме. “Старец” обвенчает молодых без свидетелей. А то какая она ему жена будет? Это дело святое. По этой вашей бумажке липовой, которая называется “Свидетельство о браке”, ты и Эрика можете как угодно называться, а венчать вас будут как Эрику фон Рен и князя Володарского. Да, Амалия. И не смотри на меня так. Перед Богом мы должны быть чисты. Такси ждет. Мы едем в новый дом с Амалией, а ты, племянник, у меня до завтра побудешь. Тебе нельзя видеть, как невесту наряжать будут.

— Как?! — удивился Николай и прижал Эрику к себе.— Я ее не отпущу. Я должен один к вам ехать, без нее? Она моя жена!

— Завтра после венчания она тебе будет жена, — решительно проговорила тетка, отбирая Эрику у Николая.

Вмешалась мать:

— Николай, не сопротивляйся. Поскучай сегодня и подумай о жизни. А у нас много дел.

Тетка сказала Николаю:

— Граф Петр составит тебе компанию. Устройте себе мальчишник. К вам присоединятся и князь Александр с Эдуардом. Едем.

— Сюрприз ждет тебя в новом доме, — сказала Мари, повернувшись к Амалии. — Дом строим прекрасный. Но готова пока зала и три комнаты. Относительно готовы.

— Подъезжаем. Вон наша стройка,— сказала Мари.

— То длинное одноэтажное строение на холме? — удивилась и разочаровалась одновременно Амалия.

— Как раз оно. Но ты скоро изменишь свое мнение о нем. Там три этажа и внутренний дворик, вернее двор, и сад будет, и даже пруд. Это все можно увидеть только со стороны болота.

Приехали. Спустились по ступенькам вниз.

— Ой! Сколько здесь людей работает,— удивилась Амалия Валентиновна.— И солдаты здесь. Откуда они?

К ним вышел мужчина чуть выше среднего роста.

— Это князь Гедеминов,— тихо сказала Мари, и Амалия уловила, с каким почтением это было сказано. Представляя Амалию, Мари сказала: — Княгиня Амалия Володарская. Прошу любить и жаловать.

— Ну какая я теперь княгиня?— растерялась Амалия.

Гедеминов слегка наклонил голову и представился:

— Князь Александр Гедеминов. Прошу в недостроенный дом — маленький дворец.

Амалия была смущена тем, что ее представили как княгиню Володарскую, и очарована обхождением хозяина дома. Причем она ни на минуту не усомнилась, что перед ней настоящий князь. Такова была его манера держаться.

Какие-то рабочие взяли чемодан Эрики и понесли в дом. Мари пошла с Эрикой, Гедеминов повел Амалию в ее комнату.

— О! Какая прекрасная мебель! Ведь это красное дерево, неправда ли? Барокко? Откуда она в этой глуши? Когда привезли? Она же старинная. Неужели фамильное? — удивилась она.

— Это я сам сделал. А вот в стиле рококо. А дерево мне прислали по железной дороге. Это карельская береза,— сказал Гедеминов.

— Это сделали вы?! — поразилась Амалия Валентиновна.— Да Вы просто Левша!

— Это точно,— улыбнулся Гедеминов.— Я и есть левша на самом деле. Оставляю вас на графиню Марию Ивановну. — И Гедеминов, слегка поклонившись Амалии, вышел.

— Я поражена, — сказала Мари Амалия. — Этот князь, эта обстановка... Эта барская комната, камин... Я как будто вернулась в далекое детство.

— Побереги свои эмоции, Амалия. Ты еще долго будешь здесь удивляться,— пообещала Мари.

— Но послушай, Мари. Со стороны дороги виден только низкий барак. А здесь такие хоромы... Три этажа!

Мари объяснила: — Князь Александр так задумал, холм срезал, чтобы дом был незаметен. Внизу подвальное помещение и мастерские, затем первый этаж — кухня, столовая, зала, второй этаж, третий на уровне холма, ты видела, там жилые помещения, а выше чердак.

— На какие деньги все это строится? — удивилась Амалия.

— Это секрет. А вообще-то у него и голова и руки золотые. Умелец он. Начальству подарит шашку в ножнах, а они ему солдат для работы присылают. А жена у него хирург. Она намного моложе его. Он ей жизнь спас в лагере. Ой, это романтическая история. Я тебе после свадьбы расскажу все про них и про своего мужа тоже. Но князь заслуживает счастья. Иди, прими ванную, а я пойду к Эрике. Ее комната соседняя. Присоединяйся к нам сразу, как только освободишься. Пойду на ее свадебное платье полюбуюсь.

А Эрика побежала искать отчима. Он был у дома на стройке. Она бросилась к нему и обняла его.

— Александр Павлович, здравствуйте! Я так счастлива! — потом шепнула: — Мне надо вам что-то сказать.

Гедеминов показал рукой на беседку.

Беседка еще не была достроена, но скамейки уже заняли свои места. Посередине торчали какие-то трубки.

— А это что? — удивилась Эрика.

— Здесь фонтанчик установили, чтобы в жару прохладно было,— ответил Гедеминов.

— Что я вам расскажу! Я Николаю ничего не говорила. Решила сначала с вами поговорить.— И Эрика рассказала все, о чем с ней говорили в НКВД.

— Та-ак... — протянул Гедеминов и, подумав, сказал: — Молодец, что рассказала. Мне одного звена не хватало для разговора с твоим мужем. Помолчи пока, а когда вы уедете за границу, все ему расскажешь там. А пока... Мы в твое отсутствие ездили в детский дом, за сыном Натальи, мама тебе об этом говорила. Его Валерием зовут. Ему уже одиннадцать лет. Он у нас будет старшим. Когда уже оформляли документы, вдруг подбежала трехлетняя девочка и схватила за подол твою маму. Твоя мать расплакалась и взяла девочку, и вот теперь у тебя еще и сестренка есть, ее зовут Катерина. Пойди к ним. Они в детской.

Эрика пошла в детскую и услышала топот, но когда открыла дверь, увидела, что посреди комнаты стоит только маленькая девочка. Она посмотрела на Эрику и, показав рукой, сказала:

— А они спрятались вон там.

Эрика подошла к девочке и присела на корточки. Вдруг раздался шум, и мальчишки с криком выскочили из своих укрытий, повалив ее на пол. И катаясь по свеженастланному деревянному полу кричали: «Куча мала! Куча мала, детей звала!»

Эрика смеялась и вдруг увидела над собой незнакомого мальчика. Она освободилась от братьев и встала. Мальчик внимательно смотрел на нее.

— Это наш старший брат Валерий,— сказал Альберт.

— Здравствуй, Валерий, почему ты не играешь вместе со всеми? — удивилась Эрика.

— Я уже большой,— ответил мальчик.

Девочка заплакала. Ей не уделили внимания.

— Ну чего ты? Не плачь,— прижал ее к себе Валерий, как сестренку.

Эрика присела перед ней и спросила:

— Как тебя зовут?

— Катерина,— ответила девочка, картавя.

Эрика взяла ее за руку и повела в свою комнату.

— Мужчинам сюда нельзя, до завтра,— предупредила она.— А подарки я вам вынесу.


* * *

Приехал Эдуард с рюкзаком.

— Я привез все остальное,— сказал он Гедеминову. Тот повел его в подвал, показал тайник:

— Положи сюда. Богат, как Крез, так поселяйся здесь,— пошутил он. Эдуард молчал. Гедеминов внимательно посмотрел на него, спросил:

— Или женился?

— В Германию еду. У меня вызов от родственников. Жаль вас оставлять.

— И когда собираешься уезжать? — спросил Гедеминов.

— Да когда надумаю. Может, не скоро... Не знаю, что делать. И хочется, и разлуки с вами, князь Александр, не вынесу.

— Подожди, Эдуард. В Германии беднякам тоже делать нечего. У тебя есть какая-нибудь мебель, которую ты мог бы взять с собой?

— Ну, вы же знаете, что у меня ничего нет.

— Нужны вещи, какая-нибудь рухлядь в контейнере для отправки в Германию. Я сделаю тебе прочные скамейки и поддон в них. Сложу туда наши с тобой драгоценности. Приедешь, одну треть передашь Николаю, вторую часть моему брату Илье, а третью себе оставишь. А на контейнерной станции никто ничего не проверяет, ставят пломбу, и получаешь контейнер уже в Германии. Я проверил.

— А какому Николаю?

— Эрика с мужем уезжает в Алжир. Удача сама в руки идет. Теперь они могут увезти только то, что дозволено, и не волноваться.

— Мне, князь Александр, даже богатым не хочется от вас уезжать,— вздохнул Эдуард.

— А что скажешь по поводу того, что мы нашли тебе хорошую жену, мать Николая. Ей надо быть там, где будет сын.

— Она хороша собой? — заинтересовался Эдуард и вдруг засомневался: — Да захочет ли она выйти за меня?

— Приложи усилия. Ты поедешь вперед и поможешь Николаю и Эрике сбежать. Там за ними слежка будет.

— Вы думаете, им удастся остаться на Западе?

— Надо постараться,— все еще думая о своем, говорил Гедеминов.— Еще себе сына и дочь привез из детского дома. Ты должен помнить, медсестра была в зоне, немного на Адель похожа. От туберкулеза умерла. Это ее сын. Ему 12 лет, Валерием зовут.

— А мальчик, ему двенадцать? — спросил Эдуард насторожившись.

— Мальчик хороший, с огнем в глазах, только зажатый.

— Князь Александр, может, мне его отдадите? А то я совсем один еду. Мне ученик нужен. Помните, отец мой имел ученика — вас.

— А вот они, выбежали, — вместо ответа сказал Гедеминов.

Мальчики бросились к Эдуарду и повисли на нем.

— Ведите себя прилично,— сказал строго отец, но они наперебой говорили, что хотят к нему в цирк, а Эрика выходит замуж.

Эдуард посмотрел на новенького и спросил его:

— Как тебя зовут? Валерием? А лошадей любишь?

Мальчик обрадовался.

— Конечно,— робко сказал он.— Но я ни разу еще не ездил. И видел лошадей только издали. Они такие красивые.

— Хорошо,— порадовался Эдуард. “Тоненький и стройный. Я из него сделаю наездника. Этих,— посмотрел он на остальных мальчиков,— князь уже “испортил”. Они его, а новенький будет мой. Увезу его с собой. Там женю, и внуки у меня будут”.

— После свадьбы Эрики всех жду в цирке, если отец разрешит,— сказал детям Эдуард.

Валерий посмотрел на Гедеминова, своего нового отца, и на Эдуарда. Гедеминова он боялся, слишком строгий. “Уж лучше бы меня взял к себе дядя Эдуард”,— подумал он, и сердце при мысли о цирке сладко забилось.

— А если я его и вправду возьму себе? — спросил Эдуард Гедеминова. Но тот сказал:

— Эдуард, для этого требуется и мать, и отец. Женись — и усыновляй хоть десяток. Я познакомлю тебя с матерью Николая.

Эдуард хотел что-то еще спросить, но тут подошла Эрика. Эдуард поклонился ей и поцеловал руку.

— Принцесса вышла замуж? Я так рад. Прими мои поздравления. На свадьбу пригласишь?

— Вы же наш. Зачем мне вас приглашать? Вы нам как родной,— сказала Эрика.— Я так счастлива,— призналась она ему. Взгляд ее говорил: “Я вас всех люблю”. А вслух сказала: — Пойдемте, дядя Эдуард, я познакомлю вас с мамой Николая. Она приехала с нами. Увидите, какая она красивая и хорошая,— и потянула Эдуарда за собой.

— Кажется, меня действительно сватают,— пошутил Эдуард, оглядываясь на князя Александра. Тот серьезно посмотрел на него, но обратился к Эрике.

— Иди к матери. Она тебя ждет. Эдуарду уже ехать надо. Вечером познакомишь его со свекровью.

Эдуард вопросительно посмотрел на князя Александра. Когда Эрика ушла, тот сказал:

— Мне нужен парик. Помнишь, я тебе говорил, что в Карелии растил мальца, Володьку, и его потом арестовали. Нашел я его. Спасать надо парня...

— Ну и... — нетерпеливо проговорил Эдуард. Мимо проходили рабочие с досками. Гедеминов заговорил по-немецки:

— Утопили мы Попова, Володька помог.

— Да ну! — обрадовался Эдуард, но Гедеминов продолжал:

— Прячется Володька здесь у меня. Нужен парик. Усы он отпустил. Я ему паспорт Попова подделаю. Устроит его в геологию Николай. Ему и “жене” даст рекомендацию в Тюмень. Может, и корни пустят. Сибирь большая, кто его там найдет? Пусть работает, нефть добывает и радуется свободе.

— Вам сейчас надо парик привезти? Какого цвета?

— Русого, покороче. Только поскорее. У нас сегодня мальчишник.

Эдуард уехал. Во двор вышли Амалия и Мари.

— Князь Александр, покажите княгине Амалии стройку,— попросила Мари.

Амалия покачала головой.

— Ой, не зовите меня княгиней. Мне неловко. Я ведь член партии. Директор большого научно-исследовательского института — и вдруг княгиня.

— Значит, Амалия, ты обманула свою партию. А почему? — спросила Мари и сама же ответила: — Потому что она не заслуживает того, чтобы ей говорили правду. А коли это так, то живешь ты во лжи. Все знаю, молчи-молчи. И такую же жизнь уготовила своему сыну, да?

— Ну, другой-то нет,— удивилась Амалия.

Гедеминов водил гостью по стройке и удивлял ее на каждом шагу.

— А как же вам разрешили так много земли взять под стройку? — спросила Амалия.

— На четыре семьи. Здесь пруд будет. А за забором — болото. С той стороны любопытных не ждем.

— А воду откуда берете?

— На холме родник. Я установил там трубу, и вода идет в бак на крышу. Излишки чистой воды, не использованной по дому, через верхние трубы пойдут как водопад по камням в пруд. Рыбу разведем. А здесь теплица. Далее сараи, живность и огороды. Лишняя вода из пруда уйдет в болото, оно сразу за забором.

— Но теплица должна обогреваться. Кто разрешит вам тратить столько энергии?

— А мы просить не будем. В Голландии я видел ветряные мельницы.

— Вы жили в Голландии?

— Нет. Проездом с родителями был. Я добуду энергию. Здесь все время ветры. Наверху мастерская графа Петра. Моя внизу. В другом крыле будет жить архитектор. Здесь кухня, столовая. Вот спортивный зал, высокий, большой, со всякими приспособлениями. Погреб, конечно... Мне обещали несколько бочек вина из Грузии. Старых вин, столетних.

— Из Грузии? — удивилась Амалия.

— Да, я подарил саблю с гравировкой в ножнах одному грузинскому князю. Он чуть в обморок от счастья не упал. Обещал прислать вино. Но вернемся к Мари и Эрике.

Когда они вернулись, Мари спросила:

— Князь Александр, а вы покажете свои работы Амалии?

— Знаешь, Амалия, князю Александру разрешили открыть выставку оружия, но не только...

— Я уже видела мебель, она прекрасная,— Амалия с восхищением посмотрела на Гедеминова.— Я начинаю завидовать вашей жене белой завистью,— сказала она.

— Если и надо кому завидовать, то мне, — ответил Гедеминов. — Но хватит о нас. Завтра свадьба Эрики и Николая. Эрика и дамы ночуют здесь, а мы мальчишник Николаю устроим. Не беспокойтесь, здесь тихо. Мелкие банды в основном занимаются тем, что по вечерам встречают запоздалых прохожих и раздевают, снимают часы, костюмчики... Напугал? Хорошо, я вернусь к вам. Мы с Адель привезем ужин из ресторана. У нас и охранник есть... пес-волкодав. Я его тоже привезу. Адель скоро придет с работы.

Засигналило такси и Гедеминов пояснил:

— Там меня Эдуард ждет — товарищ детства и потомственный артист. Замечательный человек. А сейчас я должен раскланяться.


* * *

Эрика с маленькой Катериной сидела в своей комнате среди разложенных на стульях вещей. Когда пришла свекровь с Марией Ивановной, она сказала:

— Посмотрите, Мария Ивановна, сколько всего мне накупила мама Николая!

— Как Николай велел, так и сделала. Примерь-ка лучше свадебное платье еще раз. Посмотрим, может, еще где ушить придется,— ответила Амалия.

Обе дамы занялись туалетом Эрики.

Вечером приехала Адель с мужем. Эрика кинулась матери на шею.

— Мамочка, посмотри, какое у меня свадебное платье! — Но тут вспомнила про свекровь и представила ее матери.

— Да вы совсем молодая, Адель! — удивилась Амалия. И повернулась к Гедеминову. — Действительно, вам повезло. Должно быть, мужчины вам завидуют.

— Есть такой,— сказала с улыбкой Адель.— Завтра мы его познакомим с вами. С виду он незаметный, но душа у него золотая.

За ее подол цеплялась маленькая Катерина.

— Ты сошьешь мне такое платье, как у Эрики?

— Да, мы сошьем тебе такое платье, даже красивее. Розовое хочешь? — спросила Катерину Мария Ивановна.

— Да, хочу, и туфельки такие хочу, как у нее.

Все засмеялись.

Адель позвала Альберта и велела ему присмотреть за сестричкой, пока не придет Надя. “Надя — наша домработница”,— объяснила Адель Амалии. Дамы стали разбирать свои туалеты, в которых они намеревались быть на свадьбе. Амалия достала легкое модное креп-жоржетовое платье, но по глазам Мари поняла, что это не то.

— Или здесь не носят таких? Как одеваются на периферии? — спросила она. Мари засмеялась и сказала:

— Амалия, на нашей периферийной свадьбе мужчины будут в смокингах, а дамы — в длинных вечерних платьях.

Амалия забеспокоилась:

— Но где же мне купить такое платье?

— В продаже их нет. Но это дело поправимое,— сказала Мари.— У нас с тобой одинаковый размер и мы почти одного роста. Выбирай, какое хочешь.

— Лиловое. Это панбархат? Да, я вижу. Но в чужом платье на свадьбе сына? — усомнилась Амалия.

— Платье на один раз шить нет смысла,— возразила Мари.

— Пожалуй, ты меня убедила,— улыбнулась Амалия.

Гедеминов положил перед ней длинную бархатную коробочку:

— Это вам от меня и Адели.

Адель поддержала мужа:

— Да. Пусть эта безделица компенсирует невозможность быть на свадьбе в собственном вашем платье.

— Что это?! — Амалия открыла коробку.— Да это, наверное, ваши фамильные драгоценности?!

— Нет. Но вначале двадцатых годов я был молод, не владах с новой властью и потому поступал согласно восточной пословице: “Грабят дом твоего отца — спеши и ты поживиться.” Я конфисковал у власти то, что она отобрала у нашего сословия. Эдуард мне в этом активно помогал. И не делайте большие глаза, княгиня. Вашу семью они ведь тоже ограбили? И фамильных ценностей больше нет?

— Да. Все пропало после ареста мужа,— вздохнула Амалия.

— Вижу, вы смущаетесь, когда вас называют княгиня, не так ли? А разве вы не были венчаны с князем Володарским? А ваш второй брак без венца назовем сожительством при вынужденных обстоятельствах и забудем про него. Носите, не смущайтесь. Мы теперь родственники. Добро пожаловать к нашему шалашу,— сделал Гедеминов широкий жест.— А я должен снова откланяться.


* * *

Николай, сидя в окружении новых друзей, улыбался.

На мальчишник собралось человек десять. Кроме графа Петра и Эдуарда здесь сидели уже известные читателю скульптор Слюсаренко, архитектор Ноздрачев, певец Петровский, вернувшийся на «родину» из Китая, скромный бухгалтер, бывший белый офицер Геллертов и несколько актеров областного драматического театра, знакомые Гедеминова по лагерю. Пили вино и обсуждали женщин. И, конечно же, то, что говорили на мальчишнике — не для женских ушей.

Князь Александр пришел, сел во главе стола и сказал:

— Что ж, благословим Николая в его последний холостяцкий день.

Граф Петр поднял бокал первый, на правах будущего родственника (Николай был племянником его жены). Он начал:

— В день, когда Бог сотворил человека по образу Своему, «по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их». Так давайте же выпьем за жениха — счастливчика, который уже завтра, еще при жизни, познает, что такое рай.

— Все зааплодировали, наперебой заговорили.

Николай, пытаясь их остановить, сказал:

— Нет, вы не думайте, что я жажду тотчас овладеть ею. Я не насильник. Моя девочка еще не готова к этому.

Мужчины засмеялись, переглядываясь между собой.

— Да нет же, я не глуп и не варвар, каким вы меня представляете — обиделся Николай.

На что граф Петр удивился:

— Как?! Завтра вы не воспользуетесь правом, которого так страстно желаете?

— Да... — многозначительно сказал Петровский. — По-видимому, жених говорит о чисто духовной любви. Это редкое исключение. Она для немногих избранных... Придется ему довольствоваться мечтательной и бесплодной чувствительностью безо всякой реальной задачи и жизненной цели. — И над столом раздался новый взрыв смеха и звон бокалов.

— Вовсе нет! — запротестовал Николай.

Но шутливый тон Петровского поддержал архитектор Ноздрачев:

— Николай, а физическая любовь? Семейный союз основан также на известных обязанностях…

— Да ну вас! Что за пошлости — возмутился Николай.

— Нет уж, мальчишник так мальчишник, терпи. Сам на таких наверное был не раз — прервал Николая актер со странным именем Аполлионарий. Но тут серьезно, тихим голосом заговорил Геллертов, ни к кому в отдельности не обращаясь:

— Первоначальный, таинственный образ Божий, по которому создан человек, относится не к какой-нибудь отдельной части человеческого существа, а к истинному единству двух основных сторон его — мужской и женской.

— Ну, то что и я говорил! — снова воскликнул граф Петр. — Да здравствует любовь!

— Да, я люблю ее! — с жаром сказал Николай.

Но Слюсаренко, тоже в шутливой форме, напомнил:

— А заповедь истинной религии запрещает идолопоклонство.

Ему ответил князь Александр:

— Любимая женщина, жена — не идол. А всего лишь вторая половина мужчины. И Господь, как Любовь, всегда между любящими сердцами.

Но изрядно опьяневший Аполлионарий махнул вилкой и сказал:

— Зачем забираться в такие недоступные и фантастические дебри из-за такой простой вещи. Речь идет всего лишь о заурядных отношениях между полами. То, что бывает, а не то что должно быть. Вот у меня с супругой... О какой любви речь? Есть позыв, влечение... Да, я ей изменяю! А что делать? Еще Бомарше сказал: “Если мы ищем на стороне того наслаждения, которого не находим у себя дома, то это потому, что наши жены не владеют в достаточной мере искусством поддерживать в нас влечение, любить всякий раз по-новому. Оживлять прелесть обладания прелестью разнообразия”. Как Вам это? — обратился актер к князю Александру.

Гедеминов, подумав, ответил:

— Если уж мы взялись обсуждать этот предмет, то я думаю, влечение к женскому телу у творческих работников явление эпизодическое. Они обращаются к этому предмету только для того, чтобы вдохновиться, и жалуются, как Бомарше, скорее от того, что плохо изучили предмет своего вдохновения. А может, потому, что в них мало мужского начала. Кто же из юной красавицы должен сделать для себя страстную женщину, как не муж? Что сотворил, то и имеешь.

— Ага! — вскричал архитектор.— Я знал, что у князя Александра имеется на этот счет свое собственное мнение.

— Значит, по-вашему, во всем виноват я сам? — удивился Аполлионарий. Но в это время Николай поднял бокал с вином.

— О чем вы говорите? Выпьем же за мою жену, нет, — за невесту! Вы не знаете, как я не хотел жениться, как упирался! А теперь не просто хочу, а горю желанием! И больше не жалею о холостяцкой жизни. Да, я волнуюсь. Теперь я отвечаю за эту девочку перед Богом. Она такая хрупкая, такая беззащитная. Ну, скажите же, мне крупно повезло! — Пьяный от счастья, Николай оглядел присутствующих в комнате мужчин и добавил: — Нет, вы не понимаете. Я боюсь отпугнуть ее, вызвать отвращение к себе. Мы же животные, а они, женщины, высшие создания. Нежность, ласки, в общем, я наберусь терпения и тогда у меня будет не жизнь, а сплошные праздники. Вижу, никто из вас по-настоящему не любил. “Любовь — самая сильная из всех страстей, потому что она одновременно завладевает головою, сердцем и телом”. Я рад вам, друзья... Говорите, что хотите. Сегодня я не обижаюсь.

Эдуарду нечего было сказать. Он не любил философию. Люди за столом сидели образованные, и ему, с его начальным образованием, трудно было улавливать смысл разговора. Но он удивлялся графу Петру. Всегда молчаливый, граф от вина разговорился.

Николай хотел снова и снова говорить о любимой, но Гедеминов подошел к нему и предложил:

— Пройдемся немного.

Николай с досадой подумал: «Что ему до моего счастья?» — Но тут он вспомнил участие, которое принимал князь Александр в судьбе Эрики, и, устыдившись своих мыслей, вышел за ним на улицу.

Гедеминов сказал:

— Мы еще вернемся к столу. Завтра у вас с Эрикой свадьба и нам будет не до деловых разговоров. Есть одна неотложная проблема, которую я должен решить срочно. Вы способны меня понять?

— Конечно, я ведь еще не пьян — настроился Николай на деловой лад.

— Сейчас я познакомлю вас с одним человеком. Он спас честь вашей невесте, а возможно и... При этом он был на волоске от смерти. Вы, Николай, дадите ему рекомендацию в геологическую партию. Документы у него в порядке, я позаботился. У вас есть повар в вашей экспедиции?

— Что? — не понял Николай, у которого голова кружилась от вина и счастья.

— Повар в экспедиции есть?

— Да, конечно, женщина лет тридцати. Хорошо готовит.

— Она замужем?

— Нет, не замужем. Но почему вы спрашиваете?

— Вот они и составят пару.

— Вы уверены? — спросил Николай.

— Дело безотлагательное. Попусту я не стал бы портить вам праздник. А жениться этому человеку нужно срочно. Как в театре или в цирке: выбора нет. Женятся на своих. “Стерпится — слюбится”— так, кажется, гласит пословица? Моего протеже Анатолием зовут... Ему надо изменить фамилию на фамилию жены. Он любой женщине понравится... Я ручаюсь за него. Это мой воспитанник, — Гедеминов решил, что Николаю не обязательно знать настоящее имя Володьки.

Николай с трудом переваривал полученную информацию. Он уже знал, что Эрика была в большей опасности, чем он думал. И совершенно чужие люди рисковали жизнью ради его, Николая, счастья.

Гедеминов медленно проговорил:

— Вы сейчас стоите в центре огромной территории под названием КАРлаг — Карагандинские лагеря, своеобразная фабрика по уничтожению у человека духовных ценностей. Вы краешком прикоснулись ко всему этому, и вам страшно, признайтесь. Не стыдитесь.

— Да, конечно. Моя тетя Мари... Я тоже князь... Но я боюсь.

— Поэтому я прошу ответить мне на один вопрос. Вас вызывали в НКВД по поводу отправки в загранкомандировку?

— Да, так обычно делается.

— А Эрику?

— С ней тоже беседовали.

— О чем?

— Как водится, автобиография и другие формальности. Да вы, наверное, знаете.

— Понятно. Ведь вы давали подписку о неразглашении, правда? — Николай с удивлением посмотрел на Гедеминова.— Вы считаете это нормальным, когда вас агитируют шпионить и доносить на собственную жену?

— Но как вы узнали? — воскликнул Николай.

Гедеминов не ответил на вопрос, но продолжил:

— Вы князь по рождению, для чего вы женитесь? Хотите, чтобы Эрика была вашей собственностью, сколько позволит вам власть? А завтра оброните неосторожное слово, а может, и не оброните, а просто завистники скажут, что вы поносили Советскую власть, потому что какому-нибудь гаду захочется забрать у вас жену, как сделал подлец, ваш отчим? А если вас за измену, которую они придумают, расстреляют? Ваша жена, как член семьи изменника Родины, попадает в зону на пять лет? Молчите? Не понимаете? А все очень просто. Жизнь в Советском союзе — самая прекрасная для всех в целом, но не для отдельно взятого человека. Человек здесь бесправен. Примерьте-ка все, что я сказал, к себе и к своей жене.

— Да, это страшно, что вы мне сказали. Признаться, я чувствовал, что это всегда витает в воздухе. И когда там меня спросили, кого бы я выбрал — жену или Родину, я сказал: Родину, конечно. Я хитрил. За границу вырваться хочется,— начинал трезветь Николай.

— Зачем? — сурово спросил Гедеминов.

— Может, там дышать полегче будет?

— Дышать и там вам не дадут. За каждым вашим шагом следить будут. Не исключено, что из вашей жены захотят сделать шпионку. Красива, наивна, молода... Как чистый лист. Для начала подумайте, ехать ли, возвращаться ли назад. И кому вы измените в таком случае? В украинском языке есть слово “родына” с ударением на “ы”. И означает это не страну, где ты живешь, а семью. Семья — Родина. А предназначение мужчины — защищать семью, и делать это сообща, с другими мужчинами. Но сначала мужчина — защитник своей матери, жены, детей. У вас есть время подумать. Только Эрика сейчас наверняка не о свадьбе думает. Ей даже этот важный момент жизни отравили. Так будьте же рыцарем и живите в том обществе, в котором ее защитит и закон, и вы. Вот тогда я буду вас уважать, князь Володарский. Я вам помогу. Но об этом после. Вернемся к гостям. А этого человека я сейчас приведу к столу. Бояться его не надо.

Гедеминов привел рослого мужчину, представил его Николаю и сидящим за столом.

Николай протянул Володьке руку и почувствовал крепкое рукопожатие. Тот сказал:

— Я рад вас поздравить со счастливым браком!

На Володьку никто не обратил внимания, потому что опьяневший Эдуард рассказывал комичные истории из своей актерской жизни. Его перебивали другие актеры. Разговор снова зашел о женщинах. И столько было в нем юмора, что за столом раздавался гомерической хохот. Один из актеров обратился к Николаю:

— Может, вы еще девственник и не знаете, что делать с женой?

— Это я-то девственник? — хохотал Николай. — Да я... Да у меня их столько было!! Но теперь все. Теперь я буду верным мужем. Если бы вы знали, что это за чудо, моя невеста. Вот граф Петр знает! Он мне родственник. И все вы теперь мне родственники. Ах, я, кажется, совсем опьянел...


* * *

Утром за Николаем приехали мать с тетей Мари.

— Пора одеваться, сынок,— сказала мать и, заметив помятое лицо сына, воскликнула: — Господи! Как ты ужасно выглядишь! Быстрей приводи себя в порядок.

Из комнаты вышли Гедеминов с Эдуардом и граф Петр. Гедеминов обратился к Амалии и Мари:

— Доброе утро, дорогие дамы. Амалия Валентиновна, разрешите представить вам артиста цирка, замечательного человека, верного товарища, Эдуарда Майера. Может в любое время выехать жить в Европу. К тому же холост.

Эдуард улыбнулся Амалии и сказал:

— Буду счастлив поцеловать ручку прекрасной княгине. К сожалению, сейчас я должен заняться женихом. Я его посаженный отец. Заметьте, отец! — И его лицо озарилось улыбкой.

— У меня такое ощущение, что я сплю или оказалась в параллельном мире,— повернулась Амалия к сыну. Но сын ответил:

— Мама, жизнь резко повернула в другое русло, и мы должны стать другими, научиться жить с нуля.

— Мне почему-то хочется остаться в привычном мире, не люблю перемен,— задумчиво ответила Амалия. И незаметно посмотрела на Эдуарда.

— Машина судьбы завертелась, мама, и теперь уже ничего изменить нельзя. Все пойдет как пойдет. Я не сопротивляюсь, и тебе не советую,— сказал сын.

— Ну, ты, конечно, не сопротивляешься. Влюблен по уши...

— Мама, не прибедняйся. Тебе тоже повезло. Вместо сварливой невестки ты получаешь любящую дочь.

— Пора одеваться, невеста ждет. Тебя Адель поведет к венцу,— перебила его мать.

— А невесту — князь Александр,— сказала подходя Адель.

Эдуард придвинулся к Николаю и вдруг хитро спросил:

— А может вы раздумали жениться? Вчера вы нам это сказали.

Все засмеялись, а Николай, довольный, ответил:

— У меня брачное свидетельство уже в кармане. Но сегодня нас обвенчают, и Эрика действительно станет мне женой.


* * *

Николай увидел старца, облаченного в рясу. Мать шепнула ему:

— Кажется, я присутствую на каком-то тайном собрании. Кругом говорят по-французски и по-немецки, священник... Я успела все это забыть. Если кто-нибудь узнает об этом, мы с тобой, Коленька, полетим с работы и из партии. Я боюсь. Тогда ты никуда не поедешь. Пропадем мы с тобой, сын! Нас посадят в тюрьму.— Но сын ее не слышал.

— Кто же расскажет? — спросил Эдуард, оказавшись рядом с Амалией.

Из комнаты Гедеминов вывел Эрику. Николай пошел было навстречу и вдруг окаменел. Эрика не вышла, она выплыла царственной походкой, вся в белом: в пышном платье и длинной фате, которая делала ее еще прекрасней. Сердце Николая бешено забилось. Эрика сияла от счастья.

Их подвели к старцу, и Николай услышал: “Венчаются раб Божий князь Николай Володарский и раба Божья баронесса Эрика фон Рен...” Старец нарочно назвал их титулы и настоящие имена, отходя от канона. Над их головами держали венцы, изготовленные Гедеминовым. Адель протянула старцу кольца. Счастье распирало Николаю грудь. Он плохо слышал то, что говорил старец. “Объявляю вас мужем и женой. Поцелуйтесь, дети мои”, — дошло до его сознания, и Николай, повернувшись к Эрике, посмотрел в ее черные как ночь глаза и бережно поцеловал. Эрике же хотелось крикнуть:

— Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!

Она посмотрела на Николая и прошептала:

— Я счастлива до неба. Если бы папа видел! — И поискала глазами мать.

— Поздравляю, князь,— подошел первым к Николаю Гедеминов.— Поздравляю, Эрика,— сказал он падчерице.

— А вот подарок молодой княгине,— и Эдуард надел Эрике на пальцы перстень, потом протянул ей еще несколько коробочек. Эрика уронила подарки. Амалия Валентиновна нагнулась за ними, но Эдуард опередил ее, и их руки соприкоснулись. Одной рукой Эдуард собирал драгоценности, другой попытался задержать руку Амалии. Их взгляды встретились. Она выдернула руку и быстро поднялась, чтобы скрыть смущение, а потом ехидно спросила:

— Где же вы такие сережки достали? Прямо царский подарок! Наследство от бабушки?

— Моя бабушка была очень богата, и все оставила мне, единственному внуку, — в том же тоне ответил Эдуард.

Посмотрел Амалии в глаза и уже серьезно сказал

— Вы действительно восхитительны.

“Врет артист, но слушать его приятно”, — подумала Амалия.

В это самое время Адель застегивала на шее дочери колье и шептала:

— Я так счастлива за тебя!

И Амалия наконец оказалась рядом с сыном.

— Поздравляю, сынок. Будьте счастливы. Поздравляю, Эрика, — поцеловала она невестку. Но ей стало вдруг так одиноко.

Подошел Эдуард, взял ее за руку.

— Молодые заняты только собой,— сказал он,— и я, пользуясь случаем, хочу поговорить с вами. Я не молод. Вы же прекрасная женщина. Может, я не имею право...

— Ну что вы! — смутилась Амалия. — Мне много лет. Но Эдуард будто бы не слышал этих слов и продолжал:

— Знаю, что это дерзко, и не прошу моментального ответа. Вот при всех встаю перед вами на колени. Будьте моей женой и поедем со мной за границу. У меня вызов в Германию. Обвенчаемся сейчас, пока священник здесь. И преклонил колено.

— Что вы! Встаньте, пожалуйста! — смутилась Амалия Валентиновна.

Но все зааплодировали, громче всех Николай. Эдуард, поднявшись с колен, сказал ему:

— Князь Николай, я прошу руки вашей матери.

Николай улыбался, и Эдуард уже тихо сказал Амалии:

— Только не говорите мне сразу “нет”. Все остальное меня устроит. Сейчас я займусь своими прямыми обязанностями, сяду за стол рядом с женихом, теперь уже мужем. Вас же прошу помнить — я не откажусь от своих слов. Вам, прекрасная Амалия, придется меня убить — только таким способом вы освободитесь от меня. И не говорите, что мы не знакомы. На это у нас нет времени, мне нужно уезжать за границу. Но без вас я не хочу ехать...


* * *

Свадебное торжество шло полным ходом. Адель пригласила из больницы трех медсестер — они должны были во главе с Надей обслуживать столы. Графиня Мария Ивановна инструктировала молодых девушек: как, когда и какие блюда подавать — и занималась украшением стола. Гедеминов привез из театра музыкантов. Но после венчания молодых он снова исчез. Заиграли вальс для молодых. Николай танцевал с женой. Эрика кружилась легко и непринужденно.

Амалия Валентиновна поймала себя на мысли, что это тот же вальс, который играли на ее свадьбе. Она так же, как Эрика, кружилась с мужем, задыхаясь от счастья. И к своему удивлению вспомнила, что и тогда все боялись прихода чекистов. Слезы навернулись ей на глаза. И тут Эдуард поклонился ей и пригласил на вальс. Он легко вел ее по зале, обходя другие пары.

— А где же хозяин дома? Я его не вижу — спросила его Амалия, чтобы хоть что-то сказать. Уж слишком напорист был этот цирковой артист.

— Зачем он вам? Я ревную,— предупредил ее Эдуард и ответил: — За цыганами поехал. Они каждое лето до зимы свои шатры разбивают за озером.

— Настоящие цыгане?

— Настоящие, у каких любил бывать Пушкин. А вот и князь.

В зал вошел Гедеминов и поднял руку. Музыканты остановились. Он повернулся к двери, сделал знак рукой — и с песней вошли цыгане. Они закружились вокруг молодых, и Амалия не знала, куда ей смотреть. Эта дворянская свадьба среди недостроенных стен, князь, который важно появляется то в одном, то в другом месте и приковывает к себе всеобщее внимание, счастливый сын, прижимающий к себе юную жену,— ей казалось, что это сон. Вот-вот она проснется и окажется в унылой советской действительности на партийном собрании. Ей не хотелось просыпаться. Музыка смолкла, и к Эрике подошла старая цыганка. Она сказала: “Вот мы и встретились, красавица. Пора расплачиваться. Я говорила тебе, за князя замуж выйдешь? Я говорила, богатая будешь? Помнишь, ты мне ручку позолотила, одну копейку дала? Снова ручку позолоти, остальное скажу”.

— А у меня нет денег,— удивилась Эрика тому, что у нее снова не было денег.

Старя цыганка засмеялась:

— Посмотрите на нее! У нее ничего нет! Она бедная!

Эрика посмотрела на свои пальцы с перстнями. Сняла один из них и положила на раскрытую ладонь старухи.

Цыганка снова засмеялась:

— Ну вот, а ты говорила. Теперь действительно позолотила. Счастливой будешь с таким мужем. Дальняя дорога ждет вас, а обратной дороги нет.

Она отошла от молодых и направилась к своим. Амалия остановила цыганку:

— Вы действительно ясновидящая? Тогда скажите, чего мне от жизни ждать? Вот вам деньги...

— А ты короля своего спроси. Ты не знаешь, тогда за ним иди и за сыном своим. В дальнюю дорогу, добрую дорогу собирайся. Не пожалеешь, — ответила старая цыганка.

«Как она узнала?!», — поразилась Амалия.

Снова заиграл вальс. Цыгане сели в углу, что-то обсуждая. Николай пригласил на вальс Адель. Гедеминов легко вел в танце Эрику. Эрика шепнула ему:

— Спасибо, что танцевать научили, а то бы мне сегодня стыдно было. За все вам спасибо. Я такая счастливая! Я хочу вас поцеловать, можно? — Гедеминов, улыбаясь, подставил щеку. Эрика поцеловала его и оглянулась, ища глазами Николая. Танец закончился. Эдуард остался рядом с Амалией и вдруг перехватил ее взгляд, брошенный в сторону Гедеминова.

— Вы смотрите на князя Александра,— возмущенно прошептал он Амалии.— И уже громче: — Ничего, я вас от него увезу. Поверьте, я знаю его сдетства. Мы вместе отбывали долгий срок в лагере. Там был свой театр и множество актрис. И князь Александр их всех перебрал.

— Не сплетничайте, Эдуард, на него это вовсе не похоже.

— Он притворяется. Я правду вам говорю, он паинькой не был никогда. Если он не видел женщины, то шел на ее запах.

— Вы, Эдуард, жестокий, сколько наговорили.

— Правда, потом он влюбился и присмирел.

— А вы?

— И мне доставались крохи с его стола. Женщины часто меня оставляли, а других я сам оставлял, не жалея. А теперь увидел вас и счастлив. Поедем со мной в Германию. Знаю, я и мизинца вашего не стою, но хотя бы ради вашего сына.

Амалия слушала его, все еще смущенная словами старой цыганки. А цыгане еще долго пели и плясали, пока Гедеминов не проводил их.

За столы сели поздно. Тут же был священник в цивильной одежде, и это немного успокоило Амалию. Она опасалась, что даром такое не пройдет. Но все было спокойно. И веселье продолжалось.

Под утро разъехались по домам, оставив молодых одних. Амалия вдруг поймала себя на мысли, что думает об Эдуарде:

— А может, цыганка действительно ясновидящая? — И она снова украдкой посмотрела на Эдуарда. Он поймал ее взгляд, улыбнулся и поклонился ей на прощание, пожелав спокойной ночи.

К обеду собрались снова, но уже только своей семьей, без посторонних. Никто не заметил перемен в поведении молодоженов. Эрика не смущалась, только влажный блеск в ее глазах говорил о влюбленности. Она благодарно прижималась к мужу. Эрика боялась насмешливых взглядов и грязных намеков, которыми обычно награждали на фабрике девушек после первой брачной ночи. И граф Петр, и Эдуард, и Гедеминов слышали вчера высказывания Николая. Теперь они могли убедиться, что он сдержал слово и держался благоразумно в отношении к неопытной жене.

Гедеминов начинал уважать Николая. Он увидел в нем мужчину, способного поступиться своими желаниями во имя будущего своей семьи.

А Николай нашел Адель и сказал:

— Мы с Эрикой сегодня уезжаем в Москву. А мама еще побудет у вас.

— Прежде, Николай, поговорите с Александром Павловичем. Ему что-то надо сказать вам, —напомнила ему Адель.

— Ох,— вздохнул Николай,— он слишком строг.

— Но справедлив,— напомнила Адель и предложила Эрике задержаться. Адель повела дочь в комнату и сказала:

— Николай подождет. Мне надо сказать тебе что-то очень важное. Возьми, дочка, записную книжку. Это ты должна записать, чтобы запомнить и не забывать никогда. Послушай, что сказал древнегреческий философ Пифагор. Записывай: “Благоразумная супруга! Если желаешь, чтобы муж твой свободное время проводил подле тебя, то постарайся, чтоб он ни в каком ином месте не находил столько приятности, удовольствия, скромности и женственности”. И второе (это сказал Плутарх): “Следует избегать столкновений мужу с женой и жене с мужем везде и всегда, но больше всего на супружеском ложе... Ссорам, перебранкам и взаимному оскорблению, если они начались на ложе, нелегко положить конец в другое время и в другом месте”. Записала?

— Записала, но ничего не поняла,— удивилась Эрика.

— Я же сказала, что тебе надо выучить это наизусть, и пусть эти строчки иногда приходят тебе в голову. А поймешь все потом. Девочка, ты не росла со мной и жизни не знаешь. Слишком поздно, я тебе уже, кроме советов, ничего дать не могу... Узнай еще один маленький женский секрет: выпей на ночь воды.

— Для чего, мама?

— А чтобы ночью сработал “звонок”. Ты встанешь, приведешь себя в порядок, почистишь зубы и свеженькой вернешься к мужу.

— Но мама, я же тогда проснусь!

— Нет, проснется муж. Он утомит тебя ласками, и ты заснешь сладким сном. А утром будешь свежа, как майский цветок. Я — твоя мама, люблю тебя и хочу тебе добра. Будь счастлива, доченька! Давай обнимемся и присядем на дорогу. Смотри, муж не должен видеть твои записи. Это наши женские тайны, если мы хотим, чтобы нас любили те, кого мы сами любим.

Мать и дочь обнялись. Слезы дрожали на ресницах Адели.

— Иди простись с братьями. Мы поедем вас провожать,— отпустила она дочку, тяжело вздохнув. Неизвестно, когда они теперь увидятся, но Адель крепилась. Ей не хотелось отравлять слезами счастье дочери.

Между тем Гедеминов радостно сказал Николаю:

— Что ж, теперь вы мне вроде сына. Договорим?

— Договорим,— согласился Николай.

— Запомните адрес моих в Париже. Сначала обратитесь к моему брату Илье. Он ученый, химик. Скажите брату, чтобы он был в Москве восьмого марта в час дня по московскому времени у входа в Казанский вокзал. Я буду одет, как сибиряк, в меховой шапке-ушанке и белом полушубке. В руке у меня будет журнал “Огонек”. Мы давно не виделись, но пусть сдержит эмоции. Ему надо кого-нибудь взять с собой, чтобы сбить слежку с толку. Вы же знаете, за каждым иностранцем наблюдают и никто из советских людей не может разговаривать с ним безнаказанно и без последствий для себя. Спутник моего брата должен обнаружить слежку и отвлекать того, кто будет следить, задавая вопросы типа: как пройти, как проехать в отель, заблудился, мол, и так далее. Брат должен идти за мной, пока я сам не подойду к нему.

— Передам все слово в слово. Восьмого марта, в час дня, у центрального входа в Казанский вокзал. Светлый бараний полушубок, светлая меховая шапка,— повторил Николай.

— Гуляйте с Эрикой всегда вдоль забора посольства, — продолжал Гедеминов. — Где и в какое время увидите Эдуарда, там и будьте, на этом же месте, каждый вечер, как только сможете. Документы и драгоценности всякий раз берите с собой. А если у вас заберут паспорта, что вполне может случиться, бог с ними. Когда встретитесь с Эдуардом, доверьтесь ему. Он доставит вас во французское посольство. Там напишите заявление, что хотите остаться.

— А моя мать? Как же она? Мы что же, не увидимся больше? — с грустью спросил Николай.— Каково будет ей узнать, что я изменник Родины?

— Она поедет с Эдуардом.

— Как вы уговорите маму? Вы с ней разговаривали?

— Цыганка помогла. Мама любит вас и хочет быть рядом с вами, в Европе.

— Да, но там к нам тоже кого-нибудь прикрепят, будут следить за нами. Я понял это сразу. Вряд ли мы сможем сбежать.

— Конечно. Но я посылаю Эдуарда не зря. Он вашему работнику подбросит часы, как будто тот у него их украл, или что-то другое. Эдуард в этом вопросе мастак. Поднимется скандал, полиция будет рядом. Вы уже будете далеко. Вот вроде и все.

— Прощайте, князь, век не забуду того, что вы для нас сделали.— Николай обнял Гедеминова.

Эрика тоже всех обнимала и целовала, не понимая, что эта разлука надолго, и Адель старалась запомнить счастливое лицо дочери, хотя слезы так и просились наружу.

Молодых проводили на сомолет. С ними до Москвы летел Володька. Оттуда он должен был с рекомендациями Николая лететь в Тюмень.

Адель, проводив Эрику, расплакалась.

— Ну что ты, дорогая? Радоваться надо. Все хорошо, — утешал ее муж.

— Я ее опять потеряла,— обреченно ответила Адель.

— Ну, это даже сравнивать нельзя с прошлой потерей. Надо надеяться, что она будет счастлива теперь... — говорил Гедеминов, радуясь тому, что все идет по плану.

Проводили в Германию Эдуарда с Амалией. Валерия они усыновили. Тот был рад отъезду несказанно.


* * *

Николай открыл ключом дверь своей квартиры, пропустил Эрику в прихожую, зашел следом за ней, зажег свет и остолбенел. Вся прихожая была уставлена цветами. Кругом лозунги и недвусмысленные обращения к молодым. Тоже самое они обнаружили в кухне, гостиной и спальне. На белоснежном шелковом покрывале лежала красная роза. Николай загнул угол покрывала — под ним была темно-синяя атласная простыня.

— Все предусмотрели — сказал довольный Николай и подумал: мать по телефону сообщила друзьям семьи об их приезде.

Прозрачный намек на постель смутил Эрику. Она вывернулась было из-под руки Николая, чтобы покинуть спальню. Но он задержал ее, обеими ладонями охватил ее лицо и заглянул в глаза так, что сердечко Эрики замерло, и спросил:

— Оправдаем ожидание наших друзей? Я выполнил свое обещание в свадебную ночь. Это далось мне нелегко. А ты? Ты исполнишь мою просьбу?

— Да — прошептала Эрика опустив ресницы.

— Тогда я первый приму душ и буду ждать тебя в постели. Сама понимаешь, дальше так продолжаться не может, мы муж и жена, — и отпустил ее.

В ванной комнате Эрике бросилась в глаза коробка, на которой было ее имя. Она с удивлением открыла ее и обнаружила там тонкое, почти невесомое шелковое белье, шитое кружевами. Ей захотелось сразу же примерить его. Но она решила принять сначала душ и, зная, что ее ждет в постели Николай, мылась так долго, что обессилела. Потом вытерлась и, примерив белье, протерла запотевшее зеркало и снова смутилась, увидев себя в белье, которое, возможно, купил для нее Николай. Налюбовавшись на себя в зеркале, Эрика не торопилась покидать ванную комнату, теша себя надеждой, что Николай с дороги устал и, может быть, уже уснул. Еще раз вздохнув, она накинула на себя халат свекрови, собираясь застегнуть его на все пуговицы, но таковых не оказалось. Он просто запахивался, а поясок где-то затерялся.

Однако время вышло, и дальше сидеть за задвижкой ванной комнаты было нельзя. Она обещала Николаю прийти в спальню.

Эрика на цыпочках подошла к двери, на минутку задержалась, потом медленно открыла дверь, робко зашла за порог, и со страхом посмотрела в сторону постели.

Николай не спал. Он лежал и курил. Увидев Эрику, засмеялся, потушил сигарету, протянул ей руку и сказал: «Иди ко мне. Зачем ты надела этот халат? Ну иди же! Дай руку.

Эрика, придерживая одной рукой халат, робко издали подала Николаю другую. Он притянул ее к себе, и она упала в его объятия. Левая рука ее оказалась зажата плечом Николая, а другой, забыв про халат, Эрика отчаянно пыталась защитить недозволенные места, которые Николай успевал покрывать горячими поцелуями. В миг он оставил ее в чем мать родила. Пока она защищалась и отталкивала его, рука Николая скользнула вниз по животу. Эрика безуспешно пробовала остановить его руку. И когда ей это не удалось, она в отчаянье выдохнула: «Какой... ты бессовест...» Но Николай уже жадно целовал ее крепкие губы. Эрика последним усилием воли пыталась остановить неведомое ей ранее чувство. Но Николай своими ласками только сильней разжигал в ней этот костер. И уже трепеща всем телом, она сдалась. И таинство объединения двух жизней в одну окончательно скрепило узы их брака.

Николай, испытавший невыразимое счастье обладания любимой, понял, почему придают такую цену девичьей чистоте, когда ты можешь наблюдать на брачном ложе пробуждение юного существа, его чувственности. И он знал, что с этого дня для них обоих наступит время полного упоения чувств, когда этому будет сопутствовать и доверие, и любовь, и проблески неземного блаженства.

Утомленная любовью Эрика заснула в объятьях мужа.

Николаю нужно было подняться, и он осторожно снял с плеча головку жены, аккуратно положил ее на подушку, поцеловал Эрику в висок и поднялся с постели.

Уже окончательно рассвело. Обвязавшись полотенцем, Николай вышел на балкон покурить. А когда вернулся, чтобы заснуть блаженным сном рядом с женой, места уже не было. Эрика по-детски раскинулась поперек широкой кровати, положив руку под щеку, слегка подтянув одну ногу к животу. Ее длинные золотые волосы веером рассыпались вокруг головы. А мраморное тело на темно-синей атласной простыне казалось изваянным самим Господом Богом. И когда до Николая дошло, что она дарована ему на все времена, на глаза его навернулись слезы.

Он пошел в спальню матери. Принес постель и расстелил ее рядом с кроватью. Затем укрыл Эрику легким покрывалом, вздохнул и лег на пол, сразу же провалившись в сон.


* * *

Между тем время выезда в Алжир все приближалось. Николай понимал, что их ждут перемены и, возможно, не лучшего порядка. В различных инстанциях им постоянно внушали, что они советские люди и вести себя за рубежом должны только в соответствии с инструкциями и никак иначе. Волна внутреннего протеста поднималась в душе Николая. Сколько еще придется терпеть это. — «Вы советские люди» — мы божьи, а не советские. И Эрика не советская женщина, а его, и только его супруга, — возмущалось все в нем, и он разрабатывал план побега уже из Алжира, на тот случай, если Эдуарду не удастся им помочь.

Настал день вылета. И когда самолет был уже в воздухе, Николай прижал к своему плечу золотую головку жены и, облегченно вздохнув, подумал: «Мы на пути к свободе».


* * *

Гедеминовы подписались на все центральные газеты и ждали весточку от Эдуарда. В том случае, если побег молодых из Алжира удастся, советские центральные газеты сообщат об этом. Эдуард должен был написать в “Известия” письмо о том, как “плохо” живется в Германии вновь прибывшим немцам. Текст заранее оговорили, конечно, с расчетом, что газета добавит что-нибудь и от себя.

Наконец в январе следующего года дождались. “Изменник Родины”— гласила большая статья в столичной газете. Клеймили позором доктора геологических наук Плотникова Николая, попросившего убежища во французском посольстве. О нем писали сотрудники Центрального геологического управления, сотрудники института. Вспоминали его дурные качества, моральную неустойчивость, его карьеризм и многое другое, чем обычно клеймили желающих вырваться на свободу. Удивлялись, как власти прозевали и выезд матери изменника Родины. Здесь явно был хорошо продуманный план, строили догадки журналисты.

Огромный груз упал с плеч князя Гедеминова.

— Это первая ласточка,— сказал он радостно жене и добавил: — Это хорошо. И нам не нужно больше прилагать никаких усилий. Все пойдет само собой. Мы вырвемся на волю вместе с детьми, если даже на это уйдет десяток лет. А пока будем жить, обустраиваться и просто радоваться каждому новому дню. Это счастливое событие мы с тобой вдвоем отметим в ресторане.