М. Шрейн, «Эрика», редактору
Вид материала | Рассказ |
СодержаниеМать Николая |
- Л. К. В лаборатории редактора содержание: от автора замечательному редактору, редактору-художнику,, 4159.25kb.
- Доклада, 31.92kb.
- Чак Паланик. Незримые Твари, 2242.77kb.
- Методические рекомендации для медицинского прибора биорезонансной терапии "deta brt", 1596.48kb.
- Эрика Берна «люди, которые играют в игры», 72.4kb.
- Сол Беллоу. Герцог, 4565.67kb.
- Проект для студентів 2 курсу фізико-математичного факультету відділення «фізика», 44.43kb.
- Политика глобального господства: от ХХ к ХХI веку, 1553.1kb.
- Федеральная служба по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды, 108.66kb.
- Сэнфорд Гринбургер Ассошиэйтс и редактору Джейми Рааб из «Уорнер Букс». Без них эта, 3025.92kb.
Мать Николая
Николай вернулся в купе, Эрика спала спокойным сном ребенка. Николай сел рядом и долго любовался ею. Ему хотелось запомнить эти последние дни ее детства. Потому что она действительно была большим, напуганным жизнью ребенком.
— Спи, теперь дракон не придет — ни во сне, ни наяву, — прошептал он, и волна нежности накрыла его так, что слезы навернулись на глаза.
Подъезжали к Москве. Эрика прижалась к Николаю и снова сказала:
— Я боюсь твоей мамы. Хорошо бы жить с тобой в лесу, ты и я, и больше никого.
— Моя мама — золотой человек. Успокойся, она тебя не обидит,— заверил ее Николай. — Ты просто сильно напугана. Это пройдет. На свете много очень хороших людей.
* * *
От вокзала ехали на такси не долго. Поднялись по лестнице на второй этаж. Эрика боялась подходить к двери.
— Подожди немного,— сказала она, переводя дух.— Что мне делать? Снова объяснять, почему я Эрика и Ирина Рен одновременно? Мне не хочется. Я это ненавижу. А если отругает тебя за то, что ты на немке женился?
— Тогда я ей напомню, что ее мать тоже была немка, и тоже баронесса.
— Правда? — уже веселее спросила Эрика.— Тогда почему ты князь?
— Это по отцу я князь. Ну же, смелей!
Николай позвонил. Эрика спряталась за его спину. Мать открыла.
— Николенька! Родной! Поздравляю тебя! Тебе даже не пришлось защищать докторскую... Тебе ее зачли автоматом! Я так рада! — поцеловала она сына.
— Здравствуй,— тоже поцеловал мать Николай.— Я не один.— Он потянул Эрику за руку. Она возникла из-за его широкой спины.
— Мама, это моя жена. — сказал он с гордостью.
Мать опешила. Девочка стояла, красная от смущения.
— Здравствуйте,— тихо, не поднимая головы, проговорила она.
— Мама, отведи ее в ванную. Мы с дороги и устали. И покажи ей ее комнату,— сказал Николай матери.
— Вашу комнату,— рассеянно поправила его мать. Она все еще ничего не понимала.
— Нет, ее комнату,— подтвердил сын.
Мать наконец нашлась:
— Господи она же ребенок! Сколько ей лет? Как же тебя угораздило? Или это твоя очередная шутка, сын?
— Мне восемнадцать исполнилось, — торопливо сказала Эрика. Но мать продолжала, обратившись к Николаю:
— Ей не дать этих лет. А я гостей пригласила по случаю твоей успешной защиты докторской диссертации и приезда... Как же теперь быть? Признаться, ты меня поразил.
— Мама, не волнуйся, Эрика юная, но и это пройдет. Дай Бог, чтобы это случилось не скоро.
Мать обняла Эрику за плечи и сказала:
— Пойдем девочка со мной.
Она показала ей ее комнату и ванную, потом вернулась, села за стол и спросила сына:
— Все в порядке, Николенька? Ты действительно зарегистрировался с ней? Кто она?
— Мама, она родилась в Москве. Это маленькая Эрика фон Рен, потомок того самого фон Рена, соратника Петра I. По документам она Ирина Рен. Они с матерью перед самой войной поехали на Кавказ отдыхать. А тут война. Мать оставила ребенка своей золовке, а ее саму пешком вместе с другими немцами погнали в Казахстан. Они потерялись. Недавно мать ее нашла. Извини, я устал и ничего больше рассказывать не буду. Добавлю, мне было все равно, как ее зовут и какой она национальности. Я влюбился, мама, понимаешь?
Мать поразилась:
— Ты влюбился? Сын, что я слышу?! Я не узнаю тебя!
Николай обиделся:
— Не такой я бесчувственный чурбан, мама.
— Эта девочка сейчас купается в ванне, в слезах тех женщин, которых ты бросил,— сказала насмешливо мать.
— Не мог же я на всех жениться? — удивился Николай.
— Так почему комнату ей приготовить? Я не поняла. Вы же женаты.
— Мама, она мне только по бумагам жена. Так получилось. И я не хочу торопить события. Она должна ко мне привыкнуть. Понимаешь, Эрика воспитывалась в закрытом заведении, жизни не знает. Кроме того, свадьбу мы сыграем там, у ее матери. И тебе придется взять отпуск. Женой она станет мне после свадьбы... и...
— Конечно, как скажешь. Но на тебя это не похоже.
— Приготовься к тому, что там мы с Эрикой обвенчаемся. Я не могу тебе всего рассказать. Так надо. Да и тетю Мари повидаешь. Не такие уж они и страшные, эти бывшие заключенные. Князья... графы...
— Как обвенчаешься? Да ты себе всю судьбу сразу поломаешь. И что ты узнал от тетки? Она тебе рассказала? Что она тебе рассказала? — волнуясь, задала мать сразу несколько вопросов.
Николай ответил:
— Сначала я сам в ее архив заглянул. Долго разбирался. А потом и тетя Мари проговорилась. Вот так, княгиня Володарская. Скрывала все от собственного сына.
— Да тише ты! Услышать могут. И что, теперь ты меня в чем-то будешь винить? Скажи спасибо, что живем.
— Нет, мама. Я тебя не виню. Ты спасала меня. Только я теперь по-другому смотрю на вещи. И жить буду с другим сознанием. А не с навязанным мне. Поедешь и увидишь, наших уцелевших дворян загнали в Азию. А Москву Швондеры и Шариковы заняли, бывшие рабфаковцы. Я начинаю понимать, что сделали с Россией.
— Это они тебе глаза раскрыли на прошлое? Коленька, прошу тебя, надо молчать, а то в лагерь загремишь.
Но Николай продолжил:
— Родственники Эрики поразили меня своей порядочностью. А нас окружают всякие недоучки. Предупреждаю тебя, если мне станут строить препоны, я уеду с женой в Казахстан и останусь там навсегда, не нужна мне заграничная командировка. Я не хочу больше разговаривать шепотом о том, что наболело и зависеть от этой выскочки из народа. В степи буду жить.
— Ты имеешь в виду Зоиного отца? Так его сняли с работы. И тебе ничего не грозит. А Зоя уже дважды звонила сегодня. А теперь приедет без звонка. Она жаловалась, что ты не отвечал на ее письма. А почему не отвечал?
— Потому и не отвечал. Влюбился в Эрику сразу, как увидел ее. Мама, ты любила? Представляешь ли ты, что я чувствую. У меня будто крылья выросли, я все могу!
— Когда я должна быть готова выехать в Казахстан? — вздохнув спросила мать.
— Дней через пять-шесть. Кстати, вот деньги. Купи все, что нужно мне, себе и Эрике. Все, и свадебное в том числе. Пока я буду по инстанциям бегать, вы с Эрикой — по магазинам и ателье. Ничего не спрашивай у нее. Лучше сама рассказывай что-нибудь. В зоопарк своди ее. Дочь она теперь тебе. Привыкай. Ну вот, Эрика ушла в свою комнату, а я пойду в ванную. Ох, отмоюсь! Меня эта безводная степь утомила,— и Николай скрылся за дверью ванной комнаты.
* * *
Матери Николая, Амалии Валентиновне, было 50 лет. Она работала директором научно-исследовательского института и давно не имела дела с зеленой молодежью. И теперь она была в полной растерянности. Как вести себя с этой девочкой, которая к тому же еще и дичится? Амалия Валентиновна была готова к отношениям, пусть даже враждебным, с той, другой, в которой видела только лицемерку, желающую удачно выскочить замуж. Подумав немного, она решила: “Что ж, буду просто естественна, и больше ничего”. И с этой мыслью она постучала в комнату Эрики:
— Можно?
— Да, конечно,— ответила Эрика, и Амалия Валентиновна отметила, что у невестки удивительно мелодичный голос. Амалия зашла и сказала:
— Пойдем девочка на кухню. Николай выйдет из ванны, и мы сядем за стол. Вечером у нас будет ужин по поводу защиты Николаем докторской. Мы им объявим о вашей помолвке и свадьбе. Вы с Николаем — хорошая, красивая пара, вы любите друг друга. А значит, все будет хорошо. И смущаться не надо. Ты очень хороша! Как будут завидовать Николаю! — улыбнулась невестке Амалия. И подумала: «Вот она, достойная супруга моему сыну, князю Николаю». Нет, Амалия не забыла своего княжеского происхождения. Но вспоминать об этом лишний раз ей было ни к чему.
Когда сели за стол, позвонили в дверь.
— Это Зоя, иди — сказала мать Николаю.
Николай пошел открывать. Эрика видела, как пришедшая бросилась на шею Николаю со словами: “Наконец-то приехал!” Амалия Валентиновна посмотрела на Эрику. Та с улыбкой наблюдала эту сцену. Мать подумала: “Господи, совсем ребенок! Она даже не подозревает о том, что происходит”.
Николай снял руки Зои со своих плеч и сказал:
— Проходи, я познакомлю тебя с моей женой.
— Что?! — поразилась Зоя.— Я не ослышалась?
Амалия Валентиновна, встав из-за стола, вышла в переднюю, прикрыв за собой дверь.
— Зоенька, так уж получилось. Николенька женился. Для меня это тоже неожиданность. Проходи, гостем будешь.
— Значит, отца сняли с работы, и ты сразу от меня отказался... Вот так? И где это ты ее подобрал? — ехидно и зло спросила Зоя.
— Нет, Зоя. Я не знал о твоем отце. Так получилось. Новые места...
— Ну да, новые девушки...
Амалия Валентиновна поменяла тему.
— Зоя, если хочешь, проходи и познакомься с женой Николая, но пожалуйста, без сцен. Уже ничего изменить нельзя. Он приехал только на шесть дней, и мы вместе уедем. Можем же мы остаться друзьями. Да ты и сама знаешь — не стоит он тебя, бабник. Пусть с ним другая мучается. Тебе радоваться надо, проходи.
Немного растерянная Зоя зашла в столовую. Амалия Валентиновна представила их:
— Это Зоя. А это жена Николая, Эрика.
Эрика догадалась улыбнуться и сказать:
— Очень приятно.
“Однако,— подумала Амалия Валентиновна,— она знает или чувствует, как надо себя вести в таких случаях”. Зоя тоже поздоровалась и села за стол. Говорила в основном Амалия Валентиновна и только об общих знакомых. Потом Николай рассказывал о сайгаках, об охоте на них, расписывая, какое вкусное мясо у молодого сайгака. Зоя сидела с постным лицом и наконец сказала:
— Ну, спасибо за угощение, я пошла. До свидания всем. Николай, ты меня проводишь?
У двери Зоя прошептала:
— И что ты, дурачок беспутный, будешь делать с этим ребенком? Заходи лучше ко мне, насладимся любовью, как прежде. Приходи,— умоляюще повторила Зоя.— Ну, Николай, пожалуйста. Тебе ее еще обучать надо. А нам с тобой всегда хорошо было. Приходи, когда она уснет.
Николай холодно ответил:
— Мне со всеми женщинами было хорошо. Но это в прошлом. Иди, Зоя, и не держи зла на меня. Я не зайду. С этим покончено раз и навсегда. Я люблю свою жену.
Зоя покраснела от злости, слезы навернулись ей на глаза. В сердцах она ушла, сильно хлопнув дверью.
Николай вошел в столовую, и Эрика улыбнулась ему своей полудетской солнечной улыбкой. “Нет,— сказал себе Николай.— Ее доверие я не обману”. И тоже улыбнулся юной жене. Глядя на них, улыбнулась мать, и радостная атмосфера воцарилась в доме.
* * *
Для Николая начались суматошные дни. Он бегал в райком партии, в организации, занимающиеся отправкой за границу, в комитет государственной безопасности. И наконец вызвали Эрику. Николай напутствовал ее:
— Тебе надо говорить одно: мне было три года, когда началась война, родителей не помню, скиталась, попала в детский дом, потом на фабрику. Все это будешь писать и в автобиографии. И ничего другого. Только то, что в твоих бумагах.
Николай говорил спокойно, и Эрика была рада, что не надо ничего никому объяснять. Есть бумаги, и слова не нужны. Николай предложил матери одеть Эрику, как простую работницу. Платье поскромней и косыночку на голову. “Им нужна дурочка из рабочего класса. Так почему не угодить?”— усмехнулся он.
В органах безопасности Эрика понравилась. Какие-то мужчины долго экзаменовали ее по уставу комсомола, задавали глупые вопросы о том, каких героев войны знает, какие книжки читает, и Эрика ответила им то, что они хотели услышать, а не то, что думала на самом деле. Наконец ее спросили:
— Ну, а что такое предательство, ты знаешь?
— Нет,— ответила Эрика.
— А если тебе предложат Родину предать, как ты поступишь?
— Нет, Родину я не предам,— ответила Эрика, не понимая, о чем идет речь и как можно предать Родину.
— А если заметишь, что кто-то работает на иностранную разведку, что ты должна делать?
— А как это? — удивилась Эрика.
— А если твой муж захочет предать Родину, что ты сделаешь?
— Я его сразу брошу, а потом напишу куда надо,— сказала она уверенно. И подумала: “Как бы не так, брошу...”
— Ну, хорошо. До этого, может, и не дойдет. А пока распишись здесь, что никому не расскажешь о том, о чем здесь говорилось. Будь умницей за рубежом, может, даже сотрудничать с нами будешь. Представляешь, какое доверие тебе Родина оказывает? А пока научись молчать и хранить тайны.
— И даже мужу не говорить?
— Даже мужу. Языки какие-нибудь знаешь?
— Только русский.
— Понятно. Откуда знать ей иностранный. Пусть едет,— сказал пожилой.— Обучим. Она — хороший материал.
— До свидания,— сказали Эрике, и она вышла на улицу.
Там ждал ее Николай. Эрике показалось, что на нее дохнуло тюрьмой. “Наверное, они за мной наблюдают из окна”,— подумала она. И нарочно достала из сумочки зеркальце и стала пудрить носик. Николай с удивлением посмотрел на нее.
— Все хорошо,— засмеялась Эрика.— Пойдем купим мороженое.
Мужчина в кепке и сером костюме в полоску шел за ними следом. Один раз он их обогнал и, пока они обходили его, завязывал шнурок на ботинке. Николай нетерпеливо спросил: — Ну, что тебе говорили?
— Спросили устав комсомола, что я читаю, какие фильмы смотрю.
— И больше ничего?
— Ничего.
— А почему так долго держали?
— Они сами с собой разговаривали. Там хорошие дядьки.
Мужчина в полосатом костюме ушел. Эрика успокоилась. Она была уверена, что мужчина подслушивал.
— Мы свободны сейчас или тебе еще куда-нибудь надо? — спросила она.— Если свободны, то я хочу в музей, в любой, какой поведешь,— Эрика толкала Николая, балуясь, и смотрела по сторонам. Казалось, что за ними еще наблюдают. Вдруг она подумала: “Значит Николая о том же спрашивали. И он тоже ответил, что выдаст меня. Так ведь им хочется. Но мы друг друга никогда не предадим”. Эрика радостно засмеялась.
— Что ты смеешься? Серьезное дело, а ты смеешься. Может, расскажешь, чего смеешься?
— Когда-нибудь,— сказала она, подумав про себя: “Вот глупый, взрослый, а не догадывается ни о чем...”
На следующий день Николаю позвонили и сказали, что ему дают на сборы один месяц. Он с женой командируется в Алжир на три года. Николай срочно поехал за билетами. В тот же вечер собрались в дорогу, и рано утром они вместе с матерью выехали в Караганду.
Мать спросила:
— А где же свадьбу играть будем? В ресторане?
— Александр Павлович все сделает как надо,— ответила Эрика.
Который раз Амалия Валентиновна слышала это имя и удивлялась. “Ведь речь идет о человеке, который всю жизнь только и делал, что сидел в лагерях. Или я уже ничего не понимаю?” — думала она заинтригованно.
* * *
Эрика вышла в тамбур и стала у окна. За окнами сверкала золотая осень. Сердце ее сладко замирало при мысли о свадьбе. Она вспомнила, как примеряла в магазине свадебное платье, и веселая вошла в купе. Они по-прежнему ехали втроем, и Эрика, сидя рядом с мужем, доверчиво смотрела на свекровь. Ее глаза спрашивали: «Вы же меня не обидите, не обманете моего доверия? Вы верите мне?»
Амалия Валентиновна улыбалась. На лице невестки отражалась то грусть, то радость, а иногда проглядывало озорство. “Кажется, моему сыну повезло”,— подумала она, незаметно наблюдая за сыном. Николенька вел себя сдержанно, но чего это ему стоило? Счастье светилось на его лице, и он постоянно бросал на Эрику взгляды, полные нежности и любви. Никогда Амалия Валентиновна не видела сына таким. Она знала о существовании постоянной женщины в его жизни, геолога Тамары. Тамара сопровождала его во всех экспедициях и иногда приезжала к нему зимой в Москву. “Как он теперь с ней обойдется?”— подумала мать и позвала Николая в тамбур. Она спросила сына о Тамаре и предупредила:
— Ты должен распрощаться со всеми старыми связями.
Сын удивился:
— Мама, это само собой разумеется!
Амалия Валентиновна поняла: теперь ему некогда будет гулять, как бы уследить за юной женой. Она сказала:
— Я, пожалуй, удочерю эту девочку, потому что она делает тебя, разгильдяя, порядочным человеком. Но я не ревную. Я радуюсь. И только посмей обидеть ее!
— Мамуля, ты не ревнуй и не опасайся. Я часто увлекался. Но всякий раз, представляя себе очередную женщину своей женой, я думал, не обидит ли она мою маму. Ведь я буду в ее власти. Эрика никогда тебя не оскорбит и даже не повысит голос. Нам с тобой повезло. И после того, как я узнал о нашем княжеском происхождении, я и сам другим стал.
Мать грустно сказала:
— Спасибо, сынок. Мои приятельницы переженили своих детей. Это такие внутренние войны, такие невидимые схватки. Проигрывают обычно матери и стареют преждевременно. Но иди в купе. Я постою здесь, а ты побудь с женой вдвоем.
Николай вошел в купе и схватил Эрику в охапку.
— Твоя мама сейчас войдет! — испугалась Эрика.
— Минут через десять, не раньше,— говорил он, осыпая ее поцелуями.
Эрика уже не сопротивлялась. Все ее проблемы, все ее страхи ушли куда-то далеко-далеко. “Счастливей я уже никогда не буду,— оживая с каждым поцелуем думала она, задыхаясь от счастья.— Я люблю! Я люблю его!”
* * *
Гедеминов наконец “излечился от своего сердечного приступа” и только стал привыкать к мысли, что семье ничего не угрожает, как вспомнил, что нужно заняться Володькой. С удивлением сделал вывод: “Со мной происходят какие-то странные вещи. Я, как пахарь, расчищаю поле от валунов. Убираю и радуюсь: первый, второй, третий... девятый, а вот уже последний, десятый, и я наконец отдохну от трудов. Но поднимаю десятый, а... под ним еще десять валунов... Только вроде бы решил личные проблемы Эрики — тут этот мерзавец. Слава Богу, осилил. Теперь Володька. Потом снова с Эрикой... Обвенчаем, сыграем свадьбу, и пусть едет с Богом. Но дело в том, что должна она уехать за границу и никогда не возвращаться, в эту страну”.
Подошла Адель и спросила:
— О чем ты думаешь?
Гедеминов посмотрел на жену и ответил:
— Если мы любим детей и желаем им счастья, то должны зажать свое сердце в кулак и отправить их туда, где им будет лучше. Сначала Эрику, потом ее братьев, а потом Альберта... Тогда и мы с тобой, Адель, сможем выехать и обрести свободу. Не забывай, у меня наследство отцовское в Европе. И еще у меня...
Гедеминов чуть не проговорился, что у него есть еще один сын. Он устал хранить эту тайну от Адели. Все равно придется сказать. Но он решил сначала навестить Натали. Ей он дал слово молчать и без ее согласия не мог говорить.
— То, что ты говоришь, Александр, ты это чувствуешь или тебе так хочется?
Гедеминов вернулся мыслями к Эрике:
— Мне это видится. И мой отец все видел наперед... Эрика с Николаем уедут за границу. Это точно.
— А я долго буду жить? — спросила Адель.
Гедеминов рассмеялся.
— Долго. Мы с тобой будем долго жить. Но подготовь для дочери самые ценные камни. Надо из бриллиантов сделать ей бусы в три ряда, да к тому же придать им как можно менее привлекательный вид. Она в них поедет. Должны же молодые там, на Западе, самостоятельно начать жить. И еще перстни, сережки с изумрудами подбери. Тоже поработаю над ними. Сколько золотых вещей разрешается вывозить? Впрочем, это я узнаю сам.