Richard maurice bucke
Вид материала | Исследование |
- Shanti ananda maurice, 89.84kb.
- The design of the unix operating system by Maurice, 9215.6kb.
- Общества Интенсивной Терапии, особенно David Pogson и профессору Richard Griffiths, 530.63kb.
- Краткий курс Second Edition Перевод с английского By richard L. Doernberg, 5925.35kb.
- Первая: креативная эпоха, 39326.3kb.
- Палеолог Морис Жорж Paléologue Maurice Georges Царская Россия во время мировой войны, 2713.45kb.
- Rencontre avec Hélène richard-favre встреча с Элен ришар-фавр, 19.8kb.
- Blackaby, Richard, and Henry T. Blackaby, 1070.72kb.
- М. В. Ломоносова Филологический факультет Кафедра истории зарубежной литературы Диплом, 3721.87kb.
- Richard rorty philosophy and the mirror of nature, 6282.09kb.
Рассматривая учение Иисуса с настоящей точки зрения, мы видим, что оно, как и учение Гаутамы, имело двойную цель: а) прояснить людям, что такое вступление в космическое сознание; Он видел, что знать это для людей было делом величайшей важности; и 6) ввести людей в космическое сознание или, по крайней мере, направить их к нему; говоря же Его словами, направить людей в «Царствие Божие».
ВЫВОД
В разбираемом случае мы имеем:
а) некоторое доказательство характерной внезапности, всегда отличающей появление нового чувства;
б) отсутствие определенного субъективного описания; сказать точно, что на самом деле значат слова: «разверзающиеся небеса», «Дух, сходящий в виде голубя» и «Глас с Неба», — нет возможности. Так как переживание тут было субъективное, то Иисус, очевидно, должен был рассказать это кому-нибудь; но, прежде чем вылиться в приведенные выше слова, рассказ этот, вероятно, прошел уже через несколько умов, причем никто не имел никакого понятия о значении этого переживания;
в) вероятно, мы имеем здесь интеллектуальное просветление;
г) резко отмеченная нравственная высота; хотя, к несчастью, мы не знаем ничего достоверного о личности Иисуса до времени Его просветления, когда Ему, как говорилось выше, было тридцать три или тридцать пять лет;
д) мы имеем здесь налицо чувство бессмертия, исчезновение чувства греховности и страха смерти;
е) наконец, мы видим характерную перемену внешнего вида, обычно сопровождающую появление в ком-либо космического чувства; синоптические евангелия описывают эту перемену, как «Преображение» Иисуса.
Апостол Павел
Что великий апостол обладал космическим чувством, это, по-видимому, так же ясно и верно, как то, что Цезарь был великим полководцем.
Павел, в силу своего космического сознания, был действительно великим «апостолом».
I
В разбираемом нами сейчас случае сходятся все элементы как вероятности, так и доказательств присутствия космического чувства. Как это показывает сам энтузиазм Павла к той религии, в которой он был воспитан с детства, он обладал пылким темпераментом, который, по-видимому, всегда служил как бы «утробой, в которой вынашивается и созревает новая жизнь». В период озарившего его просветления он, вероятно, находился в том возрасте, в котором обыкновенно проявляется космическое чувство. Сазерленд [171:137] держится на этот счет следующего мнения. Он говорит, что Павел:
«Не мог быть значительно моложе Иисуса. Он обладал горячей, порывистой натурой, и вскоре после распятия Иисуса (может быть, года через два) он начинает приобретать славу преследователя небольших общин верующих во Христа, собиравшихся не только в Иерусалиме, но и во многих других местах. То же усердие, которое сделало его позже таким деятельным поборником христианства, тогда заставляло его выносить свое преследование ненавистной секты «назареев» и за пределы Иерусалима, ходить по городам и селам Иудеи и действовать даже за пределами Палестины. На пути его к городу Дамаску, лежащему несколько северо-восточнее от Палестины, куда Павел шел для искоренения новой ереси, с ним случилось замечательное событие, изменившее всю его жизнь».
Если же Павел был, скажем, четырьмя или пятью годами моложе Иисуса, то просветление застало его в тех же летах, как и просветление его великого предшественника.
К этому можно прибавить еще следующее. Немного странно, что ни сам апостол, ни историк его, апостол Лука, глубоко интересовавшийся всем, имевшим отношение к личности Павла, не проронили ни одного слова, которое бы давало возможность определить и окончательно установить дату рождения апостола Павла. Упоминая о своей жизни до озарения, Павел, однако, говорит [18:22:4]: «Я даже до смерти гнал последователей сего учения, связывая и предавая в темницу и мужчин, и женщин». Очень молодой человек, не принадлежавший по своему рождению к представителям наследственной власти, едва ли мог бы занимать такое положение, о котором говорит Павел. Главари партии иудеев едва ли бы доверили очень молодому человеку то, что они доверяли Савлу. «Обращение» Савла, вероятно, произошло в 33 году [144:45-46]. Если предположить, что он родился незадолго до 1 года, то в то время, когда было написано Послание к Филиппийцам, т. е. в 61 г. н. э. [144:357-358], — ему должно было быть от шестидесяти до шестидесяти пяти лет, что прекрасно согласуется с некоторыми выражениями этого послания, которые едва ли бы мог употребить человек, бывший значительно моложе. Например: «Влечет меня то и другое: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше, а оставаться во плоти нужнее для вас» [24:1:23-24]. В то время, когда он писал эти строки, он, по-видимому, не был болен и ему не угрожала еще опасность приговора по его процессу, находившемуся тогда еще в стадии разбирательства [144:357-358]. Близкое ожидание смерти, вероятно, объясняется тогдашним его возрастом. Но если ему было тогда, допустим, шестьдесят лет (в 61 году н. э.), то просветление пришло к нему на тридцать седьмом году жизни. Может быть, он и не был так стар, но вряд ли мог быть значительно моложе.
Хронология ранней христианской церкви очень темна. Ренан [142:163] годом рождения Павла считает Шили 12 год н.э., мучение побитого камнями Стефана он относит к 37 году и «обращение» Савла — к 38. Павлу, следовательно, было тогда лет двадцать шесть или двадцать восемь; выходит, что ему не могло быть более сорока девяти или пятидесяти одного года, когда был написан вышеприведенный отрывок из Послания к Филиппинцам. Но это, по указанным уже причинам, представляется в высшей степени маловероятным. Взвешивая все предположения, за неимением чего-либо другого, по-видимому, выходит, что Павел был года на четыре моложе Иисуса и что его просветление произошло на четыре же года позже просветления его великого предшественника.
II
Мы имеем три отдельных рассказа о появлении новой жизни у Савла; два из них, очевидно, — и это вполне возможно — записаны со слов самого апостола, и все три заключают в себе существенные элементы, относящиеся к факту просветления и определенно известные в других подобных случаях. В другом месте [21:12:1-7] мы встречаемся с описанием, несомненно данным самим Павлом, об известных субъективных его переживаниях; это описание уже одно было бы сильным, если не убедительным доказательством факта озарения Павла, потому что достоверно можно сказать, что выражения, в которых записано это повествование, вряд ли могли появиться у человека, не пережившего лично перехода в космическое сознание. Затем, над всеми этими свидетельствами и выше всех их следует поставить записи самого апостола Павла, которые постоянно указывают на присутствие в нем новой способности. Характерно и поведение Павла после его просветления. Идя обычным в этих случаях путем, он на некоторое время удаляется в более или менее полное одиночество: на Коранский ли, как предполагает Ренан [84:417], или на Синайский полуостров, как думает Гольстен, это безразлично. Что же касается самого его просветления, его «обращения», наступления космического сознания, — то мы читаем [18:9:3-9] следующее:
«Когда же он шел и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: «С а в л, С а в л ! Что ты гонишь Меня?» Он сказал: «Кто Ты, Господи?» Господь же сказал: «Я Иисус, Которого ты гонишь... Встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать». Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя. Савл встал с земли, и с открытыми глазами никого не видел.
И повели его за руку> и привели в Дамаск. И три дня он не видел, и не ел, и не пил».
Второй рассказ повествует так [18:22:6-11]:
«Когда же я был в пути и приближался к Дамаску, около полудня вдруг осиял меня великий свет с неба. Я упал на землю, и услышал голос, говоривший мне: «Савл, Савл! Что ты гонишь Меня?» Я отвечал: «Кто Ты, Господи?» Он сказал мне: «Я Иисус Назарей, Которого ты гонишь». Бывшие же со мною свет видели, и пришли в страх; но голоса Говорившего мне не слыхали. Тогда я сказал: «Господи! что мне делать?» Господь же сказал мне: «Встань и иди в Дамаск, и там тебе сказано будет все, что назначено тебе делать». А как я от славы света того лишился зрения, то бывшие со мной за руку привели меня в Дамаск».
Третий рассказ гласит [18:26:12-18]:
«Для сего идя в Дамаск со властию и поручением от первосвященников, среди дня на дороге я увидел, государь, с неба свет, превосходящий солнечное сияние, осиявший меня и шедших со мной. Все мы упали на землю, и я услышал голос, говоривший на еврейском языке: «Савл, Савл! Что ты гонишь Меня? Трудно тебе идти против рожна». Я сказал: «Кто Ты, Господи?» Он сказал: «Я Иисус, Которого ты гонишь. Но встань и стань на ноги твои; ибо Я для того и явился тебе, чтобы поставить тебя служителем и свидетелем того, что ты видел и что я открою т е б е, избавляя тебя от народа Иудейского, и от язычников, к которым Я теперь посылаю тебя, открыть глаза им, чтобы они обратились от тьмы к свету и от власти сатаны к Богу».
Эти три рассказа, довольно близко согласующиеся друг с другом (небольшое расхождение в них почти не существенно), рисуют обычные чувственные явления, почти всегда сопровождающиеся появлением нового чувства.
Далее следует рассказ, если это возможно, еще большей важности [21:12:1-7]. Он, в немногих словах, дает представление о нравственном подъеме Павла и о его интеллектуальном просветлении во время и после его «обращения». Он говорит:
«Не полезно хвалиться мне; ибо я приду к видениям и откровениям Господним. Знаю человека в Христе1, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю — в теле или вне тела: Бог знает), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова2, которых человеку нельзя пересказать. Таким человеком могу хвалиться; собою же не похвалюсь, разве только немощами моими. Впрочем, если захочу хвалиться, не буду неразумен: потому что скажу истину; но я удерживаюсь, чтобы кто не подумал о мне более, нежели сколько во мне видит, или слышит от меня. И чтоб я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня».
- «Христом» Павел называет космическое сознание.
- «Неизреченные слова». Уитмен говорит: «Когда я пытаюсь рассказать самое лучшее, я вижу, что не могу этого сделать: язык мой не повинуется мне, дыхание останавливается, и я становлюсь нем» [ 193:179].
-
III
Чтобы дополнить разбираемый случай, нам остается только привести некоторые слова самого апостола Павла, рассматривая с точки зрения космического чувства; эти изречения, взятые даже совершенно отдельно, доказали бы, что человек, которому они принадлежат, обладал космическим чувством, иначе он не мог бы найти в себе таких выражений.
«Ибо сие говорим вам словом Обычная уверенность в бессмертии, Господним, что мы, живущие, относящаяся к космическому со-оставшиеся до пришествия Гос- знанию, подня, не предупредим умерших; потому что Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и Трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; потому мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках, в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем. Итак, утешайте друг друга сими словами» [26:4:15-18].
«Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою»... [22:3:13] «А до пришествия веры мы заключены были под стражею закона, до того времени, как надлежало открыться вере. Итак, закон был
для нас детоводителем ко Христу, дабы нам оправдаться верою. По пришествии же веры, мы уже не под руководством детоводителя. Ибо все вы — сыны Божий по вере во Христа Иисуса; все вы, во Христа крестившиеся, в Христа облеклись» [22:3:23-27].
«Возвещаю вам, братия, что Евангелие, которое я благовест -вовал, не есть человеческое. Ибо и я принял его и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа» [22:1:11— 12].
«Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам, — я не стал тогда же советоваться с плотью и кровью, и не пошел в Иерусалим к предшествовавшим мне апостолам, а пошел в Аравию, и опять возвратился в Дамаск». [22:1:15-17]
Что касается этого «Евангелия», то Павлу открыло его только космическое чувство.
Он, тем не менее, довольно много знал об Иисусе и об его учении, так что мог понять (когда это учение дошло до него), что учение космического чувства было практически тождественно с учением Иисуса.
Христос есть космическое чувство, понимаемое как определенная сущность или индивидуальность. Оно искупляет всякого, к кому оно приходит, «от клятвы закона» — т. е. от стыда, от страха и ненависти, являющихся принадлежностью жизни в плоскости самосознания. Павел, по-видимому, имеет в виду крещение в космическое сознание (в Христа). Такое крещение несомненно существует; но где же лица, способные производить это крещение?
«Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос» [22:5:1]. «К свободе призваны вы, братья» [22:5:13].
«Свобода» космического чувства есть высшая свобода. Она освобождает человека от его прежнего «я» и делает для него невозможным рабство в будущем.
«Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона. Но те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями» [22:5:22-24].
«...Ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь» [22:6:15].
«Под «духом» и «Иисусом Христом» подразумевается космическое сознание. «Дух святости убивает похоть и т. д.». И Бхага-ват-гита: «Самое влечение к чувственным вещам покидает того, кто увидел высшее». По Бальзаку — «второе существование».
Он говорит с точки зрения космического чувства, которое должно было прийти, когда настанет время, и которое теперь пришло к нему.
В Павле говорит не человеческий (самосознательный) разум, а Дух Божий (космическое сознание), и никто из людей, стоящих только в плоскости самосознания, не может судить о нем, как не может животное (обладающее только простым сознанием) судить о сознающем себя человеке.
«Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего, и не властей века сего преходящих; но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей; которой никто из властей века сего не познал» [20:2:6-8].
«...Дух все проницает, и глубины Божий. Ибо кто из человеков зна-
ет, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия. Но мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога; что и возвещаем не от человеческой мудрости, изученными словами,
но изученными от Духа Святого, соображая духовное с духовным. Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может. Ибо кто познал ум Господень, чтобы мог судить Его? А мы имеем ум Христов1. И я не мог говорить с вами, братия, как с духовными, но как с плотскими, как с младенцами во
1 Человека, обладающего лишь самосознанием, нельзя заставить понять вещи, видимые космическим чувством. Эти вещи, если даже их и показать ему, кажутся ему безумием. Но тот, кто обладает космическим чувством (обладая, конечно, и самосознанием), способен судить «о всех вещах», т. е. о вещах обеих плоскостей. Поэтому Павел не мог говорить с коринфянами так, как ему бы хотелось, ибо они не обладали космическим сознанием.
Христе. Я питал вас молоком, а не твердою пищею; ибо вы были еще не в силах, да и теперь не в силах. Потому что вы еще плотские...» [20:2:10-16] и [3:1-3]
«... Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом» [20:3:18-19].
«Если мы посеяли в вас духовное, велико ли то, если пожнем у вас телесное» [20:9:11 ].
«Ибо если я благовествую, то нечем мне хвалиться, потому что это необходимая обязанность моя» [20:9:16]. «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое позна-
Павел говорит, что мудрость самосознания не есть мудрость для тех, кто обладает космическим чувством, а мудрость последних кажется безумием для людей, имеющих только простое самосознание.
Это, по-видимому, в большей или меньшей степени, чувствовали все лица, обладавшие космическим сознанием. Так, Блейк говорит: «Я написал эту поэму «Иерусалим», не обдумывая ее заранее и даже против моей воли». Также и Бёме «почувствовал необходимость записать то, что он видел», хотя писание было для него делом вообще не легким, ние и всю веру, так что
могу и горы перестав- Это великолепное описание той нравственной лять, а не имею любви, высоты, которая является принадлежностью кос-то я ничто. И если я раз- мического чувства. Тот же дух можно почерпнуть в дам все имение мое и каждом случае, но особенно [193:273]: «Платите отдам тело мое на сож- мне то, что я заслужил, дайте мне спеть песню жение, а любви не великой идеи, отнимите все остальное; я любил, имею, нет мне в том ни- землю, солнце, зверей, я пренебрег богатством, я какой пользы. Любовь подавал милостыню всякому просящему, засту-долготерпит, милосерд- палея за больных и обиженных, отдавал свое ствует, любовь не зави- достояние и труд другим людям».
дует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» [20:13:1-13].
Тут сравниваются состояния самосознания и космического сознания. Самосознание, говорит Павел, — состояние Адама — является условием смерти. С «Христом» начинается истинная жизнь, которая будет распространяться и станет всемирной; тогда настанет конец старому порядку. После этого не будет больше «начальства», «власти» или «силы»; все будут свободны и равны. «Ангел затрубит в трубу и не скажет: "Восстаньте мертвые", но: "Восстаньте живые"» [5:145].
Павел выражает этими словами чувство бессмертия, являющееся принадлежностью космического сознания [193:77]. «Оно есть во мне — я не знаю, что это такое, но знаю, что оно есть. Тело мое, до этого напряженное и покрытое испариной, становится спокойным и прохладным, я сплю, сплю долго.
«Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут, каждый в своем порядке: первенец Христос, лотом Христовы, в пришествие Его. А затем конец, когда он передаст царство Богу и Отцу, когда упразднит всякое начальство и всякую власть и силу» [20:15:22-25].
«Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, в мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие. Когда же тленное сие облечется в нетление, а смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою» [20:15:51-55].
«...Но если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется. Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно. Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом неруко-творенный, вечный. Оттого мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище; только бы нам и одетыми не оказаться нагими. Ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнию» [21:4:16-18] и [5:1:5].
Я не знаю, что это такое, — оно не имеет названия; это неизреченное еще слово, которое нельзя найти ни в одном словаре, ни в одном выражении, ни в одном символе. Оно связано с чем-то большим, чем земля, вместе с которой я вращаюсь, ему дружественно то творение, чье объятие пробуждает меня. Может быть, я мог бы сказать больше. Я даю только контуры. Я ходатайствую за своих братьев и сестер. Видите ли вы, о мои братья и сестры. Это — не хаос и не смерть, это — форма, сочетание, план, это — вечная жизнь, это — блаженство». Автор противопоставляет жизнь в самосознании жизни в космическом сознании. Его сознание вечной жизни выражено совершенно ясно.
«Итак, кто во Христе, тот новая Нельзя подобрать более ясного, тварь; древнее прошло, теперь более совершенного выражения. Чевсе новое» [21:5:17]. ловек, входящий в космическое со-
знание, действительно превращается в «новое творение», и все окружающее его «становится новым» — облекается в новую форму и приобретает новый смысл. Человек видит другую сторону вещей; вещи — все те же, но в то же время и совершенно иные. «Вещи не сдвинулись с места, они все те же; земля существует так же несомненно и положительно, как и раньше, но и душа тоже реальна; и она несомненна и положительна; ее утвердили не рассуждения, не доказательства, а неопровержимый рост ее» [193:180].
«Итак, нет ныне никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе живут не по плоти, но по духу. Потому что закон духа жизни во Христе Иисусе освободил меня от закона греха и смерти. Как закон, ослабленный плотию, был бессилен, то Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной в жертву за грех, и осудил грех во плоти, чтобы оправдание закона исполнилось в нас, живущих не по плоти, но по духу. Ибо живущие по плоти о плотском помышляют, а живущие по духу — о духовном. Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные — жизнь и мир: потому что плотские помышления суть вражда против Бога» [19:8:1-7].
«Сей самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы дети Божий. А если дети, то и наследники, наследники Божий, сонаследники же Христу» [19:8:16-17].
При космическом сознании совершенно отсутствует как чувство греховности, так и чувство смерти; человек ощущает, что смерть — это лишь простой инцидент в постоянно продолжающейся жизни. Человек, живущий только одним самосознанием, не может, путем следования «закону» или каким-нибудь другим образом, разрушить грех или чувство греховности, но «Христос», т. е. космическое чувство, может разрушить и разрушает и то, и другое
Все люди, обладающие космическим сознанием, стоят на одном и том же духовном уровне так же, как все люди, обладающие самосознанием, суть люди и принадлежат к одному и тому же виду.
«Ибо думаю, что нынешние вре- Павел говорит о славе и радости менные страдания ничего не ЖИзни в космическом сознании, стоят в сравнении с тою славою, жизни, которая начинает загораться которая откроется в нас. над миром; он сравнивает ее с со-
стоянием самосознания, до сих пор бывшим универсальным. «Будущее славы, — говорит Уитмен, — непрекращающееся и возрастающее». «Радость, вечная радость», — говорит Элугканам. «Радость с началом, но без конца», — говорит Е. С. «Если вы раз, — говорит Серафита (т. е. Бальзак), — почувствовали восторг опьянения (просветления), то вы обладаете всем» [7:182]. Сравните также следующие выдержки из Бёме, в которых он, подобно Павлу, противопоставляет жизнь в
«Притом знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу» [19:8:28]. «Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией... [19:8:38-39] Я знаю и уверен в Господе Иисусе, что нет ничего в себе самом нечистого; только почитающему что-либо нечистым, тому нечисто» [19:14:14].
Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих: потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не только она, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего» [19:8:18-24].
самосознании жизни в космическом сознании: «Внешний мир или внешняя жизнь не есть юдоль страданий для тех, кто любит ее, а только для тех, кто знает высшую жизнь. Животное наслаждается жизнью животного; интеллект любит царство разума; но тот, кто познал возрождение, смотрит на свое земное существование как на тяжелое бремя и темницу. В этом сознании он и берет на себя крест Христа» [97:325]. «Святой и небесный человек, скрывающийся в человеке зверином (внешнем), постолько же пребывает в небесах, как и сам Бог; и небо пребывает в нем, и сердце или свет Бога рождается и возникает в нем. Таким образом, Бог пребывает в нем и он — в Боге. Бог ему ближе, чем животное тело» [97:326].
Проявление оптимизма, являющегося принадлежностью космического сознания. Ср. Уитмена: «Все! Все! Пусть другие не знают, чего хотят; я же воспеваю зло и увековечиваю также и эту сторону жизни; во мне самом столько же зла, сколько и добра; так же и в моем народе; и я говорю, что в действительности зла не существует» [193:22].
Итак, суммируя все вышесказанное, мы видим тут:
а) характерную внезапность, всегда присущую появлению нового чувства. Новая жизнь наступает в один определенный момент, в одном определенном месте;
б) мы видим субъективный свет, ясно и очень сильно проявленный;
в) мы видим интеллектуальное просветление в высшей степени яркого характера;
г) мы видим высокую степень моральной экзальтации;
д) мы имеем налицо уверенность, — чувство бессмертия, растворение чувства греховности и страха смерти в определенном чувстве бессмертия.
Плотин 204-274
Плотин считал, что для увеличения знания необходимо соединение субъекта с объектом — что разумное (познающее) существо (мыслительная деятельность) и познаваемая вещь (мыслимое содержание)... не должны оставаться разделенными1 [55:716].
Он считал, что для того, чтобы усовершенствовать знание, субъект и объект должны быть слиты2 [85:716].
- «Когда для понимающего человека «Я» стало всем» [ 150:312].
- «Совокупность объектов и невидимая душа — суть одно» [193:173]. «Ощущение, по-видимому, является соединением всех чувств в одно чувство. В нем сами вы становитесь объектом».
Вот одно из писем Плотина.
Плотин к Флакку
[188:78-81]
Приветствую любовь твою к философии: радуюсь услышать, что душа твоя подняла паруса и направилась, подобно возвращающемуся Улиссу, к родным берегам — к славной, к единственно реальной стране — к миру незримой истины. Желая отдаться философии, сенатор Рогатиан, один из благороднейших учеников моих, отказался почти от всех своих имений: отпустил на волю рабов и сложил с себя все почести своего сана.
До нас дошли вести, что Валерий Чувство бесконечной жизни, разбит и сейчас находится в руках «Что же до тебя, смерть, и до Сапора. Поочередные угрозы фран- твоего горького, смертного на-ков и аллеманов, готов и персов питка, то напрасно ты думаешь одинаково ужасны для нашего вы- смутить меня» [193:77]. рождающегося Рима. В такие дни,
переполненные беспрестанными бедствиями, обращения к созерцательной жизни сильны более, чем всегда. Даже мое спокойное существование, по-видимому, теперь до известной степени чувствует движение времени. Одну старость не могу я исключить из моего уединения. Я уже утомился этой темницей — телом и спокойно жду того дня, когда внутренняя моя божественная природа освободится от материи.
Египетские жрецы уверяли нас, что одно прикосновение крыла их священной птицы налагало заклятие на крокодила и делало его неподвижным; не так быстро, друг мой, крылышки твоей души приобретут власть усмирять непокорное тело. Оно уступит только бдительному, ревностному постоянству привычки. Очисти душу свою от всякой неподобающей ей надежды на земные блага и от страха за них, умерщвляй свою плоть, отрекись от себя — от своих привязанностей и желаний, и внутреннее око твое начнет открывать тебе свои ясные и пышные видения.
Ты просишь меня сказать, откуда наше значение и какой у нас критерий его достоверности. Писание меня всегда утомляет. И ради постоянных просьб Порфирия я не должен был бы оставлять после себя ни одной строчки. Но для тебя и для твоего отца мое отвращение будет на этот раз побеждено.
Внешние предметы являются для нас только видимостью. Поэтому о них мы скорее имеем мнение, чем знание. Различия в настоящем мире видимостей имеют значение только для людей обыкновенных и практичных. Для нас вопрос переходит в идеальную реальность, которая существует за видимостью. Как постигает ум эти идеи? Лежат ли они вне нас и имеет ли наш разум, как и ощущения, дело с внешними для него объектами? Какую же тогда несомненность, — какую уверенность могли бы мы иметь в том, что наши представления не обманывают нас? Мыслимый объект был бы чем-то отличным от мыслящего его ума. Мы бы всегда имели