Richard maurice bucke

Вид материалаИсследование

Содержание


Апостол Павел
Павел, в силу своего космического сознания, был действительно великим «апостолом».
Если же Павел был, скажем, четырьмя или пятью годами моложе Иисуса, то просветление застало его в тех же летах, как и просветлен
Плотин 204-274
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   28

Рассматривая учение Иисуса с настоящей точки зрения, мы видим, что оно, как и учение Гаутамы, имело двойную цель: а) прояснить людям, что такое вступление в космическое сознание; Он видел, что знать это для людей было делом величайшей важности; и 6) ввести людей в космическое сознание или, по крайней мере, направить их к нему; говоря же Его словами, направить людей в «Царствие Божие».

ВЫВОД

В разбираемом случае мы имеем:

а) некоторое доказательство характерной внезапности, всегда отличающей появление нового чувства;

б) отсутствие определенного субъективного описания; сказать точно, что на самом деле значат слова: «разверзающиеся небеса», «Дух, сходящий в виде голубя» и «Глас с Неба», — нет возможности. Так как переживание тут было субъективное, то Иисус, очевидно, должен был рассказать это кому-нибудь; но, прежде чем вылиться в приведенные выше слова, рассказ этот, вероятно, прошел уже через несколько умов, причем никто не имел никакого понятия о значении этого переживания;

в) вероятно, мы имеем здесь интеллектуальное просветление;

г) резко отмеченная нравственная высота; хотя, к несчастью, мы не знаем ничего достоверного о личности Иисуса до времени Его просветления, когда Ему, как говорилось выше, было тридцать три или тридцать пять лет;

д) мы имеем здесь налицо чувство бессмертия, исчезновение чувства греховности и страха смерти;

е) наконец, мы видим характерную перемену внешнего вида, обычно сопровождающую появление в ком-либо космического чувства; синоптические евангелия описывают эту перемену, как «Преображение» Иисуса.


Апостол Павел

Что великий апостол обладал космическим чувством, это, по-видимому, так же ясно и верно, как то, что Цезарь был великим полководцем.

Павел, в силу своего космического сознания, был действительно великим «апостолом».

I


В разбираемом нами сейчас случае сходятся все элементы как вероятности, так и доказательств присутствия космического чувства. Как это показывает сам энтузиазм Павла к той религии, в которой он был воспитан с детства, он обладал пылким темпераментом, который, по-видимому, всегда служил как бы «утробой, в которой вынашивается и созревает новая жизнь». В период озарившего его просветления он, вероятно, находился в том возрасте, в котором обыкновенно проявляется космическое чувство. Сазерленд [171:137] держится на этот счет следующего мнения. Он говорит, что Павел:

«Не мог быть значительно моложе Иисуса. Он обладал горячей, порывистой натурой, и вскоре после распятия Иисуса (может быть, года через два) он начинает приобретать славу преследователя небольших общин верующих во Христа, собиравшихся не только в Иерусалиме, но и во многих других местах. То же усердие, которое сделало его позже таким деятельным поборником христианства, тогда заставляло его выносить свое преследование ненавистной секты «назареев» и за пределы Иерусалима, ходить по городам и селам Иудеи и действовать даже за пределами Палестины. На пути его к городу Дамаску, лежащему несколько северо-восточнее от Палестины, куда Павел шел для искоренения новой ереси, с ним случилось замечательное событие, изменившее всю его жизнь».


Если же Павел был, скажем, четырьмя или пятью годами моложе Иисуса, то просветление застало его в тех же летах, как и просветление его великого предшественника.

К этому можно прибавить еще следующее. Немного странно, что ни сам апостол, ни историк его, апостол Лука, глубоко интересовавшийся всем, имевшим отношение к личности Павла, не проронили ни одного слова, которое бы давало возможность определить и окончательно установить дату рождения апостола Павла. Упоминая о своей жизни до озарения, Павел, однако, говорит [18:22:4]: «Я даже до смерти гнал последователей сего учения, связывая и предавая в темницу и мужчин, и женщин». Очень молодой человек, не принадлежавший по своему рождению к представителям наследственной власти, едва ли мог бы занимать такое положение, о котором говорит Павел. Главари партии иудеев едва ли бы доверили очень молодому человеку то, что они доверяли Савлу. «Обращение» Савла, вероятно, произошло в 33 году [144:45-46]. Если предположить, что он родился незадолго до 1 года, то в то время, когда было написано Послание к Филиппийцам, т. е. в 61 г. н. э. [144:357-358], — ему должно было быть от шестидесяти до шестидесяти пяти лет, что прекрасно согласуется с некоторыми выражениями этого послания, которые едва ли бы мог употребить человек, бывший значительно моложе. Например: «Влечет меня то и другое: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше, а оставаться во плоти нужнее для вас» [24:1:23-24]. В то время, когда он писал эти строки, он, по-видимому, не был болен и ему не угрожала еще опасность приговора по его процессу, находившемуся тогда еще в стадии разбирательства [144:357-358]. Близкое ожидание смерти, вероятно, объясняется тогдашним его возрастом. Но если ему было тогда, допустим, шестьдесят лет (в 61 году н. э.), то просветление пришло к нему на тридцать седьмом году жизни. Может быть, он и не был так стар, но вряд ли мог быть значительно моложе.

Хронология ранней христианской церкви очень темна. Ренан [142:163] годом рождения Павла считает Шили 12 год н.э., мучение побитого камнями Стефана он относит к 37 году и «обращение» Савла — к 38. Павлу, следовательно, было тогда лет двадцать шесть или двадцать восемь; выходит, что ему не могло быть более сорока девяти или пятидесяти одного года, когда был написан вышеприведенный отрывок из Послания к Филиппинцам. Но это, по указанным уже причинам, представляется в высшей степени маловероятным. Взвешивая все предположения, за неимением чего-либо другого, по-видимому, выходит, что Павел был года на четыре моложе Иисуса и что его просветление произошло на четыре же года позже просветления его великого предшественника.

II


Мы имеем три отдельных рассказа о появлении новой жизни у Савла; два из них, очевидно, — и это вполне возможно — записаны со слов самого апостола, и все три заключают в себе существенные элементы, относящиеся к факту просветления и определенно известные в других подобных случаях. В другом месте [21:12:1-7] мы встречаемся с описанием, несомненно данным самим Павлом, об известных субъективных его переживаниях; это описание уже одно было бы сильным, если не убедительным доказательством факта озарения Павла, потому что достоверно можно сказать, что выражения, в которых записано это повествование, вряд ли могли появиться у человека, не пережившего лично перехода в космическое сознание. Затем, над всеми этими свидетельствами и выше всех их следует поставить записи самого апостола Павла, которые постоянно указывают на присутствие в нем новой способности. Характерно и поведение Павла после его просветления. Идя обычным в этих случаях путем, он на некоторое время удаляется в более или менее полное одиночество: на Коранский ли, как предполагает Ренан [84:417], или на Синайский полуостров, как думает Гольстен, это безразлично. Что же касается самого его просветления, его «обращения», наступления космического сознания, — то мы читаем [18:9:3-9] следующее:

«Когда же он шел и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: «С а в л, С а в л ! Что ты гонишь Меня?» Он сказал: «Кто Ты, Господи?» Господь же сказал: «Я Иисус, Которого ты гонишь... Встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать». Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя. Савл встал с земли, и с открытыми глазами никого не видел.

И повели его за руку> и привели в Дамаск. И три дня он не видел, и не ел, и не пил».

Второй рассказ повествует так [18:22:6-11]:

«Когда же я был в пути и приближался к Дамаску, около полудня вдруг осиял меня великий свет с неба. Я упал на землю, и услышал голос, говоривший мне: «Савл, Савл! Что ты гонишь Меня?» Я отвечал: «Кто Ты, Господи?» Он сказал мне: «Я Иисус Назарей, Которого ты гонишь». Бывшие же со мною свет видели, и пришли в страх; но голоса Говорившего мне не слыхали. Тогда я сказал: «Господи! что мне делать?» Господь же сказал мне: «Встань и иди в Дамаск, и там тебе сказано будет все, что назначено тебе делать». А как я от славы света того лишился зрения, то бывшие со мной за руку привели меня в Дамаск».

Третий рассказ гласит [18:26:12-18]:

«Для сего идя в Дамаск со властию и поручением от первосвященников, среди дня на дороге я увидел, государь, с неба свет, превосходящий солнечное сияние, осиявший меня и шедших со мной. Все мы упали на землю, и я услышал голос, говоривший на еврейском языке: «Савл, Савл! Что ты гонишь Меня? Трудно тебе идти против рожна». Я сказал: «Кто Ты, Господи?» Он сказал: «Я Иисус, Которого ты гонишь. Но встань и стань на ноги твои; ибо Я для того и явился тебе, чтобы поставить тебя служителем и свидетелем того, что ты видел и что я открою т е б е, избавляя тебя от народа Иудейского, и от язычников, к которым Я теперь посылаю тебя, открыть глаза им, чтобы они обратились от тьмы к свету и от власти сатаны к Богу».

Эти три рассказа, довольно близко согласующиеся друг с другом (небольшое расхождение в них почти не существенно), рисуют обычные чувственные явления, почти всегда сопровождающиеся появлением нового чувства.

Далее следует рассказ, если это возможно, еще большей важности [21:12:1-7]. Он, в немногих словах, дает представление о нравственном подъеме Павла и о его интеллектуальном просветлении во время и после его «обращения». Он говорит:

«Не полезно хвалиться мне; ибо я приду к видениям и откровениям Господним. Знаю человека в Христе1, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю — в теле или вне тела: Бог знает), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова2, которых человеку нельзя пересказать. Таким человеком могу хвалиться; собою же не похвалюсь, разве только немощами моими. Впрочем, если захочу хвалиться, не буду неразумен: потому что скажу истину; но я удерживаюсь, чтобы кто не подумал о мне более, нежели сколько во мне видит, или слышит от меня. И чтоб я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня».
  1. «Христом» Павел называет космическое сознание.
  2. «Неизреченные слова». Уитмен говорит: «Когда я пытаюсь рассказать самое лучшее, я вижу, что не могу этого сделать: язык мой не повинуется мне, дыхание останавливается, и я становлюсь нем» [ 193:179].


III

Чтобы дополнить разбираемый случай, нам остается только привести некоторые слова самого апостола Павла, рассматривая с точки зрения космического чувства; эти изречения, взятые даже совершенно отдельно, доказали бы, что человек, которому они принадлежат, обладал космическим чувством, иначе он не мог бы найти в себе таких выражений.

«Ибо сие говорим вам словом Обычная уверенность в бессмертии, Господним, что мы, живущие, относящаяся к космическому со-оставшиеся до пришествия Гос- знанию, подня, не предупредим умерших; потому что Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и Трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; потому мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках, в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем. Итак, утешайте друг друга сими словами» [26:4:15-18].

«Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клят­вою»... [22:3:13] «А до пришест­вия веры мы заключены были под стражею закона, до того времени, как надлежало от­крыться вере. Итак, закон был

для нас детоводителем ко Христу, дабы нам оправдаться верою. По пришествии же веры, мы уже не под руководством детоводителя. Ибо все вы — сыны Божий по вере во Христа Иисуса; все вы, во Христа крестившиеся, в Христа облеклись» [22:3:23-27].
«Возвещаю вам, братия, что Евангелие, которое я благовест -вовал, не есть человеческое. Ибо и я принял его и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа» [22:1:11— 12].

«Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам, — я не стал тогда же советоваться с плотью и кровью, и не пошел в Иерусалим к предшествовавшим мне апостолам, а пошел в Аравию, и опять возвратился в Дамаск». [22:1:15-17]

Что касается этого «Евангелия», то Павлу открыло его только космическое чувство.

Он, тем не менее, довольно много знал об Иисусе и об его учении, так что мог понять (когда это учение дошло до него), что учение космического чувства было практически тождественно с учением Иисуса.


Христос есть космическое чувство, понимаемое как определенная сущность или индивидуальность. Оно искупляет всякого, к кому оно приходит, «от клятвы закона» — т. е. от стыда, от страха и ненависти, являющихся принадлежностью жизни в плоскости самосознания. Павел, по-видимому, имеет в виду крещение в космическое сознание (в Христа). Такое крещение несомненно существует; но где же лица, способные производить это крещение?


«Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос» [22:5:1]. «К свободе призваны вы, братья» [22:5:13].

«Свобода» космического чувства есть высшая свобода. Она освобождает человека от его прежнего «я» и делает для него невозможным рабство в будущем.

«Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона. Но те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями» [22:5:22-24].

«...Ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь» [22:6:15].

«Под «духом» и «Иисусом Христом» подразумевается космическое сознание. «Дух святости убивает похоть и т. д.». И Бхага-ват-гита: «Самое влечение к чувственным вещам покидает того, кто увидел высшее». По Бальзаку — «второе существование».



Он говорит с точки зрения космического чувства, которое должно было прийти, когда настанет время, и которое теперь пришло к нему.

В Павле говорит не человеческий (самосознательный) разум, а Дух Божий (космическое сознание), и никто из людей, стоящих только в плоскости самосознания, не может судить о нем, как не может животное (обладающее только простым сознанием) судить о сознающем себя человеке.



«Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего, и не властей века сего преходящих; но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей; которой никто из властей века сего не познал» [20:2:6-8].

«...Дух все проницает, и глубины Божий. Ибо кто из человеков зна-

ет, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия. Но мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога; что и возвещаем не от человеческой мудрости, изученными словами,

но изученными от Духа Святого, соображая духовное с духовным. Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может. Ибо кто познал ум Господень, чтобы мог судить Его? А мы имеем ум Христов1. И я не мог говорить с вами, братия, как с духовными, но как с плотскими, как с младенцами во


1 Человека, обладающего лишь самосознанием, нельзя заставить понять вещи, видимые космическим чувством. Эти вещи, если даже их и показать ему, кажутся ему безумием. Но тот, кто обладает космическим чувством (обладая, конечно, и самосознанием), способен судить «о всех вещах», т. е. о вещах обеих плоскостей. Поэтому Павел не мог говорить с коринфянами так, как ему бы хотелось, ибо они не обладали космическим сознанием.

Христе. Я питал вас молоком, а не твердою пищею; ибо вы были еще не в силах, да и теперь не в силах. Потому что вы еще плотские...» [20:2:10-16] и [3:1-3]



«... Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом» [20:3:18-19].

«Если мы посеяли в вас духовное, велико ли то, если пожнем у вас телесное» [20:9:11 ].

«Ибо если я благовествую, то нечем мне хвалиться, потому что это необходимая обязанность моя» [20:9:16]. «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое позна-



Павел говорит, что мудрость самосознания не есть мудрость для тех, кто обладает космическим чувством, а мудрость последних кажется безумием для людей, имеющих только простое самосознание.

Это, по-видимому, в большей или меньшей степени, чувствовали все лица, обладавшие космическим сознанием. Так, Блейк говорит: «Я написал эту поэму «Иерусалим», не обдумывая ее заранее и даже против моей воли». Также и Бёме «почувствовал необходимость записать то, что он видел», хотя писание было для него делом вообще не легким, ние и всю веру, так что

могу и горы перестав- Это великолепное описание той нравственной лять, а не имею любви, высоты, которая является принадлежностью кос-то я ничто. И если я раз- мического чувства. Тот же дух можно почерпнуть в дам все имение мое и каждом случае, но особенно [193:273]: «Платите отдам тело мое на сож- мне то, что я заслужил, дайте мне спеть песню жение, а любви не великой идеи, отнимите все остальное; я любил, имею, нет мне в том ни- землю, солнце, зверей, я пренебрег богатством, я какой пользы. Любовь подавал милостыню всякому просящему, засту-долготерпит, милосерд- палея за больных и обиженных, отдавал свое ствует, любовь не зави- достояние и труд другим людям».


дует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» [20:13:1-13].

Тут сравниваются состояния са­мосознания и космического со­знания. Самосознание, говорит Павел, — состояние Адама — яв­ляется условием смерти. С «Хрис­том» начинается истинная жизнь, которая будет распространяться и станет всемирной; тогда настанет конец старому порядку. После этого не будет больше «началь­ства», «власти» или «силы»; все будут свободны и равны. «Ангел затрубит в трубу и не скажет: "Восстаньте мертвые", но: "Вос­станьте живые"» [5:145].

Павел выражает этими словами чув­ство бессмертия, являющееся принад­лежностью космического сознания [193:77]. «Оно есть во мне — я не знаю, что это такое, но знаю, что оно есть. Тело мое, до этого напряженное и покрытое испариной, становится спо­койным и прохладным, я сплю, сплю долго.

«Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут, каждый в своем порядке: первенец Христос, лотом Христовы, в пришествие Его. А затем конец, когда он передаст царство Богу и Отцу, когда упразднит всякое начальство и всякую власть и силу» [20:15:22-25].

«Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, в мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие. Когда же тленное сие облечется в нетление, а смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою» [20:15:51-55].


«...Но если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется. Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно. Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом неруко-творенный, вечный. Оттого мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище; только бы нам и одетыми не оказаться нагими. Ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнию» [21:4:16-18] и [5:1:5].

Я не знаю, что это такое, — оно не имеет названия; это неизреченное еще слово, которое нельзя найти ни в одном словаре, ни в одном выражении, ни в одном символе. Оно связано с чем-то большим, чем земля, вместе с которой я вращаюсь, ему дружественно то творение, чье объятие пробуждает меня. Может быть, я мог бы сказать больше. Я даю только контуры. Я ходатайствую за своих братьев и сестер. Видите ли вы, о мои братья и сестры. Это — не хаос и не смерть, это — форма, сочетание, план, это — вечная жизнь, это — блаженство». Автор противопоставляет жизнь в самосознании жизни в космическом сознании. Его сознание вечной жизни выражено совершенно ясно.


«Итак, кто во Христе, тот новая Нельзя подобрать более ясного, тварь; древнее прошло, теперь более совершенного выражения. Чевсе новое» [21:5:17]. ловек, входящий в космическое со-

знание, действительно превращается в «новое творение», и все окружающее его «становится новым» — облекается в новую форму и приобретает новый смысл. Человек видит другую сторону вещей; вещи — все те же, но в то же время и совершенно иные. «Вещи не сдвинулись с места, они все те же; земля существует так же несомненно и положительно, как и раньше, но и душа тоже реальна; и она несомненна и положительна; ее утвердили не рассуждения, не доказательства, а неопровержимый рост ее» [193:180].


«Итак, нет ныне никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе живут не по плоти, но по духу. Потому что закон духа жизни во Христе Иисусе освободил меня от закона греха и смерти. Как закон, ослабленный плотию, был бессилен, то Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной в жертву за грех, и осудил грех во плоти, чтобы оправдание закона исполнилось в нас, живущих не по плоти, но по духу. Ибо живущие по плоти о плотском помышляют, а живущие по духу — о духовном. Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные — жизнь и мир: потому что плотские помышления суть вражда против Бога» [19:8:1-7].

«Сей самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы дети Божий. А если дети, то и наследники, наследники Божий, сонаследники же Христу» [19:8:16-17].

При космическом сознании совершенно отсутствует как чувство греховности, так и чувство смерти; человек ощущает, что смерть — это лишь простой инцидент в постоянно продолжающейся жизни. Человек, живущий только одним самосознанием, не может, путем следования «закону» или каким-нибудь другим образом, разрушить грех или чувство греховности, но «Христос», т. е. космическое чувство, может разрушить и разрушает и то, и другое


Все люди, обладающие космическим сознанием, стоят на одном и том же духовном уровне так же, как все люди, обладающие самосознанием, суть люди и принадлежат к одному и тому же виду.


«Ибо думаю, что нынешние вре- Павел говорит о славе и радости менные страдания ничего не ЖИзни в космическом сознании, стоят в сравнении с тою славою, жизни, которая начинает загораться которая откроется в нас. над миром; он сравнивает ее с со-

стоянием самосознания, до сих пор бывшим универсальным. «Будущее славы, — говорит Уитмен, — непрекращающееся и возрастающее». «Радость, вечная радость», — говорит Элугканам. «Радость с началом, но без конца», — говорит Е. С. «Если вы раз, — говорит Серафита (т. е. Бальзак), — почувствовали восторг опьянения (просветления), то вы обладаете всем» [7:182]. Сравните также следующие выдержки из Бёме, в которых он, подобно Павлу, противопоставляет жизнь в

«Притом знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу» [19:8:28]. «Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией... [19:8:38-39] Я знаю и уверен в Господе Иисусе, что нет ничего в себе самом нечис­того; только почитающему что-ли­бо нечистым, тому нечисто» [19:14:14].
Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих: потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не только она, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего» [19:8:18-24].

самосознании жизни в космическом сознании: «Внешний мир или внешняя жизнь не есть юдоль страданий для тех, кто любит ее, а только для тех, кто знает высшую жизнь. Животное наслаждается жизнью животного; интеллект любит царство разума; но тот, кто познал возрождение, смотрит на свое земное существование как на тяжелое бремя и темницу. В этом сознании он и берет на себя крест Христа» [97:325]. «Святой и небесный человек, скрывающийся в человеке зверином (внешнем), постолько же пребывает в небесах, как и сам Бог; и небо пребывает в нем, и сердце или свет Бога рождается и возникает в нем. Таким образом, Бог пребывает в нем и он — в Боге. Бог ему ближе, чем животное тело» [97:326].


Проявление оптимизма, являющегося принадлежностью космического сознания. Ср. Уитмена: «Все! Все! Пусть другие не знают, чего хотят; я же воспеваю зло и увековечиваю также и эту сторону жизни; во мне самом столько же зла, сколько и добра; так же и в моем народе; и я говорю, что в действительности зла не существует» [193:22].


Итак, суммируя все вышесказанное, мы видим тут:


а) характерную внезапность, всегда присущую появлению нового чувства. Новая жизнь наступает в один определенный момент, в одном определенном месте;


б) мы видим субъективный свет, ясно и очень сильно проявленный;

в) мы видим интеллектуальное просветление в высшей степени яркого характера;

г) мы видим высокую степень моральной экзальтации;

д) мы имеем налицо уверенность, — чувство бессмертия, растворение чувства греховности и страха смерти в определенном чувстве бессмертия.



Плотин 204-274

Плотин считал, что для увеличения знания необходимо соединение субъекта с объектом — что разумное (познающее) существо (мыслительная деятельность) и познаваемая вещь (мыслимое содержание)... не должны оставаться разделенными1 [55:716].

Он считал, что для того, чтобы усовершенствовать знание, субъект и объект должны быть слиты2 [85:716].
  1. «Когда для понимающего человека «Я» стало всем» [ 150:312].
  2. «Совокупность объектов и невидимая душа — суть одно» [193:173]. «Ощущение, по-видимому, является соединением всех чувств в одно чувство. В нем сами вы становитесь объектом».



Вот одно из писем Плотина.


Плотин к Флакку

[188:78-81]


Приветствую любовь твою к философии: радуюсь услышать, что душа твоя подняла паруса и направилась, подобно возвращающемуся Улиссу, к родным берегам — к славной, к единственно реальной стране — к миру незримой истины. Желая отдаться философии, сенатор Рогатиан, один из благороднейших учеников моих, отказался почти от всех своих имений: отпустил на волю рабов и сложил с себя все почести своего сана.


До нас дошли вести, что Валерий Чувство бесконечной жизни, разбит и сейчас находится в руках «Что же до тебя, смерть, и до Сапора. Поочередные угрозы фран- твоего горького, смертного на-ков и аллеманов, готов и персов питка, то напрасно ты думаешь одинаково ужасны для нашего вы- смутить меня» [193:77]. рождающегося Рима. В такие дни,

переполненные беспрестанными бедствиями, обращения к созерцательной жизни сильны более, чем всегда. Даже мое спокойное существование, по-видимому, теперь до известной степени чувствует движение времени. Одну старость не могу я исключить из моего уединения. Я уже утомился этой темницей — телом и спокойно жду того дня, когда внутренняя моя божественная природа освободится от материи.

Египетские жрецы уверяли нас, что одно прикосновение крыла их священной птицы налагало заклятие на крокодила и делало его неподвижным; не так быстро, друг мой, крылышки твоей души приобретут власть усмирять непокорное тело. Оно уступит только бдительному, ревностному постоянству привычки. Очисти душу свою от всякой неподобающей ей надежды на земные блага и от страха за них, умерщвляй свою плоть, отрекись от себя — от своих привязанностей и желаний, и внутреннее око твое начнет открывать тебе свои ясные и пышные видения.

Ты просишь меня сказать, откуда наше значение и какой у нас критерий его достоверности. Писание меня всегда утомляет. И ради постоянных просьб Порфирия я не должен был бы оставлять после себя ни одной строчки. Но для тебя и для твоего отца мое отвращение будет на этот раз побеждено.

Внешние предметы являются для нас только видимостью. Поэтому о них мы скорее имеем мнение, чем знание. Различия в настоящем мире видимостей имеют значение только для людей обыкновенных и практичных. Для нас вопрос переходит в идеальную реальность, которая существует за видимостью. Как постигает ум эти идеи? Лежат ли они вне нас и имеет ли наш разум, как и ощущения, дело с внешними для него объектами? Какую же тогда несомненность, — какую уверенность могли бы мы иметь в том, что наши представления не обманывают нас? Мыслимый объект был бы чем-то отличным от мыслящего его ума. Мы бы всегда имели