Петр Иосифович Капица. Вморе погасли огни Воснове этой документальной повести лежат записи, которые вел Петр Капица, служивший на Балтийском флоте в пору блокады Ленинграда. Вкниге рассказ

Вид материалаРассказ

Содержание


Мы прорываем сети
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   40

Мы прорываем сети




9 августа. Сегодня подул ветер и небо хмурилось с утра. Корабль

даже у стенки раскачивало.

Перед обедом, когда в кают-компании накрыли стол, неожиданно

появились члены военно-полевого суда, чтобы провести открытое

заседание.

По сигналу в кают-компании были собраны все моряки, свободные от

вахты. Нарезанный хлеб, расставленные приборы и тарелки вестовые

накрыли второй белой скатертью. Так как все почему-то говорили

вполголоса и шепотом, создалось впечатление, что на столе лежит

длинный покойник, накрытый саваном.

За шахматный столик уселись два военюриста и старший политрук.

Председатель военно-полевого суда, зачитывая обвинительный акт, вместо

"уже" все время говорил "вже". Моторист "Полярной звезды" Рюмшин

обвинялся в невыполнении приказа во время воздушной тревоги.

Моторист невысок, ершист, с твердым, упрямым подбородком. Свидетели

подтверждают его строптивость и нежелание подчиняться старшине.

Военно-полевой суд совещался недолго и тут же вынес приговор: "...к

высшей мере наказания - расстрелу".

В кают-компании наступила небывалая тишина.

У приговоренного побелели губы. Он стоял как пораженный громом.

Потом, не обращая внимания на часовых, перешел к другой переборке и

опустился в одно из свободных кресел. Видимо, ноги его не держали. Он

уже был наполовину мертв.

- Сменить часовых! - послышалась команда.

В кают-компанию вошли пехотинцы с винтовками. Рюмшин, взглянув на

них, поднялся и, словно слепой, касаясь рукой переборки, пошел к

трапу.

На широком трапе стояли его товарищи-мотористы. Сочувствуя Рюмшину,

они совали ему в руки папиросы, печенье, а он от всего отказывался,

ему ничего уже было не нужно.


12 августа. Нашим подводникам наконец повезло: Щ-307 в том же

районе, где погибла М-94, торпедировала гитлеровскую субмарину,

повадившуюся разбойничать у пролива Соэла-Вяйн. От взрыва субмарина

вздыбилась, показала нос, рубку со свастикой и ушла на дно.

Боевой счет открыт.

Несколько наших подводных лодок теперь ходят к базам противника с

рогатым грузом. Они скрытно ставят на фарватерах минные банки. Это

важная работа. Гитлеровцы могут пострадать больше, чем от торпедных

атак.


14 августа. Ночь не спали: тревога за тревогой. Противник недалеко

- в каких-нибудь пятидесяти километрах. Над заливом то и дело

проносятся бомбардировщики. Нас пока не трогают. Летают бомбить

рабочие команды ленинградцев, которые роют противотанковые рвы и

устанавливают надолбы на подступах к городу. Скоро бомбардировщики

накинутся и на нас. Надо быть готовым ко всему.

Все сухопутные дороги к Таллинну отрезаны, остался один путь -

Финский залив. Но он опасен. На фарватерах столько мин, что некоторые

узости залива напоминают суп с клецками. Уже несколько кораблей

подорвались и затонули.


15 августа. Проснувшись, мы ловим последние известия по радио.

Вчера наши войска оставили Смоленск, сегодня - Кировоград и

Первомайск. Гитлеровцы перешли на юге Буг. Одесса, как и Таллинн,

окружена. Но по Черному морю можно уйти на Кавказ, а по Финскому

заливу куда? Противник захватил оба берега, может обстреливать

фарватеры из пушек.


16 августа. Фронт приблизился. Ночью с фок-мачты я видел вспышки

орудийной стрельбы.

Поздно вечером гитлеровский летчик сбросил над заливом

осветительную ракету. Она плавно опускалась на парашюте, освещая наш

корабль.

У борта "Полярной звезды" стояла подводная лодка. Не засек ли ее

разведчик? Тогда нам будет жарко. Гитлеровцы бросят сюда все самолеты.

Подводные лодки ненавистны противнику, они незаметно пробираются на

его коммуникации, неожиданно нападают на корабли и топят их. А "матка"

подводных лодок, которая кормит и снабжает торпедами большой выводок

стальных птенцов, заслуживает того, чтобы на нее была брошена вся

бомбардировочная авиация. Тот, кто потопит "матку", получит высшую

награду - железный крест.


Ночь с 16 на 17 августа. Сегодня прямо над нами загорелись две

осветительные бомбы. Их яркий, какой-то неживой свет выхватил из тьмы

всю акваторию порта.

К счастью, две "щуки", бравшие из цистерны "Полярной звезды" соляр,

уже отошли от борта. Но успели ли они погрузиться под воду?

Где-то за Усть-Лугой большой пожар. Вижу зарево и высокие языки

пламени. Сейчас два часа ночи. Сквозь редкие облака проглядывают

звезды и тускло светит месяц.

Я дежурю по кораблю. Следим не только за воздухом, но и за водой.

По радио из штаба нас предупредили, что возможно нападение с моря.

Разведка заметила в заливе торпедные катера противника.


17 августа, 14 часов. Только что нас атаковали три бомбардировщика.

Они вышли из-под солнца и, спикировав, сбросили на "Полярную звезду"

двенадцать бомб. Нападение было столь неожиданным, что зенитчики не

успели открыть заградительный огонь.

Бомбы падали с тягучими воплями, но ни одна не попала в корабль:

две взорвались на суше, остальные в воде. Некоторые из них упали

невдалеке от борта.

Всплыло очень много оглушенной салаки. Большой судак и два крупных

окуня кружили на поверхности воды, плавая вверх брюхом. Матросы с

катеров запустили моторы и принялись сачками вылавливать оглушенную

рыбу.

- На ужин поджарка будет, - говорили они.

С землечерпалки, которая стояла в заливе в пяти кабельтовых от нас,

просемафорили: "Попала бомба. Убит рабочий, ранена женщина. Необходима

скорая помощь, вышлите врача". Наш врач отправился на землечерпалку.

Я сошел на берег - поглядеть на огромные воронки. Голубовато-серая

глина разбросана на десятки метров.

На земле валяются еще горячие, с рваными боками стальные осколки.

По их толщине наши минеры определили, что бомбы были весом по пятьсот

килограммов.


17 августа, 17 часов. Наблюдатели заметили приближающихся "козлов"

- пикирующих бомбардировщиков Ю-87. Шесть пушек "Полярной звезды"

открыли заградительный огонь. Вскоре к ним присоединились и зенитные

пулеметы...

Два гитлеровца все же пробились сквозь огненную густую завесу и

сбросили бомбы, но опять ни одна не попала в корабль.

Наш кормовой пулемет обдало жидкой грязью, поднятой взрывом со дна.

Меня и обоих пулеметчиков с ног до головы заляпало неприятно пахнущим

илом.

На корабле появился первый раненый. Это был зенитчик. Ему сверху не

то пулей, не то осколком пробило плечо. Комендор не мог выйти из шока.

Он жмурил глаза и дрожал. А кровь хлестала из небольшой раны.

Врач еще не вернулся с землечерпалки. Рану обрабатывал фельдшер.

Видно, гитлеровцы поняли, какой корабль стоит без движения в

Лужской губе. Оставаться у стенки нам теперь нельзя. "Полярная звезда"

запустила машины и выбралась в залив. Здесь в случае нападения можно

маневрировать.


17 августа, 20 часов. Над нами появились бомбардировщики. Они

ходили по кругу. Я насчитал двенадцать самолетов и почувствовал дрожь

в ногах.

Такой скорострельной пальбы наши зенитки еще никогда не открывали.

Снаряд посылался за снарядом. Вокруг стоял невообразимый грохот -

невозможно было разобрать отрывистых команд и докладов. Люди понимали

друг друга по жестам.

Темные и рыжеватые комки густо испятнали небо перед самолетами. Не

решаясь на пикирование в лоб, гитлеровские летчики разошлись по

звеньям и начали заходить для атак с разных сторон.

Посыпались бомбы с большой высоты. Их отвратительный вой, казалось,

проникал в мозг и кровь, сверлил кости. Невольно охватывал страх,

появилось желание сжаться в комок, втиснуться в любую щель. Но где

спрячешься на корабле? Остается только одно: отбиваться, не обращая

внимания ни на что.

Я напряженно следил за тем, как бомбы отделялись от самолетов, и по

их полету старался угадать, куда они упадут. Если стабилизаторы были

выше головок - недолет, если ниже - перелет. Но когда бомбы летели и я

стабилизаторов не видел - замирало сердце. Сейчас сверкнет и...

Хорошо, что мы обрели маневренность. "Полярная звезда" то двигалась

вперед, то отрабатывала задний ход, то разворачивалась.

Бомбы падали так близко, что обдавали палубы грязью и осколками.

Корабль вздрагивал от взрывов, стонал и скрипел. И мы невольно думали:

только бы не сдетонировали торпедные взрыватели!

Стволы наших пушек раскалились. Снарядов уже осталось мало. Надо

было подготовить новые и подать из погреба наверх.

Мне приказали оставить кормовой пулемет и создать живой конвейер от

погреба до носовой палубы для передачи снарядов.

Я заглянул в кают-компанию. Там сидели с носилками восемь

музыкантов в белых халатах. По боевому расписанию они превратились в

санитаров. В закрытом помещении, когда ничего не делаешь, страшней,

чем наверху: вслушиваешься в шум боя и ждешь гибели. В эту минуту

послышался вой падающих бомб. Он нарастал, заглушал грохот боя.

Музыканты втянули головы в плечи и невольно закрыли глаза...

Взрывы встряхнули корабль. Висевший на переборке репродуктор

сорвался с крюка и упал на голову кларнетисту. Тот повалился на палубу

и, не открывая глаз, завопил:

- Убит... я убит!

Перепуганный кларнетист был столь комичен, что, несмотря на

драматизм нашего положения, вызвал дружный смех. Нервам полезна

разрядка.

Я растолковал музыкантам, что нужно делать, и мы создали живую цепь

от погреба до носовой палубы.

Вскоре послышался отбой воздушной тревоги. Когда я, мокрый от пота,

вышел наверх, то увидел на берегу два больших костра. Это догорали

сбитые нашими комендорами "юнкерсы".

Прилетят ли сегодня еще раз?

Мы наспех поужинали и принялись набивать пулеметные ленты,

подготовлять снаряды в ожидании нового налета. Настроение у всех

возбужденное: люди больше обычного разговаривают, много курят,

беспричинно смеются.

Многие понимают, что "Полярная звезда" спаслась чудом. Следующий

налет может стать последним.


17 августа, 21 час. К "Полярной звезде" подошел катер. На нем

командир дивизиона подводных лодок - круглолицый капитан третьего

ранга Владимир Алексеевич Егоров, воевавший добровольцем в Испании. Он

обеспокоен налетом авиации. По тревоге его "щуки" успели погрузиться

под воду. Но беспорядочно сброшенные гитлеровскими летчиками бомбы

чуть не погубили одну из них. Близким взрывом "щуку" так подбросило,

что она едва не опрокинулась.

- Нужно ждать худшего, - сказал комдив. - Не сегодня, так завтра

они здесь разбомбят все, что увидят. Надо связаться со штабом и

покинуть бухту ночью. Утром будет поздно.

Радисты базы немедленно связались со штабом флота, но определенного

ответа не получили. Видимо, на месте не было того, кто мог

распоряжаться.

- Я слетаю туда на мотоцикле, - решил Егоров.

Решительный комдив, погрузив мотоцикл на катер, переправил его на

берег и укатил по приморскому шоссе. Мы остались ждать.


18 августа, 9 часов. "Добро" получено. Приказано быть готовым к

отходу в 24 часа. За нами придут тральщики.

Молодец Егоров, быстро добился нужного приказа!

В полночь тральщики не пришли. В Лужскую губу примчался морской

охотник и предупредил, что к отходу нужно быть готовыми в 2 часа.

Когда подошли тральщики, выяснилось, что нам без лоцмана не выйти

из Лужской губы, так как она закрыта противолодочными сетями. А когда

и где будешь искать лоцмана? Пришлось выходить без него. Не зная

прохода, мы, конечно, днищем зацепили сеть и потащили ее за собой.

Пока освобождались от стеклянных шаров сети, начало светать. В путь

за тральщиками "Полярная звезда" двинулась только в шестом часу. Но на

этом наши злоключения не кончились. Минут через двадцать на

быстроходном катере нас нагнал вернувшийся из Кронштадта Егоров. Он

был рассержен.

- Что же вы не дождались меня? Думаете, для вас одних хлопотал?

Поворачивайте! - потребовал он. - Без тральщиков подводные лодки не

поведу. Тут могут быть мины.

И всем кораблям пришлось поворачивать назад. Настроение было

препаршивое. Казалось, что мы уже вырвались из смертельно опасной

бухты, и вот вновь надо возвращаться к Усть-Луге. Уже рассвело, сейчас

над Лужской губой появятся бомбардировщики. Они увидят нас и, конечно,

не отвяжутся...

Стоя на своих постах, мы с волнением всматривались в розоватое

безоблачное небо. Нервы были напряжены до предела.

Самолет появился не с той стороны, с которой мы ждали. Его заметили

зенитчики тральщика и сразу же открыли заградительный огонь.

Гитлеровский разведчик сделал круг на недосягаемом для снарядов

расстоянии и скрылся за черневшей на берегу кромкой леса.

Он, конечно, приведет за собой бомбардировщиков.

Но вот показались черные рубки трех подводных лодок. Под охраной

катеров они двигались навстречу.

"Полярная звезда" и тральщики вновь развернулись на сто восемьдесят

градусов. Наконец все корабли каравана, построясь в походный ордер,

легли курсом на Ленинград. Если бы не бестолковщина, мы бы ушли из

Лужской губы в темное время. Теперь же нам достанется в пути...

Когда я делал в кают-компании эту запись, раздался грохот носовых

пушек и звонки громкого боя. Захлопнув тетрадь, я бегом кинулся к

трапу... Послышался свист падающих бомб.

От нескольких взрывов корабль закачался, дрожа мелкой дрожью.

"Не попали, мимо", - отметил я про себя.

Оказывается, самолет ринулся на нас из-под солнца. Его не сразу

заметили. Но огонь открыли своевременно. Он не сумел прицельно

сбросить бомбы.

Больше я не спущусь в кают-компанию. В конце концов, можно делать

записки и здесь - у кормового пулемета.

Сейчас мы проходим Копорскую губу и не видим погони.


18 августа, 17 часов. Благополучно прошли Шепелевский маяк, оставив

его справа.

У Толбухинского маяка, который виднелся слева, все наблюдатели

радостно вздохнули: "Живем! Теперь никто не решится нагнать нас".

Здесь гитлеровцев встретят наши истребители и зенитные снаряды фортов.

Пройдя Кронштадт, мы узнали, что утром был большой налет авиации на

Усть-Лугу. Более сорока самолетов сбрасывали бомбы и обстреливали дома

и причалы. Пикирующие бомбардировщики утопили землечерпалку, плавучую

мастерскую, водолазный бот и несколько баркасов - в общем, все, что

было на воде.

Нам повезло. Мы ушли своевременно.

За двое суток непрестанных тревог многие люди так похудели, обросли

бородами и потемнели, что стали неузнаваемы.

Сейчас мы стоим в "ковше" невдалеке от Морского канала, вместе с

недостроенными коробками кораблей и минзагом. В городе уже дважды

объявлялась воздушная тревога, но нас она мало волнует. Тут, на

окраине Ленинграда, сверху нас не сразу разыщешь.