Диалектическая логика логика движения, развития, изменения

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4

Диалектическая логика, подобно формальной, имеет дело с теми формами мышления, которые выработала историческая практика человеческого мышления, но она идет дальше формальной логики в анализе их и представляет собой исторически и логически новую, более глубокую ступень подхода к ним. Особенность этого подхода в тесной и неразрывной связи логической формы с содержанием.

Когда В. И. Ленин исследует понятие или какую-нибудь иную логическую форму мысли, то он берет как единство содержания и формы. Специальное рассмотрение этого вопроса — задача последующего изложения. Сейчас заметим лишь следующее. Заявляя, например, о понятиях, что они должны быть «обтесаны», «обломаны», «гибки», «подвижны», «взаимосвязаны», Ленин анализирует их как раз со стороны логической формы, которая соответствует реальному содержанию явлений и процессов самой действительности, — объективно подвижных, гибких, взаимосвязанных, превращающихся друг в друга и т.д.(20) Исследование понятий и других логических форм мысли с этой стороны имеет первостепенное значение и составляет основную задачу диалектической логики, поскольку, только идя по этому пути, возможно достигнуть наиболее адекватного отражения мира.

В работе «Еще раз о профсоюзах, о текущем моменте и об ошибках Троцкого и Бухарина» В. И. Ленин указывает на одну из характерных черт подхода диалектической логики к предмету. Он пишет: «Чтобы действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и «опосредствования»(21). Но одного такого подхода недостаточно. Кроме того, пишет Левин, предмет надо исследовать в развитии, видеть ту связь с конкретно-историческими условиями, которые выделяют ее из всей массы остальных связей. Именно в этом смысле он показывал на примере со стаканом, что в одной связи он инструмент для питья, в другой — помещение для пойманной бабочки и т. д. Вот такой подход к предмету и нужно выразить в логическом определении. Формальная логика, фиксируя относительно постоянное и неизменное в предметах и явлениях, не способна сделать это своими определениями. Ленин упрекал своих противников за чисто формально-логический подход не потому, что они ограничивались анализом одной логической формы, а потому, что они оперировали негибкими, «формальными определениями», способными в лучшем случае констатировать разные связи и отношения, но не подходить к ним конкретно-исторически. Иначе говоря, B. И. Ленин критиковал своих противников не только за ошибочный анализ конкретного содержания предмета, но и за ограниченность, узость, скованность, неподвижность логических форм их мышления. Сам Ленин давал такие логические определения, которые были диалектическими не только по содержанию, но и по форме. Диалектичность развития содержания объективных вещей и процессов отражается в таких свойствах логических форм мышления, как гибкость, изменчивость, диалектическая «противоречивость», взаимосвязь, взаимопереход понятий, суждений и т. д.

Таким образом, положение о том, что диалектическая логика ограничивается лишь исследованием логических форм мысли со стороны их содержания, беря в готовом виде то, что дает формальная логика в области форм мышления, не выдерживает критики.

Из сказанного следует, что нельзя согласиться и c другим утверждением, по существу повторяющим только что разобранную концепцию. В одной из статей другого сборника, посвященного вопросам логики, мы читаем: «Специфической характеристикой форм является правильность, так же как специфической характеристикой конкретного содержания мысли является истинность»(22).

Из этого положения вытекает вывод, что так как только формальная логика специально занимается проблемой правильности форм мысли, то исследование понятий, суждений и т.п. со стороны их формы есть исключительно ее прерогатива, что же касается диалектической логики, то ей остается только область «содержания» мысли.

Из высказанных выше соображений явствует, что вопрос об истинности распространяется не только на содержание, но и на форму мысли. Мы уже говорили, что для содержания мысли небезразлична ее форма, что в диалектической логике преодолевается известное «безразличие» к содержанию (точнее сказать: большая степень отвлечения формы от содержания), которое присуще формальной логике. Так как диалектическая логика исследует формы мысли в их неразрывной связи с содержанием, то сама логическая форма выступает здесь как наполненная содержанием и адекватная ему и потому она не только логически правильна по своему строению, но и истинна.

Итак, диалектическая логика не только вправе, но и обязана заниматься исследованием форм мышления. Без этого нет диалектической логики.

О мнимом конфликте между диалектической и формальной логикой

Выше было сказано, что формальная логика, ее законы отражают относительное постоянство, устойчивость вещей, фиксируют тождественность вещей, их простейшие связи и отношения. Диалектическая логика, напротив,— это логика развития, изменения. Можно ли отсюда сделать вывод, что диалектическая логика несовместима с признанием формальной логики и что последняя представляет собой пройденный исторический этап, что между ними существует неразрешимый конфликт?

Марксизм никогда не объявлял формальную логику бессмыслицей на том основании, что она оперирует неподвижными категориями. В «Анти-Дюринге» Энгельс прямо указывал, что «из всей прежней философии самостоятельное значение сохраняет ...учение о мышлении и его законах — формальная логика и диалектика» (22).

Нет ли, однако, противоречий в такой постановке проблемы? Нет ли здесь несовместимых противоположностей — диалектики с ее текучими категориями, не знающей никаких абсолютно разграничительных линий между явлениями природы, и формальной логики с ее неподвижными категориями?

Ответ на этот вопрос может быть только отрицательным. Несомненно, в современных условиях, когда наука давным-давно я твердо встала на позиции развития и изменения явлений и когда единственно адекватным методом и способом исследования природы может быть только диалектика, положение и роль формальной логики изменились по сравнению с прошлым. Если в XVII— XVIII вв., в период господства метафизического мировоззрения, она абсолютизировалась, то сейчас положение иное. Начиная с конца XVIII в., и особенно в течение первой половины XIX в., научные знания поднялись на такую ступень, когда старый философский метод и логика не могли уже удовлетворять новые потребности развития науки и человеческой практики. Возникли новый метод, новая — диалектическая — логика, соответствующие новому историческому этапу развития научных знаний и общественной практики.

Однако это не означало, что наступил конец формальной логике. Мы уже говорили, что общая закономерность развития науки такова, что новая ступень, новые теории не просто отбрасывают старую ступень и прежние теории, а указывают их надлежащее место, границы их применимости. Если до достижения новой более высокой ступени в развитии науки господствует представление о том, что существующая теория дает объяснение всем явлениям, имеет всеобщее значение, то новая теория, постигающая более глубоко сущность природы, ограничивает рамки старой теории, лишает ее кажущейся всеобщности, низводит ее на ступень частной теории, объясняющей какой-то определенный круг явлений.

Старая классическая механика, например, считала массу тел во всех случаях неизменной. Новая, квантовая механика опровергла представление о неизменности массы и открыла, что она изменяется в зависимости от скорости движения материальных частиц. Но эта новая теория не объявила законы механики Ньютона недействительными. Она лишь ограничила область их применения макропроцессами, здесь эти законы вполне сохраняются и правильно объясняют механические процессы. Это не значит, что в макропроцессах масса неизменна. Нет, она и здесь изменяется, но скорость движения тел здесь по сравнению со скоростью движения частиц в микропроцессах (сравнимой со скоростью светя) настолько мала, что изменения в массе ничтожны и от них можно отвлечься, принимая массу за нечто постоянное.

Таким образом, всеобщее значение приобрел закон изменяемости массы, а принцип постоянства массы получил значение частного принципа, ограниченного определенными рамками.

Конечно, всякая аналогия условна и приведенным примером мы не хотим сказать, что в случае с формальной логикой и логикой диалектической дело обстоит абсолютно так же. Но тем не менее и здесь и там проявилось действие указанной выше общей закономерности развития познания.

Господство метафизического взгляда на мир в время затушевывало ограниченность формальной логики, не способствовало обнаружению ее ограниченности. Вскрыть ее можно было лишь в новых исторических условиях, только тогда, когда возник диалектический взгляд на природу. Установление недостаточности, ограниченности формальной логики, определение ее действительного места в науке о мышлении и познании освободило ее от неизбежной раньше связи с мировоззрением. Абсолютизация значения формальной логики в прежних исторических условиях заменилась в новое время представлением об ограниченности ее законов и принципов. Заняв принадлежащее ей в процессе мышления и познания реальное место, она таким образом уже не претендует на роль всеобщего способа мышления и тем самым приобрела подчиненное по отношению диалектической логике значение. Следовательно, с возникновением диалектической логики положение, роль, функции формальной логики были существенно сужены. Это ограничение, на наш взгляд, шло по следующим направлениям: 1) Если до этого формальная логика представлялась как единственное учение о мышлении, имеющее неограниченное значение, то после возникновения диалектической логики она оказалась элементарной логикой, т. е. тем, чем она действительно является. 2) Вследствие этого формальная логика утратила неизбежно выполнявшиеся ею на предыдущем историческом этапе развития науки функции всеобщего способа мышления, как метод познания она теперь играет ограниченную роль, выступая в качестве такового лишь там и постольку, где и поскольку можно и нужно отвлечься от развития и изменения, где степень абстрагирования от конкретного содержания мыслей очень большая. 3) В связи с указанными изменениями на первый план выступила главная задача формальной логики — быть учением о правильном, непротиворечивом, последовательном мышлении, о логической связи мыслей, о способах логически аргументированного, Доказательного мышления. Нет ли, однако, противоречия в том факте, что формальная логика оперирует неподвижными категориями, но, несмотря на это, дает такое учение о принципах и правилах правильного мышления, которые мы должны соблюдать во всех случаях, чтобы понимать друг друга и не впадать в логические ошибки? Ведь мы знаем, что вещи находятся в состоянии беспрерывного развития и изменения и в то же время мы утверждаем, что правильное логическое мышление базируется на рассмотренных выше законах формальной логики, основная черта которых — это принцип тождественности предмета мысли.

И. Дицген был совершенно прав, когда он в своем «Аквизите философии» указывал, что это не бессмысленное противоречие, а противоречие, которое сбило с толку немало великих философских умов и задало философам «страшно много работы» (24).

С этим противоречием столкнулись уже некоторые древние мыслители, но разрешить его не сумели. Такие, например, античные философы, как Сократ и Платон, понимали, что все находится в движении. У них есть великолепные образцы диалектики. Вместе с тем они никак не могли понять, как возможно знание того, что не пребывает в покое, а все время движется и изменяется. И они делали вывод, что знание имеет дело с явлениями, пребывающими в покое, а не с изменяющимися. Правда, борясь против диалектического способа мышления, они имели в виду диалектику, доведенную до абсурда, диалектику Кратила, которую они неправомерно отождествляли с диалектикой Гераклита. Истинная диалектика ничего общего не имеет с представлением о природе, исключающим всякий момент покоя, считающим, что предметы якобы настолько изменчивы, что о них ничего знать нельзя (25). Но отвергая подобное карикатурно представление, некоторые античные философы отрицали вообще возможность познания того, что развивается, изменяется.

Вот образчик рассуждений Сократа, изложенный Платоном в сочинении «Кратил»: «Там по справедливости нельзя указать и на знание, Кратил, где все вещи изменяются и ничто не стоит. Ведь если это самое знание есть знание того, что не изменяется, то знание всегда пребывает и всегда есть знание: а когда изменяется и самый вид знания, то как скоро вид знания изменяется в иной, знания уже нет, и где всегда происходит изменяемость, там никогда не бывает знания; а отсюда следует, что там не бывает ни Дознаваемого, ни имеющего быть познанным. Если же, например, всегда есть познающее, то есть и познаваемое, есть и прекрасное, есть и доброе, есть и бытие каждой отдельной вещи; и это уже не походит на то, что мы недавно говорили,— на течение и движение» (26).

Таким образом, дилемма у Сократа и Платона такова: либо вещи тождественны, неизменны и тогда возможно познание, либо вещи изменчивы, нетождественны и тогда познание невозможно. Диалектически соединить тождество и изменчивость вещей они не могли.

Это противоречие не мог разрешить и Аристотель. Формулируя закон противоречия на Основе принципа тождественности вещей, он утверждал, что они не могут в одно и то же время быть и не быть, т. е. содержать в себе внутренние противоречия. Правда, Аристотель искал выхода из этого противоречия не в отрицании изменчивости вещей, а в правильном понимании сущности самого развития. Так, возражая против, по его словам, наиболее крайней точки зрения на изменчивость (мнений Кратила), он писал: «А мы [в ответ] и на такое рассуждение скажем, что то, что изменяется, в то время, когда оно изменяется, дает, правда, этим людям некоторое основание считать его несуществующим, однако же это во всяком случае представляет спорный вопрос: в самом деле, то, что утрачивает [что-нибудь], сохраняет [еще] что-то из того, что оно утрачивает, a также некоторая часть того, что возникает, должна существовать» (27).

Но и на этом Аристотель не останавливается, а идет дальше, он высказывает гениальную мысль о том, что изменение в количестве и качестве—это не одно и то же. «Пусть со стороны количества, — замечает он,— изменение не останавливается, однако же через посредство формы мы постигаем все вещи» (28). Под формой и ее изменением он в данном случае, судя по всему, понимал качество и качественное изменение. Здесь он подходил к правильному диалектическому пониманию соотношения между тождеством и изменчивостью вещи: оказывается, вещь может количественно изменяться без того, чтобы не быть тождественной по форме, т. е. вещь остается какое-то время данным качеством и, следовательно, устойчивой, о ней вполне можно рассуждать, не подменяя ее другой вещью.

Но Аристотель не развивает эту гениальную идею. В конце концов он сбивается на ложную точку зрения. Он заявляет, что только чувственный мир охвачен постоянным движением, уничтожением и возникновением, однако чувственный мир есть-де только часть целого, за ним «существует некоторая неподвижная сущность»(29).

Что же касается познания, то он на основании сформулированного им закона противоречия высказывает мысль о том; что невозможно иметь истину об изменяющейся вещи. «Ибо в поиски за истинным необходимо отправляться от того, что всегда находится в том же самом состоянии и не подвергается никакому изменению»(30). Нужно сказать, что и Гегель не сумел справиться с этой антиномией тождества и изменчивости вещей.

Материалистическая диалектика отвергла как метафизическое противопоставление тождества и изменчивости вещей, так и идеалистическое удвоение мира на мир вещей и мир независимых от них понятий. Она разрешила противоречие тождества и изменчивости вещей, показав, что вещь есть и то и другое. Ни на мгновение не прекращается движение, развитие вещи, но это не значит, что она существует лишь мгновение, тут же исчезая. Чтобы вещь коренным образом изменилась, требуется время, а в течение этого времени она существует как нечто устойчивое, определенное. Конечно, чтобы понять и отразить это единство тождества и изменчивости в мышлении, требуется уже диалектическая логика, о чем будет речь дальше. Таким образом, тождество и изменчивость вещей вполне сочетаются друг с другом. Это дает возможность правильно решить поставленный выше вопрос о том, как формальная логика, будучи логикой мышления при помощи неподвижных категорий, дает нам принципы правильного мышления, которые мы должны соблюдать, даже мысля о вещах изменяющихся, развивающихся. Эта возможность решения вопроса, смущавшего долгое время философские умы в прошлом, появилась лишь благодаря возникновению диалектики. Как часто бывает и в данном случае, высшая ступень развития дала ключ к пониманию места и роли низших форм: диалектический способ мышления дает ключ к объяснению сущности и значения законов формальной логики.

Выше было оказано, что основа формальной логики - это принцип тождества; тождествености предмета мысли. Без этого принципа и вытекающих из него остальных правил формальной логики невозможно было бы правильное мышление. Мы уже приводили простые примеры, показывающие, почему следует придерживаться этих правил, чтобы мысль наша не была сбивчивой, путанной, непоследовательной. Если в процессе рассуждений мы будем подменять один предмет мысли другим, высказывать какую-нибудь мысль и тут же высказывать противоречащие первым мысли, давать противоположные определения вещам и т. д., то мысль наша разрушится. Это относится не только к рассуждениям о простеших вещах и явлениях, но и к рассуждениям о самых сложных явлениях и процессах. Приведем один пример.

В 1912 г. В. И. Ленин написал статью «О политической линии», которая была посвящена анализу некоторых коренных вопросов классовой борьбы в России того времени, критике оппортунистической оценки этой борьбы. Ленин подходил к этим сложным вопросам с позиций диалектической теории развития, но вместе с тем он сам не только соблюдал элементарные принципы правильного мышления, но и подверг критике оппортунистов за то, что они нарушали эти принципы, внося путаницу в свои рассуждения, делая вследствие этого невозможным научный, т. е. диалектический анализ вопросов.

Спор между марксистами и оппортунистами шел о том, какие классы строят и должны строить новую, преобразованную Россию. В. И. Ленин приводит следующую фразу из писаний оппортуниста Николина: «Новую Россию никто не строит, она строится... в сложном процессе борьбы различных интересов...» Посмотрим теперь, как Ленин разбирает это рассуждение. «Если новая Россия строится в процессе борьбы различных интересов, — пишет Ленин, — то это значит, что классы, имеющие различные интересы, по-разному строят новую Россию. Это ясно, как ясен ясный божий день. Какой же смысл имеет противоположение Н. Николина: «новую Россию никто не строит, она строится и т. д.»?

Решительно никакого смысла не имеет. Это — бессмыслица с точки зрения самой элементарной логики»(31).

Как видим, В. И. Ленин ловит оппортуниста на элементарной логической ошибке, на несоблюдении принципа тождества предмета мысли. Если высказывается мысль о том, что Россия строится в процессе борьбы различных классовых интересов, то нельзя тут же, в противоречии с этой мыслью, высказывать мысль о том, что Россию никто не строит, она-де сама строится. Либо одно, либо другое. Ленин показывает, что нарушение элементарной логики в рассуждениях оппортуниста не случайно. Оно преследует цель запутать вопросы. Ленин говорит, что в бессмыслице вышеприведенного высказывания есть «своя логика, логика оппортунизма»(32).

Таким образом, и в рассуждениях о самых сложных и развивающихся предметах и явлениях нужно соблюдать требования формальной логики для того чтобы структура мысли была правильной, чтобы в ней была последовательность, ясность, определенность. В этом смысле нет разницы в том, рассуждаем ли мы о простой, обыденной вещи, например о столе, или об электроне. Высказывая мысли о том и другом, мы должны соблюдать закон тождества. Если же мы в процессе рассуждения о предмете заменим его другим, то мы лишим себя элементарного условия правильного мышления, позволяющего сделать следующий шаг и проанализировать данный предмет глубже, с точки зрения его изменчивости, превращаемости, т. е. проанализировать его диалектически.

Следовательно, правильное, непротиворечивое мышление опирается на законы формальной логики — закон тождества и другие, так как для этих целей достаточно отражать в мыслях вещи в их относительной тождественности, неизменности и т. д. И в этом смысле принципы и правила формальной логики не находятся в конфликте с диалектической логикой. Этот конфликт выдуман теми, кто ставит вопрос так: либо формальная, либо диалектическая логика. Он возникает лишь тогда, когда абсолютизируют значение формальной логики и превращают ее в единственное учение о логическом мышлении, когда игнорируют ее ограниченность.

Именно эту ограниченность формальной логики имел в виду Энгельс, когда он писал, что она годна лишь для «домашнего обихода». Дело, разумеется, не в этих словах, на которых не обязательно настаивать. Употребляя это выражение, Энгельс, конечно, не имел в виду, что есть какие-то области знания, в которых можно не соблюдать правил элементарного мышления (33). Он имел в виду то, что мышление неподвижными категориями терпимо лишь в общежитейском обиходе, где можно отвлечься от того, развиваются или не развиваются, изменяются или не изменяются вещи, с которыми люди связаны повседневно.

Следует вообще отметить, что нельзя вырывать отдельное выражение из общих взглядов Энгельса на роль формальной логики. Если же учесть его концепцию в целом, то необходимо сказать, что он гораздо выше оценивал значение формальной логики, чем некоторые современные логики, упрекающие его за слова о «домашнем обиходе». Мы уже приводили положение Энгельса о том, что только с узкой точки зрений можно в формальной логике видеть лишь инструмент доказывания готовых истин. Тогда как на самом деле формальная логика представляет прежде всего метод для отыскания новых результатов, для перехода от известного к неизвестному (34).

Blog

Диалектическая логика логика движения, развития, изменения