Теоретико-методологический комплекс этнополитологии: современный взгляд 49 сергей кузнецов 53 моделирование процесса этногенеза 53

Вид материалаДокументы

Содержание


Наталья палеева
Проблема разделения «других» и «чужих» в теоретико-методологических исследованиях
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   24

НАТАЛЬЯ ПАЛЕЕВА


руководитель научно-исследовательского отдела Республиканского научно-исследовательского Центра, кандидат политических наук

Казань, Россия

ПРОБЛЕМА РАЗДЕЛЕНИЯ «ДРУГИХ» И «ЧУЖИХ» В ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ



Проблемы национальной идентичности, идентификации (как процесса формирования идентичности) выходят сегодня на одно из первых мест по обращению к ним среди исследователей.

Тема идентичности становятся актуальной именно в период зарождения постнеклассической познавательной модели (парадигмы)1, делающей возможным само появление подобных понятий, а затем и исследовательских проблем, то есть в ХХ веке.

Следствием разработки проблем идентичности, становится исследование вопросов происхождения и существования категорий «Другого», «непринимаемого» населения. Параллельно с конструктом «Другого», разрабатывается понятие «Чужого» и феномена «чуждости» как такового, являющегося, в большинстве случаев, разновидностью (крайней формой) «Других».

В данной статье я попытаюсь проанализировать основные результаты теоретических исследований, касающихся проблем «отличного от Меня» населения, выявив различия в довольно схожих между собой категориях «Чужих» и «Других».

Итак, практически все работы, касающиеся обозначенной проблемы, осуществлялись в рамках одного из трех подходов – конструктивистского, инструменталистского или примордиалистского. При всей значимости двух других, дальнейшие рассуждения будут строиться на основе подхода конструктивистского, утверждавшего, что само-идентичность, является конструируемым феноменом, как, впрочем, и то, отталкиваясь от чего она конструируется (явления «Других» и «Чужих»). Главная роль, в конструировании указанных процессов, помимо непосредственного личного восприятия «не похожих на Меня», безусловно, принадлежит власти, создающей в обществе соответствующие смысловые коды/конструкты, транслируемые, главным образом, через СМИ. Данные конструкты играют роль своеобразных «линз», через которые мы и воспринимаем другие иноэтничные или иноконфессиональные группы (относясь к ним с той или иной долей доверия и симпатии).

Воспринимая ту или иную этническую группу, индивид, согласно А. Шютцу, проецирует на нее интерсубъективный мир группы собственной, который, очевидно, может существенно отличаться от интерсубъективного мира первой. Отсюда и проистекает то, что индивид из одной социальной группы видит объекты иначе, чем человек из другой социальной группы. Благодаря этой интерсубъективности повседневное знание и жизнь индивидов одной группы отличается от других. Именно таким образом и возникает «Мы»-группа, в которой индивид чувствует себя «своим» и как дома и «Они»-группа – иная, в которой сложно понять ее членов, из-за чего, по мнению исследователя, и возникает опасение и недоверие. Таким образом, сопоставляя свое «Мы» с другими «Они» и вырабатывается социальная самоидентификация индивидов.

Немаловажную роль в восприятии «Других» (помимо внешнего вида) играет язык (в смысле системы словесных знаков1) наполняющий жизнь каждого конкретного индивида значимыми для него объектами и конструирующий системы символических представлений (таких, как религия, философия, искусство, наука). Язык, таким образом, становится тем «первичным» универсальным маркером, на основании которого происходит отделение «Себя» от «Других».

Воспринимая «Других» и формируя, на основании данного отличия, образ «Себя», первую группу мы, так или иначе, типологизируем. Перечень конструктов небольшой и представляет собой уже обозначенных «Других», «Чужих», «Врагов».

Образ «Другого», в теоретических исследованиях, представляет собой нечто, «неизвестное» и до конца не понятное «Нам». Несмотря на то, что с этносами, относимыми к данной категории, мы проживаем на одной территории, образы их, в нашем восприятии, так и остаются неконкретными, абстрактными2. Полное восприятие «Другого», едва ли возможное в такой ситуации, способствует «доконструированию» его образа в нашем сознании. Подобное «доконструирование» как раз и происходит благодаря воздействию транслируемых властью смысловых конструктов, позволяющих сформировать свое собственное (позитивное или нет) отношение к ним.

«Другой» гораздо более свободен, чем «Я», поскольку меньше связан социальными отношениями, обыденными для «Нас»3. Он (и в этом одно из его сходств с «Чужим»),   в любой момент способен уйти. Это есть некая, не поддающаяся объективации личность, восприятие которой происходит абстрактно, что означает, что мы воспринимаем «Других» во всей их совокупности. Никакого разделения на конкретные личности, при этом, не происходит.

Отличие «Другого» от «Чужого», согласно работам зарубежных социологов (тот вариант, когда «Чужой» воспринимается как своеобразная крайняя форма «Других» мы не рассматриваем), заключается, в первую очередь, в том, что «Чужак», в отличие от «Другого», всегда противостоит «коренной» этнической группе. Если «Другого» мы в большинстве случаев не воспринимаем как противостоящую нам силу, приписывая им некоторые положительные качества и рассматривая их мир как один из возможных, то в отношении «Чужого» подобной доброжелательности нет. Мир последнего опасен и враждебен практически всегда.

«Другой», при определенных условиях, способен стать «Своим» (в дореволюционное время, к примеру, подобного рода условиями было обращение в православие, знание русского языка и участие в военных походах), «Чужой» такой возможностью не обладает.

«Чужаки»   пришлые и редко проживают на одной с «Нами» территории (чего, опять же, нельзя сказать о «Других»). Наше общение с ними эпизодично. В данном контексте образ «Чужого» близок образу «Врага» (дискурс о котором исключительно негативен), с той лишь разницей, что с последними «Мы» не осуществляем никаких контактов, никогда не делим совместную территорию, вследствие чего и представление о них формируется исключительно благодаря работе СМИ, создающих в общественном сознании тот или иной их образ.

В обществе существуют две разновидности «Чужих», попадающих под данное определение,   «Чужие», рекрутированные из самого общества (таковы, например, бедняки, преступники и т.п.) и «Чужие» – странники, пришедшие в данную среду извне. К обеим группам отношение очень настороженное. Они исключены из «Нашего» социума, являются носителями иной культуры и системы ценностей. Пребывание их среди «Нас» также не является долговременным1.

Попытки, предпринимаемые «Чужими» для того, чтобы приблизиться к «Нам», стать «Своими», обречены на провал, так как, даже поселившись на одной территории, они не способны включиться в процесс общественных отношений, ввиду незнания всей системы социума, принятых в нем правил и норм поведения. «Научиться» этому практически невозможно, так как многие социальные процессы, характерные для тех или иных обществ, в немалой степени обусловлены менталитетом титульного этноса.

«Чужого», как и «Другого», отделяет от «Нас» порог (с разной, правда, возможностью его преодоления), не позволяющий одновременно находиться по обе его стороны. «Порогом» может быть целый ряд качеств, начиная от пола и заканчивая культурными и национальными различиями. Это свидетельствует о том, что «определенного Чужого», как и «определенного Другого», не существовало и существовать не может2. Существуют различные стили чуждости, определяемые для каждой конкретной ситуации в момент ее проживания.

В отличие от «Чужих», с «Другими» мы пытаемся выстроить, через узнавание их законов, некоторое взаимодействие. Процесс налаживания которого облегчается проживанием с ними на одной территории1. Эффективное взаимодействие крайне важно для «Нас», так как «Других» мы признаем практически равными себе по статусу и значительно более независимыми.

Подводя итог приведенным рассуждениями, необходимо отметить тот факт, что определенная часть исследователей, не делая различий между тремя указанными категориями и опираясь на дискурс дореволюционной прессы, относит их к более общей категории «инородцев». Последнее едва ли правомерно, так как во второй половине ХIХ века под «инородцами» чаще понимали местное население, проживающее в дальних регионах страны (в Сибири и на Дальнем Востоке), а вовсе не пришлое, которое, зачастую, обозначалось в соответствии с основной сферой своей деятельности (заморские купцы, иностранные ремесленники, послы и т. п.)

В заключении хотелось бы особо подчеркнуть тот факт, что данная статья является, скорее, кратким изложением некоторых, полученных в результате анализа, выводов. Наброском о проблеме разделения различных групп «отличных от Нас», требующая, безусловно, своей дальнейшей конкретизации и еще более подробного изучения.