В. М. Бакусев (зам председателя), Ю. В. Божко, А. В. Гофман, В. В. Сапов, Л. С. Чибисенков (председатель) Перевод с немецкого А. К. Судакова Номер страницы предшествует странице (прим сканировщика)

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 37

Это бытие у Бога, или, по нашему выражению, это существование, характеризуется далее как Логос, Или Слово. Можно ли отчетливее выразить ту мысль, что это — его ясное и понятное себе самому откровение и проявление, его духовное выражение, — что, как мы это выразили, непосредственное существование Божие необходимо есть сознание — отчасти себя самого, отчасти же Бога, чему мы и привели строгое доказательство.

80

Если только это ясно, то не остается ни малейшей темноты в утверждении, что «все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть» (стих 3 [32]) и т. д., и это положение оказывается совершенно равнозначным положению, которое выдвинули мы, — именно, что мир и все вещи существуют лишь в понятии, в Слове Иоанна, и, будучи понятными и осознанными, — как Божие самовысказывание себя самого; и что понятие, или Слово, одно только и есть творец мира вообще и — через заключающиеся в его сущности дробления — творец множественных и бесконечных вещей в мире.

Короче говоря, эти три стиха я выразил бы по-своему так. Как и внутреннее бытие Божие, его существование столь же изначально, и последнее неотделимо от первого и само совершенно тождественно первому: а это божественное существование необходимо есть — в собственной своей материи — знание, и только в этом знании стали действительными мир и все вещи, которые находятся в мире.

Столь же ясными становятся теперь и два следующих стиха. В нем, этом непосредственном божественном существовании, была жизнь, глубочайшее основание всякого живого, субстанциального, но вечно остающегося сокрытым от взгляда существования; и эта жизнь стала в действительном человеке светом, сознательной рефлексией; и этот единый вечный первосвет вечно светил в потемках низших и неясных ступеней духовной жизни, нес их, будучи незамечен, и удерживал их в существовании, хотя тьма и не постигла (begriffen) этого.

Объясненное нами сейчас содержание вступления Евангелия от Иоанна составляет абсолютно истинное и вечно значимое в нем. Отсюда же начинается истинное лишь для времен Иисусовых и основания христианства и для необходимой точки зрения Иисуса и его апостолов: а именно, историческое, а отнюдь не метафизическое утверждение, что это абсолютно-непосредственное существование Божие, вечное знание, или Слово, чисто и ясно, каково оно и в себе самом, без всякой примеси неясности или темноты и без всякого индивидуального ограничения предстало в том Иисусе из Назарета, который в такое-то определенное время выступил с учением в стране Иудейской и замечательные изречения которо-

81

го записаны здесь, в личном чувственном и человеческом существовании и, как превосходно выражается евангелист, стало в нем плотию. Различие, равно как и взаимное согласие этих двух точек зрения — истинного абсолютно и вечно и истинного лишь для временного понимания Иисуса и его апостолов, состоит в следующем. С первой точки зрения во все времена, во всяком без исключения человеке, который живо постигнет свое единство с Богом и который действительно и в самом деле предаст всю свою индивидуальную жизнь божественной жизни в себе, вечное Слово, без изъяна и без оговорок, совершенно таким же образом, как в Иисусе Христе, становится плотью, чувственно-личным и человеческим существованием. — Эту выраженную в такой форме истину, которая говорит лишь о возможности бытия совершенно безотносительно к средству действительного становления, не отрицают ни Иоанн, ни выведенный им в своих речах Иисус; более того, они повсюду самым настойчивым образом подчеркивают ее, как мы и увидим это впоследствии. Другая точка зрения, свойственная исключительно христианству и имеющая силу лишь для его учеников, обращается к средству становления и учит о нем так: именно Иисус из Назарета и всецело сам собою, простым существованием своим, природой, инстинктом, без преднамеренного искусства, без наставления, являет собою совершенное чувственное воплощение вечного Слова — так, как совершенно никто не был прежде его; а все те, кто становятся его учениками, еще не являются таким воплощением именно оттого, что нуждаются в нем и должны стать им лишь благодаря ему. — Ясно высказанное нами только что составляет характерный догмат христианства как исторического явления, временного учреждения для религиозного образования человечества; в этот догмат, совершенно несомненно, веровали Иисус и его апостолы; он выражен чисто, ясно и в высоком смысле в Евангелии от Иоанна; для Иоанна Иисус из Назарета был, впрочем, также Христом, обетованным благодетелем человечества, но только этот Христос есть для него также Слово, ставшее плотью; этот же догмат выражен в смешении с иудейскими мечтами о Сыне Давидове, разрешителе Ветхого Завета и учредителе Нового, у Павла и прочих. Повсюду,

82

и в особенности у Иоанна, Иисус есть первородный и единый, непосредственно рожденный Сын Отца, отнюдь не в качестве эманации или чего-либо в этом роде — подобные противные разуму фантазии возникли лишь много позже, — но, в разъясненном выше смысле, в вечной единосущности и равносущности; все же прочие могут стать чадами Божиими лишь в Нем и опосредствованно, путем претворения в его сущность. Прежде всего нам следовало бы признать это, ибо иначе мы отчасти занимались бы нечестным толкованием, отчасти же вовсе не поняли бы христианства, но были бы сбиты им с толку. Затем, даже предположив, что сами мы никак не желали бы воспользоваться этим воззрением, давайте по крайней мере верно поймем и оценим его. А потому я напомню в этом отношении следующее. 1. Постижение абсолютного единства человеческого и божественного существования есть, разумеется, глубочайшее познание, какое доступно человеку. До Иисуса оно нигде не было известно, да и со времен Иисуса, можно даже сказать, до сего дня, по крайней мере в мирском познании, оно вновь практически искоренено и утрачено. Иисусу же оно было присуще очевидно, как и мы установим неопровержимо, если только сами обретем его, — пусть даже только в Евангелии от Иоанна. Как же Иисус пришел к этой истине? Если некто, после того как истина уже открыта, может впоследствии заново обнаружить ее, то в этом нет большого чуда; но невероятное чудо — в том, как может достичь прозрения первый его обладатель, отделенный от бывших прежде него и последовавших за ним тысячелетий единоличным обладанием этим постижением истины. Стало быть, в самом деле истинно то, что утверждает первая часть христианского догмата: что Иисус из Назарета есть, — совершенно особым, абсолютно никакому, кроме него, индивиду не свойственным образом, — единородный и первородный Сын Божий; и что все времена, которые только способны понять его, должны будут признать его таковым. 2. Хотя истинно то, что теперь всякий может найти в сочинениях его апостолов это учение и признать его для себя самого и собственным своим убеждением за истину, хотя, как мы утверждаем далее, верно и то, что философ, насколько ему известно, совершенно независимо от христианства находит те же

83

самые истины и обозревает их с последовательностью и всесторонней ясностью, в какой они, по крайней мере нам, не были переданы самим христианством, то остается, однако, вечною истиной, что мы, со всем нашим веком и со всеми нашими философскими исследованиями, поставлены на почву христианства и из него исходим и что это христианство многообразно участвовало во всем нашем образовании и все мы вместе взятые не были бы решительно ничем из того, что мы есть теперь, если бы нашему образованию не предшествовал во времени этот могущественный принцип [33]. Мы не можем уничтожить ни одну часть нашего бытия, унаследованного нами от прошлых событий, а исследованиями о том, что было бы, не будь того, что есть, не станет заниматься ни один рассудительный человек. А потому и вторая часть христианского догмата — что все те, которые со времен Иисуса Христа пришли к единению с Богом, пришли к нему лишь благодаря ему и через его посредство — остается равным образом безоговорочной истиной. А следовательно, всячески подтверждается то наше убеждение, что до конца времен перед этим Иисусом из Назарета будут глубоко преклоняться все разумные люди и что, чем более действительно существуют они сами, тем смиреннее признают безмерное величие этого исключительного явления.

Все это сказано для того, чтобы защитить это имеющее силу для своего времени воззрение христианства от неверного и несправедливого приговора там, где есть естественная склонность к нему, но отнюдь не затем, чтобы навязать это воззрение тому, кто либо вовсе еще не обращал внимания на эту историческую сторону христианства, либо, если и обращал, не мог тем не менее обнаружить именно того, что мы, по нашему убеждению, находим в ней. Ведь мы отнюдь не хотели бы в сказанном только что принять сторону тех христиан, для которых цену делу придает лишь имя. Блаженным делает лишь метафизическое, а отнюдь не историческое; последнее же лишь вразумляет. Если только человек действительно соединен с Богом и вернулся в него, то совершенно безразлично, каким путем он пришел к этому, и было бы совершенно бесполезным и неестественным занятием всегда лишь повторять в себе воспоминание о пути к

84

предмету, вместо того чтобы жить в нем. Если бы Иисус мог вернуться в мир, то, надо полагать, он был бы совершенно удовлетворен, если бы нашел христианство действительно господствующим в душах людей, все равно, хвалили бы при этом его заслугу или же игнорировали ее; это и впрямь самое малое, чего можно было бы ожидать от такого человека, который уже и тогда, при жизни, искал не своей славы, но славы Пославшего его [34].

После того как в различении двух описанных точек зрения мы нашли ключ ко всем высказываниям Христа у Иоанна и верное средство возведения того, что высказано во временной форме, к чистой и абсолютной истине, резюмируем содержание этих высказываний в ответе на оба вопроса. Прежде всего: что говорит Иисус о самом себе в смысле своего отношения к Божеству? Далее: что говорит он о своих приверженцах и учениках в смысле их отношения, во-первых, к нему, а во-вторых, через его посредство, к Божеству?

Гл. 1, 18: «Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил». Как мы сказали, в себе божественная сущность потаенна; она выступает лишь в форме знания, и притом совершенно так, как она есть в себе.

Гл. 5, 19: «...Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не увидит Отца творящего: ибо, что творит Он, то и Сын творит также». Его самостоятельность исчезла, как мы это выразили, в жизни Бога.

Гл. 10, 28-30: «И Я даю им жизнь вечную... и никто не похитит их из руки Моей. Отец Мой, Который дал Мне их, больше всех; и никто не может похитить их из руки Отца Моего. Я и Отец — одно». В обоих тождественных положениях сказано одно и то же. Его жизнь есть моя, моя жизнь — его. Мое дело — его дело, и наоборот: именно так, как мы и выразились в прошлом чтении.

Это — самые отчетливые и убедительные места. Таким образом — единогласно и в одних словах — учит об этом все Евангелие. Иисус никогда не говорит о себе иначе.

85

Далее, как говорит он о своих приверженцах и своем отношении к ним? Неизменно предполагается, что в их нынешнем состоянии они совершенно не имеют верного бытия, но, как говорит он в 3-й главе Никодиму, должны обрести столь всецело иное и противоположное их прежнему бытие, как если бы родился на место каждого из них совершенно другой человек [35], или, как он выражается всего убедительнее, они вовсе не живут и не существуют, но пребывают в смерти и во гробе, и только ему предстоит даровать им жизнь [36].

Послушайте об этом следующие решающие места Евангелия.

Гл. 6, 53: «...если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его (это выражение мы объясним впоследствии), то не будете иметь в себе жизни». Только тем, что едите плоть Мою и пьете Мою кровь, обретаете вы жизнь; без этого же нет ее.

Гл. 5, 24 cл.: «...слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и... перешел от смерти в жизнь... наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышавши, оживут» (курсив Фихте. — Пер.). — Мертвые! Кто же эти мертвые? Те ли, кто будут лежать во гробах своих в Судный день? Грубо-чувственное толкование; говоря библейским языком, толкование по плоти, но не по духу. Час ведь настал уже тогда. Мертвецы эти были те, которые не услышали еще голоса его и были потому мертвы.

А какова та жизнь, которую обещает Иисус дать верным своим?

Гл. 8, 51: «...кто соблюдет слово Мое, тот не увидит смерти вовек», — отнюдь не в том смысле, как понимают это бездуховные толкователи: хотя он однажды и умрет, но не навек и в Судный день вновь пробудится, — а так, что отныне и вовеки он не умрет. — как то и впрямь поняли иудеи и хотели опровергнуть Иисуса, напомнив ему о факте смерти Авраама, и Иисус одобряет их толкование, намекая на то, что Авраам — который увидел день его и был посвящен в его учение, несомненно, Мелхиседеком — действительно не умер.

Или, еще очевиднее, — гл. 11, 23: «...воскреснет брат твой». Марфа, голова которой была именно так же забита иудейскими выдумками, сказала: знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день. Нет, говорит Иисус: «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня,

86

не умрет вовек» [37]. Соединение со Мной дает соединение с вечным Богом и его жизнью и уверенность в ней, так что в каждое мгновение мы обладаем всею вечностью и имеем ее и совершенно не верим обманчивым феноменам рождения и смерти во времени, а потому не нуждаемся более и в каком-либо пробуждении как спасении от смерти, в которую мы не верим.

А откуда у Иисуса эта вовеки животворящая верных ему сила? От его абсолютного тождества с Богом — гл. 5, 26: «...как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе».

Далее, каким образом приверженцы Иисуса становятся причастны этому тождеству своей жизни с жизнью божественной? Иисус говорит об этом в самых разнообразных выражениях, из которых я приведу здесь лишь самые сильные и определенные, и именно из-за абсолютной их ясности — самые непонятные и предосудительные во мнении как современников, так и потомков вплоть до сего дня. Гл. 6, 53-55: «...если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие». Что это значит? — Он сам объясняет это в стихе 56: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем», и обратно, кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот ел Мою плоть и т. п. Есть его плоть и пить его кровь означает: стать совершенно и всецело им самим и пресуществиться без изъяна и оговорок в его лице, — лишь повторить Его в своей личности, — так же точно пресуществиться [38] с Ним в Его плоть и кровь — как Он есть ставшее плотью и кровью вечное Слово, и стать (что просто следует из этого и ему равнозначно) самим явившимся во плоти и крови вечным Словом: мыслить всецело и совершенно, как он, и так, словно бы это сам он мыслил, а не мы; жить всецело и совершенно, как он, и так, словно бы он жил вместо нас. Если только вы теперь, почтенное собрание, не упростите и не исказите собственные мои слова, поняв их в том ограниченном смысле, будто надлежит лишь подражать Иисусу как недостижимому образцу нашему издали и в частностях, насколько то позволяет челове-

87

ческая слабость, но примете их так, как они сказаны мною, — что нужно совершенно стать им самим, то вам с очевидностью станет ясно, что Иисус не мог бы выразиться сколько-нибудь осмысленно иначе и что он сказал превосходно. Иисус был весьма далек от того, чтобы представлять себя недостижимым идеалом, которым сделала его лишь нужда последующих времен, и апостолы его также не смотрели на него в этом смысле — среди прочих даже и Павел, который говорит: «Не я живу, но живет во мне Христос» [39]. Но Иисус желал, чтобы его приверженцы всецело и неделимо повторили его в его характере — таким, каким был он сам, и притом он требовал этого абсолютно и как непременное условие: если не будете есть плоти моей и т. п., то не обретете в себе вообще никакой жизни, но останетесь лежать во гробах, где я и нашел вас.

Лишь этого одного он требовал: не больше, но и не меньше. Он отнюдь не думал удовольствоваться просто исторической верой в то, что он есть воплотившееся вечное Слово и Христос, как он себя называл. Правда, у Иоанна он также требует как предварительного условия — лишь затем, чтобы его выслушали и обратились к его речам, — веры [40], т. е. предварительного допущения возможности того, что он и есть этот Христос, и он нисколько не останавливается также перед тем, чтобы укрепить и облегчить людям это допущение поразительными и чудесными действиями, им совершаемыми. Но последнее и решающее доказательство, которое лишь должно стать возможным благодаря предварительному допущению, или вере, есть то, что человек действительно начнет исполнять волю Того, Кто послал Иисуса, т. е., что он (в объясненном выше смысле) будет есть плоть и пить кровь его, вследствие чего и осознает, что учение это от Бога и что Иисус говорит не от себя самого. Точно так же не идет здесь речи и о вере в его предстатель-ственную заслугу. Хотя Иисус у Иоанна есть Агнец Божий, принявший на себя грехи мира, но он — отнюдь не тот, кто искупал бы их своею кровью перед разгневанным Богом. Он уносит грехи: согласно его учению, человек вне Бога и его самого вовсе не существует, но мертв и погребен; он никоим образом не входит в духовное Царство Божие: как же мог бы бедный, ничтожный

88

человек возмутить что-то в этом Царстве и нарушить Божий намерения? Но кто превратится в Иисуса, а тем самым в Бога, тот уже более и вовсе не живет, но в нем живет Бог: но как же мог бы Бог согрешить против себя самого? Следовательно, он унес и уничтожил всю иллюзию греха и робость перед Божеством, которое могло бы почесть себя оскорбленным из-за поступка человека. Наконец, если кто-то повторит таким образом характер Иисуса в своем характере, каков же будет, по учению Иисуса, результат этого? Так, Иисус, в присутствии учеников своих, восклицает к Отцу своему, гл. 17, 20: «Не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их; да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино...», — в Нас — едино. Теперь, по достижении совершенства, устраняется всякое различие: вся община, Первородный вместе с родившимися впоследствии, вначале и позднее, вновь совпадают в едином общем источнике жизни всех — Божестве. И таким-то образом, как мы и утверждали выше, христианство, если допустить его цель достигнутой, вновь совпадает с абсолютной истиной и само утверждает, что каждый может и должен прийти к единству с Богом и стать в своей личности самим существованием его, или вечным Словом.

Итак доказано, что учение христианства в точности согласуется с нашим учением, которое мы изложили вам в предшествующих наших речах, а в начале сегодняшнего чтения постарались окинуть одним общим взглядом; совпадает даже в системе образов жизни и смерти и всего, что из них проистекает.

Послушайте в заключение то, чем я завершил мое прошлое чтение, сказанное словами того же самого евангелиста Иоанна.

В первой главе своего Первого послания он так суммирует — без всякого сомнения, имея в виду свое Евангелие, — практический его результат: «О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни». Заметьте, как много значения он придает тому, чтобы предстать в своем Евангелии не излагающим только собственные свои мысли, но простым свидетелем бывших ему восприятий! — «...о том... возвещаем вам, чтобы

89

и вы» — совершенно в духе последнего из приведенных выше слов Иисуса — «имели общение с нами; а наше» (наше — апостолов, равно как и ваше — обращенных) «общение — с Отцем и Сыном Его, Иисусом Христом... Если мы говорим, что имеем общение с Ним, а ходим во тьме» (если мы думаем, что едины с Богом, а в нашей жизни не является ни проблеска божественного действования), «то мы лжем» (и суть лишь фантазеры и мечтатели). «Если же ходим во свете, подобно как Он во свете, то имеем общение друг с другом, и Кровь Иисуса Христа, Сына Его» (отнюдь не кровь его, пролитая в метафизическом смысле во искупление нашего греха, но плоть и дух его, вошедшие в нас, его жизнь в нас) «очищает нас от всякого греха» [41] и далеко возносит нас над самой возможностью грешить.

ЧТЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Почтенное собрание,

наша теория бытия и жизни изложена теперь полностью. Мы доказали также — отнюдь не для того, чтобы доказать тем самым теорию, но в виде всего лишь побочного замечания, — что христианская теория этих предметов совершенно такова же. Здесь я только прошу у вас, в том, что касается этого последнего обстоятельства, дозволения постоянно использовать проведенное доказательство, напоминая порой о выражении или образе из христианских текстов, в которых имеются чрезвычайно выразительные и превосходно обозначающие предмет образы. Злоупотреблять этим дозволением я не стану. Мне весьма хорошо известно, что в нашу эпоху невозможно вступить в сколько-нибудь обширный круг людей образованных сословий, где не отыскалось бы нескольких лиц, у которых упоминание о Христе и использование библейских выражений вызывает неприятные ощущения и подозрения, что говорящий — одно из двух: или лицемер, или ограниченный ум. Поставить это в вину таким людям — совершенно противоречит моим принципам; кто может знать, как мучит их зрелище непризванных ревнителей этих предметов и какие противоразум-

90

ные вещи им могли бы навязать под именем учения Библии? Но я знаю также и то, что во всяком образованном обществе, в том числе в собравшемся здесь обществе, встречаются и другие — те, которые любят возвращаться душою к этим напоминаниям, а с ними вместе — и к прежним чувствам их юности. Пусть эти два класса людей любезно помирятся здесь друг с другом. Все, что я собираюсь сказать, я скажу вначале на обычном книжном языке; пусть те, которым неприятны библейские образы, держатся только первого выражения, второе же пропускают мимо ушей.

Blog

Содержание