В. М. Бакусев (зам председателя), Ю. В. Божко, А. В. Гофман, В. В. Сапов, Л. С. Чибисенков (председатель) Перевод с немецкого А. К. Судакова Номер страницы предшествует странице (прим сканировщика)

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 37

48

множественному и ищет в нем покоя и самоудовлетворения, которого, однако же, никогда на этом пути не найдет. — Пусть это замечание послужит, во-первых, разъяснением данного мною в первой лекции описания подлинной жизни и жизни лишь кажущейся. Во внешних чертах эти два противоположных образа жизни почти что сходствуют; оба протекают среди тех же, общих всем, предметов, которые одинаковым образом ими обоими воспринимаются; но внутренне оба они чрезвычайно различны. А именно, подлинная жизнь нисколько не верит в реальность этого множественного и преложного, но верит единственно лишь в непреложную и вечную основу этой реальности в божественной сущности; со всем своим мышлением, своей любовью, своим послушанием, своим самоудовлетворением она неизменно растаивает и исчезает в этой основе; жизнь же кажущаяся не знает и не уловляет вовсе никакого единства, но считает само множественное и преходящее истинным бытием и принимает его как таковое. Во-вторых же, это самое замечание ставит перед нами задачу: указать подлинную причину того, почему то, что, согласно нашему учению, есть само по себе абсолютно Одно и остается Одним в подлинной жизни и мышлении, превращается в явлении, фактическую неискоренимость которого мы, однако, равным образом обязаны признать, во множественное и переменчивое; по крайней мере указать в точности, говорю я, подлинную причину этого превращения и отчетливо изложить ее, на случай, если бы, скажем, ясное доказательство этой причины оказалось недоступным для популярного изложения. Указание же этой причины множественности и переменчивости наряду с дальнейшим применением сказанного сегодня должно составить содержание нашего следующего чтения, к которому я вас почтительнейше и приглашаю.

ЧТЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Почтенное собрание,

сегодняшнее наше рассуждение давайте начнем с того, что бросим общий взгляд и на подлинную нашу цель, и на то, что уже сделано нами для этой цели.

49

Мое мнение таково: человек не предназначен к несчастью, но мир, покой и блаженство могут выпасть на его долю, — и, однако, блаженства этого ему не может придать ни какая-либо внешняя сила, ни даже чудесное действие этой внешней силы, но он сам должен принять его собственными своими руками. Причина всяческих бедствий и несчастий среди людей есть их рассеянность во множественном и преложимом; единственное и абсолютное условие блаженной жизни — уловление единого и вечного сердечной любовью и радостью, хотя это Одно схватывается, конечно же, лишь в образе, мы же сами отнюдь не можем стать в действительности Единым, не можем и превратиться в него.

И вот я хотел бы, чтобы вы достигли прежде всего ясного постижения самого этого, только что высказанного мною положения и убедились в его истинности. — Мы намерены достичь здесь поучения и просвещения, которое только и имеет к тому же непреходящую ценность, а вовсе не минутного умиления и возбуждения фантазии, большею частью исчезающего без следа. Для рождения же этого желаемого ясного познания требуется следующее: во-первых, постичь бытие как сущее абсолютно по себе и через самое себя; как Единое и как непреложное и неизменное в себе. Это познание бытия отнюдь не является исключительным достоянием школы, но всякий христианин, если только он в детстве получил основательные уроки закона Божия, получил уже тогда, при объяснении божественной сущности, наше понятие о бытии. Во-вторых, для этого постижения нужно понять, что мы, разумные существа, в отношении того, чем являемся сами по себе, ни в коей мере не суть это абсолютное бытие, но тем не менее связаны с ним в глубочайшем корне нашего существования, ибо иначе мы совершенно не могли бы существовать. Это же последнее познание, особенно в отношении «как», нашей связи с Божеством, может быть более или менее ясным. Мы изложили его — с величайшей ясностью, с которой оно, по нашему мнению, только может сделаться популярным, — вот как: кроме Бога решительно ничто не существует поистине и в собственном смысле этого слова, не считая лишь знания; а это знание есть само божественное существование, прямо и непосредственно, и, насколько мы суть

50

знание, мы сами, в глубочайшем корне нашем, суть это божественное существование. Все прочее, что еще может казаться нам существованием — вещи, тела, души, мы сами, поскольку мы приписываем себе самостоятельное и независимое бытие, — вовсе не существует поистине и само по себе, но существует лишь в сознании и мышлении как сознаваемое и мыслимое, а не как бы то ни было иначе. Это, говорю я, есть самое ясное выражение, в каком, по моему понятию, такое познание может быть популярно доведено до сознания людей. Однако в случае, если бы кто-нибудь не смог, предположим, постичь даже и этого, если бы даже он оказался бессилен помыслить или понять что-либо в отношении «как» этой нашей связи с Божеством, то это еще вовсе не исключало бы для него блаженной жизни и не препятствовало бы ей. Но все же для блаженной жизни, по моему абсолютному убеждению, необходимо следующее: 1. Чтобы у нас вообще имелись твердые принципы и допущения относительно Бога и нашего к нему отношения, которые не хранились бы в нашей памяти просто как заученные наизусть, без нашего к ним сочувствия, но были бы для нас самих истинны и в нас самих живы и действенны. Ибо именно в этом и состоит религия: и кто не имеет подобных принципов таким именно образом, у того нет и религии, а поэтому самому нет также ни бытия, ни существования, как нет в нем и подлинной самости, — но он лишь плывет подобно тени по множественному и преходящему. 2. Для блаженной жизни требуется, чтобы эта живая религия достигла по меньшей мере того, что укрепила бы в нас сердечное убеждение в собственном нашем ничтожестве, а также в бытии нашем единственно в Боге и благодаря ему, чтобы мы по крайней мере всегда и непрерывно чувствовали эту связь и чтобы она — пусть она даже, положим, и не мыслится и не выражается со всей отчетливостью — была тем не менее потаенным источником и глубоко скрытым определяющим основанием всех наших мыслей, чувствований, движений и побуждений. — Мы абсолютно убеждены, говорю я, в том, что это непременно требуется для блаженной жизни, и такое убеждение высказываем для тех, кто уже предполагает возможной блаженную жизнь, кто нуждается в ней или в укреплении на ее пути и желает поэтому

51

воспринять наставление к ней. Несмотря на это, мы не только вполне можем потерпеть, что кто-то обходится без религии и без подлинного существования, без внутреннего покоя и блаженства и уверяет, будто прекрасно управляется в жизни и без них, что может быть и правдой, но мы готовы также признать, предоставить и оказать такому человеку всевозможную честь и достоинство, какие он может приобрести себе без подлинной религии. При всяком случае мы откровенно признаемся, что ни в спекулятивной форме, ни в популярной мы не могли бы принудить кого бы то ни было и навязать ему наше познание; мы и не желали бы этого, если бы даже могли.

Определеннейший результат прошлой нашей лекции, с которого мы хотели бы сегодня продолжить развитие мысли, был таков: Бог не только есть, внутренне и сокрыто в себе, но он также существует и проявляется; однако его существование непосредственно есть необходимым образом знание, причем необходимость последнего можно постичь в самом знании. В этом своем существовании — это равным образом и необходимо, и может быть постигнуто как необходимое — он существует так, как он есть исключительно в себе самом, нисколько не прелагаясь при переходе от бытия к существованию, без какой-либо лежащей между ними пропасти или разделения или чего-либо подобного. Бог внутренне, в самом себе, есть Единый, а не несколько, он в самом себе есть Однообразность, без изменения или преложения; а поскольку знание, или: мы, есть само это божественное существование, то и в нас, поскольку мы можем существовать рядом друг с другом и таким образом истинно быть, не может иметь места множественное или разделение, различение или раскол. — Так это должно быть и иначе быть не может; поэтому так оно и есть.

Но в действительности мы находим это множественное, эти разделения, различения и раздробления бытия и в бытии, которые в мышлении постигаются как абсолютно невозможные, а потому и возникает задача: воссоединить указанное противоречие между восприятием действительности и чистым мышлением, показать, как противоречащие друг другу высказывания могут тем не менее сосуществовать и таким образом быть истинными, и в особенности решить эту задачу, выяснив, откуда же, собственно, и по какому принципу привходит эта множественность в простое само по себе бытие?

52

Во-первых и прежде всего: кто это задает здесь вопрос об основе множественного и желает постичь эту основу так, чтобы увидеть, как появляется из нее множественное, и постичь тем самым «как» преложения и перехода? Это отнюдь не твердая и непоколебимая вера. Последняя вкратце выражается так: есть исключительно Единое, непреложное и вечное, и нет ничего помимо его; все преложимое и изменчивое поэтому с совершенной достоверностью не существует, а его явление с совершенной достоверностью есть пустая кажимость; это я знаю; способен ли я объяснить эту кажимость или не способен — от этого уверенность моя не станет нисколько прочнее в первом случае, как не станет она во втором ни на йоту более шаткою. Эта вера непоколебимо покоится в «что» своего прозрения и нимало не нуждается в «как». Так, например, христианство в Евангелии от Иоанна и в самом деле не отвечает на этот вопрос; оно даже не затрагивает его и даже вообще не удивляется существованию преходящего, именно потому, что имеет эту твердую веру и предполагает, что есть лишь Одно, преходящее же вовсе не есть. Если кто-то и среди нас станет причастным к этой твердой вере, то он также не станет задавать этот вопрос; поэтому он не нуждается и в нашем ответе на этот вопрос и, в конечном счете, в отношении блаженной жизни ему может быть совершенно безразлично, понимает ли он наш ответ на вопрос или не понимает.

Но этот вопрос задает и должен быть направлен ответом на него к познаниям, которые служат условием порождения в нем блаженной жизни, тот, кто либо верил до сих пор лишь во множественное и вовсе еще не возвысился до предчувствия Единого, либо метался между обоими воззрениями и совершенной нерешительностью, в каком из двух следует ему твердо основаться, отказавшись от противоположного. Для таковых-то я должен ответить на заданный вопрос, и им-то необходимо понять мой ответ на него.

53

Дело обстоит так: поскольку божественное существование (Dasein) непосредственно есть его живое и могучее существление [17], — существление, говорю я, обозначая этим как бы акт существования, — то оно равно внутреннему бытию и поэтому есть неизменное, непреложное и совершенно чуждое всякой множественности Одно. Поэтому — а я имею здесь двоякое намерение: отчасти впервые популярно донести до некоторых из вас имеющиеся познания, отчасти же, для других из числа здесь присутствующих, уже получивших эти познания научным путем из других источников, собрать в один-единственный луч и фокус то, что прежде они видели по отдельности, и потому выражаюсь здесь со строжайшей возможной точностью, — поэтому, я хотел сказать, принцип раздвоения не может приходиться непосредственно на самый этот акт божественного существования, но должен приходиться на нечто вне его, однако так, чтобы это «вне» открывалось со всей ясностью как непосредственно связанное с этим живым актом и необходимо из него следующее и чтобы в этом пункте отнюдь не закреплялись пропасть меж нами и Божеством и наше безвозвратное изгнание от лица Его. К постижению этого принципа множественности я подведу Вас так.

1. Что есть абсолютное бытие, или Бог, то он есть всецело и непосредственно через себя и по себе: а он помимо прочего также существует, проявляет и открывает себя; этим существованием — этот пункт и есть здесь наиболее важный — этим существованием он является поэтому также по себе, и лишь в по-себе-бытии непосредственно, т. е. в непосредственной жизни и становлении. Он присутствует в своем существовании всей своей силой существования, и лишь в этом его могучем и живом экзистировании [18] состоит непосредственное его существование, и в этом отношении оно есть всецело, едино, неизменно.

2. Бытие же и существование в нем совершенно исчезают друг в друге, они сплавлены и сметаны между собою; ибо к его бытию по себе и через себя принадлежит его существование, и другого основания у этого существования не может быть; в свою очередь, к его существованию принадлежит все то, что он есть внутренне и в силу своей сущности. Все показанное мною в прошлом чтении различие между бытием и существованием, а также отсутствие связи между ними обнаруживается здесь как сущее лишь для нас и лишь как следствие нашей ограниченности, но отнюдь не как существующее само по себе и непосредственно в божественном существовании.

54

3. Далее, в прошлой лекции я сказал: не следует смешивать бытие с существованием в простом существовании, но необходимо отличать их друг от друга, дабы бытие выступило как бытие, а абсолютное — как абсолютное. Это различение и это «как» обоих подлежащих различению моментов есть прежде всего в себе самом абсолютное разделение и принцип всякого последующего разделения и множественности, как вы сможете в скором времени убедиться следующим образом.

a. Прежде всего: «как» обоих моментов не дает непосредственно их бытия, но дает лишь то, что они есть, их описание и характеристику: оно дает их в образе, и притом дает смешанный, сопроникнутый и взаимно определяющийся образ обоих, поскольку каждый из двух моментов можно понять и охарактеризовать лишь с помощью второго — что он не есть то, что есть другой, и, напротив, что другой не есть то, чем является этот первый. — С этим же различением начинается подлинное знание и сознание, или, если хотите, и, что означает то же самое, — образование [19], описание и охарактеризование, опосредствованное познавание и признание именно по характеру и признаку, и в этом различении заключается подлинный основной принцип знания. (Это чистое отношение (Relation); но отношение двух совершенно не заключено ни в одном, ни в другом, но между обоими, и притом как третье, указывающее на собственную природу знания как совершенно отличного от бытия.)

b. И вот, это различение происходит в самом существовании и от него исходит; поскольку же различение не схватывает своего объекта непосредственно, а только его «что» и его характер, то и существование не схватывает в различении, т. е. в сознании, непосредственно себя само, но схватывает себя лишь в образе и представителе. Оно не постигает себя непосредственно, как оно есть, но постигает себя лишь в границах, заключенных в абсолютной сущности постижения [20]. Если выразить это популярно, то мы на самых первых порах не понимаем себя самих так, как мы суть сами по себе, — и причина того,

55

что мы не понимаем Абсолютное, заключается не в Абсолютном, но в самом понятии, которое даже себя не понимает. Если бы оно только было способно понять себя само, то оно точно так же было бы способно понять Абсолютное: ибо в своем бытии по ту сторону понятия оно есть само Абсолютное.

c. Итак, именно в сознании как различении изначальная сущность божественного бытия и существования претерпевает превращение. Каков же абсолютно единый и неизменный основной характер этого превращения? —

Примите в рассуждение следующее: знание как различение есть охарактеризование различенного; но всякая характеристика сама собою предполагает неподвижное и покоящееся бытие и наличность характеризуемого. Итак, через посредство понятия неподвижным и наличным бытием (школьная философия добавит — объективным, что, однако, уже само следует из первого, а не наоборот) становится то, что в себе непосредственно есть божественная Жизнь в жизни и выше было описано именно так. Значит, живая жизнь есть то, что здесь испытывает превращение, а неподвижное и покоящееся бытие есть облик, который она принимает в этом превращении, или же: превращение непосредственной жизни в неподвижное и мертвое бытие есть искомый основной характер того превращения, которое понятие совершает с существованием. — Упомянутая неподвижная наличность составляет характер того, что мы называем миром; понятие есть поэтому подлинный творец мира, посредством исходящего из его внутренней сущности превращения божественной жизни в неподвижное бытие, и лишь для понятия и в понятии существует мир как необходимое явление жизни в понятии; между тем по ту сторону понятия, т. е. поистине и в себе, нет ничего и вовеки не будет ничего, кроме только Бога Живого в полноте его жизни.

d. Оказывается, что мир в основном своем характере появляется из понятия, каковое понятие, в свою очередь, есть только «как» божественного бытия и существования. Примет ли, однако, этот мир в понятии и понятие в нем еще и какую-нибудь новую форму? Имеется в виду: необходимым образом и так, чтобы необходимость этого становилась всем очевидною.

56

Чтобы ответить на этот вопрос, обдумайте вместе со мною следующее. Существование, сказал я выше, схватывает себя само в образе и с характером, отличающим его от бытия. А это оно делает всецело через себя само и по себе самому и своей собственной силой; эта сила является также обычному самонаблюдению во всяком акте сосредоточения, внимания и обращения мыслей на определенный предмет (такое самобытное самопостижение понятия называют техническим термином рефлексия; так же будем называть его в дальнейшем и мы). Это приложение сил существования следует из того, что необходимо должно быть некоторое «как» существования, а сама эта необходимость основана непосредственно в живом существлении (Daseien) Божием. Хотя основание самостоятельности и свободы сознания заключено в Боге, но — именно потому и оттого, что оно заключается в Боге, — эта самостоятельность и свобода поистине существует и отнюдь не есть пустая кажимость. Собственным своим существованием и вследствие внутренней своей сущности Бог отчасти — т. е. поскольку оно становится самосознанием — отторгает от себя свое существование и поставляет его подлинно самостоятельным и свободным: и этот пункт — тот самый, в котором разрешается последнее и самое глубокое недоразумение умозрения, — я не хотел бы оставить здесь неупомянутым.

Существование схватывает себя собственной и самобытной силой — это было первое, на что я хотел обратить ваше внимание. Что же возникает для него в этом схватывании? Это второе, на что мне хотелось бы обратить ваши размышления. Коль скоро оно, во-первых, просто взирает на себя в своей наличности, у него непосредственно в этом мощном устремлении на себя само возникает воззрение, что оно есть то-то и то-то, имеет такой-то и такой характер; итак — это общее выражение прошу вас хорошенько запомнить, — итак, в рефлексии на себя само знание через себя само и собственную свою природу раздваивается, ибо не только вообще с очевидностью открывается себе (Sich einleuchtet), что было бы одним моментом, но одновременно открывается себе — также с очевидностью — как то и это, что прибавляет к первому моменту нечто второе, как бы выскакивающее из первого, так что собственная основа рефлексии как бы распадается на две части. Таков существенный основной закон рефлексии.

57

e. Первым же и непосредственным предметом абсолютной рефлексии является само существование, которое — в силу объясненной уже нами выше формы знания — превратилось из живой жизни в неподвижное бытие, или мир: итак, первым предметом абсолютной рефлексии является мир. Этот мир вследствие выведенной нами только что внутренней формы рефлексии необходимо разрывается и раскалывается в этой рефлексии так, что мир, или неподвижное существование вообще и в общем, выступает с определенным характером и всеобщий мир рождается в рефлексии в особенный облик (Gestalt). Причина этого заключена, как мы сказали, в рефлексии как таковой; но рефлексия, как равным образом уже было сказано, в самой себе абсолютно свободна и самостоятельна. Если поэтому акт рефлексии не совершается — ведь от него вследствие свободы вполне и действительно можно воздержаться, — то не является ничего, если же бесконечно продолжают рефлектировать от одной рефлексии к другой, как вполне может случиться вследствие той же самой свободы, то для каждой новой рефлексии мир должен выступать в новом облике и таким образом бесконечно изменяться и оформляться в бесконечном времени, которое равным образом порождается лишь абсолютной свободой рефлексии, и протекать как нечто бесконечное множественное. — Точно так же как понятие вообще оказалось творцом мира, так и здесь свободный фактум рефлексии оказывается творцом множественности в мире; однако мир этот, несмотря на множественность, остается тем же самым, потому что тем же самым остается в своем основном характере понятие вообще.

f. А теперь соедините все сказанное в одном взгляде так: сознание, или же мы сами, есть само божественное существование и абсолютно едино с ним. В этом-то бытии оно схватывает себя и тем самым становится сознанием, а его собственное или подлинное божественное бытие становится для него миром. Что же в этом состоянии имеется в его сознании? Я думаю, каждый ответит: мир, и ничего кроме мира. Или: есть ли, скажем, в этом сознании также и непосредственная божественная

58

жизнь? Я думаю, каждый ответит: нет, ибо сознание с абсолютной неизбежностью превращает эту непосредственную жизнь в некий мир, и как только положено сознание, положено как совершившееся и это превращение, а абсолютное сознание именно и есть, само через себя, непосредственное и само потому не осознаваемое, осуществление этого превращения. Между тем — где же эта непосредственная божественная жизнь, которой ведь должно быть сознание в его непосредственности, куда же пропала она, если, по собственному нашему и вследствие наших предшествующих положений совершенно необходимому признанию, в сознании, по его непосредственности, она безвозвратно уничтожена? Мы отвечаем: она не исчезла, но есть и остается там, где только и может быть: в потаенном и понятию недоступном бытии сознания, в том, что единственно носит сознание, удерживает его в существовании и делает его в существовании возможным. В сознании божественная жизнь необратимо превращается в неподвижный мир, но, далее, всякое действительное сознание есть акт рефлексии; акт же рефлексии необратимо раскалывает единый мир на бесконечные облики, восприятие которых никогда не может быть завершено и из которых поэтому вступает в сознание всегда лишь некий конечный ряд. Я спрашиваю: где же остается единый, замкнутый и законченный в себе мир как логически выведенный нами только что образ замкнутой в себе божественной жизни? Я отвечаю: он остается там, где он только и есть — не в отдельной рефлексии, а в абсолютной и единой основной форме понятия, которую ты никогда не сможешь восстановить в действительном непосредственном сознании, но только в возвышающемся над ним мышлении, точно так же как в этом же мышлении ты можешь восстановить пребывающую в еще большем отъединении и потаенную еще глубже божественную жизнь. Где же в этом текущем сквозь непрестанные изменения потоке действительной рефлексии и ее мирооформления [21] единое, вечное и неизменное, восходящее в божественном существовании бытие сознания? Оно вовсе не вступает в эту перемену — вступает в нее лишь образ, его представитель.

Blog

Содержание