Geum.ru

©Олжас Жанайдаров, 2004-2007 гг., 2010 г

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9

Глава 15



*


Это случилось летом, сразу после того, как Аня уехала из Москвы к себе в Питер. Попрощавшись с ней на вокзале, я вернулся домой. Дома мама сообщила, что мне несколько раз звонили. Это была Таня.

За окном шел сильный ливень – я стоял с телефоном у окна и слушал длинные гудки. Таня долго не подходила к телефону. Наконец, я услышал ее голос.

– Привет, – сказал я. – Ты звонила?

– Мне очень плохо…

– Что случилось?

– Мне очень, очень плохо…

Я вслушивался в ее дыхание, словно оно могло что-то мне подсказать.

– Завтра я к тебе приеду, – сказал я.

– Спасибо… Буду ждать.

Я положил трубку и посмотрел в окно. Я глядел долго-долго – в фиолетовое небо, на деревья, которые трепал назойливый ветер, на водный канал, исходивший нервной рябью. Дождь продолжал лить – лить, не переставая. Словно пытаясь затопить все вокруг.

Таня не привыкла жаловаться. Я понял, что случилось что-то серьезное.


*


На следующий день тоже шел дождь. Он лил всю ночь, все утро, но этого ему было мало – и дождь продолжал лить и днем. По мостовым текли бурливые ручьи, из водосточных труб низвергались мощные потоки, во дворах натекали, увеличиваясь, огромные лужи. Намокало все вокруг – дома, деревья, автомобили, люди, бродячие собаки. Намокало, сырело и тяжелело. Небо было карандашно-серым – за день солнце не выглянуло ни разу. Такое небо обычно бывает поздней грязной осенью.

Я зашел в Танин подъезд и опустил зонт. Даже тут воздух был напитан влагой. Это была старая пятиэтажка в спальном районе, без лифта. Пройдя к лестнице, я начал подниматься на пятый, последний этаж.

Таня открыла не сразу: вчера она долго не подходила к телефону, сегодня она долго не подходила к двери. Когда дверь все-таки открылась, я не увидел своей подруги – передо мной возник лишь тревожный полумрак. Я вошел впотьмах, и Таня показалась. Не то Таня, не то ее тень.

– Почему не включишь свет? Совсем темно, – сказал я.

– Не хочу. И не надо включать.

Она подошла и обняла меня. Поцеловала в щеку. Она всегда так делала при встрече. Но теперь и объятие, и поцелуй были крепче обычного, дольше обычного.

Мы прошли на кухню. Здесь было чуть светлей, чем в прихожей. На окнах висели льняные занавески. По радио играли Animals – свою знаменитую композицию «The House Of The Rising Sun». Таня подошла и выключила радио. Стало совсем тихо.

Она была одета в махровый халат, на босых ногах – плюшевые тапочки. Волосы зачесаны кое-как. Налила мне чай. Пододвинула масло, хлеб, печенье. Села напротив и стала смотреть на меня усталым, тоскующим взглядом.

– Что случилось? – спросил я.

– Помнишь тот последний день в лагере, когда мы сидели на бревнышке? Тогда шел такой же дождь… В тот день я думала, что хуже мне уже не будет. И этой зимой я думала, что хуже, чем было в моей жизни, уже не будет.

Она замолчала. А потом сказала пустым голосом:

– Три дня назад я сделала аборт.

Я дотронулся до ее руки. И тут Таня заплакала, словно ждала этого прикосновения. Зарыдала вдруг, сразу, вцепившись в мою руку. Я взялся за ее вторую ладонь. Она тут же прижалась ко мне, уткнулась, задрожала. Ее затрясло всю, с головой.

– У меня теперь никогда не будет детей! Никогда, никогда! Никогда!..

Я был, как оглушенный.

– С чего ты взяла? Почему?

– Врачи. Врачи сказали… У меня там уже ничего нет. Вычистили. Я не смогу… никогда… не смогу…

Она рыдала, несдержанно, глубоко. Рыдала и пыталась говорить.

– Это несправедливо… Жестоко… Я люблю детей. Ты же знаешь, я люблю детей. Так нельзя… Я хочу детей! Хочу детей!

Она кричала. У нее было мокрое лицо. Я достал платок, вытер ее щеки, целовал их. Но слезы продолжали течь, не переставая.

За окном шел сильный дождь. Я не знал, что делать. Я ждал, когда Таня успокоится.


*


Мы сидели в сумрачной кухне. Я сидел рядом с Таней. Она продолжала держать меня за руку. Я никогда не видел ее такой. Казалось, она разом постарела на десять лет. Она и так выглядела старше своего возраста.

– Почему ты не говорила про свою беременность? – спросил я.

– Потому что он сказал ничего не говорить. Никто не знал, кроме нас двоих.

– Кто он?

– Я его всегда слушалась.

– Таня, кто он? Где он сейчас?

На улице застрекотала автомобильная сигнализация. Она гудела на разные лады – долго, заунывно. Я встал, налил Тане чай. Она сделала глоток.

– Помнишь тот день, когда мы встретились там? – спросила она. – Ты тогда пришел не один.

– И что?

– Это он.

Я не поверил. Этого не могло быть.

– Вадим? Это его ребенок? Ты с ним?..

– Он сказал, вы не друзья. Учитесь вместе и только.

– Я общаюсь с ним уже полтора года. Мы хорошо знакомы.

Неужели Вадим?.. Но зачем? Для чего? Я вдруг понял, что история в тетради о той девушке – правда.

– Таня, как так получилось?

Мне не верилось, что все это могло произойти.

– Я сама не знаю. Это был как гипноз, наваждение, мания.

Она взяла со стола пачку сигарет и вытащила одну. Сделала несколько затяжек, прежде чем начать рассказывать.

– Мы с ним виделись всего пять раз. Помнишь ту нашу встречу в кафе зимой? Он пришел на следующий день. Пришел один и выбрал меня. Для меня он был обычным клиентом. Но… Случилось что-то невероятное. Это не я его обслуживала, а он – меня. Словами объяснить трудно. Вообще, меня сложно в этом деле удивить. Но я плакала от счастья. Я не понимала, как двадцатилетний парень умеет так заниматься любовью. У него потрясающее чутье на то, что именно нужно женщине.

Таня посмотрела на меня. Сказала:

– Уходя, он оставил номер своего телефона. Я позвонила ему через два дня. Он приехал ко мне домой. И снова все было замечательно.

– Он оставил тебе свой телефон?

– Да.

– Он никому не оставляет его.

– Номер уже заблокирован. Я звонила недавно.

Сигаретный дым тек в воздухе. На кухню в окно просачивался летний вечер. Но свет мы не включали, продолжая сидеть в полумраке.

– Я соскучилась по нормальному обхождению. По настоящим чувствам. Я всегда привыкла быть сильной. А Вадим дал возможность почувствовать себя слабой и беззащитной. Он приезжал ко мне еще несколько раз. Позже. Всегда что-то дарил. Цветы, шоколад, сувениры. Был очень обходителен. Вел себя, как взрослый. Но о себе рассказывал мало.

– Он ничего о себе не рассказывает.

– В третий раз он приехал ко мне лишь весной. Я тогда вся извелась. К тому времени я запала на него, запала очень сильно. Звонила ему поначалу каждый день. Он сказал, что это его утомляет. Сказал, что позвонит сам. Но не говорил, когда. Я ждала полторы недели, а он не звонил. Я снова ему позвонила. Он сказал, в какой день приедет. Этого дня я ждала целую неделю. Даже отгул взяла – с большим трудом.

Таня смахнула пепел в блюдце и посмотрела в окно. Ливень стих, монотонная дробь капель перестала частить.

– Он пробыл у меня целый день. Я просила его остаться на ночь, но он отказался. Мы ели пиццу, пили чай. Я рассказывала ему о своей жизни. Он молча слушал. Спрашивал про тебя. Я ему рассказала про тебя. Мне было очень хорошо. Несмотря на всю свою холодность, Вадим умел создавать уют. Я не верю, не могу поверить, что он это делал специально, с каким-то расчетом…

Я взял свою чашку. На дне плавали чаинки. Я сжал ручку чашки так, словно хотел ее сломать. Таня продолжала:

– В тот день он предложил заняться любовью без презерватива. Даже не предлагал – он просто сделал то, что хотел сделать. А я… я позволяла ему все. Я ни о чем не думала. Ради него я была готова на все. Не знаю, как у него так получалось. Может, я сама неосознанно хотела от него ребенка.

Я встал и потрогал электрочайник. Вода уже остыла. Я включил электрочайник вновь. В темной кухне стал отчетливо виден его индикатор красного цвета.

– Я слышала про других его девушек. Он не рассказывал, но и не скрывал. Хозяйка, которая знала его давно, как-то сказала, что Вадим приходит в бордель в мое отсутствие. Я любила его, а он продолжал ходить к проституткам, к моим же подругам.

– Он всегда так делает.

Таня посмотрела на кончик сигареты и сказала:

– Как-то я спросила его, хочет ли он, чтобы я ушла из борделя. Мне были противны другие. Мне уже было не все равно. Но Вадим сказал, что уходить необязательно.

Она помолчала.

– Я мучилась… Я не знала, что у нас за отношения. Страдала от неопределенности. Но забывала о всех своих переживаниях, когда он звонил.

Она отложила сигарету и допила чай.

– О своей беременности я узнала в конце мая. Организм стал барахлить, я без всякой задней мысли сделала тест. Когда узнала, поначалу испугалась, но потом тут же – обрадовалась. Такое внезапное ощущение радости. Словно в глубине души ждала.

Таня смахнула слезы. Я никогда не видел ее такой.

– Я сразу же бросила курить. Помнишь, мы ходили гулять в парк Горького? Это было в те дни. Ты, наверно, заметил, я была немного рассеяна. Я все это время думала – как сообщить обо всем Вадиму. У меня была надежда, что он одобрит ребенка.

Электрочайник вскипел, индикатор погас. Я только сейчас заметил, что дождь за окном уже кончился. Стало совсем тихо. Тихо и темно.

– Я позвонила ему лишь в середине июня. Долго и мучительно готовилась к этому разговору. И произошло то, чего я опасалась. Он не просто не был рад. Он сказал, что этот ребенок не должен родиться. Я сказала, что хочу ребенка. Я ведь делала аборт, и больше так делать не желаю. Даже дала понять, что могу позаботиться о себе и ребенке сама. Но Вадим был непреклонен. В конце сказал, что приедет ко мне, и мы еще раз об этом поговорим.

Таня взяла недокуренную сигарету и потушила ее. Сигарета напоследок испустила тонкий узор дыма.

– Почему ты не рассказала все мне? – спросил я.

– Я всю жизнь привыкла разбираться со своими проблемами сама. И даже когда ты опять появился в моей жизни, я не смогла отучиться от этой привычки.

– Что произошло потом?

Таня устало опустила голову.

– Потом… Он приехал и уговорил меня. Он умеет убеждать. Умеет настаивать. Я не могла не послушаться, хотя желание иметь ребенка было очень сильным. Но Вадим всегда добивается своего. Он обладает какой-то дьявольской силой.

– Если бы ты мне сказала раньше…

– Последний раз мы с Вадимом встретились две недели назад. Он дал телефон врача. Я тянула, откладывала. А потом все было, как во сне. Приезд в больницу, врач, полотенца, халаты, белый свет… Когда очнулась, все уже было кончено. Врач что-то говорил, я почти не слушала, а потом врач сказал. Сказал это…

Таня недоговорила и заплакала. Я взял ее за руку. Это все, что я мог сейчас для нее сделать.

Я посмотрел в окно. За занавесками темнела листва, а над ними – серое небо. Это небо было здесь вчера, и десять лет назад, и двадцать. Будет оно и спустя год, и тогда, когда никого из нас в этом мире уже не будет…

Таня тихо говорила:

– Я устала, очень устала. Устала ждать от жизни чего-то хорошего. И с каждым годом осознаю, что нет надежды, радости, спасения. И никакой справедливости нет. Хоть ты триста раз сделаешь добро, тебе тем же не откликнется. Да, я не святая, я виновата, я проститутка. Но я ведь не желала этого. Ты же знаешь, ведь ты знаешь, ты мой свидетель. Я не делаю подлостей, не использую людей, не издеваюсь ни над кем. Я просто хочу немного счастья для себя и своих близких. Я хочу нормальной жизни.

Таня повернула свое лицо ко мне. В ее глазах блестели слезы. Она прошептала:

– Наверное, Бога все-таки нет, да? Да?

Таня смотрела на меня, смотрела с отчаянием и безысходностью в глазах. Я обнял ее. Что я мог сказать?..

Я чувствовал себя виновником случившегося. И Вадим знал, что я буду ощущать острую вину. Он все просчитал. Это была игра, жестокий эксперимент. Но зачем?..

Кухня была погружена во мрак, предметы окончательно растеряли свои очертания. Я посмотрел на Таню. Она тронула мою ладонь:

– Только не включай, пожалуйста, свет… Он похож на свет больничной палаты.

– Хорошо.

Я встал и подошел к кухонному серванту. За стеклом находились блюдца, пара чашек, несколько стаканов. По углам серванта скопилась пыль. Рядом с чашкой, воткнутая в розетку для варенья стояла свечка. Я вытащил ее вместе с розеткой, показал Тане. Она кивнула.

Я положил розетку на стол, зажег свечу. Пламя вытянулось и затрепетало. По боку свечи потекли маленькие капли воска. Стол озарился тихим светом, Таня осталась в тени. Я сел.

Мы сидели, молчали и смотрели на тонкое, нежное пламя свечи.


*


Уходя тогда от Тани, я сказал:

– Осенью Вадим придет в институт. Там я его и встречу.

– Мне кажется, ни ты, ни я больше никогда его не увидим.


Она оказалась права. Я не встретил Вадима ни осенью, когда после каникул пришел в институт, ни зимой, когда началась сессия. Я его вообще больше не увидел. Он уехал в Америку, не оставив после себя ничего, кроме воспоминаний. Мы расстались с ним так же, как и познакомились – совершенно случайно.

В октябре Таня ушла из борделя и уехала обратно в Иваново, вместе с мамой и братьями. Она захотела поменять свою жизнь, в очередной раз. Начать ее заново – там, где эта жизнь когда-то возникла.

Тем вечером я провожал ее. Мы стояли на платформе, сырой и пустой. Таня крепко обняла меня, поцеловала и сказала: «Не пропадай опять на шесть лет». Когда поезд тронулся, она помахала мне из окна рукой.

А через несколько дней я поехал к Ане, в Питер. На нашу четвертую встречу.