Geum.ru

©Олжас Жанайдаров, 2004-2007 гг., 2010 г

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9

Глава 11



*


Я встретил Таню после шестилетнего перерыва в субботу, 14 февраля. В этот день обычно отмечают День Святого Валентина – праздник, который очень любила моя первая девушка. Помнится, о Дне всех влюбленных она заговорила еще за три месяца до того, как он наступил. Мы тогда только начали встречаться. Она спланировала, куда мы пойдем, чем будем заниматься, и даже что подарим друг другу.

Но за два дня до знаменательной даты моя девушка заболела гриппом. И отмечать праздник пришлось у нее дома.


Спустя пару лет День всех влюбленных я встречал уже в одиночестве. Я еще не знал, что как раз в это время Аня собирается послать по электронной почте то самое письмо с фотографиями, которое случайным образом попадет ко мне.


*


В тот день я проспал занятия в институте. Мой будильник опять решил остановиться посреди ночи. Но на последнюю пару я еще успевал. Поэтому, спешно позавтракав, я вышел из дома и направился к метро.

До аудитории я так и не дошел. Когда подходил к институту, меня кто-то окликнул. Это был Вадим. Он предложил мне прогулять пару. Я раздумывал недолго – учиться мне по большому счету совсем не хотелось.

На улице было холодно и безлюдно, дул стылый ветер. Белые, в снегу, дороги были похожи на бледные простыни. Фонари тускло мерцали в сером сиянии дня. В такую погоду надо сидеть дома, пить горячий кофе и, включив настольную лампу, читать толстую и интересную книгу.

Мерзнуть в наши с Вадимом планы не входило, поэтому через некоторое время мы зашли в кафе на Пятницкой улице. Народу здесь было немного – но, как и ожидалось, в основном, влюбленные парочки. Играла романтическая музыка, на стенах красовались сердечки, сделанные из серебряной мишуры. Каждое сердце пронзала красная стрела.

Мы тогда выпили по три бутылки пива. Вадим был, как стеклышко, – я вообще никогда не видел его пьяным. Меня же чуть проняло. Я смотрел на свечи, которыми были уставлены все столики, и в сердце мое проникала бередящая меланхолия.

Вадим курил и смотрел на меня.

– В такой день особенно остро ощущаешь свое одиночество, не так ли? – спросил он.

Я пожал плечами. Вадим смахнул пепел и сказал:

– Я собираюсь в один бордель. Не был там сто лет. Поедешь со мной?

Обычно я сразу отказывался. В этот раз промолчал. Не знаю даже, почему. Вадим спросил:

– Помнишь, ты показывал мне свой странный будильник? Ты им до сих пор пользуешься?

– Да. Сегодня ночью он опять остановился.

– Занятно… У тебя есть монетка?

– Какая?

– Обычная, железная. Рубль, два. Без разницы.

Я нашел в кошельке монету в один рубль. Вадим взял ее у меня и сказал:

– Давай так. Выпадет «орел» – поедешь со мной в бордель. «Решка» – не поедешь.

Я молчал.

– Попробуй. Ты ничего не теряешь. В конце концов, решать все равно тебе самому. Я не буду настаивать, даже если выпадет «орел». Как с твоим будильником – поиграем в фатализм.

– Ладно. Давай.

Вадим подбросил монету, поймал, открыл ладонь. Выпал «орел». Вадим взглянул на меня:

– Это не решение. Всего лишь аргумент. Но теперь тебе гораздо легче принять решение, ведь так?

Я призадумался и сказал:

– Ты знаешь, как ни странно, да…

– Едешь?

Я молчал минуту – Вадим терпеливо ждал.

– Хорошо, – решил я.

Вадим долго-долго смотрел на меня. И сказал:

– Вот поэтому я и не верю в Бога.

Он сделал паузу. Не потому, что хотел услышать, что я отвечу. Просто чтобы сказать еще несколько фраз:

– В нашей жизни вера в Бога – это всего лишь аргумент. Ничуть не лучше монеты. Вера делает твое решение легче, но не верней.


*


Все было решено очень быстро. Вадим позвонил кому-то, а затем сказал мне, что все в порядке. Мы вышли из кафе и дошли до ближайшей станции метро. Вадим сразу сказал, чтобы о деньгах я не беспокоился. «Этот вопрос я беру на себя» – предупредил он.

В метро Вадим рассказывал о том, как следует вести себя в таких местах. Я слушал его, всматриваясь в темный тоннель за окном. Идти в бордель в День всех влюбленных – это казалось абсурдной шуткой.


Выйдя из метро, мы прошли несколько кварталов и оказались у девятиэтажного жилого дома. Вадим еще раз позвонил по телефону, затем, подойдя к двери, набрал код домофона. Послышался писк – Вадим дернул дверь, мы зашли внутрь. Дождались лифта, поднялись на седьмой этаж. За время всего пути от метро мы не произнесли ни слова.

Дверь квартиры открыла женщина лет 35 в блузке с глубоким декольте и черных брючках. На ногах у нее были туфли с высоким каблуком. Она носила пышную прическу, губы блестели от яркой помады. В руке женщина держала сотовый телефон.

– Привет! – улыбнулась она Вадиму. – Давно не виделись.

Вадим обнял ее, что-то сказал на ухо. Женщина, по всей видимости, хозяйка борделя, рассмеялась. Мы сняли куртки, обувь, хозяйка дала тапочки, потом провела в гостиную. Здесь находился широкий диван, телевизор, пара столиков. На полу был постелен большой и мягкий ковер. На одном из столиков горела лампа с красным абажуром.

Мы с Вадимом сели на диван. Хозяйка принесла чай, опять вышла. Вадим взял чашку с чаем и ободряюще мне улыбнулся. Я тоже сделал глоток горячего напитка.

Вновь зашла хозяйка. Она остановилась перед нами посередине гостиной, а затем махнула кому-то рукой. Тут же в комнату зашли четыре девушки, одетые в легкие, полупрозрачные платья, сквозь которые просвечивалось кружевное белье. Они выстроились в ряд лицом к нам.

Я узнал Таню сразу же. Она стояла второй слева. Сомнений быть не могло. Прошло шесть лет, а она почти не изменилась. Я так себе ее в будущем и представлял. Только прическа была другая – никакой челки.

Она не смотрела на меня. Но я понимал – она тоже меня узнала. Я сидел, пытаясь осознать все это. Меньше всего я ожидал ее здесь встретить.

– Выбрал? – спросил меня Вадим.

Я кивнул и показал на Таню. Вадим тоже выбрал себе девушку. Хозяйка жестом приказала остальным выйти.

– Час? Два? – спросила она.

– На час, – ответил Вадим и повернулся ко мне. – Бери девушку, иди в комнату. Дальше сам знаешь.

Таня вышла из гостиной, я последовал за ней. Мы оказались в коридоре. Таня открыла дверь одной из комнат, я вошел. Дверь закрылась, и мы остались в комнате одни. Я молчал, Таня молчала тоже.

Здесь было чуть темней, чем в гостиной – царил мягкий полумрак. Полкомнаты занимала кровать, в углу которой лежали красные подушки. Постель была застелена шелковой простыней, от стен к концам кровати спускались бархатные повязки. Ложе турецкого султана. Где-то в углу комнаты стоял магнитофон – играла тихая, расслабляющая музыка. Было тепло, даже чуть душно.

Таня присела на кровать. Головы она не поднимала, правую руку положила на колено. Она была так же красива, как и шесть лет назад.

– Привет, – наконец нарушила она молчание.

– Привет, Таня, – сказал я.

– Глупо, правда?

– Мир тесен.

– Да уж…

Я стоял у стены. Стоял и смотрел на нее.

– Ты почти не изменилась.

– Не ври мне. Ты никогда не умел врать. Ты прекрасно понимаешь, что я изменилась. Не смотри на внешность. Не ожидал меня увидеть здесь?

– Конечно, нет…

Таня взглянула на меня.

– Душ пойдешь принимать? – спросила она.

– Зачем?

– Ты для чего сюда пришел?

Я присел на кровать. Мы сидели рядом – как когда-то в лагере на пригорке, под соснами. По стенам струился рассеянный свет лампы. В магнитофоне играли Enigma «Return to innocence».

– И часто ты ходишь в такие места? – спросила Таня.

– Сегодня в первый раз.

– С девушками не везет?

– Да нет… Не в этом дело. Знакомый позвал.

– Так и думала. Сам ты в такое место никогда бы не пришел.

Таня провела рукой по простыне. На простыне появилась ложбинка и сразу исчезла – как след на песке.

– А ты как попала сюда? – спросил я.

– Это долгая история.

– Я хочу ее услышать.

– Не нужно. Вообще, зря все это.

Она встала, прошла к окну. Взяла с подоконника пачку сигарет, повернулась ко мне.

– Ничего, если я закурю? – спросила она.

– Ничего.

Таня щелкнула зажигалкой, сделала первую затяжку. Это были тонкие ментоловые сигареты.

– Курить ты так и не бросила, – сказал я.

– Это не самый большой мой грех, – слабо улыбнулась она.

Разговора не получалось. Большую часть времени мы молчали. Когда встречаешь человека через шесть лет, очень сложно найти утраченное взаимопонимание. Таня была и той же, и другой. Здесь, в этом месте пробиться к Тане, которую я когда-то знал, было невозможно.

Отведенный час подходил к концу. Таня продолжала курить. Она стояла ко мне боком, смахивая пепел в пепельницу, поглядывая в окно. В полумраке я даже не видел ее глаз.

– Мы можем встретиться и поговорить, – сказал я.

– Не стоит этого делать.

Я нашел в кармане какой-то чек из магазина. Написал на нем номера своего домашнего и мобильного телефона. И положил на столик.

– Если захочешь встретиться, позвони, – сказал я.

Она молчала.

– Знай: для меня ты все та же.

Перед тем, как уйти, я спросил:

– Таня, а где твоя челка?

– Ее нет, – сказала она. – Как и нет больше той девочки.


По дороге к метро Вадим спросил, понравилось ли мне. Я кивнул. Больше мне ничего говорить не хотелось. Вадим же не стал расспрашивать подробности. Только заметил:

– А у тебя хороший вкус. Твою девочку я тоже сначала приметил.

Я промолчал.


*


Таня позвонила мне через два дня. Я сидел в своей комнате, слушая музыку в наушниках, и пил горячий кофе. На улице мела метель, Танин голос казался сухим, тихим и далеким, как снег за окном.

– Ты сегодня вечером свободен? – спросила она. – Я хотела бы с тобой встретиться…

Мы договорились о встрече в одном из кафе. Перед тем как попрощаться и положить трубку, Таня долго молчала, словно хотела сказать что-то еще.


Она опоздала на двадцать минут. Все это время я сидел за столиком кафе и думал о том, как мне теперь вести себя с Таней. Я сталкивался с прошлым, которое до этого момента было лишь воспоминанием.

Повесив пальто на вешалку и сняв шапку, Таня села напротив. Некоторое время мы молчали – она изучала меню, я изучал ее. Одета Таня была просто – черный свитер грубой вязки с воротом, синие джинсы. Простая прическа с хвостиком сзади, минимум косметики на лице. У меня возникло ощущение, что она таким образом отстранялась от своей работы, где ей, наоборот, приходилось быть яркой и привлекательной на вид.

Мы заказали себе по кофе и сэндвичу. В кафе было тихо – привычный музыкальный фон заменяли тихие разговоры за соседними столиками и приглушенный шум улицы за окном. Там, за окном, сквозь метель светили разноцветные огни фар проезжающих автомобилей. Они были похожи на светлячков, летающих в чистом поле.

– Ты разве сегодня не учишься? – спросила Таня.

– Нет. В понедельник у нас нет занятий.

– И у меня выходной. – Она посмотрела в окно. – Я работаю сменами. Два через два.

– И давно ты в Москве?

– Третий год. Сейчас снимаю квартиру. Недалеко отсюда.

– А учеба?

– Поступила в прошлом году. Учусь на заочном, «финансы и кредит».

– А как же педагогический?

Таня промолчала. Нам принесли заказ, и она сделала глоток кофе. Потом сказала:

– Это мечта. Пусть она такой и останется. Я давно поняла: только наличие денег может дать мне шанс на нормальную жизнь. Раньше я была наивной дурой.

Сэндвич был горячий. Я разрезал его на маленькие куски. Таня сказала:

– А ты изменился. Все-таки научился задавать вопросы.

Она взяла нож и разрезала свой сэндвич. У нее были сильные и уверенные движения. На ее правом запястье я увидел небольшой шрам, давний. Я не замечал его раньше.

– Ты стала очень взрослой, – сказал я.

– Да. Ты прав. Я стала очень взрослой. Иногда я чувствую себя старухой.

Таня держала вилку в руке, но к сэндвичу пока не притрагивалась.

– Ты сильно удивился, когда увидел меня там? – спросила она.

– Я часто представлял себе нашу встречу. Но, конечно, совсем не так.

– Уж извини. Не оправдала ожиданий.

Таня положила вилку и сделала глоток кофе. За окном все так же носились разноцветные светлячки. Я подумал, что ту Таню, которую я когда-то знал, вернуть не смогу.

Она заговорила, когда включили музыку. Все-таки здесь была музыка – это почему-то оказалось неожиданным открытием.

– Почему ты не позвонил тогда, шесть лет назад? Я ждала твоего звонка. – Голос ее стал тихим, как совсем недавно, по телефону. – Я потеряла тем же летом блокнот, где был записан твой номер. Поэтому только ждала.

– Я позвонил. Через год. Тебя уже не было. Вы переехали?

– Да. У меня папа зимой умер от аппендицита. Мы тогда продали квартиру и купили другую, поменьше. Нам нужно было переехать.

– Я не знал.

– В больнице ему занесли инфекцию. Начался перитонит. Кто сейчас умирает от аппендицита? Это все врачи-уроды. За операцию содрали с нас последние деньги. Сказали – платите сейчас же, или мы не будем ничего делать. Мы заплатили, а папа все равно умер. С этого все и началось. Началось все дерьмо моей жизни.

Она взяла нож и стала разрезать повторно уже порезанные куски сэндвича. Потом отложила нож и отвернулась к окну. Некоторое время мы просидели, слушая какую-то композицию без слов. Таня вытащила пачку сигарет и закурила.

– Маму уволили с фабрики по сокращению через месяц после смерти отца. В Иваново тогда была страшная безработица. Это был ужасный год. Безработная мать и трое несовершеннолетних детей. Мы продавали свои вещи, потому что нам нечего было есть. И никому мы не были нужны. У нас и родственников-то не было.

Таня покачала головой и посмотрела на меня сквозь сигаретный дым.

– Оказывается, в наше время можно запросто умереть от голода. Это, наверно, сложно себе представить. Я с тех пор привыкла обходиться малым.

Я посмотрел на ее сэндвич. Он оставался нетронутым.

– В том же году я ушла из школы. Закончила девятый класс и ушла. Надо было искать работу. И Сережку нам пришлось забрать из садика – не было денег. От этих паршивых денег зависит все на этом свете.

Она помолчала, потом спросила:

– Ты не работаешь?

Я покачал головой. Таня затянулась, выпустила дым и сказала:

– Это счастье, что ты можешь только учиться, и тебе не нужно думать над тем, как заработать на кусок хлеба. Поверь, это действительно счастье.

Я молчал и слушал ее.

– Мы с мамой кушали раз в день, а Женька с Сережкой – по два раза. Вечером сидели в темноте – экономили электричество. А днем я пыталась подрабатывать: продавщицей, курьером, уборщицей, и даже грузчицей. Мне было всего 15 лет. Мать же пыталась заняться бизнесом. Тогда многие начали им заниматься. Она хотела продавать дешевую посуду… – Таня глянула в окно, потом вновь на меня. – Я говорила, что тот год был ужасным? В июне мама заняла большую сумму денег. В долларах. А в августе случился дефолт.

Таня взяла вилку. Сказала:

– Извини. Я поем?

– Конечно.

Она зацепила вилкой кусок сэндвича и отправила себе в рот, затем – второй. В зале продолжали крутить музыку без слов. Кажется, здесь считали, что слов в этом кафе и так достаточно.

Таня расправилась с сэндвичем быстро, оставив тарелку в идеальной чистоте. Потом вновь взяла сигарету. Снег за окном прекратился. Разноцветные огни фар машин перестали быть похожими на светлячков. Казалось, что кончилась сказка.

Таня продолжила:

– Мать начала пить сразу после смерти отца. Так, понемногу. А после дефолта запила сильно. Очень сильно. Мы с ней ссорились каждый день. Я отбирала у нее бутылки с водкой, но все было бесполезно. Это нестерпимо больно – наблюдать, как родная мать превращается в алкоголичку. Я не верю в Бога, но что такое ад, я теперь знаю.

– Ты не веришь в Бога? – спросил я.

– Не получается. Никак.

К нам подошел официант и убрал пустые тарелки со стола, поменял пепельницу.

– Нужно было отдавать эти деньги. На мать надежды было мало. А еще Женька с Сережкой… Я с ума тогда сходила.

Таня докурила сигарету и достала вторую.

– Когда работала на рынке, мне порой делали недвусмысленные предложения. Черт знает, что там имелось в виду на самом деле. – Таня помолчала. – Я познакомилась с ним случайно. Он был заведующим рынком, а я принесла ему какие-то бумаги. Он сказал, что знает о моей нужде. Не знаю, откуда. Пообещал помочь с долгами. Я стояла и молчала, не зная, что и думать. А потом он сказал, что поможет при одном условии. Если пересплю с ним. Я была девственницей. Я знала, что, наверно, буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Но мне нужны были деньги – и никакого выхода не было. Это был вопрос жизни и смерти. Я выбрала жизнь.

Официант подошел и принес еще по чашке кофе. Когда он ушел, Таня сказала:

– Не знаю, зачем рассказываю тебе это. Я никому об этом не рассказывала раньше. Думаешь, стоит продолжать?

Она курила и время от времени глядела в окно. Как пару дней назад там, где я ее встретил.

– Неужели у вашей семьи не было друзей? Тех, кто мог бы помочь… – сказал я.

– Были. Но в нужный момент никого из них не оказалось рядом. Это жизнь. Так бывает. И очень часто. Когда никто никому не нужен. Я в этом убедилась давно.

«Никто никому в этом мире не нужен» – вспомнил я слова Вадима.

– Я не сказала маме, откуда деньги. Но она, скорей всего, догадалась. И запила еще сильней. А мне было все равно. Мне нужно было жить – ради себя, ради братьев, ради семьи. Смотрел «Унесенные ветром»?

Я кивнул. Она сказала:

– Я думала, как Скарлетт. Я убью или сворую, но никогда не буду голодать. И никогда не будут голодать мои братья. Я повзрослела резко и бесповоротно. Стала жестче и циничней. У меня не было другого выбора.

Таня взяла чашку и сделала глоток. Опять взяла сигарету.

– В 16 лет я сделала аборт. Тот заведующий о предохранении не заботился. Он давал мне деньги, очень большие деньги. Я была с ним только из-за этого. Когда он узнал, что я беременна, сказал, что знать меня не знает. Я этого ожидала. Я всегда надеялась только на себя.

Она потерла большим пальцем свой лоб. И сделала еще одну затяжку.

– Три года назад мы продали квартиру в Иваново и переехали в Подольск, поближе к Москве. Сняли комнату в общежитии. У меня накопились какие-то средства, и оставаться в родном городе не имело смысла. Там была полная безысходность. Я заставила мать лечиться. Она бросила пить, стало немного легче. Я поехала в Москву искать работу, а Женю оставила за старшего. Сейчас ему 15 лет. Как мне когда-то…

Я сделал глоток кофе. Он был холодным.

– Поначалу снимала комнату на окраине Москвы. Почти бесплатно, по знакомству. Все-таки есть добрые люди на свете. – Таня смахнула пепел. – А спустя полгода я стала проституткой.

Таня смотрела мне в глаза, ожидая моей реакции. Я молчал.

– Я знаю, о чем ты думаешь. Думаешь, я не искала нормальную работу? Искала, еще как искала. Но мне было 17 лет. У меня не было ни образования, ни опыта работы, ни московской прописки. Меня брали только мыть полы за жалкие гроши. А мне нужны были деньги не только для себя. Денег ждали братья и мама.

Сигаретный дым завис над нами, как в замедленной съемке. За соседний столик села пара – парень с девушкой. Сев, он тут же накрыл ладонью ее ладонь, лежавшую на столе. Они оба улыбались.

Таня сказала:

– Не думай, я не оправдываюсь. И сам не пытайся меня оправдать. Хорошо?

Я не ответил. Когда я увидел ее в борделе, я воспринял это как ошибку, как какой-то разыгранный передо мной спектакль, где все ненастоящее. Я не верил, что она действительно этим занимается. Я и сейчас не верил. Таня не могла заниматься любовью за деньги.

– Я не верю, что ты можешь заниматься любовью за деньги. Со всеми подряд. Ты же не такая.

Она смотрела на сигарету. Сигарета дымилась, прижавшись к пепельнице. Таня сказала:

– Знаешь, чего я боялась, когда шла на встречу? Вот этих твоих слов… Ждала и боялась.

– Прости. Но у меня действительно не укладывается это в голове…

– Я понимаю. Наверно, было бы лучше, если бы ты меня не встретил. Я осталась бы для тебя той девочкой из лагеря. А теперь… Детский образ разрушен.

В глаза Таня уже не смотрела. Я сказал:

– Нет. Я очень рад, что встретил тебя. И ни о чем не жалею.

Таня потушила сигарету. В пепельнице, чуть касаясь друг друга, лежало два окурка. Бело-серые изваяния на черном постаменте.

– Если бы ты знал, как мне было плохо поначалу. Первое время на работе, когда оставалась одна, хотелось выть в подушку. Я почему-то все время вспоминала тебя. Мне хотелось поговорить с тобой. Мне хотелось поговорить хоть с кем-то. У меня так и не появилось настоящих друзей. И настоящих подруг. Да что там – у меня никогда их и не было.

Она покачала головой.

– Черт. Жалуюсь. Никогда себе этого не позволяла. Ни с кем. Не жалей меня. Хорошо? Не жалей.

Таня тронула чашку. Парень, сидевший за соседним столиком, взял свою девушку за другую руку. В музыке, звучавшей в зале, по-прежнему не было слов.

– Я насмотрелась всякого за это время. Вранье, что из проституток получаются отличные жены. Красивая сказка, не имеющая ничего общего с реальностью. Некоторые проститутки выходят замуж, а потом приводят в бордель своих мужей и ублажают вместе с подругой. Здесь все измеряется в деньгах. Здесь только и думают, как подцепить богатого клиента. Сделать его своим спонсором. И я видела, как некоторые девушки уходили, а потом все равно возвращались. Они уже не могут жить по-другому.

– А ты? Когда ты уйдешь оттуда? Ты же не такая, как они.

– Я тоже очень часто себе это повторяю. «Я не такая, как они». Иначе давно бы сошла с ума.

– Ты же не собираешься всю жизнь там работать?

– Нет. Мне просто нужно накопить денег. Достаточную сумму. У меня есть цель, поэтому я терплю. Терплю и жду.

– Тань, ведь разные клиенты бывают… Тяжело?

– Привыкаешь.

– Разве к этому можно привыкнуть?

– Можно. Это очень тяжело. Но я привыкла. Просто выключаешь в себе что-то. Щелк – и все. Ты не здесь, а где-то там, в другом месте. И происходит это в данную минуту не с тобой. Да, это можно назвать самообманом. Но без него не выжить.

Она взяла зажигалку, лежащую на пачке сигарет, потом положила обратно.

– Мне еще повезло. Я всегда работала в нормальных борделях. Тем же, кто не вышел лицом или фигурой, приходится работать в ужасных условиях и обслуживать клиентов низкого пошиба. Я знаю о жизни уличных проституток. Там каждый день, как последний.

Таня сделала глоток кофе. Свой кофе я давно выпил.

– В курсе, как называют проституток между собой клиенты? Феи. Мы – феи. Горькая ирония.

Она держала чашку на весу. Рукав свитера оттопырился, я вновь увидел на ее запястье шрам.

– Откуда у тебя этот шрам? – спросил я.

– Нарисовал один... – Она опустила руку. – Ерунда. Издержки профессии.

– Тебе нужно ее бросить. Бросить все это.

Таня ничего не ответила. Я понял, что говорил то, что она знала и сама. Она сказала:

– Поверь, я знаю, что делаю. Мне всего 20 лет. Я еще выйду замуж. И у меня будут дети. Помнишь, как я мечтала? Трое детей. Чтобы и мальчик, и девочка. Я верю в это. И я делаю все, чтобы приблизить этот момент. Только нужно заработать денег.

Я промолчал. В окне проплыла одинокая снежинка. Большая и одинокая.

– А я до сих пор храню портрет, который ты нарисовал, – сказала Таня. – Ты еще рисуешь?

– Уже нет.

– Почему?

– Наверно, потому, что кончилось детство.

Таня положила подбородок на руку.

– А читать? – спросила она.

– Читать я стал еще больше.

– Куда уж больше.

Таня улыбнулась. Кажется, впервые за время нашего разговора. И сразу же вернулась Таня прежняя.

– Помнишь ту книгу из библиотеки, с которой все и началось? – спросила она. – «Маленький принц» Сент-Экзюпери.

– Да.

– Я потом купила ее себе. Моя настольная книга. Я ведь тоже стала много читать. Наверно, твое влияние. А может, потому, что больше мне в свободное время заняться нечем.

– Ты действительно ни с кем не общаешься?

– Общаюсь. Ты же знаешь, я не могу без людей. Но душевной близости ни с кем нет. Были какие-то мужчины, поклонники. И сейчас есть ухажер в институте. О том, где я работаю, он, естественно, не знает. Но все это несерьезно.

Я вспомнил про Колю Кваса.

– А Коля Квас? Где он сейчас?

– Не знаю. Мы с ним потом не общались. Слышала только, он в тюрьме два года отсидел за грабеж. Как в таких случаях говорят: «попал в плохую компанию».

Таня положила руки на стол и сказала:

– Я рассказала о себе. А теперь ты расскажи о себе. Я хочу знать, что случилось в твоей жизни за это время.

И я рассказал ей. Рассказал о том, как жил все эти годы. Об учебе в школе и в институте. О своих увлечениях музыкой, пивными этикетками и аквариумными рыбками. Поведал и о своей первой и второй девушках. Таня внимательно меня слушала, иногда задавая вопросы. В кафе звучала музыка без слов, заходили и выходили посетители, а мы словно вернулись на шесть лет назад. В тот лагерь. В детство, которое казалось потерянным.

– Мне так радостно с тобой общаться, – сказала она позже. – Я ведь от этого отвыкла. Совсем. От нормальных людей. Нормальных разговоров. С тобой мне не нужны никакие маски.

Она помолчала и добавила:

– Знаешь, после того, как ты ушел тогда, я долго плакала. Я давно не плакала, даже в самые ужасные дни, а тут прорвало. Так бывает. Как будто тебя долго-долго били по голове, а потом вдруг дали конфету. Плачешь от неожиданности.

Таня взглянула на меня.

– Ты действительно не жалеешь, что встретил меня? – спросила она.

– Я очень рад тебя видеть. Единственное, что мне жаль – так это твоей челки.

– Хорошо. Сделаю ее вновь ради тебя.

За окном опять началась метель. Таня осторожно тронула мою руку и чуть сжала ее.

– И еще, – сказала она. – Как-нибудь опять сыграем в шашки. Только учти – поддаваться не буду.

Я улыбнулся.


*


Мы встречались в тот год с Таней еще несколько раз. Ходили вместе в кино, я бывал у нее в съемной квартире. Я воспринимал Таню как хорошего друга. Как будто то наше чувство между 13-летним мальчиком и 14-летней девочкой вновь поселилось в наших уже повзрослевших душах.

А в октябре Таня вместе с мамой и братьями возвратилась в Иваново. И в Москву она уже больше не приезжала. Этому предшествовали очень многие события.