Петрозаводский государственный университет в. М. Пивоев этнос и нация: проблемы идентификации петрозаводск Издательство Петргу 2006

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Программа вступительного экзамена по истории России в Петрозаводский государственный, 688.2kb.
• В. М. Пивоев (Петрозаводский университет), 193.44kb.
• Воронин Анатолий Викторович ( voronin@psu karelia ru ) Петрозаводский государственный, 60.4kb.
• В. М. Пивоев (отв ред.), М. П. Бархота, А. В. Мазур «Свое», 2224.87kb.
• Утверждаю ректор Петргу а. В. Воронин, 72.42kb.
• В. М. Пивоев (отв ред.), А. М. Пашков, М. В. Пулькин, 3114.99kb.
• Программа 58-й научной студенческой конференции петрозаводск Издательство Петргу 2006, 841.28kb.
• Бахтин и проблемы методологии гуманитарного знания, 5436.4kb.
• В. М. Пивоев философия смысла, или телеология, 1582.04kb.
• Введение седьмая Межвузовская научная конференция продолжает обсуждение проблем межкультурного, 1199.81kb.

Экономика аграрного общества работает на основе натурального хозяйства. Человек при этом потребляет то, что произведено или им самим, или в его ближайшем окружении. В связи с этим данное общество порождает различные сословия, касты, гильдии и другие статусные разграничения, которые требуют культурной дифференциации. Однородной культуры здесь быть не может. Каждая общность с помощью своей культуры манифестирует свой престиж и замкнутость, закрытость. С помощью культуры человек манифестирует принадлежность к группе, которая может встать на его защиту, чтобы при встрече не надо было задавать не очень вежливый вопрос: «Чьих будешь? Чей ты холоп? Кому ты служишь?» Нужно, чтобы встречный по одежде, манере говорить, поведению сам догадался, с кем он имеет дело. Например, навстречу идет монах, на нем плащ из мешковины. Все ясно, это францисканец, нищий монах, с ним можно не считаться. Идет другой монах, на нем плащ из добротного сукна, все понятно — это доминиканец. Тут надо быть осторожным, доминиканцы с инквизицией связаны, поэтому лучше его не трогать. Далее, едет монах в карете, разодетый в роскошные и дорогие одежды, кружева, видно, что монах, но — это богатый вельможа. Вероятнее всего, перед нами цистерианец или тамплиер, которые в ходе крестовых походов награбили огромные богатства и держали под контролем финансы всей Франции и пол-Европы, пока Филипп Красивый не наложил руки на эти средства. Индивидуальных прав человек в то время не имел, он обладал юридическими правами лишь как член соответствующей группы. Позднее, в эпоху Возрождения, инициатива индивида привела к необходимости утверждения юридических прав индивида, и тогда появилось два термина — юридическое лицо и физическое лицо — для различения двух видов юридического субъекта.

В аграрном обществе культура не объединяет, а разъединяет людей. В это время возникла формула «Человек человеку — волк». Государство при этом имеет лишь политический смысл, опирается на силу и даже заинтересовано в культурно-политической раздробленности и дифференцированности. Если бы не объединяющая роль христианской церкви, то возникла бы всеобщая война всех против всех.

В то время границы делили этносы на части, ибо проводились на бумаге без учета расселения этносов. На местности этой границы или совсем не было видно, или это могла быть застава на дороге. Если есть деньги, можно заплатить пошлину и идти куда угодно. Если денег нет, следует обойти лесочком эту заставу, и дорога в другое государство открыта. Поэтому границы были довольно «прозрачны», их легко пересекали.

При переходе к индустриальному обществу увеличивается производство товаров, активизируются рыночные отношения. При этом этническая и культурная дифференциация становится препятствием для развития коммуникации и рыночных отношений. В индустриальном обществе возникает потребность в образованных людях, причем в связи с развитием средств массовой коммуникации, расширением торговых связей образование должно быть унифицированным и опираться на единый литературный язык. «Идеал всеобщей грамотности и право на образование занимают одно из самых видных мест в пантеоне современных ценностей» ¹³. Основные черты индустриального общества:

— высокая грамотность всех людей;

— высокий уровень общего и технического знания;

— мобильность людей, общение с большим количеством «чужих» людей на одном, общем для всех стандартизованном устном и письменном языке.

И тогда экономика обращается к государству с требованием — обеспечить единое культурное пространство и единый язык. Но ведь границы делили этносы на части, и в каждом государстве оказывалось несколько этносов. Какой же язык взять за основу в качестве национального, титульного языка? Понятно, что более крупный этнос быстрее соображает, захватывает власть и, становясь на путь нации, начинает навязывать свой язык в качестве государственного. Другие этносы начинают нервничать, опасаться за судьбу своего языка и своей культуры, также стремятся стать нациями и опереться на государство в защите своих интересов. Идея нации начинает доминировать, утверждая свою высшую ценность и разрушая этнические ценности.

Геллнер различает «культивированные» и «некультивированные» культуры. Вторые «производят и воспроизводят себя стихийно... бессознательно, без специального наблюдения, контроля или поддержки». «Культивированные» культуры строятся сознательно, по плану и при поддержке и защите государства. Возникает взаимное тяготение друг к другу культуры и государства: общество и экономика нуждаются в культуре, культура нуждается в государстве, обеспечивающем ее унификацию и стандартизацию. И в то же время зреет противоречие между потребностями каждой национальной культуры в государственном образовании (самоопределении) и реальными возможностями. Более крупные количественно нации с целью формирования культурно-языковой однородности применяют все средства вплоть до антигуманных:

— насильственная ассимиляция малых народов титульной нацией (запрет на язык и культуру малых народов);

— депортация (выселение малых народов);

— геноцид (массовое или поголовное истребление инородцев);

— сегрегация (раздельное, изолированное существование различных групп в резервациях или гетто);

— маргинализация (утрата группой своей идентичности, основных сущностных качеств);

— слияние с возникновением нового национального образования;

— автономия, позволяющая малому народу (этносу) сохранить ценности своей культуры: язык, искусство, обычаи и традиции.

В ХХ в. в разных странах использовались все эти способы решения национальных проблем. В России «масла в огонь» подлил В. И. Ленин ошибочной постановкой вопроса о «праве наций на самоопределение». Если бы сформулировать так: о праве народа на самоопределение, а в его варианте автоматически одни нации (большие по численности) становятся нациями первосортными, или титульными, а остальные — второго – третьего сорта, а то и подлежат ликвидации. Ленинская формулировка способствовала натравливанию одних наций на другие, закладывала мину замедленного действия под «вечную дружбу социалистических наций и народностей», провоцировала возникновение лозунгов «Литва — для литовцев», «Россия — для русских».

Каждая национальная культура принялась создавать свой «национальный миф». Яркий пример в этом плане — использование карельского народного эпоса Элиасом Лённротом для создания романтической поэмы «Калевала», с помощью которой финский народ осознал собственную идентичность и доказал всему миру свое право на уважение и достойное место среди культурных народов. Как справедливо замечает Э. Геллнер, национализм создает нацию, и в этом его позитивная роль, поэтому он справедливо возражает против однозначно негативной оценки роли национализма в истории. «...Нации создает человек, на- ции — это продукт человеческих убеждений, пристрастий и наклонностей. Обычная группа людей — скажем, жителей определенной территории, носителей определенного языка — становится нацией, если и когда члены этой группы твердо признают определенные общие права и обязанности по отношению друг к другу в силу объединяющего их членства. Именно взаимное признание такого товарищества и превращает их в нацию, а не другие общие качества, какими бы они ни были, которые отделяют эту группу от всех стоящих вне ее»¹⁴.

Наблюдения по поводу характера представителей разных наций можно найти у Вольтера: «Итальянца, француза, англичанина, испанца всегда можно узнать по стилю, как по чертам лица, произношению, манерам. Мягкость и нежность итальянского языка отразилась на гении итальянских писателей. Напыщенность речи, обилие метафор, величественный стиль — вот в общем, как мне кажется, отличительные черты испанских писателей. Сила, энергия, смелость наиболее свойственны англичанам; они особенно любят аллегории и сравнения. Что касается французов, то им достались в удел ясность, точность, изящество; они редко проявляют особенную смелость; у них нет ни английской силы, которая показалась бы им немыслимой и чудовищной, ни итальянской нежности, которую они сочли бы женоподобной мягкостью»¹⁵.

Цитируя Канта, американский антрополог Крёбер писал: «Немец любит свой дом. Он тверд, хотя и не алмаз: трудолюбив, бережлив, чистоплотен, без больших признаков гениальности; флегматичен, проявляет большую стойкость в испытаниях, настойчив в аргументации; умен. Он наделен способностями, но испытывает недостаток остроумия и вкуса; сдержан, лишен уверенности в собственной оригинальности, поэтому склонен к подражанию. Он слишком методичен, педантичен, его не привлекает равноправие, зато он увлечен кропотливой иерархической классификацией общества, которое ставит титул и звание выше природного таланта. Он послушен правительству, скорее принимает деспотизм, чем сопротивляется установленному порядку власти или меняет его»¹⁶.

Когда пытаются приводить типичные черты представителей того или иного народа, часто упрощают и абсолютизируют эти черты. Л. Н. Толстой предупреждал нас от такого упрощения: «Люди как реки, вода во всех одинаковая, но...» Разумнее поэтому говорить о специфическом, качественном характере выражения различных черт. Например, трудолюбие немцев имеет методичный, размеренный, планомерный характер, тогда как японское трудолюбие более иррационально, эстетично, с самоотдачей и наслаждением¹⁷.

Существуют попытки представить основные черты представителей различных народов. Можно привести такой пример: И. Тэн указывает на менталитет итальянцев, сравнивая их с немцами и французами: «Если мы, обратив внимание на то, как итальянцы и вообще народы латинского племени понимают любовь, нравственность и религию, если рассмотрим их литературу, нравы и их взгляды на жизнь, — мы в бесчисленных глубоких чертах подметим тот же самый род или склад соображения. Отличительная черта его — талант и вкус к порядку, стало быть, к правильности, к гармонической и строгой форме; оно не так гибко и проницательно, как германское воображение, оно более держится на внешности, нежели идет в глубину, наружное украшение предпочитает оно внутренней правде; оно более расположено к идолопоклонству, чем к религиозности, более живописно и менее умозрительно, более определенно и изящно. Оно лучше понимает человека, нежели природу, лучше понимает человека в обществе, нежели человека-варвара. <...> Из двух великих народов, у которых воображение... выразилось самым полным образом, один, французы, — более северный, более прозаический и более общественный народ — избрал своим делом порядок чистых идей, т. е. метод рассуждения и искусство беседы; другой, итальянцы, — более южный, художественный и более склонный к образам народ — избрал своим делом порядок художественных форм, я хочу сказать: музыку и пластические искусства»¹⁸.

Отдавая себе отчет, что любые упрощенные и однозначные оценки типичных черт представителя какой-либо нации страдают упрощением и противоречат духу толерантности, все же попытаемся назвать основные черты различных типов. Так, для типичного англичанина характерны практичность, эмпиризм, рассудочность, бесстрастие, выдержанность, нормативность, воля, чопорность, пунктуальность. Английский писатель Э. М. Форстер дает такую характеристику англичанина: «Трезвый ум, деловитость, добропорядочность. Отсутствие воображения, лицемерие»¹⁹. Национальный символ Англии — мистер Буль в цилиндре и отличном костюме, с солидным брюшком и солидным счетом в банке. «Не в том дело, что англичанин не умеет чувствовать, нет, — а в том, что он боится дать волю чувствам. Его учили в школе, что проявлять чувства — неприлично, это дурной тон. Не следует выражать большую радость или глубокую печаль, не следует даже, когда говоришь, слишком широко открывать рот, — как бы трубка не вывалилась. Надо сдерживать свои чувства, и если уж обнаруживать их, так только в особых случаях»²⁰. «Англичанин действует быстро, а чувствует медленно»²¹. «С виду англичанин замкнут, самодоволен и черств. В глубине, под поверхностностью, у него нет недостатка в чувствах, но они остаются под спудом, не находят себе применения; нет недостатка и в умственной энергии, но она чаще применяется, чтобы утвердить его в предрассудках, а не искоренить их»²². Впрочем, эти черты характерны и для других северян.

Приведем также общеизвестные стереотипные представления о том, что характерно для представителей разных наций:

— испанец: страстность, гордость, честь, импульсивность, несдержанность, романтичность, надрыв, свободолюбие, благородство;

— француз: интеллект, страстность, чувствительность, легкомыслие, остроумие, веселье;

— итальянец: страстность, импульсивность без гордыни, легкомыслие;

— американец: деловитость, практичность, предприимчивость, добросовестность, профессиональная компетентность, любознательность, общительность, раскованность, бесцеремонность, самоуверенность, недоверчивость, решительность, воля;

— канадец: трудолюбие, щедрость, неамбициозность, неагрессивность, скромность, терпимость;

— финн: практичность, трудолюбие, медлительность, основательность, честность, добросовестность;

— швед: законопослушность, рационализм, демократичность, склонность к компромиссу, сдержанность в эмоциях, добросовестность, организованность и любовь к порядку, уважение традиций, чувство справедливости, техническая изобретательность, любознательность²³;

— японец: трудолюбие, сдержанность, созерцательность, артистичность, максимализм;

— русский: во-первых, эстетизм, пессимистичность, склонность к унынию, мягкость, покорность, лень, пассивность, искренность и наивность, доверчивость, религиозность, отзывчивость, озабоченность судьбой всего мира, созерцательность, мессианизм, интровертность, самокопание и рефлексивность, больная совесть, надрыв, страдательность и жертвенность, миролюбие, терпимость, иррациональность, справедливость; во-вторых, беззаботность, общительность, экстравертность, оптимизм, упование на авось, вера в доброго царя, максимализм, устремленность в будущее, широта, доверчивость, патриотизм, практичность, любознательность, смекалка, стихийность, свободолюбие, воля, разгул, удаль, анархизм, буйство, самодурство; о русских часто говорят, что они обладают щедростью, гостеприимством до расточительности, любят «сельскую свободу», легко подчиняются и проявляют покорность;

— немец: методичность, настойчивость, аккуратность, дисциплинированность. И. Г. Гердер описывал немцев как людей мужественного нрава, благородной доблести, добродетельных, стыдливых, умеющих глубоко любить, честных и правдивых. Недостатком их он считал осторожность, медлительный и неповоротливый характер²⁴.

Кроме того, нужно учитывать, что устойчивые черты этнического характера могут быть исторически вариативными, обусловленными изменчивыми условиями исторической жизни. Г. П. Федотов отмечал, что лицо нации может существенно и быстро меняться под влиянием различных факторов, особенно целей и смыслов существования: «Столетие от Лессинга до Гегеля... венчало Германию по ролевой европейской мысли. За элитой мудрецов и поэтов стоял народ — трудолюбивый, честный, лояльный, добродушный». Но вот проходит всего двадцать лет (1848—1870) и возникает империя: «Романтические мечты молодости сданы в архив. Трезвый, практический, с волевым упорством и методичностью, он (народ. — В. П.) борется за производство, строит великую науку, колоссальную индустрию, могущественное государство. Надо всем начинает доминировать “воля к власти”. Это путь, который в годы великой войны русская интеллигенция грубовато окрестила: от Канта к Круппу. Четыре года (1914—1918) сверхчеловеческого напряжения, и бисмарковский немец погиб. Его сменил немец Гитлера. Неврастеник, фантазер, разучившийся работать методически и отдавшийся во власть фантастической грезы. Судороги насилия он принимает за национальное самосознание. Теперь он презирает интеллектуальный труд и живет лишь пафосом войны. Из всего великого прошлого Германии ему импонирует только “белокурый зверь” первобытного язычества. Как связать воедино эти три образа Германии?»²⁵.

В ходе обсуждения на «круглом столе» в редакции «Вопросов философии» упоминались такие черты российской ментальности: «разрыв между настоящим и будущим, исключительная поглощенность будущим, отсутствие личностного сознания, а потому и ответственность за принятие решений в ситуациях риска и неопределенности, облачение национальной идеи (“русской идеи”) в мессианские одеяния, открытость или всеотзывчивость»²⁶.

Итак, в культуре человечества можно обнаружить черты метакультуры, или культуры общечеловеческой, и национальных культур. Н. И. Конрад приводил примеры с Нидерландской революцией XVI в., которая, будучи эпизодом истории малой страны, может быть рассмотрена в свете исторических событий всего европейского континента, и появлением голландской Ост-Индской компании, знаменующей начало капиталистических буржуазных отношений²⁷.

Территория как фактор национальной идентичности. В отличие от этноса, который может мигрировать по территории в условиях своего привычного ландшафта, имея лишь традиционные маршруты передвижения, которыми могут пользоваться и другие этносы, нация закрепляется на определенной территории, четко фиксируя и защищая свои границы. Территория эта освоена и отвоевана у природы настойчивым трудом многих поколений, а как писал Д. Локк в «Трактате о правлении», средством присвоения природных богатств является труд²⁸.

Территория — важная составная часть национальной идентичности, вот почему современные русские патриоты категорически не соглашаются отдать Японии часть Курильской гряды, хотя японцы исторически имеют на эти острова больше прав, чем русские. К тому же в декларации 1956 г. содержится обещание передать два острова японцам после заключения мирного договора. Можно вспомнить также спор об острове Даманский, за который отдали свою жизнь 52 солдата Советской армии. Правда, позднее Россия все-таки передала этот остров Китаю.

Замечательный русский историк С. М. Соловьев писал, что на жизнь народа оказывают влияние три важнейших условия: 1) природа страны, где он обитает; 2) его характер; 3) соседи, которые окружают данный народ. «...По четырем главным речным системам Русская земля разделялась в древности на четыре главные части: первую составляла озерная область Новгородская, вторую — область Западной Двины, т. е. область Кривская, или Полоцкая, третью — область Днепра, т. е. область древней собственно Руси, четвертую — область Верхней Волги, область Ростовская»²⁹. «Каждому народу, — писал В. О. Ключевский, — история задает двустороннюю культурную работу — над природой страны, в которой ему суждено жить, и над своею собственной природой, над своими духовными силами и общественными отношениями»³⁰. Особенное значение он придавал влиянию природной среды на исторический процесс и характер русского человека, выделяя три стихии: лес, степь (поле) и реку (воду), — они обусловили особенности менталитета россиянина. Суровая природа закалила характер русской нации, выработала упорство и мужество, патриотизм и любовь к своей Родине.

В. Г. Белинский отмечал, что «великие люди» — «дети своей страны. Великий человек всегда национален, как его народ, ибо он потому и велик, что представляет собою свой народ... Народ относится к своим великим людям как почва к растениям, которые производит она»³¹. В. Майков возражал ему: «Каждый народ имеет две физиономии; одна из них диаметрально противоположна другой; одна принадлежит большинству, другая — меньшинству (миноритету). Большинство народа всегда представляет собою механическую подчиненность влияниям климата, местности, племени и судьбы. Меньшинство же впадает в крайность отрицания этих влияний»³².

Л. П. Карсавин, говоря о характере императора Николая II, называл национально-русскими чертами у него «чрезмерную деликатность и лукавство, связанное с нею, и равнодушие и покорность судьбе». Он указывал на то, что немало чистокровных немцев становились русскими государственными деятелями, патриотами и русскими людьми, и напротив, немало русских людей, оставшись за рубежом, онемечивались, офранцуживались.

Практически все межнациональные войны XIX—XX вв. велись из-за территории, потому что территория — это ресурсы. Например, ирано-иракская война в конце ХХ в. шла из-за 25-километровой пограничной территории. Казалось бы, стоит ли «овчинка выделки»? Но если учесть, что под этой землей находятся огромные запасы нефти, тогда все становится понятным и логичным.

Российское государство за всю историю своего существования постоянно стремилось к увеличению своей территории, реализуя экспансию на Восток, в идеале стремилось к «мировому господству», что выразилось в мессианизме, в стремлении «спасти» весь мир.

Суверенитет, легитимность, признание нации высшей ценностью. В современных работах (Н. И. Кожевниковой, Л. П. Рыбаковского, Е. П. Сигарева³³) публикуются результаты социологического исследования и делается странный вывод: «Русские: этническая гомогенность», что вызывает чувство недоумения и улыбку. Где авторы исследования нашли пять тысяч респондентов, среди которых обнаружены «чистые» этнические и «гомогенные» русские?! И этих «чистокровных» русских около 80 процентов от населения нашей страны?! Осмелюсь высказать очевидную, но неожиданную для некоторых социологов идею: в России сегодня нет ни единого этнического русского! Они давным-давно (в XIII—XIV вв.) ассимилировались и исчезли, растворившись в славянских этносах.

Как утверждает статья 3 Конституции Российской Федерации, «носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ». Подчеркнем, что в качестве носителя суверенитета назван не «русский народ», а «многонациональный». Это связано с размерами Российского государства, в которое входит не одна русская нация, а много наций. Здесь возникает большой вопрос о соотношении русской и российской идентичности. Которая из них сегодня с бóльшим основанием претендует на статус национальной идентичности? Которая из них имеет бóльшую легитимность, т. е. бóльшие основания правоты?

В связи с этим возникает другой «каверзный вопрос», который автор задал своим коллегам на одной из научных конференций: «Какой вред нанес нашей культуре Александр Сергеевич Пушкин?» Слушатели-филологи с возмущением отреагировали: «Как вы смеете, на что вы руку подымаете?! Ведь Пушкин — наша святыня, он создал нашу национальную культуру!» — «Вот именно, — ответил я, — но при этом, сам того не понимая, он разрушал наши этнические культурные традиции. Ведь кто он по этническому происхождению? Эфиоп или француз?!» В свое время в детстве, когда мне привелось впервые открыть сказку А. С. Пушкина «Руслан и Людмила», возник вопрос: «Почему славянский богатырь носит имя Руслан? Разве это русское имя?» Но Пушкин просто не обращал внимания на такие «мелочи», он их не очень чувствовал.

Следом за этим возникает еще один вопрос: «А не возродить ли нам наши этнические культурные корни?» Мне возражают: «Во-первых, это уже невозможно, все потеряно, забыто; во-вторых, не приведет ли это к разрушению русской культуры, возврату к лаптям, кафтанам и зипунам?!» Думается, опасения здесь напрасны, поскольку не вместо русской, а в дополнение к ней. А. Тойнби, вслед за Э. Дюркгеймом, сформулировал важное требование взаимодополнительности двух законов в развитии цивилизации: интеграции и дифференциации, поэтому мы должны объективно реализующемуся закону глобализационной интеграции противопоставить (дополнить) деятельность по дифференциации, углублению нашего культурного разнообразия и богатства. При этом речь идет не о выдумывании искусственной этнической культуры, а о возрождении того, что еще сохранилось в глубинке.

В 2002 г. в Петрозаводском университете был создан ансамбль народной музыки «Купава». Коль скоро в Карелии существуют богатые традиции славянской музыкальной культуры Заонежья, предполагалось, что студенты-филологи будут изучать и исполнять эти народные песни. Но руководитель ансамбля, доцент Петрозаводской консерватории С. Ю. Николаева объяснила, что заонежская музыкальная культура очень сложна, там обнаруживается влияние карельских, вепсских, финских музыкальных традиций на славянские, поэтому начинать с этого материала слишком трудно для не очень опытных исполнителей. Начать решили с музыкальной традиции Межозерья, что на юге Псковской области и на севере Смоленской. Там, вдали от крупных городов, во всей чистоте сохранились славянские музыкальные фольклорные традиции, которые можно изучать и исполнять.

Различие этнического и национального можно показать на таком образном примере. В воспоминаниях К. Г. Юнга приведен любопытный диалог с вождем индейского племени:

« “Смотри, — сказал Охвия Биано, — какими жестокими выглядят белые люди. У них тонкие губы, острые носы, их лица в глубоких морщинах, а глаза все время чего-то ищут. Чего они ищут? Белые всегда чего-то хотят, они всегда беспокойны и нетерпеливы. Мы не знаем, чего они хотят. Мы не понимаем их. Нам кажется, что они сумасшедшие”.

Я спросил его, почему он считает всех белых сумасшедшими? “Они говорят, что думают головой”, — ответил вождь. “Ну, разумеется! А чем же ты думаешь?” — удивился я. “Наши мысли рождаются здесь”, — сказал Охвия, указывая на сердце»³⁴.

В метафоре «думать сердцем» заложен важный смысл. Когда человек прикасается к культуре своего этноса, слушает его музыку, то его душа, его сердце отзывается чувством сопереживания, ощущения, что это «свое». Когда же он воспринимает культуру своей нации, то он «думает головой», его восприятие в меньшей степени затрагивает глубины его души и сердца.

В то же время, как справедливо пишет С. В. Лурье, русские люди всегда с особым уважением и трепетом относились к своему государству³⁵. Но это другое измерение культурной идентичности. Русский философ К. Н. Леонтьев сравнивал государство с машиной и деревом: «Государство есть, с одной стороны, как бы дерево, которое достигает своего полного роста, цвета и плодоношения, повинуясь некоему таинственному, независящему от нас деспотическому повелению внутренней, вложенной в него идеи. С другой стороны, оно есть машина, и сделанная людьми полусознательно, и содержащая людей как части, как колеса, рычаги, винты, атомы, и наконец, машина, вырабатывающая, образующая людей. Человек в государстве есть в одно и то же время и механик, и колеса, и винт, и продукт общественного организма».

Малой моделью такого «государства» был мир, деревенская сходка, на которой миряне решали все свои проблемы. Картину подобной сходки изображал писатель-народник C. М. Степняк-Кравчинский: «Что больше всего поражает тех, кто впервые присутствует на такой сход- ке, — это царящий там, как кажется, полнейший беспорядок. Председателя нет; обсуждение представляет собой сцену совершенного ералаша. После того как член общины, созвавший собрание, объяснил побудившие его к тому причины, все наперебой спешат высказать свое мнение, и некоторое время словесное состязание уподобляется всеобщей свалке в кулачном бою. Слово принадлежит тому, кто сумел привлечь к себе слушателей. Если он угодит им, крикунов быстро заставят замолчать. Если же он не говорит ничего дельного, никто не обращает на него внимания, и его прерывает первый же противник. Но когда обсуждается жгучий вопрос и атмосфера на сходке накаляется, все говорят разом и никто никого не слушает. Тогда миряне разбиваются на группы, и в каждой из них вопрос обсуждается отдельно. Все выкрикивают свои доводы во всю глотку; вопли и брань, оскорбления и насмешки сыплются со всех сторон, и поднимается невообразимый гам, при котором, казалось бы, никакого толку не получится.

Однако кажущийся хаос не имеет никакого значения. Это необходимое средство к достижению определенной цели. На наших сельских собраниях голосование неведомо; разногласия никогда не разрешаются большинством голосов. Всякий вопрос должен быть улажен единодушно. Поэтому общий разговор, как и групповые споры, продолжается до тех пор, пока не вносится предложение, примиряющее все стороны и получающее одобрение всего мира... Мир не навязывает меньшинству решений, с которыми оно не может согласиться. Каждый должен идти на уступки ради общего блага, ради спокойствия и благополучия общины. Большинство слишком благородно, чтобы воспользоваться своим численным превосходством»³⁶.

Представленная автором картина, конечно, идеализированная, здесь замечены позитивные черты общины (взаимопомощь, самоуправление, согласие), но остались не затронутыми негативные черты общины, ско-вывавшей, подавляющей инициативу из соображений «перестраховки».

Индивид вынужден был подчиняться «обществу». Негативные стороны «общины» поймет в начале ХХ в. А. Столыпин и попытается разрушить ее. Подчинение человека общине и государству — элементы восточного менталитета, который для русского национального духа являлся определяющим.

Единое культурное пространство и язык. В процессе перехода общества к индустриальной стадии, как хорошо показал Э. Геллнер, возникает потребность активизировать рыночные экономические отношения и снять все преграды на пути их активизации. Преграды эти имеют культурно-языковой характер. Экономика нуждается в единой культуре и едином языке. Но если в каждом государстве исторически оказывается несколько этносов, то какой же язык принять за основу национальной культуры?

На связь языка с менталитетом нации указывал В. фон Гумбольдт³⁷. «Большая часть обстоятельств, сопровождающих жизнь нации, — места обитания, климат, религия, государственное устройство, нравы и обыч- аи, — от самой нации могут быть в известной степени обособлены. И только одно явление совсем другой природы — дыхание, сама душа на- ции — язык — возникает одновременно с ней. Работа его протекает в определенно очерченном круге, и рассматриваем мы его как деятельность или как продукт деятельности. ...Только в языке запечатлен весь национальный характер»³⁸.

Важнейшее значение для формирования нации имеет литературный язык, письменная культура. Размножение типографскими станками книг и газет огромными тиражами создает единые основания для национальной идентичности. Канадский культуролог М. Маклюэн в книге «Галактика Гуттенберга» хорошо показал этот процесс, предлагая различать три способа коммуникации:

— традиционный, свойственный сельской среде, где все участники хорошо знают друг друга, коммуникация здесь не требует специальных знаний;

— функционально-ролевой, возникающий в городской среде с ее безличным характером, правила коммуникации обусловлены теми социальными ролями, которые играют ее участники;

— массовая коммуникация, направленная на большое число получателей, независимо от их ролей и положения, обеспечивает высокую скорость распространения и обработки информации³⁹.

Именно благодаря массовой коммуникации интенсифицировался процесс формирования наций. Во-первых, благодаря печати и бумаге одни и те же идеи стали доступны большому количеству людей, люди стали хорошо понимать друг друга, облегчились процессы коммуникации и взаимодействия. Во-вторых, письменный язык стабилизировал нормативность языка и духовной культуры. В-третьих, диалект, который оказался ближе к рычагам власти к центру и доминирующей этнической группе, стал навязываться остальным, стал источником нормативности⁴⁰.

Для русской нации огромное значение имело создание в XVIII в. русского письменного языка и литературы, в этом процессе неоспоримо выдающуюся роль сыграл А. С. Пушкин. Но еще М. В. Ломоносов не без гордости за русский язык писал: «Карл Пятый, римский император, говаривал, что ишпанским языком с богом, французским — с друзьями, немецким — с неприятельми, италиянским — с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италиянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка»⁴¹. Именно русский язык явился практической основой для формирования русского национального сознания. Это очень хорошо понимали славянофилы во главе с А. С. Хомяковым.

В то же время, как писал этнограф Д. К. Зеленин, при формировании русского литературного языка происходила борьба двух ведущих диалектов — северновеликорусского (окающего) и южновеликорусского (акающего)⁴². Поскольку Москва оказалась на стыке этих двух групп, она смогла объединить их путем формирования литературного языка, хотя фонетические различия диалектов в устном языке сохраняются до сих пор. Схожая ситуация присутствует и в Китае, где именно письменность является объединяющим фактором, а фонетически южные китайцы плохо понимают северных⁴³.

Национальная идея об особой судьбе и предназначении нации. Ф. Риггс выделяет три волны национализма, которые возникли и прошли по Европе и миру в последние два столетия. Первый относится к XIX в., когда началось объединение, формирование государственного национализма, становление государственных объединений, где каждый человек идентифицировал себя как «верноподданый» гражданин своего государства-нации, независимо от происхождения. Вторую «волну» он именует «освобождение», когда многие народы, подчиненные европейским империям, стали двигаться к ликвидации такой зависимости от этих метрополий, в это время формируется «этнонационализм», опирающийся на общность происхождения. Однако созданные в свое время государства-колонии с границами, нарисованными на бумаге, проснулись для этнонационального самоопределения, стремясь к созданию таких государств, которые совпадали бы с границами расселения этноса⁴⁴.

Национальная идеология — это политические идеи, объясняющие назревшие политические проблемы, указывающие на причины каких-либо явлений и формулирующие цели, достигая которые, можно решить политические проблемы. Но если в процессе созревания нации национальная идея может играть позитивную роль, то в последующем национализм чреват экстремизмом. Он может создать искушение, соблазнительную форму самоидентификации с образом «великой нации», которая выше других («Deutchland über Alles»). Как писал В. Райх, «фашистская ментальность» возникает, когда реакционные концепты накладываются на «революционную эмоцию»⁴⁵.

У каждой нации есть своя национальная идея, поскольку «население, которому неведомы координаты своего политического существования, является обществом немых» (М. Грейффенхаген)⁴⁶. Например, у США — это стремление научить весь мир демократии, у Германии — воссоединение западной и восточной частей и экономическая экспансия в Европе, у постсоветских соседей (Украины, Эстонии и др.) национальная идея заключается, по мнению С. В. Кортунова, в построении национальной государственности, опирающейся на независимости от России.

В чем же может заключаться национальная идея России? В качестве наиболее разумных С. В. Кортунов выдвигает следующие идеи: «возрождение и обустройство России как державы, живущей в согласии с самой собой и с окружающим ее миром», на основе трех ценностных ориентиров: рыночное хозяйство, гражданское общество и правовое государство. Однако эти идеи, как он полагает, не выявляют специфику России как самобытного государства и не могут быть приемлемы как наша национальная идея. Эту специфику предлагается определить в связи с вопросами о роли русского (российского) народа в мировой истории и о национальной безопасности⁴⁷.

Каждая национальная культура создавала свой «национальный миф». Как справедливо замечает Э. Геллнер, национализм создает нацию и в этом его позитивная роль, поэтому трудно согласиться с однозначно негативной оценкой роли национализма в истории. Еще более позитивно оценивал национализм И. А. Ильин: «...Национализм есть любовь к духу своего народа, и притом именно к его духовному своеобразию»⁴⁸. «...Нации создает человек, нации — это продукт человеческих убеждений, пристрастий и наклонностей. Обычная группа людей — скажем, жителей определенной территории, носителей определенного языка — становится нацией, если и когда члены этой группы твердо признают определенные общие права и обязанности по отношению друг к другу в силу объединяющего их членства. Именно взаимное признание такого товарищества и превращает их в нацию, а не другие общие качества, какими бы они ни были, которые отделяют эту группу от всех стоящих вне ее»⁴⁹.

Национализм следует отличать от «патриотизма», под которым обычно понимают лояльность по отношению к государству и любовь к своей Родине⁵⁰.

Но если в процессе созревания нации национальная идея может играть позитивную роль, то в последующем национализм чреват экстремизмом. Он может создать искушение, соблазнительную форму самоидентификации с образом «великой нации». Всякий не сумевший обеспечить личностное самоутверждение в индивидуальном смысле жизни может идентифицировать себя с национальным мифом и легко обрести национальную гордость. Национальный миф — удобная форма снятия комплекса неполноценности для человека массы.

Истоки «русской идеи» можно найти уже у митрополита Иллариона в его «Слове о законе и благодати», в «Слове о полку Игореве», в «Слове о погибели Русской земли» и других памятниках древнерусской литературы.

Некоторые предпосылки представлений об особом предназначении России в истории можно обнаружить П. Я. Чаадаева: «Настоящая история этого народа начнется лишь с того дня, когда он проникнется идеей, которая ему доверена и которую он призван осуществить, и когда начнет выполнять ее с тем настойчивым, хотя и скрытым инстинктом, который ведет народы к их предназначению. Вот момент, который я всеми силами моего сердца призываю для моей родины, вот какую задачу я хотел бы, чтобы вы взяли на себя, мои милые друзья и сограждане, живущие в век высокой образованности и только что так хорошо показавшие мне, как ярко пылает в вас святая любовь к отечеству». Он высказывал убеждение, что «мы (т. е. Россия. — В. П.)... самой природой предназначены быть настоящим совестным судом по многим тяжбам, которые ведутся перед великим трибуналом человеческого духа и человеческого общества»⁵¹.

Считается, что термин «русская идея» принадлежит В. С. Со-ловьеву, который в докладе, прочитанном в 1888 г. в Париже, сформулировал вопрос о смысле существования России во всемирной истории и выдвинул религиозно-универсалистскую концепцию преображения русской жизни во имя вселенских идеалов добра и справедливости. Он утверждал, что в основе нации должна быть идея, и «идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности»⁵².


О, Русь! В предвиденьи высоком:

Ты мыслью гордой занята;

Каким ты хочешь быть Востоком:

Востоком Ксеркса иль Христа?⁵³


Тем не менее следует отметить, что впервые термин «русская идея» употребил в 1861 г. Ф. М. Достоевский в «Дневнике писателя» для обозначения важнейшей задачи, которая поставлена Историей и Провидением перед Россией⁵⁴.

Существо русской идеи можно определить так — это идея русской национальной идентичности и представление об особой роли России в мировой истории. И эта доктрина было сформирована славянофилами во главе с А. С. Хомяковым, который еще в 1839 г. в стихотворении «России» писал о мессианском предназначении — стать спасительницей всего мира:


...И вот за то, что ты смиренна,

Что в чувстве детской простоты,

В молчаньи сердца сокровенна,

Глагол творца прияла ты, —

Тебе он дал свое призванье,

Тебе он светлый дал удел:

Хранить для мира достоянье

Высоких жертв и чистых дел;

Хранить племен святое братство,

Любви живительный сосуд,

И веры пламенной богатство,

И правду, и бескровный суд.

<...>

И станешь в славе ты чудесной

Превыше всех земных сынов,

Как этот синий свод небесный —

Прозрачный вышнего покров!⁵⁵


По словам священника А. Шмемана, «спор о России есть одно из постоянных измерений русской истории. Россия принадлежит к числу тех стран и наций, которые спорят о самих себе. Никогда француз не просыпается утром, спрашивая себя, что значит быть французом. Он совершенно убежден, что быть французом очень хорошо и это совершенно ясно. Тогда как русским свойственно пребывать в постоянном напряженном искании смысла своего существования»⁵⁶. И второй комплекс — это чувство вины интеллигенции перед народом.

Откуда же взялся у русской интеллигенции такой комплекс? Ответ на этот вопрос пытаются дать Ю. М. Лотман и Б. А. Успенский: «...Всякая творческая деятельность, обладание знанием свыше меры, положенной для всех членов общества, представляется, с одной стороны, полезным качеством, а с другой — опасным, таящим угрозу и выводящим человека за пределы его социума»⁵⁷. «Знающий» воспринимается как причастный «чужому миру», как «свой чужой». Но на Руси «чужая» византийская культура, имевшая статус культурной нормы и высоко ценимая, стала восприниматься как «чужая своя», а свои волхвы — как «свои чужие», поэтому подлежали уничтожению. В то же время «осознание “чужого” как ценного (и в религиозном аспекте — как нормативного) не отменяет психологического недоверия, вызываемого постоянно обновляемым чувством его инородности»⁵⁸. Поэтому священники и монахи, пусть даже выходцы из местного населения, считались «чужими». То же касалось профессий врача, актера, художника — все они как «знающие» более обычной меры оказывались на положении «чужих».

Как полагают авторы, «традиция “изгойничества” наложила определенный отпечаток на социально-психологический комплекс, характерный для русской интеллигенции середины XIX в. С одной стороны, общественное отношение к этой группе включало в себя смесь признания как силы общественно необходимой и опасений. В разных слоях общества (от правительственной бюрократии до гостинодворских кругов) по-разному формулируются опасения, которые внушает интеллигенция, однако сам факт подобных опасений чрезвычайно устойчив. С другой стороны, для самой интеллигенции, усваивающей внешнюю точку зрения на себя, характерен комплекс вины, мотив “искупления”, моральное требование к себе самой преодолеть изгойничество и слиться с основной общественной структурой»⁵⁹. Кроме того, сыграла свою роль склонность к максимализму, свойственная типичному россиянину. Поэт А. К. Толстой в кратком стихотворении выразил эту склонность русского характера:


Коль любить, так без рассудку,

Коль грозить, так не на шутку,

Коль ругнуть, так сгоряча,

Коль рубить, так уж сплеча!


Коли спорить, так уж смело,

Коль карать, так уж за дело,

Коль простить, так всей душой,

Коли пир, так пир горой!


Откуда же взялись эти максимализм и склонность к бинарности и биполярности? Истоки можно обнаружить в древнеиранском зороастризме, с его поляризованностью на свет и тьму, добро и зло, дух и материю, который через гностицизм, манихейство и восточное христианство пришел на Русь. Правда, по другой версии, принадлежащей Вяч. Вс. Иванову и В. Н. Топорову, бинарность была изначально присуща славянскому мифологическому сознанию, она воплощалась в антагонизме двух верховных богов: бога неба — Перуна и бога земли — Велеса, между которыми шла нескончаемая борьба.

Основание для «русской идеи» ищут в прошлом, причем для од- них — это допетровская Московская Русь при «тишайшем» Алексее Михайловиче (при котором сгорело столько старообрядцев!), для других — петровская Россия, для третьих — «золотой век» Екатерины II или Александра I. Но есть еще сторонники искать истоки этого идеала в Киевской Руси.

Как отмечал Н. А. Бердяев, «в России есть трагическое столкновение культуры с темной стихией. В русской земле, в русском народе есть темная, в дурном смысле иррациональная, непросветленная и не поддающаяся просветлению стихия. Как бы далеко ни заходило просветление и подчинение культуре русской земли, всегда остается осадок, с которым ничего нельзя поделать»⁶⁰. И все же, как подчеркнул А. С. Хомяков, «всякий живой народ есть еще невысказанное слово»⁶¹.

Нет национальной математики или астрономии. Национальный дух не проявляется в естественных науках, зато определяется в тех науках, «которых предмет связан с нравственными и духовными стремлениями человека»⁶².

Для «славянофилов» и «западников» ведущую роль в русской культуре играли следующие системы ценностей:

Славянофильство	Западничество
Религиозность	Атеизм («религия» атеизма)
Иррациональность	Рационализм
«Органический» характер, целостность, соборность	«Критическая» дифференцированность, индивидуализм
Мечтательность, трансцендентность	Позитивность, практицизм
Искусство	Естественные науки
Идеализация прошлого России	Идеализация Запада и будущего России
Своеобычность пути России	Интегрированность России в мировую культуру
Реформы Петра — ошибка	Реформы Петра — необходимость
Бессознательное свободное творчество культуры народом	Сознательное творчество культуры профессиональными художниками