Петрозаводский государственный университет в. М. Пивоев этнос и нация: проблемы идентификации петрозаводск Издательство Петргу 2006
Вид материала | Документы |
- Программа вступительного экзамена по истории России в Петрозаводский государственный, 688.2kb.
- В. М. Пивоев (Петрозаводский университет), 193.44kb.
- Воронин Анатолий Викторович ( voronin@psu karelia ru ) Петрозаводский государственный, 60.4kb.
- В. М. Пивоев (отв ред.), М. П. Бархота, А. В. Мазур «Свое», 2224.87kb.
- Утверждаю ректор Петргу а. В. Воронин, 72.42kb.
- В. М. Пивоев (отв ред.), А. М. Пашков, М. В. Пулькин, 3114.99kb.
- Программа 58-й научной студенческой конференции петрозаводск Издательство Петргу 2006, 841.28kb.
- Бахтин и проблемы методологии гуманитарного знания, 5436.4kb.
- В. М. Пивоев философия смысла, или телеология, 1582.04kb.
- Введение седьмая Межвузовская научная конференция продолжает обсуждение проблем межкультурного, 1199.81kb.
1. ЭТНИЧЕСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ
Теории этноса. Термин этнос происходит от греческого εθνος, что означает «общество, группа, племя, народ, род, вид, стая», т. е. группу в широком смысле слова. Считается, что категориальный статус этому термину придал русский исследователь С. М. Широкогоров, определявший этнос как группу «людей, говорящих на одном языке, признающих свое единое происхождение, обладающих комплексом обычаев, укладом жизни, хранимых и освященных традицией и отличаемых его от таковых других»1.
До 1960-х гг. в российской этнографической науке проблема этноса не возникала, все внимание этнографов было направлено на национальные проблемы, в общепринятой схеме ведущую роль отводили термину «нация» (по усвоенной от И. В. Сталина схеме: род, племя, народность, нация). Теперь же у одних ученых возникает желание вычеркнуть термин «нация» из языка науки и заменить его термином «этнос»2, у других — явная или неявная склонность отождествления терминов «этнос» и «нация»3. Сложившиеся в последние десятилетия подходы к пониманию «этноса» существенно отличаются друг от друга, предпринимаются попытки рассматривать его с разных сторон.
Этнические движения отличаются по целям и стратегиям. Так, А. Д. Смит выделяет шесть основных типов: 1) изоляционизм (стремление обособиться); 2) приспособление (адаптация); 3) коммунализм (стремление к участию в управлении делами); 4) автономизм (стремление к созданию культурно-политической автономии); 5) сепаратизм (достижение полной политической независимости); 6) ирредентизм (воссоединение с другими членами этнического сообщества, живущими на других территориях)4.
Среди российских и западных концепций этноса можно выделить следующие:
1) Примордиализм (от англ. primordial — первозданный, изначальный, исконный) — теория, сторонники которой полагают, что этничность запрограммирована генетически, в основе ее кровное родство, общее происхождение и исконная территория. Так, М. Вебер полагал, что в основе этноидентичности — «субъективная вера в общее происхождение», при этом «не имеет значения, действительно ли объективное кровное родство существует»5. На Западе этой теории придерживаются К. Гирц, Р. Рамбино, У. Коннор, Э. Стюарт, П. Ван ден Берге. Последний писал: «С прогрессивным ростом размера человеческих обществ границы этноса становились шире, связи родства соответственно размывались... Однако потребность в коллективности более широкой, чем непосредственный круг родственников на основе биологического происхождения, продолжает присутствовать даже в современных массовых индустриальных обществах»6. С. В. Чешко определяет этничность как «групповую идентичность, производную от имманентного человечеству социального инстинкта коллективности и “легитимизируемую” посредством представлений об общем происхождении и специфичности своей культуры. Соответственно, этнос выступает как носитель такой идентичности»7.
2) Лингвистический детерминизм — концепция, сторонники которой рассматривают язык в качестве важнейшего признака этноса8. Так, В. И. Козлов писал: «Язык — важнейшее средство общения людей — служит условием возникновения многих социальных организмов, в том числе и этнической общности, для которой он имеет особое значение. Общность языка, как такового, не присуща ни государственной, ни, например, религиозной общности»9. Однако, как пишет Д. М. Тайсаев, «в графстве Нортумберленд (Англия) живет народ, говорящий на норвежском языке, но они считают себя англичанами. К тому же известны случаи, когда разные народы говорят на одном языке. На французском языке кроме французов говорят еще франко-бельгийцы, франко-швейцарцы и франко-канадцы, французами себя не считающие. На немецком языке кроме немцев говорят еще австрийцы и часть швейцарцев»10. Шотландцы, уэльсцы, как и англичане, говорят на английском языке и составляют одну нацию, но являются разными этносами, сохраняющими также и свой язык. В России дворянское сословие в XIX в. некоторое время говорило на французском языке, но это не привело к выделению его в отдельный этнос.
3) Культурно-психологический антропологизм — в этой теории важнейшими условиями и критериями этноса считаются культурно-психологические характеристики, такие как менталитет, противопоставление «своих» и «чужих»11. Л. П. Лашук рассматривает в качестве важнейшего признака этнической идентичности («социального организма») «социально-психологический настрой», который выражается в противопоставлении «своих» — «чужим»12.
4) Социально-исторический эволюционизм (или дуалистическая концепция) — теория, сторонники которой полагают, что этнос формируется в процессе истории и в конкретной природной среде. По мнению Ю. В. Бромлея, «этнос (или этнос в узком значении этого термина) может быть определен как исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая межпоколенная совокупность людей, обладающая не только общими чертами, но и относительно стабильными особенностями культуры (включая язык) и психики, а также сознанием своего единства и отличия от всех других подобных образований (самосознанием), фиксированном в самоназвании (этнониме)»13. Кроме этого он предлагал использовать термин «этносоциальный организм» (этнос в широком смысле слова), имея в виду такие группы, как племя, народность, нация. Дуалистичность этой теории заключается в стремлении учитывать не только социальные условия, но и природные. Согласно данным представлениям Ю. В. Бромлея, этносы характеризуются определенными собственно этническими свойствами (язык, культура, этническое самосознание, закрепленное в самоназвании), но эти свойства формируются только в соответствующих условиях — территориальных, природных, социально-экономических, государственно-правовых14. Интересно сравнить эту дефиницию с точкой зрения на нацию И. В. Сталина. По его словам, «нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры»15. Он подчеркивал, что нация есть «историческая категория», а племя — «категория этнографическая»16.
5) Социально-экономический детерминизм — восходящая к позитивизму и марксизму теория, объясняющая происхождение этноса социально-экономическими и природными факторами: условиями среды, исторической ситуацией (раса, среда, момент)17. В. В. Пименов определял: «Этнос есть относительно автономная, исторически возникшая, динамическая, самовоспроизводящая и саморегулирующаяся сложная социальная система, компоненты которой — демографическая, пространственно-географическая, экономическая, социальная, языковая, культурная, бытовая и психологическая — связаны отношениями числа, порядка, направления, интенсивности, координации и субординации, система, функционирование и развитие которой экономически детерминировано»18. Сегодня эта концепция выражается в теории «модернизации», прогнозирующей скорое исчезновение этничности в связи с социально-экономическим прогрессом и глобализацией.
6) Биоэнергетический и географический детерминизм — социобиологическое понимание этноса, представленное в отечественной науке концепцией Л. Н. Гумилева, считающего этнос природным, биологическим феноменом, возникающим под влиянием энергетического импульса из космоса, который вызывает пассионарный толчок. По определению Л. Н. Гумилева, этнос — «это тот или иной коллектив людей (динамическая система), противопоставляющий себя всем прочим аналогичным коллективам («мы» и «не мы», имеющий особую внутреннюю структуру и оригинальный стереотип поведения»19. В дальнейшем развитие этноса происходит на основе воздействия природной среды, «кормящего ландшафта», или «месторазвитие»20. По существу, он продолжил развитие идей, сформулированных в начале XX в. С. М. Широкогоровым.
7) Конструктивизм — теория, сторонники которой полагают, что этничность конструируется, выдумывается интеллигенцией для использования в определенных политических целях. Она восходит к традиции, заложенной в 1960-е гг. П. Бергером и Т. Лукманом. На Западе эту теорию поддерживают Д. Белл, М. Фишер, Б. Андерсон, Р. Бурдье, Э. Геллнер, Э. Хобсбаум. В России ее сторонником является В. А. Тишков, называющий свой вариант «историко-ситуативным методом». Он полагает, что этнос есть «результат особых усилий, особенно процесса нациостроительства»21, что этническую идентичность отличает прежде всего «вера или представление об общеразделяемой культуре»22. Конструктивисты предлагают различать субъективную и объективную этничность, рекомендуя не преувеличивать значение субъективной идентичности23. Думается, что спор «примордиалистов» и «конструктивистов», о котором пишет В. А. Тишков24, связан с тем, что первые говорят об этносе, а вторые имеют в виду не этнос, а нацию, которая действительно формируется в большой степени сознательно.
Вариантом теории «конструктивизма» можно считать выдвинутую Н. Н. Чебоксаровым «информационную» теорию этноса, где предлагается основой формирования этнической идентичности считать информационные потоки, программирующие основные параметры существования этнической общности25. Сходной концепции придерживается и А. А. Сусоколов26. Причина и основание этой и следующей теорий заключается в отождествлении понятий «этнос» и «нация», но на самом деле этносы возникают преимущественно естественным путем, а вот нации формируются в значительной степени сознательно. Именно нации (а не этносы) могут являться объектом сознательного конструирования.
Что касается самого метода «конструирования», то предпосылки его можно обнаружить в одной из центральных идей философии А. Шопенгауэра — представлении, которая сегодня играет важную роль в процессе осмысления и интерпретации мира в постмодернистской философии и искусстве (см., например, известный фильм «Матрица»).
8) Инструментализм — теория, которая пытается соединить элементы примордиализма и конструктивизма. При этом этничность рассматривается как идеологический инструмент, мобилизующий группу для достижения своих эгоистических (групповых) интересов. Обнаруживая связь этничности и мифологии, Г. У. Солдатова подчеркивает, что мифологическая подоплека придает этническим движениям мощный мотивационный импульс27.
9) Функциональный аксиологизм — в основе этой теории лежит функциональный метод, восходящий к Г. Спенсеру и Э. Дюркгейму, которые полагали, что общественные явления можно объяснить, анализируя их функции в общественной системе, а также к А. Р. Рэдклифу-Брауну, разработавшему методы функционального анализа и поиска наиболее эффективных средств удовлетворением потребностей. Данный подход автору кажется наиболее приемлемым, ибо в основе этнической идентичности следует искать систему ценностей, связанных с происхождением, ландшафтом, языком, менталитетом, художественной культурой и бытом. По определению С. В. Лурье, «этнос — это социальная общность, которой присущи специфические культурные модели, обуславливающие характер активности человека в мире, и которая функционирует в соответствии с особыми закономерностями, направленными на поддержание уникального для каждого общества соотношения культурных моделей внутри общества в течение длительного времени, включая периоды крупных социокультурных изменений»28. Г. У. Солдатова связывает этническую идентичность с мифологией, «ее главная опора — идея или миф об общих культуре, происхождении, истории»29. С этим вполне можно согласиться.
«Этническая идентичность — это, в первую очередь, результат когнитивно-эмоционального процесса осознания себя представителем этноса, определенная степень отождествления себя с ним и обособление от других этносов»30. В настоящее время исследователи выделяют различные типы идентичности, связанные с этносом:
— моноэтническую идентичность, совпадающую с идентичностью обоих родителей;
— этническую гиперидентичность, возникающую в ситуации иноэтнического окружения и негативных, некомплементарных отношений;
— измененную этническую идентичность, возникающую у чело-века в иноэтничном окружении, когда человек формирует негативное отношение к своему происхождению и стремление идентифицироваться с более престижным с его точки зрения этносом;
— биэтническую идентичность, связанную с происхождением от родителей, принадлежащих к разным этносам;
— маргинальную идентичность, возникающую в случае утраты культурных связей с собственным этносом31. Важным основанием этнической идентичности является «Я-концепция», которая складывается из следующих компонентов: а) представлений о психологических чертах и типичных способах поведения; б) физических, антропологических черт, соответствующих этническому типу; в) представления о своем происхождении. Этническая самоидентификации заключается в установлении соответствия «Я-образа» с этническим образцом32. В. В. Пименовым предложен термин «этнофор» для обозначения представителя этноса, который полностью соответствует типичным критериям идентичности33.
Совпадение понятий «этноса» и «нации» в сознании этнологов не является случайным, оно отражает естественное стремление каждого этноса создать моноэтничное государство для защиты своей культуры и ее важнейших ценностей. Однако государства в историческом развитии общества возникают раньше, чем сознательный импульс этноса к национальному самоопределению; и на территории одного государства оказывается несколько этносов, ибо границы проводились без учета их реального расселения, но по иным основаниям. Как писал Ю. В. Бром-лей, «термин “нация” в нашей литературе, как правило, употребляется для обозначения совокупности людей одного этнонима, живущих в пределах одного государства»34. Действительно, в национальном самосознании формируется представление об «этнонации», о наследовании нацией традиционной культуры титульного, коренного этноса. Но в каждом государстве живут представители не одного, а нескольких этносов, и в процессе формирования нации происходит сплав их культур при доминирующей роли ведущего этноса.
Путаницу с терминами «этнос» и «нация» можно проиллюст-рировать на примере книги «Народы. Расы. Культуры» Н. Н. и Н. А. Че-боксаровых, где совмещаются две разные точки зрения: 1) «...Отдель-ные местные группы русского народа, оставаясь русскими по своему этническому самосознанию высшего порядка, в то же время чувствовали себя москвичами, тверичами, рязанцами, новгородцами, псковичами и т. п.»; 2) «с образованием нации, как правило, постепенно сходит на нет местное этническое самосознание, заменяясь осознанием принадлежности к общенациональному целому»35. Как полагают авторы книги, этносы возникают на основе «группы племен, живущих на смежных территориях, говорящих на диалектах одного языка и обладающих многими общими особенностями культуры»36. Однако, вопреки этой разумной логике, авторы далее утверждают, что племенные общности (этносы) — вятичи, кривичи, ильменьские словене, радимичи, дреговичи, древляне, поляне и другие — объединились в древнерусский этнос37. Почему это объединение также называется этносом, а не нацией?
Авторы не замечают, что в одном случае они называют русских этносом, а в другом — нацией, не показывая, в чем заключается взаимосвязь и различие между этими феноменами. Чуть ниже они впадают в новое противоречие: 1) «такого рода общности в новейшей литературе часто называют “этнополитическими” или... метаэтническими»; 2) «советские ученые, следуя за В. И. Лениным, понимают под нацией этническую общность определенного периода в истории человечества, а вовсе не любое государство»38.
Вполне верны слова В. М. Межуева: «Нация, в отличие от этноса... это то, что дано мне не фактом моего рождения, а моими собственными усилиями и личным выбором. Этнос я не выбираю, а нацию — выбираю, могу выбрать... Нация — это государственная, социальная, культурная принадлежность индивида, а не его антропологическая и этническая определенность»39.
Многие из распространенных определений опираются на перечисление важнейших признаков этноса. «Этнос — языковая, традиционно-культурная общность людей, связанных общностью представлений о своем происхождении и исторической судьбе, общностью языка, особенностей культуры и психики, самосознанием группового единства»40.
Т. Г. Стефаненко определяет этнос как «устойчивую в своем существовании группу людей, осознающих себя ее членами на основе любых признаков, воспринимаемых как этнодиффиренцирующие»41. Таких определений можно привести еще много, но все они являются вариациями приведенных. Правда, академик Ю. Б. Бромлей слово «этнос» употреблял в узком смысле и широком (как синоним нации). И вот это «широкое» истолкование этноса привело к путанице и смешению, отождествлению этноса и нации. Подобное смешение представляется совершенно неоправданным и приводит к серьезным ошибкам. Конечно, многие исследователи интуитивно чувствуют, что это два разных явления и пытаются их развести. Предлагаемая монография содержит новую попытку обоснования такого различения и недопустимости отождествления этноса и нации.
Этнос является естественной основой, с которой связано происхождение любого человека. Он рождается и от рождения оказывается в этническом окружении, получая от родителей этнические признаки, определяющие его сущность. Конечно, возможно выпадение из этноса или возвращение в него. И тогда возникает вопрос о взаимоотношениях человека и этноса, а также о критериях этнической идентичности. «...Чтобы быть членом этнической общности, недостаточно осознания своей к ней принадлежности, необходимо и признание индивида группой»42. Этнофором называют представителя этноса, носителя типичных черт этнической идентичности. Этнофобия — это негативное отношение к процессу этнической идентификации, провоцирующее разрушение ценностей этнической культуры.
Этноцентризм (термин введен в 1906 г. У. Самнером) — это такое видение вещей, при котором преувеличивается ценность своей группы, она оказывается в центре, а все другие соизмеряются с ней или оцениваются в сравнении с ней43.
Какие основания имеются у любого человека утверждать о чем-либо, что оно относится к «своему» или «чужому»? Что лежит в основе «своего» и «чужого»? Что значит «свой» или «чужой»? Зачем нам нужно «свое», зачем мы осваиваем мир? Ответы на данные вопросы при первом приближении кажутся вполне понятными и очевидными, но попробуем в этом усомниться и разобрать эти кажущиеся очевидными основания.
Возможно, архетип-дилемма «свое — чужое» является врожденным и наследуется по генетическим каналам, является инстинктивной реакцией, ведь мы обнаруживаем ее и у животных, которые также осваивают мир. И все же это не мешает нам попытаться осознать и обнаружить его смысл, который следует рассмотреть в разных аспектах.
При этом следует подчеркнуть, что не следует смешивать присвоение / отчуждение и освоение / очуждение. Первая дилемма касается материально-предметного мира и связана с проблемой отношений собственности, т. е. отношений людей по поводу вещей или иных предметов. Вторая касается воображаемой, идеально-духовной стороны дела. Ведь если я говорю о какой-то идее, что она «моя» («своя»), то при этом имеется в виду, что я ее придумал и имею на нее право, могу ею распоряжаться и пользоваться. Здесь мне могут возразить, что «моя идея» становится некоторым аналогом «вещи», ибо ее тоже кто-то может присвоить. Действительно, различие между присвоением и освоением имеет не абсолютный, а относительный характер. И все же из нашего рассуждения можно уяснить, что:
1) «свое» — это предмет права, правовых отношений;
2) «свое» не может представлять угрозы для моей безопасности, тогда как «чужое» сохраняет потенциал возможной опасности, даже в том случае, когда мы это «чужое» осваиваем. За его спиной мы можем предполагать наличие потенциала зла. «Свое — чужое» становится объектом двойственного отношения доверия и настороженности;
3) «свое» — это освоенное, т. е. познанное и осмысленное, и может быть использовано для моих потребностей, в чем заключается важнейшая функциональная основа человеческого существования;
4) «свое» находится в сфере досягаемости, доступности, моего распоряжения и моей защиты. Как заметил А. де Сент-Экзюпери, «мы в ответе за тех, кого мы приручили»;
5) «свое» является символом, воплощением мира позитивного, доброго; соответственно «чужое» кажется нам воплощением негативного, злого, разрушительного начала.
6) существенным вопросом, связанным с определением смысла феномена «свое», является уточнение субъекта, выстраивающего осознавание «своего»: таким субъектом может быть или индивид, или какая-либо группа (этнос, нация, региональная общность).
7) наиболее существенным в понятии «свое» является то, что измерение «своего — чужого» является важной основной идентичности, которая, в свою очередь, помогает человеку обнаружить фундамент собственного бытия. Ибо если человек утверждает: «Я есть», — то в таком высказывании обнаруживаются две стороны: 1) «Я» — субъект, имеющий осмысленное представление о себе, т. е. собственную идентичность; 2) констатируется наличность бытия этого субъекта.
По каким признакам отличают «своих» от «чужих»? Среди признаков «своего» — стереотипы поведения и формы отношения к «чужим», язык, одежда, орнамент, культура. В основе этнической идентификации лежат три важных момента: 1) самопонимание (ответ на вопрос «Кто мы такие и чем отличаемся от других?»); 2) основа для самоуважения и уважения извне (ответ на вопрос «За что нас могут и должны уважать?»); 3) защита и сохранение ценностей «своего» мира (ответ на вопрос «Как нам сохранить свое достоинство и свое лицо?»).
Почему «своих» можно не опасаться, но надо быть настороже при контактах с «чужими»? Как «осваивать» «чужих»? Напомним, человек осваивает мир, создает картину мира сначала в воображении как аналог природной ниши, которую он занял, но эта картина мира мифологически и ценностно переосмысливается как образ идеальной среды, в соответствии с которым он преобразует реальность для обеспечения фундаментальных жизненных потребностей безопасности и пропитания. Среди способов культурного освоения «чужих» необходимо выделить дарение (обмен дарами), совместную трапезу, совместную деятельность, взаимопомощь, диалог культур.
Древнегреческий врач Гиппократ в трактате «О воздухах и местностях» утверждал, что различия физические и духовные людей обусловлены воздействием природных условий, в которых они живут, — климата, смены времен года, свойств воды, почвы и т. п. Так, он считал, что европейцы вследствие более сурового климата неприхотливы, мужественны, трудолюбивы, тогда как азиаты из-за более благоприятного климата ленивы, изнежены и мягки. Кроме того, Гиппократ указывал, что деспотическая власть царя формирует людей безответственных и безынициативных, тогда как свобода и демократия создают людей мужественных и храбрых, ибо им есть что терять, они готовы драться за «свое»44. Э. С. Маркарян определял культуру как «способ универ-сального адаптивно-адаптирующего воздействия на среду»45.
На многомерность национальной идентичности указывал Л. П. Карсавин: «Ни территория, ни государственная принадлежность, ни кровь и антропологический тип, ни быт, ни даже язык сами по себе не являются признаками, отличающими представителя одной нации от представителя другой... Всякая историческая индивидуальность или личность — всеединство своих моментов, и всеединство конкретное... Личность данного народа, данной социальной группы и т. п. познаваема и определима чрез противопоставление ее хотя бы одной из личностей того же порядка, т. е. чрез противопоставление ее другому народу, другой социальной группе и т. п.»46. Иначе говоря, лишь в диалоге культур выявляется специфичность каждой из них, каждая начинает понимать своеобразие и неповторимость своего «лица».
Этноидентичность рассматривается как одна из фундаментальных характеристик самосознания человека. Она не зависит от динамики социальных ролей и систем ценностей. Если человек рожден карелом, то это является неизменной характеристикой всей его жизни. Другое де- ло — осознает ли он себя карелом или, записанный «русским», он воспринимает это как факт, в который начинает верить сам. Как справедливо замечает Н. Г. Скворцов, «этническая идентичность базируется прежде всего на осознании общности происхождения, традиций, ценностей, верований, ощущения исторической и межпоколенной преемственности»47. Имея субъективно-психологический характер, этноидентичность обусловлена рядом объективно-материальных (ландшафтом и социально-исторической средой) и объективно-ценностных факторов (языком, моралью, религией, мифологией), выражающихся в культурных ценностях.
Этноидентификация считается многоуровневым процессом. Во-пер-вых, это сравнительное самоопределение «мы — они»; во-вторых, понимание самотождественности, т. е. уяснение в образно-символической форме того, что есть «мы», что остается неизменным стержнем того социума, которому я принадлежу, что характеризует наши привычки, обычаи, культурные нормы; в-третьих, это формирование этнической идеологии, в которой осмысливается прошлое, настоящее и будущее этноса48. При этом особенно важную роль играет прошлое и накопленные там ценности, служащие источником самоуважения и гордости и претензий на достойное место среди других «великих» народов.
Этнокультурные проблемы тогда становятся политическими, когда этнос встречает на пути их решения препятствия со стороны государства и его социально-политических институтов. Эти препятствия заставляют этнос сплачиваться и защищать себя, используя идею самоопределения и суверенитета как инструмент и путь гарантии своей безопасности. В этом случае начинается политизация этноса и превращение его в нацию. «Политизировать этничность, — по словам Дж. Ротшильда, — означает: 1) предоставить людям возможность осознать роль политики для сохранения их этнокультурных ценностей и наоборот; 2) стимулировать их внимание к этой взаимосвязи; 3) мобилизовать их на формирование этнических групп, обладающих единым самосознанием; и 4) направить их поведение в сферу политической деятельности, опираясь на это сознание и групповое самосознание»49.
Попытки определить критерии этнической идентичности предпринимались неоднократно. Так, например, В. Н. Сагатовский полагает, что к принципам (критериям) этноидентичности должны быть отнесены культура (ценности, подчиненные одной идее), характер (отражающий образ жизни), язык, условия социального становления, историческая родина50. Э. А. Орлова добавляет к этому: расу, цвет кожи, географическое происхождение, обычаи, религию, а этническая группа, по ее убеждению, должна обладать следующими признаками: 1) выраженностью этноспецифических черт; 2) наличием феномена этноидентичности (осознание своей причастности к группе с определенными признаками); 3) наличием организационной структуры, обеспечивающей устойчивость этих признаков51. С учетом этого можно назвать следующие признак (критерии) этноидентичности:
1. Почва, биосфера, вмещающий ландшафт и кормящая экосистема.
2. Кровь, расово-антропологические черты (признаки «крови», или расово-генетические: цвет волос, форма носа, разрез глаз и др.).
3. Язык как «дом бытия» (М. Хайдеггер), средство осмысления и выражения смысловой, ценностной картины мира.
4. Менталитет, стереотипы и обычаи поведения.
5. Художественная культура (праздники, искусство).
6. Быт (особенности одежды, кухни, оформления жилища).
7. Мифология — главное в этноидентичности — система ценностей и надежд.
Итак, рассмотрим эти критерии подробнее.
«Почва»: природная среда и кормящий ландшафт. Один из весьма распространенных подходов к проблеме этноидентичности опирается на использование «крови и почвы» как основы для самоидентификации этноса. Если берут за основу «кровь», то упор делается на объективных расово-генетических, антропологических признаках. Если акцентируют внимание на «почве», то главным становится связь этноса с биосферой, вмещающим ландшафтом. И поэтому этноидентифицирующими признаками становятся психологические характеристики, детерминированные средой. «Необъятные пространства России тяжелым гнетом легли на душу русского народа. В психологию его вошли и безграничность русского государства и безграничность русских полей. Русская душа ушиблена ширью, она порабощает ее... Эти необъятные русские пространства находятся внутри русской души и имеют над ней огромную власть. Русский человек, человек земли, чувствует себя беспомощным овладеть этими пространствами и организовать их»52. Историк В. О. Ключевский обращал внимание на влияние природной среды на характер русского человека. «Живое и своеобразное участие в строении жизни и понятий русского человека» приняли «основные стихии природы русской равнины» — лес, степь и река53. Н. А. Бердяев также обнаруживал «соответствие между необъятностью, бесконечностью русской земли и русской души, между географией физической и географией душевной»54.
Влияние природной среды на человека считалось важнейшим в позитивистской научной традиции. Так, французский позитивист И. Тэн, размышляя о культуре Нидерландов, указывал, что «существенный характер» этой страны определяется тем, что она образована из «наносов», из почвы, принесенной реками с гор и равнин Европы. Из этого с необходимостью вытекает дождливый, влажный климат, где «вода производит траву, трава — скот, скот — сыр, масло и говядину, а последние, вместе с пивом, производят жителя. В самом деле, из жирной жизни и пропитанной влажным воздухом физической организации рождается фламандский темперамент, флегматический характер, правильные привычки, спокойствие ума и нервов, способность принимать жизнь рассудительно и благоразумно, постоянное довольство всем, вкус к этакому благосостоянию, а отсюда господство опрятности и совершенство жизненных удобств»55.
На нашей планете есть семь основных ландшафтов: таежный (в том числе его разновидность — тропические джунгли), степной, пустын-ный, горный, приморский, саванна и тундра. Каждый из них предлагает человеку свои закономерные правила поведения, которые и оформляются в этнической культуре. Например, Карельский перешеек явился исторической родиной карелов, здесь они сформировались как этнос, и на их культуру и идентичность оказало влияние сочетание таежного и приморского ландшафтов.
В таежном ландшафте человеку приходится встречать большие трудности при передвижении, поэтому жители тайги разделены друг от друга большими пространствами леса. Тайга позволяет человеку-охотнику добыть много дичи, в ней можно скрыться от врагов. Наиболее подходящими транспортными артериями становятся реки и озера. В тайге возникают некоторые возможности для разведения скота и выращивания сельскохозяйственных культур на вырубках.
Особым вариантом таежного ландшафта нередко считают тропические леса, джунгли, где условия леса и благоприятные температурные характеристики предполагают другой характер поведения.
Степной ландшафт более открыт для миграции, обладает великолепными возможностями для разведения скота и выращивания хлеба. Однако увеличивается риск подвергнуться нападению кочевников.
Саванна сочетает возможности лесной полосы со степными. Здесь много дичи, удобно заниматься разведением скота и выращивать сельскохозяйственные культуры.
Пустынный ландшафт создает большие трудности из-за нехватки воды. Скудны кормовые ресурсы пустыни для животных, поэтому и воду, и пищу, и корм для животных нужно возить с собой. Поэтому пустыня, как и степь, подталкивает к кочевому образу жизни. В пустыне человек тесно связан с животными и зависит от них.
Горный ландшафт предлагает свои способы преодоления трудностей. Здесь развивается скотоводство и земледелие на пригодных для этого местах. В горных районах люди живут обособленно, им нетрудно защищать себя от «чужих», они свободолюбивы и привыкли надеяться только на свои силы.
Приморское проживание создает опасности вторжения пиратов, в то же время рыбные ресурсы моря дают возможность обеспечить себя хорошим питанием, позволяют заниматься торговлей.
Особенно суровые условия человеку создает тундра с коротким летом, длинной зимой и суровыми морозами, большими пространствами, необходимостью обеспечивать скот кормом.
Во всех случаях сплачивающим фактором для социальной общности являются внешние опасности и трудности обеспечения себя необходимыми продуктами питания.
«Кровь»: расово-антропологические черты. Сегодня многими этнографами и антропологами (за исключением «примордиалистов») при изучении этноса недооценивается такой признак, как «кровь» (расово-антропологические черты). Изучение расово-антропологических характеристик человека как биологического вида началось еще в XVI—XVII вв. В ходе колонизации стран Америки, Азии и Африки европейские завоеватели выстраивали теоретические обоснования своих действий, чтобы согласовать их с христианскими моральными требованиями. Утверждалось, что туземцы не могут рассматриваться как культурные народы, они ставились на уровень дикарей или животных, поэтому нормы морали на них не распространялись. И все же создателем расизма считается французский писатель Ж. А. де Гобино, который в середине XIX в. написал книгу «Опыт о неравенстве человеческих рас», в которой попытался обосновать теорию о том, что расы не одинаковы по своему творческому потенциалу и можно выделить творцов культуры, трансляторов культуры и разрушителей культуры56. Эту теорию использовал Х. С. Чемберлен. Высшей расой он считал светловолосых и голубоглазых арийцев. Позднее эти идеи продолжил Г. Гюнтер, выдвинувший теорию «нордической расы» и объявивший германцев наиболее «чистым» воплощением арийской расы57. Все это очень понравились Гитлеру, а развитие этих теорий принадлежит А. Розенбергу58. Недавно книга Гобино была переведена на русский язык и опубликована, что свидетельствует о возникновении в нашей стране повышенного интереса к расизму. Об этом же говорит появление в сети Интернет нескольких сайтов, где пропагандируются взгляды расистов.
Думается, что не следует сегодня возвращаться к ошибкам прошлого. Расы различны по своим характеристикам, но все они являются одинаково полноценными и достойными уважения и признания их творческого потенциала. Как гласит «Декларация о расе и расовых предрассудках», принятая Генеральной конференцией ЮНЕСКО 27 ноября 1978 г., «различия в достижениях разных народов объясняются исключительно географическими, политическими, экономическими, социальными и культурными факторами. Эти различия ни в коем случае не могут служить предлогом для установления какой бы то ни было иерархической классификации наций и народов»59.
«Язык как дом бытия». Удачная образная формулировка М. Хай-деггера60 обращает внимание на связь языка с сознанием и осознанием бытия, поскольку все, что важно для человека, обозначено знаками, словами, а если что-либо знаками не обозначено — того не существует, о нем ничего нельзя сказать, его «как бы» нет. «Язык есть средство понимать самого себя», — полагал А. А. Потебня61.
Отсюда понятно значение для каждого этноса сохранения и развития родного языка. В числе первых на это указывали И. Г. Фихте и В. фон Гумбольдт. По словам последнего, «язык — это объединенная духовная энергия народа, чудесным образом запечатленная в определенных звуках», «ему (человеку. — В. П.) приходится заключать в слова свой неуловимый дух, чтобы скрепить его чем-то, и использовать слова как опору для достижения того, что выходит за их рамки. <...> Языки — это иероглифы, в которые человек заключает мир и свое воображение... <...> Язык всегда воплощает в себе своеобразие целого народа...»62. Он также утверждал, что «человек, характеризуя язык, воспринимает предметы главным образом, более того, так как его ощущения и действия зависят от его представлений, даже исключительно такими, какими ему их приводит язык. Посредством того же акта, которым он выводит из себя язык, он вводит себя в него: каждый язык очерчивает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, и выйти из него можно только входя одновременно в круг другого языка»63.
Слово есть выражение духовной жизни народа. Особенно художественное слово, которое имело большое влияние на наших предков, ибо обладало мощным потенциалом внушающего и заражающего воздействия. Все необходимое для жизни человека нужно обозначить словами или другими знаками, так как не имеющее обозначения как бы не существует для человека, о нем нельзя ничего рассказать. В знаках языка выражается характер представлений данного народа о мире. Язык каждого народа — это его способ «видения» мира, это один из существенных признаков этноса, важный компонент его истории и культуры.
У каждого народа складывается свой язык. Изначально это был язык жестов, но позднее развился звуковой язык. Им можно пользоваться и днем и ночью, орудия в руках не мешали общаться. Первыми словами были имена важнейших предметов и явлений. Затем стали выделять действующие предметы, из которых позже вычленялись слова, обозначавшие сами предметы и их действия, потом возникли слова, выражавшие признаки предметов и характер действий с ними.
Язык карелов, как и всех прибалтийско-финских народов, входит в западную ветвь финно-угорской семьи языков. Карельский язык содержит четыре основных наречия. Собственно-карельское наречие распространено в средней и северной Карелии, в Тверской, Ленинградской и Новгородской областях. Ливвиковское — на восточном побережье Ладожского озера. Людиковское распространено с востока от ливвиковского. Тверское наречие распространено среди карелов Тверской области.
В карельском языке можно обнаружить влияние русского, литовского, латышского и германских языков. Много карельских слов прямо заимствовано из русского. В свою очередь, можно обнаружить влияние карельского языка и культуры на русских людей, проживающих рядом с карелами. Это особенно заметно в заонежском говоре русского языка, где ударение ставится на первый слог: «Мáма зóвет, пóйдем дóмой».
Следует оговориться, что язык не является главным и единственным признаком этноса. Известны случаи двуязычия у некоторых этносов или утрата родного языка и переход на другой с сохранением этнической идентичности. Ярким примером может служить еврейский народ, разбросанный по всем континентам. Во многих случаях евреи утратили язык предков, но их идентичность не потеряна, а почти полностью сохранена.
И все же каждый человек должен осознать свою ответственность перед предками и потомками за сохранение языка своего этноса. Потому что специфичность картины мира, отражающейся в сознании этноса, связана тысячами нитей с языком. Переход на другой язык означает утрату важнейших особенностей картины мира, сложившейся на протяжении тысячелетий. Соответственно утрата культуры даже малого этноса есть потеря общечеловеческого масштаба, потеря невосполнимая, поскольку каждый народ уникален и неповторим.
В настоящее время в Карелии ведется работа по развитию письменности карельского и вепсского языков, созданию условий для полноценного функционирования их в качестве важной основы этнической идентичности. У карелов, как отмечает Э. Г. Карху, фактически литературных языков два: собственно-карельский (северный) и ливвиковский (южный). Споры по вопросу о единстве проходят в довольно острой форме. Однако подобное двуязычие известно и другим народам (мордва, марийцы, коми)64. В сельской местности эти языки сохранились и продолжают использоваться в качестве важнейшего средства общения и взаимодействия. Но, попадая в город, носители этих языков постепенно перестают ими пользоваться, а их дети, родившиеся в городе, уже не говорят на языке своих предков. Для сохранения возможности говорить на своем родном языке в Петрозаводске в нескольких школах созданы классы для представителей коренного населения, где им преподается язык родного этноса65.
Менталитет и психология культуры. Менталитет и ментальность определяют (лат. mens, mentis — «образ мыслей, настроение, характер, душевный склад») как образ мышления, общую духовную настроенность человека, группы.
Ментальность — это «система образов... которые... лежат в основе человеческих представлений о мире и о своем месте в этом мире и, следовательно, определяют поступки и поведение людей»66. Я. В. Чеснов выделяет в менталитете «символы» и «образы» идентичности, особенно автообразы и интраобразы, помогающие установить отличие «своего» от «чужого» и понять себя67.
Менталитетом называют культурно-психологические особенности, специфику типичного восприятия и переживания культурных феноменов представителями какой-либо группы. В основе менталитета лежат специфические формы эмоциональной выразительности, являющиеся фундаментом общения людей между собой. Во многом специфика реагирования человека на внешние раздражители определяется ландшафтом и традициями культуры. При этом северяне более сдержаны в выражении эмоций, тогда как южане более экспансивны. Так, чеченцы, узнав о выигрыше матча их футбольной командой, начинают эмоциональный мужской пляс в кругу своих соотечественников.
Основы науки об этнопсихологии закладывали немецкие ученые Лацарус, Штейнталь и Вундт. В России эти проблемы до недавнего времени находились под негласным запретом, разве что Г. Г. Шпет может считаться основателем российской этнопсихологии. Сегодня С. В. Лурье, В. А. Шкуратов, Т. Г. Стефаненко, А. А. Налчаджан, Я. В. Чеснов являются инициаторами изучения исторической этнологии и психологии народов68.
Психолог из Петрозаводского университета З. А. Ганькова исследует психологические особенности представителей славянских, карельского, вепсского и финского этносов на примере школьников и студентов69. Обнаружены существенные различия в темпоральных характеристиках. Так, русские, как правило, более динамичны, быстрее перестраиваются и приспосабливаются к новым условиям и учебным программам. Но зато и быстрее бросают работу, если сталкиваются с трудностями. Карелы и вепсы медлительнее, не так быстро адаптируются к изменяющимся условиям, но и не бросают начатое, несмотря на трудности, упорно стремятся к намеченной цели. А финны еще медлительнее и настойчивее. Если учителя в школе не понимают этих этнопсихологических особенностей своих учеников, то требуют от них одинаковых темпов работы над учебными заданиями. Не добившись результата, они начинают высказывать несправедливые негативные оценки по поводу интеллектуальных способностей карелов и вепсов. Отсюда, как показали исследования З. А. Ганьковой жизненных планов школьников старших классов вепсских школ Ленинградской области, формируется заниженная самооценка у вепсов, которым учителя внушают, что они ни на что не способны и с вузовской учебной программой им не справиться70.
В характере карелов можно заметить некоторую насмешливость и даже хвастливость. При встрече карел спрашивает другого: «Ну, чем хвастаться будешь?» Тот отвечает, что он вчера огромную щуку поймал. В ответ получает рассказ о большом глухаре, которого добыл собеседник. Насмешливость проявляется в том, что карелы часто подсмеиваются над торопливыми русскими и медлительными финнами, но и над собой они не прочь посмеяться, что отражено в известных киндасовских анекдотах про глупых карелов.
Художественная культура. Важными критериями этнической идентичности являются праздники и искусство (песни, танцы, устное народное творчество), где происходит наглядное и эстетически заражающее выражение важнейших ценностей этнической картины мира.
Праздники христианского периода делились на следующие виды: большие праздники — храмовые престольные, Пасха, двунадесятые праздники (двенадцать ежегодных праздников); кроме них — Святки, Новый год, Масленица, заветные праздники; малые семейные (бытовые) праздники: дни рождения, свадьбы. Основные задачи праздников: общение; передача традиций; ярмарочная торговля; заключение браков.
Престольный праздник по обыкновению длился два дня, и к нему обычно приурачивалась ярмарка. В первый день до полудня посещали церковь и ярмарку71. После обеда начинались праздничные гулянья, игры и танцы вплоть до ужина. После ужина — бесёды и посиделки до полуночи. На следующий день игры начинались после завтрака. Молодежь, взявшись за руки, парами под пение протяжных песен и частушек шла к месту игрищ (kižatannar, kižapiha). В каждой деревне имелись излюбленные места игрищ, хотя они могли устраиваться и на мосту или на улице. Зимой праздничные бесёды устраивались в нанимаемых специально за плату избах (kižaperti). На праздничные бесёды, в отличие от обычных посиделок, девушки приходили без рукоделья и в праздничной одежде.
Праздник способствовал общению молодежи определенного круга деревень, связанных между собой родственными отношениями и культурными традициями. В XIX в. браки обычно заключались в рамках такого «праздничного» региона.
По характеру и степени вовлеченности в них участников различаются два типа праздников: карнавальные и зрелищные. Если участники зрелищного праздника делятся на активных исполнителей обрядов и относительно пассивных зрителей, то в карнавальных праздниках такого разделения нет. Почему праздники доставляют людям радость? Главных причин две: во-первых, праздники служат укреплению, возобновлению надежд на исполнение желаний, установление социальной гармонии; во-вторых, в отличие от будничной жизни, отягощенной ответственностью, заботами и тяготами трудовой деятельности, праздник превращает жизнь в игру, где происходит «выключение» ответственности, социального контроля, временное снятие серьезности жизни, различных ограничений и запретов, освобождение от них для естественного самовыражения и самореализации.
Важным средством этнической выразительности является устное народное творчество, фольклор, обрядовая поэзия. Карельские сказители создали великие творения — эпические руны, воплотившие важнейшие феномены трудовой и творческой деятельности древних карелов, отражающие ценности-символы карельской этнической картины мира: создание в кузнице мельницы-сампо, охоту на лося, изготовление лодки, рыбную ловлю, игру на кантеле72.
Быт: особенности одежды, кухни, оформления жилища. По словам Ю. М. Лотмана, «быт — это обычное протекание жизни в ее реально-практических формах; быт — это вещи, которые окружают нас...»73. У каждого народа есть свои особенности организации быта, повседневной жизни в своем доме, привычные виды пищи и одежды.
Карелы выращивали ячмень (ozra), рожь (ruis), овес (kakra). Зерно мололи на водяных мельницах. Но в каждом доме были ручные деревянные или каменные мельницы, с помощью которых мололи небольшие количества муки и крупы. Важное место в карельской кухне занимала рыба (kala). В северо-западной Карелии предпочитали рыбу особого засола — «с душком» (kevätkala — «весенняя рыба»). Мясо употребляли в пищу только богатые люди. Не ели мясо медведя, зайца и лебедя. Некоторые группы карелов не ели свинину, кур и яйца.
Как сообщал Г. Р. Державин, северные карелы и «лопляне» по бедности ели хлеб, приготавливаемый с примесью сосновой коры или соломы, «и питающиеся оным пухнут и кажутся дородными, в самом же деле слабосильные». «Хлеб из сосновой коры следующим образом приготовляется: по снятии коры очищают оной поверхность, сушат на воздухе, жарят в печи, толкут и прибавляют муки, замешивают тесто и пекут хлеб. Хлеб из соломы: берут и рубят намелко концы колосьев и солому, сушат, толкут и мелют, присыпают муки и приготовляют хлебы»74.
Большое значение в питании имели молоко (maido) и молочные продукты, особенно карелы любили простоквашу. Хлеб пекли из ржаной или ячменной муки на закваске. К праздникам выпекали различные кулинарные изделия: калитки, рыбники, блины и оладьи. Картофель появился в Карелии во второй половине XIX в. и стал вторым хлебом. В последней четверти XIX столетия в карельских деревнях получил распространение чай, вошли в обиход самовары. Настоящий чай стоил дорого, вместо него нередко заваривали сушеные цветы зверобоя, листья малины, брусники, березовый гриб — чагу.
В Карелии существуют исторически сложившиеся традиции де-коративно-прикладного искусства — вышивки, одежды, керамики, медного литья, плетения из бересты, резьбы и росписи по дереву, ювелирного искусства, ткачества и лоскутной композиции. Карельские и вепсские орнаментальные мотивы раннего Средневековья включают в себя стилизованных птиц с одной и двумя головами, коней с всадницей или без нее, также с одной или двумя головами. Всадница изображалась в фас, а кони в профиль. Популярно было изображение женской фигуры в фас в одежде в форме треугольника или колокола с раскинутыми по сторонам руками. Существенную роль играли также узоры деревьев на треугольных основаниях или на стержнях с диагональными ветвями — мотив мирового древа. В северной Карелии предпочитали орнаменты геометрического характера, в южной Карелии преобладали растительные мотивы и фигуры человека.
Мужская одежда состояла из льняных рубахи и штанов, сшитых из домотканого материала, кожаных сапог, пояса, шерстяных носок или портянок. Карелы нередко носили жилеты поверх рубашек, это считалось признаком «солидности лет» и «положения». В качестве верхней одежды применялся кафтан. В конце XIX в. появились приобретенные в городе рубашки, пиджаки и пальто. Зимой носили овчинные шубы и тулупы.
Основой женского костюма была рубаха, состоявшая из двух частей: рукавов, или лифа, и станушки. Рукава могли быть длинными или короткими. Поверх рубахи надевался сарафан, а при работе по дому или в хлеву еще и передник. Однако сарафаны появились позднее, в эпической поэзии они не упоминаются. Раньше носили юбки, изготавливавшиеся из грубого полосатого полусукна. Иногда юбки завязывались лямками на плечах. Косоклинный сарафан назывался «костыч», потом появился прямой сарафан.
Среди украшений, которыми пользовались карельские женщины, особенно интересны заколки сюкерё (sykerö — узел волос), прикреплявшие головной платок к волосам. Накидка на плечи застегивалась на груди подковообразной застежкой, которая была украшена орнаментальным растительным узором, круглые броши скрепляли ворот льняной или тонкой шерстяной рубашки.
Застежки размещались ниже плеч на груди, к ним прикреплялись цепедержатели. Цепи нередко изготавливались из серебра, на них подвешивались «копоушки», ножи и украшения в виде колокольчиков, уток, коней с двумя головами. «Копоушки» служили для целей гигиены, прочистки ушей, а также для украшения. Передники орнаментировались вышивками, к их краю пришивалась нить, на которой были прикручены спирали из проволоки. В прежние времена карелки предпочитали носить серые юбки, синие передники и головные платки.
Большая часть посуды, которой пользовались карелы в быту, была изготовлена ими самими из глины, дерева и бересты. Для изготовления резной деревянной посуды карелы нередко использовали березовые капы — наросты на стволах деревьев шаровидной формы. Если выдолбить такой кап внутри, получается большая чаша или ковш. Волнистая текстура древесины являлась естественным украшением вещи.
Береста — это легкий в обработке материал, он использовался издавна в хозяйственно-бытовых целях. Из нее изготавливались заплечные кошели, поплавки для сетей, лапти, посуду (солонки, туеса, корзинки, хлебницы, шкатулки), игрушки. Кроме плетения из бересты, в Карелии были развиты и другие ремесленные промыслы: кузнечный (производство железа и изделий из него, вплоть до ружей); резьба по дереву; ткачество изо льна; вышивка. В прежние времена каждая девушка сама вышивала себе наряды, готовила приданое к свадьбе. У каждого народа были свои характерные узоры орнамента, которые использовались в украшении одежды, полотенец и занавесок, среди них солнце, кони, петухи, деревья и люди.
Деревянному зодчеству карелов свойственно стремление к обострению силуэта, которое называют «колючестью». Объясняется это недостаточностью освещения и прозрачности воздуха. В этих условиях обострение силуэта способствует более четкому восприятию архитектурных форм.
Мифология: система ценностей и надежд. По убеждению Д. М. Тайсаева, «главным и определяющим свойством этноса» (хотя и не единственным) является «этническое самосознание»75. С этим можно согласиться, но с оговоркой, что это самосознание выражается в мифологической форме, иначе говоря, важнейшим основанием этнической идентичности является мифология, воплощающая в себе важнейшие ценности миропонимания76. Миф — это текст, сюжетно оформленное повествование на каком-либо языке (слово, изображение, музыка, танец), выражающее представления и ценности мифологического сознания. Каждый миф создает иллюзорно-обнадеживающую картину мира, которая поляризует мир на «свой» и «чужой». Эта картина мира обладает статусом абсолютной реальности и правды, запрещает имманентную рефлексию, критическое самоосмысление, допуская лишь восхваление и позитивную рефлексию, говорит на языке символов, опирается на иррациональное ночное сознание и обладает мощным потенциалом мотивации, побуждения к действию.
Политологи и социологи знают, что есть три могучих рычага, которые могут заставить массы действовать: страх, голод и миф. Страх — это самый оперативный рычаг; если запугать людей, то они послушным стадом пойдут туда, куда их поведет вождь. Более медленный рычаг — это голод. Когда в начале коллективизации крестьяне без восторга приняли эти действия советской власти, то она отобрала у них все зерно, обрекая на голодную смерть. После этого у крестьян не было уже выбора — только подчиниться и пойти в колхозы. Третий — еще более медленный, но не менее эффективный рычаг — это миф, его советская власть также активно использовала для управления массами.
Н. А. Бердяев в статье «Творческий историзм» писал: «В глубочайшем смысле слова история есть творимый миф. Миф есть существеннейшее и реальнейшее содержание истории, некое ее первичное событие, ее первожизнь... Средневековая папская теократия, Возрождение, Реформация, Великая Французская революция — все эти яркие моменты исторического творчества имели в своей основе миф и в мифе этом черпали свою творческую энергию. И те, которые хотят окончательно прекратить процесс мифотворчества, хотят окончательно прекратить историческое творчество. Миф есть великая динамическая сила истории, он есть не “о чем-то”, а “что-то”, не об истории, а сама история, ее внутренняя созидающая энергия. Нельзя было бы сделать Великой Французской революции без мифа о свободе, равенстве и братстве, о правах человека и гражданина, о современном естественном состоянии. И невозможно было бы Возрождение без гуманистического мифа. Пусть мифы эти разоблачены историей, пусть пафос их убит дальнейшим историческим процессом, — они творили историю, и без них история непонятна. В основе мифа лежит более глубокая реальность, чем в основе всех разоблачений историков, — реальность творящего человеческого духа... Каждая эпоха нуждается в своих живых мифах, творящих историю, она не может жить старыми мифами. И наша эпоха нуждается в новых мифах. Творческий историзм предполагает обращение к динамическим силам истории, к живым энергиям, а не к авторитетным традициям; не к окостеневшим мифам обращен творческий историзм, а к тайне исторического творчества, к живому мифотворчеству истории»77.
Мифология выражалась в различных формах духовной деятельности, а особенно в гадании и магии. Магия подразделялась на два основных вида: черную и белую. Первая имела целью навредить кому-либо путем наговора, сглаза, порчи. Воплощением «чужого», враждебного мира были черт (paha, piru), леший (mečän isändä), водяной (veden isändä).
Белая магия имела цели защиты и очищения от вредоносного магического воздействия, а также лечения с помощью трав и иных народных средств. С помощью заговоров пытались лечить ожоги, нарывы, зубную боль, ночной плач детей. Сюжет заговорного текста обычно содержал следующие элементы: называние имени предмета, причинившего зло, раскрытие тайны его рождения, просьба прекратить причиненное зло.
Карельские, финские и саамские колдуны считались на Руси самыми сильными. К их помощи обращались великие князья, если заболевал наследник престола. И хотя колдунов боялись, церковь вела с колдовством решительную борьбу, тем не менее в каждой деревне обязательно был свой колдун. Владели магией и пастухи. Один из наиболее распространенных видов заговоров — пастушеские отпуски, молитвы, с просьбой о непричинении вреда скоту. Атрибутами пастуха были: палка-батог, плетенный из бересты кошель, берестяная дудка (tuohitorvi), которой он созывал коров, и liru (подобие кларнета, изготавливавшегося из ольхи, а его язычок из можжевельника). Пастух должен был соблюдать немало запретов, чтобы сохранять свою силу и успешно выполнять возложенные на него обязанности. Ему нельзя есть ягоды прямо с куста. С ним нельзя здороваться за руку. Пастух обычно оставался неженатым. Если у него не было своего жилья, он ночевал поочередно у хозяев скота. Пищу ему подавали отдельно, у него были свои миска и ложка.
Этнограф Ю. Ю. Сурхаско рассказал историю о том, как пастух в одной карельской деревне отказался пасти стадо. Тогда односельчане его спросили:
— В чем дело?
— Городские охотники убили медведя, который жил неподалеку от пастбища.
Односельчане удивились:
— Но почему? Ведь если нет медведя — меньше проблем?
— Нет. У меня с этим медведем был договор.
Что за «договор»? Это магическое заговорное обращение к духам, которое он прочитывал по приходе на пастбище. Трудно сказать, какова сила его заговора, но можно взвесить реальные факторы: запах кирзовых сапог, пропитанных дегтем, и портянок. Эти запахи мы почувствуем за десять метров. Медведь гораздо более чуткий зверь, он их за несколько километров чувствовал, он давно понял, что там человек и туда не стоит соваться. Но и пастух знал, что там есть медведь. Они заключили взаимное соглашение: «Ты меня не трогаешь, и я тебя не трогаю».
Освобожденное медведем место недолго останется пустым, его вскоре займет другой медведь, не знающий «правил игры», и может напасть на стадо. Но пастух испугался не за стадо, а за себя. Дело в том, что пастух работал в «пограничной зоне» между двумя мирами: социальным и природным. Убийство городскими охотниками медведя нарушило равновесие, поэтому природный мир должен как-то ответить и жертвой будут не виновные — охотники, а пастух как представитель социальной сферы в зоне контакта. Вот почему он отказался пасти стадо.
У финно-угорских народов центральным божеством был Юмала, который изображался идолом, помещенным в еловой роще: «Весь он был слит из серебра, прикреплен к одной самой матерой лесине (самому большому дереву) и держал в руках большую золотую чашу», в которую опускали жертвоприношения. Юмала был позднее вытеснен богом-громовиком Укко (у вепсов uk — старик)78.
Итак, этномифология — это обнадеживающе-оптимизирующий потенциал культуры каждого этноса, повышающий уверенность человека в своих силах и в успехе жизнедеятельности, это «щит» от безнадежности и бессмысленности существования. Мифологическое сознание, выраженное в символической форме, осуществляет функцию усложняющегося упорядочения, преодоления энтропии через наделение человека надеждой, телеологическую организацию поведения человека в его стремлении к идеалам. Тем самым оно обеспечивает более высокую степень адаптации, приспособления, вписывания в среду. Миф в культуре — это жизнеутверждающее начало. Подобно волне, он проходит по культуре этноса, внося разнообразие и движение в сферы покоя, однообразия и скуки, активизирует деятельность человека, тем самым приобретает значимость высокой ценности для человечества, независимо от реальных результатов.