О характере нашего времени
| Вид материала | Документы |
- Темы рефератов к экзамену по русской литературе (2-й курс), 16.07kb.
- Московский Государственный Университет им. Ломоносова, 235.89kb.
- Международный Форум «Петербургская весна культуры», 41.1kb.
- Огерое: публика восприняла его с раздражением, 143.5kb.
- Литература Класс 9 учебно-тематическое планирование модуля «М. Ю. Лермонтов «Герой, 32.5kb.
- М. Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" Иненавидим мы, и любим мы случайно, Ничем, 121.58kb.
- О герое: публика восприняла его с раздражением. Одни потому, что им в пример ставят, 488.87kb.
- Конспект урока Тема Печорин жертва своего времени или палач, «разрушающий чужие надежды»?, 97.24kb.
- Почему Лермонтов назвал Печорина героем своего времени, 33.78kb.
- «Молодой киевлянин, убегающий от печенегов», 12.42kb.
Предисловие.
Мы живем в необыкновенное время, во время, когда события буквально опережают друг друга. Почти не проходит дня, чтобы известие о стихийном бедствии, страшном несчастии или же высказывание руководящего государственного деятеля, не заставило мировую общественность прислушаться.
Серьезные лица обращают внимания на происшествия и задают себе вопрос: до чего же это доведет?
Предстоящая книга, вступительная глава к которой написана психологом Гербертом Штегером на основании Священного Писания, проливает свет во мрак наших дней и должна помочь нам принять правильное решение между временем и вечностью.
Наше желание, чтобы выводы этого труда принесли читателю большую внутреннюю пользу и стали для них благословением.
Издатели.
Сила, которую мы имеем в нашем распоряжении для решения злободневных вопросов, для преодоления наших телесных страданий и житейских забот, в конечном счете целиком зависит от того, сидим ли мы в спасательной лодке или же все еще боремся с волнами.
доктор Карл Гейм, универс. проф. в Тюбингене.
Я желал бы, чтобы мои слова звучали в громкоговорителе: мировые часы готовы пробить в последний раз, чтобы ознаменовать падение мнимой цивилизации.
Кардинал Пиффль, архиепископ Вены.
Где народ разучился преклонять колени, там его сбивают с ног, и где народ не судит сам себя - приближаются суды Божии.
Эмиль Фромель, богослов и писатель.
О ХАРАКТЕРЕ НАШЕГО ВРЕМЕНИ.
Предчувствие, что наша эпоха носит характер кончины века, что поток, который нас теперь носит и который в большей мере все возврастающее ускорение всех технических, экономических, политических и так же духовных процессов, может вылиться в катастрофу невиданных размеров; тем более, что цивилизованное человечество из господина своей судьбы превратилось в жертву им самим развязанных энергий, - это предчувствие находит выражение во многих критических анализах нашей эпохи. Мы слышим о "восстании масс", "об упадке культуры", об "утрате середины", о непрестанной коллективизации нашего существования. В зависимости т точки зрения каждого автора вина на изменение в натуре человека приписывается историческим, общественным или психологическим факторам. Угроза ракетного оружия и атомных бомб гигантской разрушительной силы порождает разговоры об опасности, нависшей над современным человеком. Обилие пережитого и угроза еще более много страшных ужасов приучили нас к мысли, что человека можно уничтожить физически. Ведь на сегодняшний день обе угрозы, которым человек всегда подвержен - силы природы и власть самого человека - слились в одну. Средствами техники человек укротил окружающую среду, в большей степени покорил природу. Однако от самого человека, угроза от созданной им же техники.
Тем не менее, сегодня человеку угрожает еще другая, может быть много большая опасность. Эта угроза не напоминает о себе ни громом взрывающихся опытных бомб, ни визгом прорезающих вселенную ракет. Тихо растет она в научных кабинетах и секретных лабораториях различных стран. И если Гюнтер Андрес для описания положения человека, который перед развязанной им силой атома стоит беспомощно, как кролик, загипнотизированный змеем, изобрел понятие "апокалиптической слепоты", слепоты перед фактом, что человечество находится накануне конца своей истории, то для этих новых опасностей данное понятие подходит еще в большей степени. Этих новях опасностей мы даже не видим.
Человек выделяет из всего творения то, что он способен задать вопрос о смысле своего существования и отсюда - состояние поступать ответственно, подчиняясь управлению своей совести. Но именно ему эту ответственность следует исключить, если задаются целью подменить человека, призванного к ответственности и развивающего свою личность в опытах радости и горя, управляемые существом, покорным чучелом.
В самом деле современная химия в состоянии влиять на чувства и мышление человека, например, нашли, что пролактин, гормон гипофиза может пробудить инстинкт материнства. Испытывается новый вид нервного газа, который у всякого вдохнувшего его человека, на некоторое время парализует волю к самосохранению и защите; с успехом применяются так называемые барбитураты, позволяющие химическим путем добиться требуемого поведения человека в обществе.
Человек не распознает опасности или может быть не желает избавления от воздействия химии. Уже сейчас ежегодно продаются миллиарды так называемых "транквилизаторов", препаратов, которые человеку облегчают избавление от страха за жизнь, сулят "душевный покой или духовной бодрости". Уже проводятся опыты с "экванилом", пытаясь усовершенствовать "пилюлю счастья", которая человеку обещает "химическую жизнерадостность". Этот экванил, который действует на центральную область головного мозга, может устранить чувство страха, боли и неудовольствия.
Таким образом наука предсказывает конец страха, скорби и страданий, по-видимому это имел в виду Герман Кейзерлинг, когда он говорил о "культуре облегчения себя", но взамен это он требует более или менее, как отказ от свободы. Уровень нравственности человека в недалеком будущем будто будет зависить не только от усилий отдельной личности, сколько от удачно подобранного состава "препарата нравственности", - заявляет французский биолог Жан Ростан. "Пока наши химические средства для укрепления эмоциональной жизни довольно ограничены, - говорит Ростан. - но даже те, которым нравиться в человеке видеть машину, не могут отрицать, что хотя бы от части не являются машиной и поэтому им можно по желанию двигать и управлять".
Такое начинание явно идет навстречу попыткам человека передать неизвестным силам ответственность за свою жизнь, безусловно, возложенную на человека. Естественно, что человек испокон веков любил предаваться иллюзиям относительно самого себя, видя себя великим там, где он был ничтожен, и считая себя лучше, чем он был на самом деле, - просто потому, что без минимальной порции положительного самомнения не легко живется. Однако, не критичность современного человека в отношении себя является чем-то иным и новым, она превышает меру обычного самообмана и привычного нежелания человека заниматься самим собой. Не напрасно Водамор такое состояния сравнивает с пятном на глазном дне, со своего рода слепотою к своему "я". Кажется, это способность беспощадного разбора самого себя - решимостью неудовлетворяться ни средой, ни профессией, ни собственным достижением и продвижением, но свести счеты с самим собой, даже если этот процесс причиняет горькую боль - пришла в упадок. С тех пор, как современный человек забросил веру в свое предназначение и необходимость своего спасения, ему не достает зеркала, которое отразило картину его "я", неумолимо и без прикрас. Очевидно, человек свой образ свой образ может видеть лишь в прообразе Божием и через Него; ведь мерилом для измерения самого себя не может служить собственное "я"; это мерило нельзя позаимствовать у требований дня, ни у изменчивых мировоззрений, а менее всего - у так называемого прогресса. Итак, утрата своего "я", потеря его посредством химических, психологических и социологических манипуляций, и утрата Бога, являются двумя сторонами одного и того же прогресса. Призма, которая может зафиксировать "я" человека, как его внутренний центр, помутнела и вместе с нею это "я", маленькое словечко , выражающее действительность, скромное величие человека и чудовищность его. Человек же, лишенный познания себя, останется большим ребенком или всегда младенческим взрослым, не имеющим никакого понятия о трагической серьезности человеческого бытия.
В этом зародыш большой и страшной угрозы человека в наше время.
Лучше, чем церковная статистика и яснее, нежели возвещаемое церквами богословия об истинном образе и содержании жизненной философии общества, свидетельствует об его отношении к известным ситуациям жизни. Такими житейскими ситуациями являются старение, страдание, смерть, трагичность безобразности и немощи и даже встреча с последними.
Подводя общий итог такого анализа, царствующая философия жизни может быть определена как жизнь в недействительности.
Это проявляется прежде всего в крайней переоценке молодости и паническом страхе перед старением. Идеалом является не почтенный образ старца, но блистающая молодость. Она - козырь, и на всех углах улыбаются юные лица с рекламных щитов. Юные герои фильмов и телевидения, они по-видимому никогда не стареют. Не желая стареть люди всеми силами обороняются против старости. Поэтому труды косметической промышленности и распространяемые ею советы приобретают чрезвычайное значение. Хирурги-пластики, массажисты, зубные врачи берутся за дело, чтобы устранить или скрыть следы старения. Будучи не в состоянии достойно состариться, со своими почти безжизненными потугами сохранить молодость, иная старая женщина в подчеркнуто юношеском платье, густо нарумяненная, в кокетливой шляпе, с девичьими кружевами вокруг старческой шеи, с ужимками подростка, представляет картину одновременно трогательную и потрясающую.
Безусловно за страхом старения отчасти скрывается боязнь понижения работоспособности и профессиональной неудачи. К этому же присоединяется страх перед одиночеством старости, перед зависимостью от милости и сострадания ближних. Однако за всем этим скрывается большее: отрицание безобразности, страданий и, наконец, старости. И при этом человек упускает из виду, что сущность старения корениться не в этой жизни, но в том обстоятельстве, что старость близка к смерти и вечности. И в этом заключается наперекор всем мрачным и, к сожалению, обоснованным диагнозам времени, неожиданное, слишком мало понятное и медициной неумышленно нам представленное преимущество, которое состоит продлении старости в среднем на 15 лет. Ибо самое плохое, что наше время со своей устрашающей активностью сумело причинить человеку - это его отчуждение от Бога. В старости, когда мы возвращаемся к самим себе, потому что этот мир нас, наконец, отпускает, мы найдем себя только при условии, что с нашим "я" будем искать потерянного Бога. Ведь о древних патриархах сказано, что они умирали в старости доброй, престарелыми и насыщенными.
Для современного человека мир представляется только прекрасным и безобразным и страдающих людей для него не существует. Его желанию навстречу идут законы его мира, массовая продукция, продажа личности и гигиена. Массовое производство технической продукции, порождающее быстрое использование товаров, сообщает окружающей действительности тот своеобразный блеск хрома и никеля новеньких холодильников и автомобилей совершенной формы, которые не имеют права стареть, а через некоторое время заменяются новыми моделями.
Отрицание безобразности и старения поддерживается показным оптимизмом, судорожность которого свидетельствует о том, что он лишен всяких резервов. Разумеется нельзя отрицать, что мир в действительности стал красивее и безобразное устраняется со все возрастающим успехом. Окружение сияющих никелем автоматов, чистых пригородов, гладко асфальтированные дороги и чисто одетых, тщательно омоложенных косметикой мужчин и женщин потворствует желанию закрыть свои глаза на реальность жизни.
Однако, такая философия постоянного самообмана противоречит истинному положению человека и мира, которое нам показано в Священном Писании. Ибо в начале Евангелия звучит призыв к обращению, возвращению и перемене мыслей; предпосылкой же для этого является познание самого себя, а именно эта предпосылка отклоняется привычным жизнепониманием. Вопрос Старого Завета и причина страдания остается сокрытым в сердце и не поднимается уже в "насквозь добром" мире. Отрицание и умаление безобразного, страдания и смерти, просто лишает крест его действительности.
Чего удивляться, если даже о многих верующих Х.В. Шнейдер вынужден писать: "Они посещают храмы, как концерты, с важность и довольством, и на исповедь они являются также аккуратно, как в баню. Наиболее самонадеянные из них наслаждаются религией так, как другие люди памятниками старины. Религию превращают в полезный до некоторой степени элегантный предмет религиозного настроения.
Без реалистического познания действительного положения человека, которого не бывает без учета существования зла, страдания и смерти, наш мир останется призраком, в котором Бог - глубочайшее начало человеческого существования - превращен в уютного Деда Мороза с бородой. При том показной оптимизм нашего мира ужасен тем, что оставляет человека одиноким в страданиях. Скорбь неминуемая в этом мире, встречает его не подготовленным, причиняет ему жестокое потрясение - и он остается один со своим горем. Так человек упускает из своего вида бездну, лежащую между жизнью и смертью, между старым и новым и в конечном счете стоит неподготовленным перед заключительной фазой своей жизни.
Такова ситуация сегодняшнего дня. Она трагична, но не безнадежна. Ибо если человеку 20 века удалось бы вновь найти прибежище у своего Творца, то он обрел бы мир, о котором древний Аврелий Августин говорил более тысячи лет назад: "К Себе Ты влечешь нас! Мятуться наши сердца, пока не успокоятся в Тебе!"