Geum.ru

Бюллетень Европейского суда по правам человека. Российское издание. 2007. N с. 79, 103 122

Вид материалаБюллетень
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15

145. Эти лица сообщили, что они не были официально проинформированы о неизбежной экстрадиции заявителей и что позже, утром 4 октября 2002 г., они узнали, что пятеро задержанных чеченцев будут экстрадированы. Бучукури и Далакишвили сообщили, что они не были информированы, так как находились на дежурстве и не могли смотреть телевизор. По мнению Чиквиладзе, только начальник тюрьмы, его заместители и начальник тюремной канцелярии ("специальный отдел") были проинформированы о неизбежной выдаче заявителей. Он сам получил эти сведения из средств массовой информации и знал, что четверо или пятеро задержанных чеченцев будут экстрадированы, но никто из сотрудников тюрьмы не знал их имена.

146. Упомянутые лица подтвердили, что 13 или 14 задержанных чеченцев содержались в одной камере. По мнению Чиквиладзе, это было сделано в связи с их религиозной принадлежностью для того, чтобы не мешать задержанным исполнять ежедневные ритуалы.

147. 4 октября 2002 г., около 4.00, упомянутые сотрудники учреждения были проинформированы о том, что из камеры N 88 раздается сильный шум. Далакишвили поручил надзирателю проверить, что произошло. Посмотрев в глазок, надзиратель увидел, что задержанные разбирают кровати и кричат на иностранном языке. По мнению Чиквиладзе, с какого-то момента надзиратель не смог больше наблюдать за событиями, происходившими в камере, так как задержанные закрыли глазок с внутренней стороны. Далакишвили доложил о создавшейся ситуации в письменной форме начальнику тюрьмы, который еще находился на рабочем месте. По его просьбе, Далакишвили, Бучукури и Чиквиладзе, а также другие сотрудники в сопровождении заместителя начальника тюрьмы собрались перед камерой, чтобы прояснить ситуацию. Заместитель начальника тюрьмы отдал приказ открыть камеру. По словам Далакишвили, они надеялись обсудить происходящее с задержанными. Как только дверь приоткрылась, они увидели царящий в камере беспорядок, услышали крики и увидели брошенные в них металлические детали и кирпичи. Чиквиладзе закричал, чтобы дверь быстро закрыли и удерживали до тех пор, пока он не проинформирует о ситуации Управление по исполнению наказаний. Что касается Далакишвили, он не понял причин такого поведения задержанных и решил, что был поднят бунт. В этой ситуации он увеличил количество надзирателей на этом этаже.

148. Возвратившись в администрацию, Чиквиладзе увидел, что в тюрьму прибыл начальник Управления по исполнению наказаний в сопровождении, примерно, десяти лиц. В этот момент было официально сообщено, что четверо задержанных должны быть отправлены из тюрьмы для их последующей экстрадиции. Транспорт ждал в соседнем дворе, и администрация аэропорта была предупреждена. Начальник управления, начальник тюрьмы и его заместители в сопровождении сотрудников пенитенциарного учреждения вновь собрались перед камерой. Начальник тюрьмы вошел первым, держа в руках четыре опечатанных досье задержанных, которые должны были быть экстрадированы. Сопровождающие его лица последовали за ним. По словам Кердикошвили, задержанные стояли на кроватях и бросали в них чашки, вилки и другие предметы. Начальник тюрьмы объявил им о том, что в камере должны быть проведены меры, предписанные внутренним распорядком, и задержанные должны ее освободить. По словам Чиквиладзе, начальник тюрьмы ссылался на необходимость проведения в камере обыска. Задержанные категорически отказались подчиниться, прямо перейдя в нападение.

149. Заслушанные сотрудники пенитенциарного учреждения единогласно утверждали, что заявители были вооружены металлическими предметами, оторванными от кроватей, частями металлической решетки, оторванной от окон, и кирпичами, вложенными в завязанные брюки, используемые для метания.

150. По этому поводу Чиквиладзе объяснил, что здание тюрьмы N 5 было построено в 1887 году и его стены местами размыты таким образом, что кирпичи можно вытащить руками. Далакишвили также сообщил, что стены тюрьмы очень ветхие и кирпичи можно вытащить голыми руками. Участвуя впоследствии в составлении акта о состоянии камеры (см. выше § 96), Чиквиладзе констатировал поврежденные стены камеры и разобранные металлические каркасы кроватей. Водопроводная труба над умывальником была оторвана.

151. Появление начальника тюрьмы в камере вызвало открытое нападение, и сотрудники отряда специального назначения в масках, до этого момента находившиеся на лестницах, вошли в камеру по требованию начальника тюрьмы. Далакишвили и Чиквиладзе считают, что принимая во внимание силу сопротивления, о чем дали показания задержанные, применение сил специального назначения было необходимо. Они сообщили, что в камере началась рукопашная схватка между задержанными и сотрудниками спецназа. По мнению Бучукури, сотрудники спецназа находились в распоряжении пенитенциарной администрации на случай необходимости, у каждого из них имелась обычная дубинка, и они не могли войти в здание тюрьмы, вооруженные другим образом.

152. По мнению Далакишвили, заявители узнали об экстрадиции по телевизору. Чиквиладзе предположил, что они могли незаконно воспользоваться мобильными телефонами или услышать об экстрадиции по радио. В соседних камерах имелись телевизоры, и содержавшиеся в них лица без труда могли сообщить заявителям эту новость.

153. Далакишвили утверждал, что, войдя в камеру вслед за начальником тюрьмы, он был ранен в локоть и колено ударом импровизированной "пращи", сделанной задержанными (см. ниже § 205). Тем не менее он возвратился в свой кабинет, куда были доставлены для проверки неэкстрадированные заявители. Далакишвили отметил, что все заявители были покрыты пылью, но ни у кого не было следов крови. Он считает, что если бы у Магомадова было порвано ухо (см. выше § 125), он бы это заметил. Так как Далакишвили сам не отметил никаких повреждений, и задержанные не обратились за медицинской помощью, он не вызвал врача немедленно. Сразу же были уведены задержанные, которые должны были быть экстрадированы, он не видел их в своем кабинете, следовательно, он не видел и Азиева.

154. По окончании своего дежурства, увидев перед тюрьмой манифестантов, Далакишвили понял, что речь шла об экстрадиции задержанных. Тем не менее, принимая во внимание свои служебные обязанности, он был удивлен, что не был введен в курс дела администрацией для того, чтобы предупредить указанных задержанных накануне, как обычно. Он объяснил Европейскому суду, что в установленный срок начальником канцелярии тюрьмы, который отвечает за личные дела задержанных, ему направляется подписанное и запечатанное письменное уведомление. Получив это уведомление, он, со своей стороны, проверяет документы и предупреждает заинтересованное лицо о времени его отъезда с тем, чтобы у него имелось время подготовиться. В данном случае эта процедура не была соблюдена.

155. Бутчукури утверждал, что был ранен в ногу металлическим предметом (см. ниже § 204), из раны текла кровь, и он сразу же пошел в администрацию тюрьмы, чтобы сделать себе перевязку. Рана не была серьезной, но, тем не менее, потребовала лечения в течение, примерно, десяти дней.

156. Кердикошвили сообщил, что по прибытии в тюрьму он узнал, что задержанные не покинули свою камеру, но никто не объяснил ему причин такого отказа и необходимости их перевода. Последовав за начальником тюрьмы в камеру, он был ранен в руку (см. ниже § 204) и сразу же спустился в медпункт. Другие сотрудники учреждения также имели ранения, и тюремный врач оказал им помощь.

157. По мнению Чиквиладзе, после того, как начальник тюрьмы вошел в камеру, двое или трое задержанных встали на перевернутые кровати, они были вооружены металлическими предметами. Один из них несколько раз целился в Чиквиладзе, но не попал. Его оттолкнул сотрудник спецназа и таким образом защитил от попадания. Четверо задержанных, досье которых находились в руках начальника тюрьмы, проявляли наибольшую агрессивность, двое других задержанных безуспешно пытались их успокоить.

158. Он считает, что, принимая во внимание, что в камере началась рукопашная схватка, задержанные могли быть ранены сотрудниками спецназа.

ii) Сотрудник сил специального назначения Министерства юстиции Грузии

159. З. Шешберидзе объяснил, что отряд специального назначения находился в здании, расположенным рядом с тюрьмой N 5, откуда его сотрудники могли прибыть в течение десяти минут. В ночь с 3 на 4 октября 2002 г. ему вместе с 15 коллегами было поручено нейтрализовать ситуацию в камере N 88. Группа не была информирована о причинах беспорядка, они остановились на лестнице рядом с камерой, откуда раздавались шум и крики на иностранном языке. Начальник тюрьмы направился к камере, но спустя несколько минут вернулся и приказал им вмешаться в ситуацию. Они подчинились приказу и выполнили поставленную задачу "после короткого сопротивления". Задержанные были вооружены металлическими предметами и чем-то наподобие пращ, сделанных из брюк, наполненных плотной массой. Шешберидзе объяснил, что он и его коллеги в соответствии с правилами действительно были в масках. Вместе с тем у них не было жилетов или других средств защиты. Они были вооружены только резиновыми дубинками, у них не было электрошокеров или другого вооружения. Они уложили задержанных в коридоре и передали сотрудникам пенитенциарного учреждения, прежде чем покинуть место происшествия. Вечером из телевизионной передачи он узнал, что задержанные были выведены из камеры с целью их экстрадиции.

160. Шешберидзе подтвердил, что у него было небольшое ранение (см. ниже § 204). Он опроверг утверждение, о том, что он и его коллеги беспощадно избивали и оскорбляли задержанных.

iii) Представители Генеральной прокуратуры Грузии

161. Европейский суд заслушал Л. Дарбаидзе и А. Надарешвили, на момент происходящих событий являвшихся прокурорами, прикомандированными к Генеральной прокуратуре Грузии, начальника управления по международным отношениям Генеральной прокуратуры Грузии П. Мсхиладзе, и бывшего Генерального прокурора Грузии Н. Габричидзе.

162. Дарбаидзе объяснил, что его начальником Мсхиладзе ему поручалось выполнение различных заданий, связанных с проведением упомянутой экстрадиции. В частности, Мсхиладзе поручил ему встретиться с заявителями в тюрьме с тем, чтобы проинформировать их о том, что вопрос об их экстрадиции рассматривался в Генеральной прокуратуре, а также чтобы получить их объяснения по поводу их гражданства. Он встретился с заявителями 23 августа 2002 г. вместе со своим коллегой Надарешвили без присутствия адвокатов, так как "это был не допрос, а информационное исследование". В этот день они встретились только с пятью заявителями.

163. Вначале Дарбаидзе встретился в отдельной комнате с Ханчукаевым, разговор проходил на русском языке. Ханчукаев представил ему информацию в устной форме, но отказался подписать соответствующий документ, чтобы формально подтвердить свои слова (см. выше § 137). Когда Ханчукаева проводили в помещение, где находились другие задержанные, он что-то сказал на чеченском языке. После чего все задержанные отказались "давать требуемые объяснения и подписывать соответствующие документы" в связи с отсутствием защитника и переводчика с чеченского языка.

164. Документ, который отказался подписывать Ханчукаев, являлся объяснительной запиской в Генеральную прокуратуру Грузии. Им подтверждались утверждения заявителя о том, что он является чеченцем по национальности, родился в 1981 году в г. Грозном. Прибыв в Грузию 4 августа 2002 г., он был задержан грузинскими властями. После нахождения в течение нескольких дней в следственном изоляторе Министерства безопасности Грузии, он был переведен в тюрьму N 5 г. Тбилиси. Во время задержания он был проинформирован о том, что задержание является следствием незаконного перехода границы. Документ заканчивается словами: "Задержанный отказался подписать этот документ и потребовал присутствия защитника". Документ составлен прокурором Л. Дарбаидзе. В соответствии с протоколом этой встречи, подписанным только Дарбаидзе и Надарешвили, они безуспешно пытались "получить от заявителя объяснительную по поводу его экстрадиции".

165. Столкнувшись с отказом контактировать, Дарбаидзе отложил обсуждение для того, чтобы найти переводчика. Его начальник Мсхиладзе договорился с бригадой следователей Министерства безопасности Грузии (см. ниже § 190) о том, что после допроса, назначенного на 13 сентября 2002 г., Дарбаидзе встретится с заявителями. Дарбаидзе было гарантировано присутствие адвокатов и переводчика с чеченского языка.

166. 13 сентября 2002 г. в сопровождении своей коллеги Херьяновой Дарбаидзе прибыл в тюрьму. Он встретился с Сайдаевым, переводчиком, приглашенным Министерством безопасности Грузии (см. ниже § 189). Он объяснил ему, "что в связи с начатой процедурой экстрадиции он хотел был получить объяснения от части задержанных чеченцев для того, чтобы установить их гражданство". Переводчик перевел эти слова, но Дарбаидзе, который не владел чеченским языком, не смог оценить, насколько этот перевод был точен. В ответ заявители вновь отказались предоставить сведения, а также подписать соответствующие требуемые документы на русском языке. Тем не менее эти документы были им зачитаны.

167. Представители заявителей отмечали, что фамилия Дарбаидзе не была указана ни в одном из двух "журналов посещений граждан, адвокатов и следователей тюрьмы N 5" за период с 5 августа по 12 сентября и с 13 сентября по 17 октября 2002 г., соответственно. В ответ Дарбаидзе объяснил, что 23 августа и 13 сентября 2002 г. его имя было вписано не в эти журналы, а в "журнал посещений помещения для проведения следственных действий" тюрьмы. Прокуроры не нуждаются в получении пропуска, выдаваемого другим посетителям, защитникам и следователям, и так как они имеют право посещать тюрьму по своему служебному удостоверению, фамилия Дарбаидзе не фигурировала в журнале, упомянутом представителями. Следуя этой же логике, его имя не фигурировало в "журнале вызовов задержанного", хотя в течение десяти дней он встречался с заявителями в помещении для проведения следственных действий, куда они приводились по требованию следователя Министерства безопасности Грузии (см. ниже § 190).

168. Дарбаидзе объяснил, что Министерство юстиции Грузии, на котором лежит ответственность за исполнение решений по экстрадиции, было проинформировано сразу же после принятия Решения 2 октября 2002 г. (см. ниже § 178). П. Мсхиладзе лично по телефону проинформировал защитников заявителей, представляющих их интересы в национальных судах, более того, они были уведомлены об этих решениях в письменной форме. Дарбаидзе подтвердил, что припоминает, что приходил в офис этих защитников с этой целью.

169. По мнению Дарбаидзе, ни Уголовно-процессуальный кодекс Грузии, ни другие регламентирующие акты не определяли на момент происходящих событий процедуру обжалования решения об экстрадиции. В части четвертой статьи 259 этого Кодекса содержался лишь неопределенный намек (см. ниже § 254). Этот недостаток был устранен при рассмотрении дела Алиева Верховным судом Грузии (см. ниже § 258).

170. Дарбаидзе объяснил, что после возражений защитников, утверждавших, что ни их клиенты, ни они сами не были информированы о процедуре и решениях об экстрадиции, он связался с Сайдаевым в декабре 2002 г. и попросил нотариально заверить, что он действительно приходил в тюрьму 13 сентября 2002 г. и проинформировал заявителей о процедуре их экстрадиции. Он представил Европейскому суду нотариально заверенный документ на этот счет (см. ниже § 196).

171. Надарешвили подтвердила, что в качестве сотрудника Генеральной прокуратуры Грузии она занималась данный делом об экстрадиции. 23 августа 2002 г. она вместе с Дарбаидзе встретилась только с пятью заявителями в помещении для проведения следственных действий тюрьмы N 5 г. Тбилиси. Столкнувшись с их отказом сотрудничать, они не просили привести других заявителей, как было предусмотрено. Они хотели получить информацию относительно дат и мест рождения заявителей, а также об их гражданстве. Они проинформировали заявителей, что являются сотрудниками Генеральной прокуратуры Грузии, занимающимися вопросом их экстрадиции, а не следователями. Если вначале заявители делали вид, что не говорят по-русски, то затем они утверждали на этом языке, что не хотят возвращаться в Россию и что некоторые из них являются гражданами Грузии. Эта беседа проходила без присутствия защитников и переводчика.

172. Что касается отсутствия ее имени в журнале посетителей тюрьмы, Надарешвили утверждала, что не знакома с процедурой доступа в тюрьму, так как в этот день она пришла в тюрьму в первый и последний раз.

173. Мсхиладзе, непосредственный начальник Дарбаидзе и Надарешвили, объяснил, что Генеральная прокуратура Грузии не была удовлетворена документами, представленными российскими властями в обоснование их запроса об экстрадиции заявителей в рамках визита В.В. Устинова в Грузию (см. выше § 62 и 63). Подтверждая факты, изложенные выше в § 62 - 64, 67 - 69 и 71 - 72, Мсхиладзе подчеркнул тот факт, что грузинские власти потребовали от своих российских коллег твердых гарантий в отношении будущего заявителей в случае их экстрадиции. Он напомнил, что речь шла не о гарантиях общего порядка, а о личных гарантиях, получаемых каждым из заявителей, поименно перечисленных в письмах. Учитывая, что эти заверения исходили от Генеральной прокуратуры Российской Федерации и что прокуратура поддерживала обвинение во время уголовного разбирательства в России, у грузинских властей были все основания полагать, что в отношении заявителей не будут требовать применения смертной казни. Они также приняли в расчет тот факт, что в России с 1996 года действовал мораторий на смертную казнь и что применение этого наказания было запрещено определением Конституционного Суда Российской Федерации от 2 февраля 1999 г. Учитывая, что у грузинских властей имелись "некоторые сомнения", они потребовали предоставления таких же гарантий о том, что в отношении заявителей не будет применено бесчеловечное или унижающее достоинство обращение. Только после получения необходимых гарантий Генеральная прокуратура Грузии приступила к рассмотрению требования об экстрадиции.

174. Мсхиладзе не отрицал, что Генеральная прокуратура Грузии переслала властям Российской Федерации фотографии заявителей, задержанных в Грузии, но он категорически отверг тезис, утверждающий, что Российская Сторона использовала эти же фотографии при выдвижении требования об экстрадиции или в досье, приложенных к этому требованию. Действительно, российские власти представили фотографии заявителей, фигурирующие в формулярах N 1. По мнению Мсхиладзе, этот тезис вытекает из того факта, что по требованию следственной бригады Министерства безопасности Грузии, занимающейся делом о нарушении границы, Генеральная прокуратура Грузии обратилась к Российской Стороне с просьбой о содействии в этом уголовном деле, так как это предусмотрено Минской конвенцией. К этому письму были приложены фотографии заявителей и дактилоскопические карты с целью установления личности заинтересованных лиц. Данное письмо было передано в конце августа 2002 г. Запрос об экстрадиции с фотографиями заявителей и другими документами был передан 6 августа 2002 г., таким образом, речь не может идти об одних и тех же фотографиях.

175. Говоря об установлении личности экстрадированных заявителей, Мсхиладзе объяснил, что постановление о возбуждении уголовного дела в России содержало их настоящие имена, и сами заявители никогда не оспаривали этот факт. В то же время их личности были установлены путем действий по идентификации, проведенных в России, с помощью фотографий, удостоверений личности и формуляров N 1, представленных властями Российской Федерации. Более того, по мнению Министерства юстиции Грузии, эти лица не имеют и никогда не имели грузинского гражданства. Министерство Грузии по делам беженцев также утверждало, что они не фигурировали в списке беженцев. Таким образом, Решения об экстрадиции от 2 октября 2002 г. не явились следствием поспешности. В течение двух месяцев Генеральная прокуратура Грузии внимательно изучала документы, доказывающие, что заявители на самом деле обвинялись в совершении тяжких преступлений на территории Российской Федерации, что они действительно являлись гражданами России и что они были защищены твердыми гарантиями, предоставленными российскими властями.

176. Мсхиладзе полагал, что процедура экстрадиции прошла в условиях транспарентности. Прокуроры, действовавшие под его контролем, проинформировали заявителей по его указанию о процедуре экстрадиции и получили информацию о гражданстве заявителей. Вместе с тем заявители получили информацию из средств массовой информации. Защитники экстрадированных заявителей могли сослаться на часть четвертую статьи 259 Уголовно-процессуального кодекса Грузии (см. ниже § 254) и обратиться в суд на любой стадии процедуры, более того, такое обжалование имело приостанавливающее действие для исполнения решений об экстрадиции. Однако Мсхиладзе признал, что он не знает случаев применения упомянутой части четвертой статьи 259 до рассмотрения дела Алиева (см. ниже § 258). Он напомнил, что после постановления Верховного суда Грузии по этому делу трое заявителей смогли обжаловать решение об их экстрадиции (см. выше § 83 и 84).

177. Говоря о доступе к материалам дела по экстрадиции, Мсхиладзе объяснил, что защитники заявителей требовали дать им возможность ознакомиться с досье, но им было отказано в доступе к материалам в связи с тем, что сотрудники Генеральной прокуратуры Грузии, занимавшиеся данным делом, сами должны были изучить эти материалы. В любом случае, защитники могли получить возможность их изучить в случае обращения в суд по поводу процедуры экстрадиции.

178. Мсхиладзе подтвердил, что 2 октября 2002 г., около 13.00 лично передал копию решений об экстрадиции, вынесенных в полдень того же дня, компетентному сотруднику Министерства юстиции Грузии для исполнения. Он также проинформировал об этом по телефону защитников заявителей Хиджакадзе и Габаидзе (см. ниже § 212 и следующие). Не имея возможности встретиться с Арабидзе, он попросил своего коллегу передать ему эту информацию. Затем он передал данным защитникам письмо с приложенными копиями решений. Мсхиладзе представил Европейскому суду копию этого уведомительного письма, в котором защитники также информировались о том, вправе ли они обратиться в суд в интересах своих клиентов. В связи с тем, что Мсхиладзе не смог отправить факс из-за часто возникающих в Грузии проблем с электричеством, он поручил Дарбаидзе передать письмо в адвокатское бюро (см. выше § 168). В связи с отсутствием защитников Дарбаидзе передал письмо сотруднику бюро. Копия письма, представленная Мсхиладзе, содержала внизу страницы слабо различимую и почти нечитаемую подпись "подтверждаю получение 2 октября 2002 г.".