А. А. Батнер государственный обвинитель

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 63

Вышинский. А бывало так, что он, делая вид, что говорит правду, не говорил правды?

Яковлева. Мне кажется, что, делая вид, что он говорит правду о заговоре “левых коммунистов” с “левыми” эсерами, он правды не сказал. Это уже исторический факт. А теперь он сам признал, на ваш вопрос он должен был сказать, что не сказал всей правды.

Вышинский. Правильно это?

Бухарин. Тогда, когда я сказал...

Вышинский. Правильно это, что в свое время вы всей правды не сказали?

Бухарин. Тогда даже эту полуправду отрицала Яковлева, из чего нельзя сделать вывод, что она говорит правду.

Вышинский. Когда будем обсуждать ее поведение, тогда будем говорить о ней. Но сейчас говорит не одна Яковлева об этом факте, говорят и Яковлева, и Осинский...

Бухарин. Но они все отрицали эту полуправду.

Вышинский. (Яковлевой). Почему вы в свое время отрицали это?

Яковлева. Мы отрицали это тогда, по крайней мере, я лично, когда не сложили еще оружия в борьбе с партией и действовали как люди, которые хотели скрыть от партии правду. А когда сложили оружие, тогда считаем, что нужно говорить все, что было.

Вышинский. А Бухарин, очевидно, еще не сложил?

Яковлева. Очевидно.

Председательствующий. Я полагаю оставить в зале всех свидетелей пока.

Вышинский. Я прошу—Манцеву задать еще вопрос.

Свидетель Манцев, скажите, пожалуйста, относительно вот этой операции против дома анархистов, против гнезда анархистов, о чем говорил Бухарин.

Манцев. Это организация анархистов, которая взорвала дом московского комитета партии.

Вышинский. Какое отношение эти анархисты имели к “левым коммунистам”?

Манцев. “Левые коммунисты” тогда не действовали.

Вышинский. А когда “левые коммунисты” действовали, имели ли они какое-нибудь отношение к этим анархистам?

Манцев. Тогда этой группы, этих анархистов, не было в Москве.

Вышинский. Вы тогда в качестве кого выступали по ликвидации этого гнезда анархистов?

Манцев. Я выступал против них в качестве заместителя председателя московской чрезвычайной комиссии.

Вышинский. Значит, вы выступали не по своему личному желанию, а в силу своего должностного положения?

Манцев. Да, в силу занимаемой мной должности.

Вышинский. Что же, это покушение было организовано и направлено специально против Бухарина.

Манцев. Это покушение не имело никакого отношения к Бухарину.

Вышинский. А к кому оно имело отношение?

Манцев. Покушение было направлено против московского комитета партии.

Вышинский. А Бухарин, что же, был секретарем московского комитета в это время?

Манцев. Он не был секретарем.

Вышинский. А он был на этом заседании московского комитета?

Манцев. По-моему, он не был.

Бухарин. Как же я не был, когда я во время этого покушения был контужен?

Манцев. Возможно, что и был, я об этом не помню.

Бухарин. Я там был и читал доклад о заговоре национального центра, расследование о котором я вел в ЧК.

Манцев. Я должен сказать, что это не имеет никакого существенного значения для данного дела.

Вышинский. А вот Бухарин считает, что против него направлено было это покушение.

Манцев. Это неверно. Я сам производил аресты этих анархистов, я сам производил допросы их, и ни один из арестованных ни слова не говорил о покушении на Бухарина.

Вышинский. Значит, Бухарин попал в эту переделку случайно?

Манцев. Он попал случайно. Эти анархисты боролись против большевистской партии и покушение свое сделали против московского комитета партии. Бухарин здесь не при чем.

Вышинский. Значит, к заслугам Бухарина это не имеет никакого отношения?

Манцев. Нет, не имеет.

Разрешите мне еще остановиться относительно того, кто давал директиву о физическом уничтожении вождей партии. Я знал, что кроме союза с “левыми” эсерами у “левых коммунистов” существует единомыслие с Троцким. Об этом я узнал в самом конце, перед роспуском группы “левых коммунистов”. А относительно заговора, относительно предполагаемого убийства, я знал, что это есть предложение лидера нашей фракции Бухарина.

Вышинский. Вам пришлось быть у Троцкого и разговаривать на эту тему?

Манцев. Да, я у Троцкого был и разговаривал с ним об этом.

Вышинский. Говорил вам Троцкий о необходимости убийства Ленина, Сталина и Свердлова?

Манцев. Да. Троцкий об этом говорил.

Вышинский. Следовательно, когда Бухарин говорит, что и у Троцкого была такая инициатива, он говорит правильно?

Манцев. Да, в этом случае он говорит правильно.

Вышинский. Значит, можно сказать, что Троцкий вместе с Бухариным собирались убить Ленина, Сталина и Свердлова?

Манцев. Да, это правильно.

Вышинский. Откуда вы знали об этом плане?

Манцев. Я лично это знал от Яковлевой, от Троцкого и других.

Вышинский. Троцкий говорил о необходимости убийства Ленина и Сталина?

Манцев. Да, говорил.

Вышинский. Вам Бухарин говорил о том, что он сам подстрекал к убийству Ленина и Сталина?

Манцев. Это было решение.

Вышинский. Чье?

Манцев. Решение руководящего органа “левых коммунистов”.

Вышинский. По инициативе?

Манцев. По инициативе Бухарина.

Вышинский. Теперь расскажите о 1919 годе.

Манцев. После роспуска фракции на майской областной партийной конференции тогда же фракция вынесла решение, чтобы я и Ломов, которые были выбраны по списку Центрального Комитета в областное бюро, отказались участвовать в работе областного бюро. Это являлось доказательством лицемерия. Самое решение о роспуске фракции “левых коммунистов” было неискренним; члены фракции остались при тех же убеждениях, которые у них были раньше.

Я лично не имел связи, не встречался с членами фракции бывших “левых коммунистов” до осени 1919 года. Я тогда был занят работой в московской чрезвычайной комиссии. Осенью 1919 года я встретился с такими лицами, как Кизельштейн, Максимовский, Бухарин. Это происходило не часто, но встречи такого рода были. Тогда в связи с неудачами на фронте, разрухой, голодом, который был в стране, мы склонны были в разговорах объяснять это неправильной политикой Центрального Комитета партии, правительства и военного командования, причем говорили о том, что в вопросах военных операций решающую роль играет Сталин, и поэтому по адресу Сталина делался в этих разговорах ряд упреков. В этот же период мне позвонили из секретариата Троцкого и по его распоряжению попросили меня зайти к нему на квартиру в Кремле. Я у него был тогда же. Троцкий мне сказал, что ему Бухарин передал, что я сейчас являюсь противником той политики, которая ведется Центральным Комитетом партии и правительством. Он сказал, что ему известно, что сейчас ряд бывших “левых коммунистов” не прочь возобновить те планы, которые они намечали в 1918 году. Троцкий сказал, характеризуя тогдашнее политическое положение, что положение Советской власти, вследствие неудач на фронте, разрухи, голода, катастрофическое, что положение на фронте таково, что неизбежна сдача Москвы, по его словам, что виновником этого всего является Сталин, который имеет решающее влияние на Ленина, что поэтому необходимо свержение этого правительства и образование правительства из лиц, которые согласны целиком и полностью стоять на позиции Троцкого и Бухарина. Он вначале говорил, что это с Бухариным у них согласовано.

Троцкий говорил, что залогом или необходимым условием успеха должно быть устранение Сталина. Тогда же он сказал о том, что он хочет воспользоваться одним из конфликтов между ним и Сталиным по вопросам ведения военных операций и при одном из объездов фронта в том месте, где будет Сталин, арестовать Сталина силами отряда или, вернее, личной охраной Троцкого. Помню его слова, он говорил, что в этом случае Ленин и ЦК капитулируют. На мой вопрос о том, а если нет, он сказал: останется то же, что и в 1918 году.

После этого я имел также встречу с Бухариным и сказал ему об этом. Бухарин мне сказал, что он солидарен и в оценке положения, и в том, что намечает Троцкий, целиком и полностью. Я говорил это на предварительном следствии и говорю об этом сейчас.

Вышинский. Следовательно, в 1919 году была сделана новая попытка организации антисоветского заговора Троцким и “левыми коммунистами”?

Манцев. Да. Вскоре после этого мне пришлось уехать из Москвы, как развивалось это дело—я не в курсе.

Вышинский. А дело это расследовалось?

Манцев. Нет, это дело тогда не расследовалось.

Вышинский. Почему?

Манцев. Потому что я об этом ничего не сказал.

Вышинский. А вам не пришлось с Троцким говорить по этому поводу?

Манцев. Я и говорю про разговор с Троцким.

Вышинский. Говорить относительно того, что не надо расследовать дело?

Манцев. Вы говорите это о другом случае, это было в 1920 году.

Вышинский. А вы говорите о 1919 годе?

Манцев. Да. О разговоре с Троцким в 1919 году. Это было накануне наступления Красной Армии и разгрома Деникина.

Вышинский. Вы никому не сказали, и это дело так потонуло?

Манцев. Да.

Вышинский. А как дело было дальше, в 1920 году, что было?

Манцев. Я был тогда председателем Всеукраинской чрезвычайной комиссии и начальником Особого отдела фронта. При отъезде Сталина из Харькова я был информирован начальником ОТЧК (отдел транспортной чрезвычайной комиссии) харьковского узла о том, что обнаружены следы покушения на тот поезд и на тот вагон, в котором находился Сталин. Было заведено дело, которое было передано следователю Гусакову, который являлся следователем президиума ВУЧК (Всеукраинская чрезвычайная комиссия). Вскоре после этого приехал Троцкий. Должен сказать, что я в то время был еще начальником тыла фронта. При докладе Троцкому в его вагоне, я в числе прочих вещей рассказал ему об этом случае. Троцкий улыбнулся и сказал, что не стоит раздувать этого дела, потому что от этого могут пострадать наши товарищи. Дело это было до конца не расследовано, отправлено в харьковский ревтрибунал и там прекращено.

Вышинский. Следовательно, по прямому указанию кого?

Манцев. Этого я не знаю.

Вышинский. Но вы должны были расследовать дело?

Манцев. По моему указанию дело было отправлено в ревтрибунал. Дело было не доследовано. Следовательно, моя вина и преступление состоят в том, что дело было прекращено и смазано.

Вышинский. Я это и говорю. А это вы сделали после разговора с Троцким?

Манцев. Да.

Вышинский. Следовательно, по его указанию?

Манцев. Совершенно правильно.

Вышинский. У меня к Манцеву вопросов нет.

Бухарин (к суду). У меня есть вопрос. Здесь гражданин Манцев сказал, что решение об убийстве Ленина, Сталина и Свердлова было принято по решению руководящего центра “левых коммунистов”. Так как это было сказано вот этими словами, я вправе спросить Манцева, кто входил тогда в этот центр “левых коммунистов”, о чем Манцев должен знать как секретарь крупнейшей организации в Москве.

Манцев. Я уже сказал в своем показании о том, что практически центром для руководства фракционной деятельности, а в дальнейшем заговорщической, было областное бюро партии.

Бухарин. Вы говорите о решении центра, разве такие вопросы подсобное бюро решает?

Манцев. Это областное бюро партии, а не подсобное бюро. В этом областном бюро все руководящее ядро состояло из “левых коммунистов”, причем в это число входили вы и я, Яковлева, Стуков.

Бухарин. Я входил?

Маицев. Да, или во всяком случае вы принимали ближайшее участие во всех заседаниях, где решались все вопросы, также как и Осинский.

Все это было в одной комнате, которую тогда занимало областное бюро, это было тогда на Советской площади.

Я должен сказать, что на заседании фракции “левых коммунистов” во время IV съезда советов было выбрано бюро фракции, в которую входили: вы. Ломов, Радек, Осинский и Яковлева. Но дело в том, что это бюро фракции занималось выработкой тезисов всей практической работы “левых коммунистов”. Оно руководилось московским областным бюро партии. Вы, если не были членом, я не помню, но во всяком случае принимали в этом практическом руководстве, в этой работе участие, также как и Осинский, который не входил в это бюро, но принимал участие.

Бухарин. Ввиду того, что Яковлева относит все эти вещи к периоду до Брестского мира, а я в это время не был вовсе в Москве, и центр руководящих тогдашних товарищей фракции “левых коммунистов” находился в Петербурге, Манцев этого не будет отрицать, московское бюро не было такой центральной группой, а было одной из центральных групп. Я тогда также был в руководящем центре.

Манцев. Хотя вы и были в Петербурге, тогда Ломов, Осинский и Яковлева тоже были в Петербурге, но я здесь утверждаю, что о всех планах и практических шагах областного бюро и вы, и Осинский, и Ломов, и Яковлева,—Яковлева этого здесь не отрицает,—вы были в курсе этого дела, и не только в курсе, а целый ряд решений иногда передавались вами из Петербурга. Был целый ряд таких решений, которые вы передавали из Петербурга. Они проводились решениями областного бюро. Поэтому то, что вы хотите сказать, что вы были в Петербурге, а поэтому за это не может отвечать,—это неправильно.

Затем хочу еще отметить одно обстоятельство, что до съездовского периода, до заключения Брестского мира, это было в феврале месяце, Стуков прямо заявил, что он выступает по вашему указанию, выражает ваши принципы. Затем вы после заключения Брестского мира подтвердили это.

Бухарин. Я спрашиваю о том, что до Брестского мира центр руководящих работников “левых коммунистов” был в Петербурге. Вы же изображаете дело таким образом, что областное бюро принимало решения, а я был в курсе дела, то есть руководил, то есть был в курсе того, что решало областное бюро в Москве. Я спрашиваю не об этом, а спрашиваю о том, кто был в руководящей группе “левых коммунистов” в Петербурге. Ответьте на этот вопрос, а если не можете ответить, то не отвечайте.

Председательствующий (обращается к Манцеву). Вы же ответили на этот вопрос?

Манцев. Да, я ответил и еще раз подтверждаю: несмотря на то, что вы были в Петербурге, сюда передавались ваши позиции и учитывали ваши взгляды, потому что вы были лидером фракции, лидером “левых коммунистов”, и от этого отказываться нечего.

Бухарин. Это верно. Разрешите сказать, тут какое-то большое недоразумение. Я не отказываюсь от лидерства...

Вышинский. Были у вас такие случаи в практике тогдашней вашей работы в этой группе “левых коммунистов”, чтобы вы единолично принимали то или другое решение как руководитель?

Бухарин. Нет, не было. Вы хотите помочь мне поставить тот вопрос, который я не могу сформулировать?

Председательствующий. Вам никто не хочет помочь, а товарищ Прокурор задает вам вопрос.

Вышинский. Я спрашиваю: были такие случаи, чтобы вы единолично принимали решения?

Бухарин. Таких случаев не было.

Вышинский. Можно спросить Осинского?

Бухарин. Он скажет, что он был на Украине.

Вышинский. Я прошу разрешения задать вопрос свидетелю Осинскому. (К Осинскому.) Бухарин уже предрешил ваш ответ. Действительно были такие случаи?

Осинский. Вы не разрешите кое-что еще к этому добавить?

Вышинский. По существу?

Осинский. По существу московского областного бюро и единоличных решений. Существовал центр “левых коммунистов”. Я могу назвать приблизительно его состав, если это потребуется.

Вышинский. Пожалуйста.

Осинский. Кроме меня, входили: Бухарин, Яковлева, Радек, Пятаков, В. М. Смирнов, может быть, еще кто-нибудь. Существовал центр “левых коммунистов”, который собирался в Ленинграде в тот период, когда я находился в Ленинграде, затем собирался в Москве после переезда в Москву. С другой стороны, существовало областное бюро, московская организация, в которую входил целый ряд руководящих “левых коммунистов”. Отношение его к центру “левых коммунистов” было, примерно, такое, как партийной организации московской к ЦК, то есть, это была крупнейшая организация и даже больше, она имела значение, потому что, в сущности, московская областная организация была единственной, в которой “левые коммунисты имели и большинство и прочную почву.

Вышинский. В то время?

Осинский. В то время.

Вышинский. А в Ленинграде они никакой почвы не имели.

Вышинский. Значит, были там центровики?

Осинский. Были там центровики.

Вышинский. А тут?

Осинский. А тут были практические кадры.

Вышинский. А было такое положение, что удельный вес московской группы “левых коммунистов” повысился?

Осинский. Конечно. Практически и политически это был решающий центр.

Вышинский. И стоило разгромить эту московскую группу организации “левых коммунистов”, как разгром сказался бы по всей линии?

Осинский. Совершенно правильно.

Вышинский. И центр перестал бы существовать?

Осинский. Совершенно правильно. Теперь относительно центра “левых коммунистов” и об отношении его к вопросу о принятии этой установки, я не могу сказать, обсуждал ли областной центр этот вопрос, потому что я тогда...

Бухарин. Был, конечно, на Украине.

Осинский. Я могу документально доказать, что я в двадцатых числах февраля выехал в Харьков и приехал оттуда в первой декаде марта.

Вышинский (к Бухарину). А вы что говорите?

Бухарин. По поводу чего?

Вышинский. Вы сейчас что-то сказали по поводу показаний Осинского.

Бухарин. Я хочу сказать, что Осинский был на Украине.

Вышинский. А он говорит, что он был в Москве.

Бухарин. Он сам сказал, что он был на Украине.

Осинский. В начале марта я вернулся с Украины в Ленинград.

Вышинский. Осинский говорит, что в марте 1918 года он с Украины уехал и поехал в Ленинград.

Осинский. Был в Ленинграде.

Вышинский (к Бухарину). Тогда что же вы говорите?

Бухарин. Я говорю о другом периоде, более интересном с точки зрения процесса.

Вышинский. Послушайте, что говорит Осинский, и не мешайте ему.

Осинский. Я не могу припомнить, чтобы этот центр “левых коммунистов” обсуждал бы этот вопрос в моем отсутствии. Я склонен думать, что он не обсуждал этого вопроса, потому что мой разговор с Бухариным, как я имел честь доложить, показал, что Бухарин предпринимает действия по расширению блока, безусловно, уже без обсуждения в центре, потому что он и мне-то сказал: “Раз ты меня спросил, а ты член центра, я тебе скажу, но это дело очень конспиративное и должно быть известно только ограниченному кругу лиц...”

Бухарин. А об убийстве настолько неконспиративно, что обсуждается на собрании?

Манцев. А об убийстве настолько неконспиративно, что обсуждается на собрании, в котором принимают участие четыре человека. Я не знаю, был ли пятый—Бухарин, но я-то помню четыре человека, которые являлись решающими в этом деле. Следовательно, из этого мне представляется совершенно ясным, что, конечно, Бухарин предпринимал такие единоличные действия, которые он согласовывал и говорил по выбору с некоторыми лицами в видах чрезвычайной конспирации.

Вышинский (обращаясь к Бухарину). Так было?

Бухарин. Так не было и не могло быть.

Вышинский. А вот Осинский утверждает, что были такие случаи, когда вы единолично решали те или иные вопросы и осведомляли по своему выбору тех или иных членов вашего центра из конспиративных соображений.

Бухарин. Тогда были такие времена, гражданин Прокурор, что это совершенно немыслимо было.

Председательствующий (обращаясь к Прокурору). У вас есть еще вопросы к свидетелям?

Вышинский. Нет.

Бухарин. Разрешите, у меня есть вопросы.

Председательствующий. К кому?

Бухарин. К Манцеву и к Осинскому.

Председательствующий. Какой вопрос к Манцеву?

Бухарин. К Манцеву такой вопрос: насколько я вас понял, гражданин Манцев, по вашим показаниям выходит, что вопрос о физическом уничтожении обсуждался на собрании центра?

Манцев. Вопрос этот обсуждался на собрании областного бюро партии.

Бухарин. Вы сказали, что этот вопрос был принят по решению центра?

Манцев. Я говорю: на заседании областного бюро партии, которое являлось фактическим центром, потому что тот центр, о котором говорил Осинский (он тут несколько перепутал фамилии), он практической деятельностью “левых коммунистов” не руководил. Осинский правильно сказал здесь, что кадры находились именно в московской областной организации “левых коммунистов”. Скажем, Урал вел сношения и получал директивы от московского областного бюро. Точно также московское областное бюро было фактически центром деятельности “левых коммунистов” и в этом московском областном бюро — я не знаю, о каких четырех человеках говорил Осинский, но я думаю, что здесь было пять—шесть человек, которые знали о ваших предположениях, которым вы предлагали и обсуждали. Об этом я и говорил.

Blog

А. А. Батнер государственный обвинитель