Законы дарха

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 21

— Да, похоже, что он… Горбатого исправит только поворот головы на сто восемьдесят градусов. А что он здесь забыл?

— Не знаю. Записки он не оставил. Хочешь? — внезапно предложила Даф, протягивая Мефу свою флейту.

Для нее это было знаком величайшего доверия. Больше, чем коту подставить свой беззащитный живот постороннему или пьянице, отлучась на пять минут, дать кому-то подержать стакан с водкой. Меф осторожно коснулся флейты. Во взгляде Даф появилось облегчение. С Буслаевым ничего не произошло. Флейта допустила его. И это при том, что ни Улита, ни Арей, ни Чимоданов — Даф была в этом уверена — не смогли бы даже коснуться её.

«Может, не все так безнадежно для его эйдоса или флейта чувствует, что я к нему испьтываю?» — подумала Даф. Последнее время ей все чаще казалось, что она завалила задание и Меф скатывается во мрак.

— Расскажи мне что-нибудь о своей флейте, — попросил Меф.

Дафна задумалась.

— Вот смотри… э-э… ну это поперечная флейта. Изначально сборная, хотя я давно ее не разбираю. В средней части — основные клапана. Нужно, чтобы середина этой дырки совпадала с серединой клапанов, иначе звук будет левый. Попытайся сыграть что-нибудь, — предложила она.

— Издеваешься? Я не умею, — удивился Меф.

— И никогда не держал в руках другой флейты?

— Нет.

— Это хорошо. Она очень ревнива. Если ты когда-нибудь прикоснешься к какой-то другой флейте, то потом лучше не бери мою в руки. Она тебя прикончит, хотя потом, конечно, пожалеет, что погорячилась, и несколько дней будет очень грустной… — сказала Даф.

Меф хмыкнул:

— Ничего себе светлый инструмент!

— При чем тут это? Просто она не любит путаницы. Каждая флейта должна знать, что у нее все в порядке и хозяин не засматривается на другие флейты. Только тогда у нее нормальный звук… Поехали дальше! Держи ее твердо, но бережно. Контролируй дыхание, чтобы не было срывов. Сильнее дунешь — будет октавой выше. Ноты разделяются языком.

— Как это?

— Ну, произносишь что-то вроде звука «т» или «т-к», если играешь быстро. Так сразу не объяснишь. Нужно пробовать. И не удивляйся, если с непривычки закружится голова… Переизбыток кислорода. Ты когда-нибудь надувал без отдыха два-три воздушных шара?

— Шары — нет. Но однажды я полтора часа подряд надувал дырявый матрац. Когда пришел Эдя, я был уже очень хороший: Тихий и пьяный, — сказал Меф.

Он поднес флейту к губам и, стараясь следовать советам Даф, несколько раз осторожно дул, касаясь клапанов. Флейта издала несколько пискливых звуков.

— Ну как? Похоже на маголодию? — спросил он.

Даф вежливо промолчала. Мефодий помучил флейту еще с минуту и вернул ее хозяйке.

— Мой инструмент барабан. Все остальное я меня слишком тонко, — сказал он.

Зато ты неплохо работаешь мечом, — утешила его Даф.

— Ага. Послушать Арея, так я самый бездарный из его его учеников за последние полторы тысячи лет, — сказал Меф.

даф улыбнулась и стала играть. После того, как на флейте только что играл Меф, это был своего рода отсроченный поцелуй, Тонкие грустные звуки перетекали, сливались, околдовывали, Мефодию чудилось, что она, подобно пауку, плетет мудреную, выверенную паутину, на которой дрожат капли росы.

— Вот мы тянем, тянем, а ты не боишься? — вдруг переставая играть, спросила она Мефа.

— Чего боюсь?

— Потерять любовь? Ну не сейчас, а когда-нибудь…, пусть через много лет? Что она выдохнется, выветрится, ослабеет? Мало ли что может произойти с любовью?

— нет, — сказал Меф.

Даф удивленно окинула его взглядом:

— Почему?

— Почемушто… Теряешь всегда только то, что боишься потерять. Как-то, еще классе в пятом, у меня в кармане лежали старый никчемный маркер и новый дорогой перочинный нож. Как ты думаешь, что я больше боялся потерять? И что в конце концов потерял?

Даф улыбнулась и, ничего не отвечая, снова стала играть. Звуки причудливо сплетались, ласкали. Мефодию чудилось, что они касаются его щек и шеи прохладными дразнящими пальцами.

— Что ты делаешь? — спросил он.

Даф ответила не сразу, продолжая дразнить Мефа неуловимо-сладкмми прикосновениями маголодий.

— Да ничего… Просто импровизирую. А теперь послушай вот это!

даф чуть наклонила голову, и флейта вдруг издала серию быстрых озорных звуков, внезапно оборвавшихся на высокой резкой ноте. Даф насторожиласъ. Оторвав инструмент от губ, она посмотрела на Мефодия.

— Мне это не нравится, сказала она.

— Что именно?

— Звук флейты. Она предупреждает. У кого-то неприятности. Именно сейчас.

— У кого?

Флейта, лежащая на коленях у Даф, вновь издала тот же тревожный звук.

— Это женщина… довольно взрослая, влюбчивая, вспыльчивая, с сильным характером, с перепадами настроения… — сказала Дафна, вслушавшись.

— УЛИТА!

— ТЫ сегодня видел ее?

— Нет, — вспомнил Меф. — Она, кажется, ушла куда-то ночью. Нуда что с ней такое?

Даф быстро спрятала флейту в рюкзак и встала почти касаясь головой низких стропил.

— Ты не замечал? Она ходила все эти дни, точно с обломившимся кинжалом в сердце. Раны не видно, но она есть. Даже улыбка у нее такая была. С замедлением.

— Как это с замедлением?

— Ну словно человек говорит себе: наверное, смешно. Даже скорее всего смешно. Надо улыбнуться, чтобы никто не заметил, как мне плохо. И кривит губы. А губы у него как раскрывшкйся шрам.

А, ну да! Она же с Эссиорхом поссорилась! Ничего — помирятся, ерунда, небрежно сказал Меф.

Его, как мужчину, удивляла способность девушек устраивать трагедии на пустом месте. Он еще по школе помнил, как вдруг ни с того ни с сего посреди перемены то одна, то другая однокласскица начинала рыдать, громко, со взвизгами. Почему, отчего? То ли гормоны бушуют, то ли смс-ку неприятную получила — не разберешь. Урока через два та же страдалица уже ржет, как кобылица, будто подруги недавно транспортировали к крану не ее, несчастную, с подламывающимися коленями, а физкультурника Грызикорытова. Нет уж, у парней со слезами хотя бы все ясно. Если кто-то плачет, значит, как минимум ногу сломал.

Даф с негодованием стукнула его по ноге:

— Меф! Ты мать поросенка! Нельзя так скверно думать о девушках!

Буслаев озадачился. С его точки зрения, кто-то слишком долго играл на флейте, а это все ранвно что надувать дырявый матрац.

— Чья я мать? — недоверчиво переспросил Меф.

Чья слышал! Чтобы у меня перья не потемнели, приходится называть предметы косвенно! — пояснила Даф.

— А… понял! — сказал Меф, запоздало соображая, что его только что, по сути дела, назвали свиньей. — Мать поросенка — это еще терпимо. Вот на мать щенка я бы уже обиделся…

БУСЛАЕВ!!!

— Что Буслаев? Не я первый начал, между прочим. Может, Улита и Эссиорх просто слишком далеко жили друг от друга? — предположил Меф.

— Для любви редкие встречи скорее праздник, чем помеха. Они подкармливают воображение. Чем реже человека видишь, тем проще его любить. Излишним общением можно только все испортить, — пояснила Даф.

— Принято к сведению, — сказал Меф. Ему пришло в голову, что он-то с Даф живет на одном этаже, да и учится, можно сказать, в одной группе.

Даф деловито очертила носком круг в пыли чердака.

— Кажется, более-менее ровно! — сказала она озабоченно.

— А что ты хочешь?

— По снегу далеко не уйдешь! Придется телепортировать! Подойди ко мне!

Меф приблизился не слишком охотно. Телепортировать — это когда тебя в одном месте разбирают на миллионы атомов, а потом в другом месте собирают заново. Причем не исключено, что это случится на дне болота или в металлоконструкциях Останкинской телебашни. Кому как повезет. В магическом мире давно перестали вести счет застрявшим телепортантам. Это происходит сплошь и рядом, как автомобильные аварии в мире людей.

— Обними меня! Я перенесу нас к Улите, велела Даф.

Меф обнял ее.

— Крепче!

Меф обнял ее крепче. Что ж, у телепортации, особенно у данного ее вида, тоже есть свои плюсы. Теперь если они и окажутся вмурованными в стену, то, во всяком случае, вместе.

— Вижу, что ты долго стоял на кулаках и это принесло результат! Только, если можно, мне хотелось бы поднести к губам флейту, — прохрипела Даф.

Чтобы иметь возможность играть на флейте, Даф пришлось тоже обнять Буслаева, а флейту она пропустила под его левым плечом.

— Вот так! Очень надеюсь, что меня не совсем раздавили и я смогу хотя бы играть… Приготовься! — сказала она, поднося к губам мундштук.

Самого момента телепортации Меф не запомнил. Лишь что-то отрывистое, смазанное, буд то он несется куда-то и тело его похоже на золотистый пчелиный рой. Где была в эти мгновения Даф и не являлась ли она тоже частью роя, Бусласв не мог сказать.

Наконец он осознал, что продолжает обнимать Дафну, но уже не на чердаке, а в каком-то месте. Слева тянулись заваленные снегом гаражи, а прямо перед ними находилось низкое одноэтажное здание с высоко расположенными узкими окошками, проход к которому был кое-как расчищен. У дальнего гаража какой-то мужичок безнадежно разгребал лопатой сугробы. Заметно было, что для него это скорее ежедневный моцион, чем действие, имеющее практический смысл.

— Где мы? — спросил Мефодий у Даф.

— Не знаю.

— Как не знаешь?

Маголодия должна была телепортировать к Улите… Но где она и куда нас перенесет, я понятия не имела, — пояснила Даф.

Мсф оглядел строение с узкими окнами. Вход был немного притоплен, ступени на три. Толстые стены, железная дверь, отваливающаяся штукатурка. Вывеска отсутствовала, но у Мефодия было достаточно опыта, чтобы разобраться что к чему.

— Судя по всему, мы у какой-то левой качалки, — сказал он.

— Разве Улита занимается спортом? — усомнилась Даф.

— Она? Нет, Но порой ее тянет к спортсменам, — философски заметил Меф.

Он дернул дверь и, обнаружив, что она заперта, принялся методично барабанить. Стучать пришлось долго. Под конец Меф уже пинал дверь ногами. Удары глухо отзывались где-то внутри.

— Может, там никого нет? — предположил он.

— Если бы не было, мы бы здесь не оказались. Я чувствую, что Улита в беде! — сказала Даф.

Она начала уже отодвигать Мефа, чтобы высадить дверь маголодией, как вдруг дверь открылась, и па пороге вырос сердитый лысый мужик с железными зубами. Он был маленького роста, но очень плечистый, отчего казалось, что в ширину он больше, чем в высоту.

«Похож на боевого гнома! Только секиры не хватает», подумала Даф, на всякий случай покоспвшись на уши лысого. Нет, уши были не гномьи, Маленькие заплывшие глазки оценивающе скользнули от Мефодия к Дафне и обратно.

— Что вам надо? — гнусаво спросил лысый. Шоколада, — вежливо сказал Меф.

— Чего-о?

— Не «чего-о», а Корней Чуковский. Произведение Телефон. Страница пять, третья строчка снизу, — ответил Меф, пытаясь заглянуть к нему за спину.

Однако лысый был так широк, что закупоривал проход. Вдобавок у него явно были сложные отношения с Корнеем Чуковским. Он грузно шагнул к Мефу, и тот предпочел отпрыгнуть.

— Простите его! Оп пошутил… Нам нужна Улита, — сказала Дафна, одаривая лысого самой приветливой улыбкой из своей коллекции, лысый остановился.

— Улита? Кто такая?

— Секретарша нашего шефа. Охранник задумался. Судя по напряжению, которое выразило его лицо, процесс мышления давался ему непросто.

— Толстая, что ли, такая? — уточнил он.

— Э-э… ну немного полная. В какой-то мере, — осторожно признала Даф.

Назвать Улиту толстой она бы не рискнула. Охранник снова ухмыльнулся:

— А-а! Есть такая. У вашего шефа поехала крыша если он взял себе такую секретаршу. Она пристроилась к целой компании парней, притом очень назойливо.

— Тогда это точно она! Нам нужно ее увидеть! — сказал Мефодий, пытаясь пройти мимо охранника.

Лысый сгреб его за ворот и приподнял. Из его рта пахло обедом, причем, возможно, даже не сегодняшним.

— На твоем месте я бы туда не совался. Девчонка сама выйдет, когда получит то, на что нарывалась! Вали отсюда, мелкий!

Меф обиделся. Слышать слово «мелкий» от человека, который был одного с ним роста, вдвойне досадно. Ворот сдавливал горло, мешая дышать.

— А ну отпусти меня! Ты что, дядя, совсем офэншуел? — хрипло крикнул Меф.

Лицо лысого перекосилось. Он занес кулак. Меф собрался выставить мысленную преграду, но Даф, не расстававшаяся с флейтой, его опередила. С нежностью врезавшегося в глаз утюга маголодия атаковала охранника. Мефа мотнуло. Рука, держащая его за ворот, разжалась. И вот охранник уже лежит на полу с блаженной улыбкой идиота, опоздавшего в клинику.

Меф склонился над ним:

— По-моему, ты переусердствовала. О мою преграду он сломал бы кулак, не более того.

Даф виновато кивнула:

— Я ошиблась маголодией. Стоило применить другую, пробуждающую совесть. Но тогда он принялся бы ныть, а это долго. Не бойся, он очнется.

Меф огляделся. Узкий коридорчик завершался дверью, из-за которой доносились возбужденные голоса. Меф примерно представлял, какие оргии способна устраивать Улита, поэтому, толкая дверь, ожидал увидеть что угодно, но то, что он в конечном счете увидел, удивило даже его.

Крутые парни, а было их человек пять, абсолютно одетые и бледно-зеленые, жались к шкафчикам, Перед ними, подбоченившись, стояла Улита. Рядом с ней на полу, держась за разодранную руку, из которой хлестала кровь, сидел еще один крутой. Он стонал и тихо матерился.

Буслаев окликнул Улиту. Ведьма раздраженнто обернулась. Ее глазные зубы, выпачканные в крови, были выдвинуты. Волосы растрепались. Глаза. сузившимися и почти пропавшими зрачками, полыхали желтым огнем. Даже привычного человека это могло напугать, что уж тут говорить о бедных лопухоидах?

Меф невольно попятился. Он был совсем не уверен, что Улита его узнала.

Чего тебе, Буслаев? — хрипло спросила ведьма.

— Ничего… Мы волновались…

— Волнуйся лучше о них! Мне надо кое с кем разобраться.

— По-моему, ты уже разобралась, — осторожно сказал Меф.

Яростный взгляд ведьмы, обращенный к нему, медленно погасал.

— С дамой надо обращаться вежливо. Особенно если она просто хочет поговорить. Вам все понятно? рявкнула она, обращаясь к крутым.

Те прижались к стене. Улита брезгливо отвернулась.

— Ладно, пошли. Все равно тут нечего делать. Пока, кролики! — сказала она и вышла вслед за Буслаевым и Даф.

— Неудачное утро? — спросил Меф, чувствуя, что идущая рядом с ним ведьма дрожит от гнева.

— Все начиналось нормально, — нервно сказала Улита. — мы познакомились ночью у одного ресторанчика. Они пригласили меня и попытались подпоить. Ослы! Ты же знаешь, я могу выпить три ведра. Потом они повезли меня сюда. Я поехала забавы ради. Лишь бы забыть Эссиорха. Я рассчитывала поболтать и слегка развеяться, но тут этот хам, это мерзкое быдло назвал меня знаешь как?

— Как? — спросила Даф.

Улита пристально уставилась на нее:

— Ты бы как меня назвала?

— На их месте или на своем? — уточнила Даф.

— На их.

Даф задумалась. Тут главное было не предположить лишнее.

— Оценивая интеллект этой публики, они могли называть тебя «классной» или «клевой». Ты обиделась на «клевую»? наивно спросила она.

— Ничего подобного, у меня современные взгляды. Мне говорили и не такое. Но этот парень вывел меня из себя. Он назвал меня жирной коровой и спросил, сколько я заплачу ему, если он меня поцелует! — произнесла Улита дрожащим голосом.

— Вот сволочь! Это он был с прокушенной рукой? — спросил Меф.

Ведьма мотнула головой:

— Думаешь, он отделался бы так легко? С прокушенной рукой был его приятель, который попытался меня ударить. Того мерзавца уже нет, Он умер, причем умер быстро, досадно быстро. Если бы я могла, я оживила бы его и убила во второй раз, но только уже медленно.

Отчего он умер?

— Разрыв сердца, надо полагать. Не знаю уж, что там намалюет патологоанатом. Тебе я могу сказать проще: я наслала на него порчу, — с ледяным спокойствием сказала ведьма.

Даф тревожно уставилась на нее, не зная, верить или нет. Потом внезапно поверила, и ей стало жутко.

— Не беспокойся, я не скажу Мамзелькиной и Арею, — пообещала она.

Улита передернула плечами:

— Говори, если хочешь. Думаешь, Аиду или Арея взволнует смерть какого-то ничтожества? Для них людишки — нуль, разменная монета. Даже если бы я, взяв топор, устроила бы тут кровавое месиво, Арей и не почесался бы, а Мамзелькина, эта старая перечница, так же спокойно пила бы медовуху и курила бы свою травку.

— Табак! — поправил Меф, вспоминая глиняную трубочку Аиды Плаховны.

— Наивный болван! Поменьше верь этой дряхлой дуре! Я бы тебе многое могла про нее порассказать! — сказала Улита.

Мефу неприятно было, что Улита так отзывается о Мамзелькиной, но одновременно он ловил себя на том, что жадно прислушивается к ее словам.

Композиционный прием, использованный Генри, состоит в том, чтобы начать рассказ с конца, довести его до начала и закончить серединой.

Джером К. Джером

Меф проснулся, когда что-то холодное коснулось его шеи. Он открыл глаза и понял: одно неосторожное движение — и он станет на голову короче. У кровати с обнаженным клинком в руках стоял Арей. За окном вяло разгорался рахитичный зимний рассвет. Снег продолжал валить, и снежинки перед тем, как окончательно занять свое место в сугробах, с любопытством заглядывали в окно резиденции мрака.

— Скверно, синьор помидор! Ты дрыхнешь как молочный поросенок. Я трижды касался твоей щеки мечом, и всякий раз ты отмахивался от него и зарывался в подушку… Хорош воин! Если это называется боевой интуицией, то я император Аляски!

— Но я спал! — сказал Мефодий с вызовом.

— «А вот кочевряжиться не надо! Мой покойный муж очень любил этот борщ!» — заметила старушка, нахлобучивая на голову воришке кастрюлю с кипящим варевом, — проговорил Арей.

— Что, уже и спать нельзя?

— Сам делай выводы. Спящий страж — прекрасный объект для атаки. Неподвижен, безоружен. Даже если проснется и меч окажется рядом — очень неудобное положение для защиты…

Арей разжал руку, и меч исчез. Начальник русского отдела подошел к стене и сдернул простыню, закрывавшую одну из картин. Меф терпеть ее не мог, однако картинам полагалось висеть в каждом помещении резиденции на Большой Дмитровке.

— Давненько я не видел это монументальное полотно! Подумать только: «Лигул на третьем съезде партии самоубийц». Только ты не совсем правильно ее повесил, — с усмешкой произнес Арей.

Уцепившись за стол, Лигул болтался сверху и, видимо, возмущенно визжал, дергая ногами. Самоубийцы, столпившиеся уже внизу, на бывшем потолке, вежливо ждали, пока глава Канцелярии разожмет пальцы.

— Я переворачиваю ее каждую неделю, — похвастался Меф.

— Чтобы дать малютке Лигулу оценить радость полета? Очень заботливо с твоей стороны, — хмыкнул Арей. — А видишь вот этого самоубийцу слева? Ну, который собран по кусочкам на выходе из мясорубки?

— Безголовы?

— Нет, рядом. Это сам художник. Лигулу не понравилось, как у него прорисованы уши. Он почему-то убежден, что в жизни уши у него гораздо меньше.

— Разве? — усомнился Меф.

— Ты случайно не тот художник? Он тоже мяукнул «разве?» на замечание Лигула… А теперь к делу! Где эйдос валькирии-одиночки? Почему я до сих пор его не вижу?

Меф улыбнулся торопливой, неловкой улыбкой человека, который хотел незаметно уйти из гостей, но его поймали на пороге. Отвечать не имело смысла. На риторические вопросы отвечают только дураки.

— Мрак шлет депешу за депешей. Не усложняй курьерам жизнь! Очень скоро Канцелярия может потерять терпение и просто прислать тебе дарх. Понимаешь? — спросил мечник, с каким-то странным сочувствием взглянув на Мефа.

— Ну и пускай присылает, — сказал Меф легкомысленно.

Арей провел языком по сухим губам. Меф узнал это движение — быстрое, почти змеиное. Так Арей нередко делал, когда, высыпав на стол песчинки захваченных эйдосов, бережно сметал их гусиным пером к центру стола.

— Боюсь, ты не представляешь последствий своих слов. Дарх по определению не может быть пуст , — сказал мечник веско. Сердце Мефа пропустило один такт. Затем два или три раза отработало ровно и пропустило еще один. Он понял.

— Пустой дарх немедленно отберет у тебя твой собственный эйдос. Странно, что Лигул до сих пор не прокрутил эту комбинацию, — протянул Арей, разглядывая болтавшегося на перевернутой картине горбуна.

Тот, жадно прислушиваясь, перестал дергать ногами.

— Хотя я, кажется, догадываюсь, отчего он тянет. Вообрази себе ситуацию, при которой твой эйдос оказывается в твоем же дархе. При этом раскладе ты добровольно отрекаешься от своей души. Фактически сам становишься собственным поработителем. В результате ты будешь, конечно служить мраку, но всему мраку, а не конкретно Лигулу… Сейчас же наш малютка сам мечтает получить твой эйдос в свой дарх. Иметь эйдос повелителя мрака в своем дархе — это уже кое-что. Ты будешь главой мрака, а Лигул — твоим хозяином. Ощущаешь разницу?

Blog

Законы дарха