Идеология и социальная иерархия: механизмы взаимодействия
| Вид материала | Автореферат диссертации |
- Политическая идеология, 73.81kb.
- Пояснительная записка по лоту №8 в форме программы повышения квалификации по курсу, 247.47kb.
- Перечислить формы и механизмы взаимодействия национальных культурных центров между, 37.75kb.
- Перечислить формы и механизмы взаимодействия национальных культурных центров между, 87.24kb.
- I. социология как наука, 1356.27kb.
- Средства массовой информации и социальная среда: механизмы взаимодействия, 327.33kb.
- Понятие социальной сферы. Социальная дифференциация, 153.27kb.
- Идеология как элемент системы культуры, 458.93kb.
- Иерархия 1931 сознание, 2255.88kb.
- А. В. Холодовская Некоторые социально-психологические механизмы формирования конформизма, 170.68kb.
4.1.1 Этап становления и утверждения советского общества (1917 – сер. 1950 гг.) В первые советские десятилетия перед отечественным социумом были актуализированы задачи, требующие максимальной мобилизации общественных ресурсов. Эти задачи в целом были успешно решены, не в последнюю очередь благодаря конструктивным стратификационным механизмам, которым были присущи следующие черты.
1) В силу масштабности вставших перед советским обществом задач активация мобилизационных социальных механизмов была неизбежной. Это предполагало наличие «быстродействующих» централизованных структур, которыми стали большевистская партия и ее продукт - номенклатура. Применительно к данному периоду неправомерно говорить о правящем классе, хотя некоторые признаки именно классообразования в тогдашней советской элите уже намечались. Для сталинского партийного руководства более применим термин «сословие», поскольку критерием здесь выступали не экономические черты, но функциональное назначение. Вновь образованная советская элита выступала не как собственник, но, в первую очередь, с позиции властного управления.
2) Для рассматриваемого периода представляется частично применимой трехчленная модель социальной структуры советского общества, заявленная на официальном уровне (Конституция 1936г.). Пролетариат и крестьянство можно было определить как классы, ибо их позиции в экономическом пространстве существенно различались. В силу этого между ними существовали предпосылки социальных антагонизмов, возможность которых исключал жесткий контроль со стороны надклассового государственного аппарата, главного регулятора общественных отношений. В период начальной индустриализации еще не был достигнут уровень технического обеспечения, стимулирующий расслоение рабочей среды. Основным фактором мобильности в производственной сфере выступала не квалификация, но трудовой энтузиазм, подкрепляемый официальной экономической политикой («стахановское» движение).
3) В данный период были заложены некоторые тенденции, в последующий период сыгравшие разрушительную роль для советской системы. С одной стороны, это был упомянутый процесс постепенного образования правящего класса, ядро которого представляла бюрократическая элита, обеспечившая себе монополию власти22. С другой стороны, в нэповские и последующие годы среди основной массы индивидов стали набирать силу потребительские ценности как следствие индустриальных процессов.
Тем самым уже на упомянутом этапе был очевиден иерархический характер советского общества, что ставило под сомнение его собственное идеологическое содержание.
4.1.2. Этап стабилизации и кризиса советской системы (сер.1950-х – 1991гг.. ) В данной части параграфа рассматривается период, когда было завершено в целом утверждение социалистической системы. В сфере экономических отношений явственно обозначился успех форсированной индустриализации, в области политики был создан централизованный административный аппарат, наконец, культурным ядром выступала социалистическая идеология, определяющая, помимо всего прочего, геополитическую идентичность СССР.
Иерархический порядок общества «развитого социализма» теперь уже не мог соответствовать упомянутой «трехчленной» модели даже приблизительно (не случайно в 60-х годах активизировались попытки анализа советских стратификационных процессов). Следствием индустриального курса явились, во-первых, количественный рост промышленных рабочих, составивших население ряда крупных городов - индустриальных центров; во-вторых, повышение уровня профессиональной дифференциации, сильнее затронувшей пролетарские слои и некоторым образом отразившись на крестьянстве. Другими словами, социально-профессиональный критерий заявлял о себе в качестве фактора общественного расслоения.
Специфическая черта отечественного социума, выражающаяся в доминирующем положении властного ресурса23, способствовала разрастанию административно-бюрократического аппарата, на что, кроме того, оказывало стимулирующее влияние усложнение социальных отношений. На данном этапе действия высшего руководства страной становились все более дисфункциональными. Деградация элиты была обусловлена
1) отсутствием значительных “вызовов”, способных поставить под вопрос само существование советской системы, в связи с чем не были активированы механизмы общества, стимулирующие социальный заказ на определенный личностный тип (например, “пассионарии” по Л.Н.Гумилеву);
2) значительным ослаблением репрессивного аппарата;
3) необходимостью количественного пополнения, что негативно сказывалось на качественном составе, – расширение партийных рядов шло преимущественно за счет индивидов, мотивированных в первую очередь возможностями карьерного роста24.
Характерные для поздней советской эпохи стремления руководства страны к консервации отношений вели к их деформации и деструктуризации, поскольку вступали в противоречие с объективными процессами социальной динамики. С одной стороны, индустриальная экономика и урбанизация стимулировали рост потребительского спроса, который не удовлетворялся в силу ряда причин. Поэтому закономерной реакцией выступило разрастание теневой экономики, ориентирующейся на потребительский спрос и работающей по рыночным принципам. Кроме того, в результате индустриализации возрастала роль денег как одного из главных социальных ресурсов. Это проявлялось на всех уровнях общественных отношений, с особой четкостью заявляя о себе в «верхах» (факт продажи административных постов)25. С другой стороны, усложняющиеся социально-экономические связи обозначили тенденции к групповой дифференциации по интересам (Т.И.Заславская)26.
Таким образом, объективно эволюция советского социума готовила почву для формальной институционализации рыночных отношений. Подобные преобразования в результате стимулировали распространение классового стратификационного типа, и не случайно их главным субъектом выступили представители партийной элиты. Фактически к концу советского периода партийная номенклатура приобрела все черты правящего класса. Институционализация рынка не только решала системные проблемы через интеграцию в мировое экономическое пространство, но и окончательно утверждала структуру вертикальных отношений, где названный класс имел самые выгодные позиции, кроме того, теперь гораздо более прочные как в экономическом, так и в политико-правовом плане.
В параграфе 4.2.Динамика общественного сознания в советскую эпоху предпринимается попытка анализа тех сторон общественного сознания советских людей, которые были связаны с иерархическими сторонами общественной жизни. Следует учитывать, что специфика общественного сознания весьма отличалась в упомянутые исторические периоды. Так, на этапе становления и утверждения советской системы коммунистическая идея, несомненно, дала конструктивный эффект, чего нельзя сказать о втором из обозначенных этапов.
Предложенный большевиками проект, как известно, выдержал борьбу, в том числе и на духовном фронте, с альтернативными проектами социального переустройства России. Функциональность коммунистической идеологии в 30-40-е годы подтверждают достигнутые за указанный период объективные результаты, где она сыграла роль мощного мобилизующего фактора. В ленинско-сталинскую эпоху следует констатировать доминирование элементов коллективного сознания, выступивших на первый план благодаря коммунистической идеологии и в значительной степени сумевших потеснить индивидуальные предпочтения. Это отразилось в психологическом феномене слияния людей с государством, отмечаемом философом В.С. Барулиным. В социальное мироощущение советских людей «вошло чувство, что новое общество, новое государство – это их общество, их государство, служащее им»27. Причем в определенные моменты подобное явление приобретало действительно массовый, повсеместный характер28.
Однако уже в ходе названного периода появились предпосылки для формирования сознания некоторых социальных групп (номенклатура), обозначающих своего рода иерархическую дистанцию в отношении основной массы населения.
В период стабилизации и кризиса советской системы общественное сознание приобрело иные направления, в том числе и касательно иерархических аспектов. Во второй половине XXв. уже не коллективное сознание в большей степени определяло формы социального поведения, но сознание индивидуальное, основу которого все чаще стал составлять утилитарный интерес. С одной стороны, объективное состояние советской системы уже не требовало максимальной активизации социальных ресурсов, средством чего обычно выступает всплеск коллективного сознания. Революционный романтизм, присущий массовому сознанию первых советских десятилетий, явно пошел на убыль. С другой стороны, логика индустриализации выводила на позиции основного социального ресурса материальные блага, следствием чего стало распространение стандартов потребительской культуры, активно подпитываемой западной пропагандой.
Кроме того, непоследовательность в идеологической политике затронула саму легитимность социалистической идеи. Здесь следует упомянуть публичное развенчание культа личности, за которым не последовало реальных шагов по восстановлению политической картины мира в народном сознании. Кроме того характерная для брежневского периода идеологическая обработка населения проводилась неэффективными методами, дающими обратный результат.
Уже не дающая прежний эффект административная система подвергалась массовым критическим оценкам. По данным Т.И.Заславской, в конце советского периода общественное мнение (в большей степени на неофициальном уровне) поднимает вопрос о привилегиях номенклатуры, тем самым подвергая сомнению существующую иерархическую модель29. Дискредитация политической группы, непосредственно отождествляемой с социалистической идеей, усиливала ее десакрализацию.
В то же время сознание поздней советской элиты - главного субъекта преобразований, положивших конец советскому строю - приобрело окончательно классовый характер. Логично выглядит выбор либерализма в качестве проекта. Выступая с глобальных позиций, тот предписывал отказ от изоляционизма и окончательное вписывание в мировую систему. В результате третье поколение номенклатуры как социальная группа получает главный выигрыш, превратившись в элемент мирового правящего класса, кроме того, приватизация госсобственности делает ее положение неуязвимым в условиях нового правового пространства. Отсюда либеральный космополитизм новой российской элиты выглядит вполне закономерным в качестве ее классовой идеологии.
В Главе V «Современная российская ситуация: идеологическая проблематика в контексте иерархических механизмов» рассматриваются духовные тенденции как отражение объективно институциональных процессов постсоветского российского общества, где в первую очередь привлекает внимание специфика классовой иерархии. Решению подобной задачи предшествует анализ трансформационного процесса в целом, чему посвящен параграф 5.1.Российская трансформация (стратификационные аспекты). Здесь делается попытка выяснить, как постсоветские пре-образования отразились на «правилах игры» социальной жизни, представляющих собой один из источников иерархического распределения.
Общее направление трансформационного процесса определяется в 5.1.1.Сущность трансформаций российского общества. Затянувшийся системный кризис объясняется наличием в социетальных механизмах российского общества двух, во многом оппонирующих друг другу тенденций. С одной стороны, процессы российского общества детерми-нированы запросами мировой системы, иерархический облик которой принял уже более или менее законченный вид. Геоэкономический статус России навязывает определенные правила в проведении как внешней, так и внутренней экономической политики. Противоположная тенденция исходит уже из собственно потребностей России как отдельно взятой общественной системы, а точнее говоря, на основании конкретных «национальных интересов». Это есть своего рода реакция общественного организма на сохранение собственной целостности и этнокультурной идентичности.
Современная российская ситуация демонстрирует очевидное превосходство первой тенденции над второй. Это обстоятельство предопределяет спектр общественной проблематики, отражающийся и на стратификационном срезе. Обстоятельное рассмотрение параметров социального расслоения содержится в следующей части параграфа (5.1.2. Трансформационная структура российского общества).
В рамках трансформационной структуры отражается «расстановка сил, заинтересованных и борющихся за разные траектории общественного развития»30. С точки зрения деятельностно-активистского подхода, решающим фактором здесь выступает «ресурс конкурентоспособности»31.
Реформаторский потенциал заключается, в основном, в установках и деятельности российских элит. Данные круги обладают наибольшими возможностями для целенаправленного воздействия на общественную динамику - разрабатывают новые правила игры, облекают их в правовую форму, организуют и контролируют их выполнение, при этом придавая доминирующее значение собственным корпоративным и частным интересам32. Этому способствует то обстоятельство, что типичным для отечественной действительности является господствующее положение политического ресурса над экономическим. Кроме того, большей централизации управленческих функций требует и специфика внутренней трансформации, где преобладают ориентиры на интересы глобальной экономической системы, зачастую в ущерб национальным.
Деятельность среднеобеспеченных слоев представляет, в основном, социально-инновационный потенциал общества, в целом содействуя закреплению правил игры, установленных элитой. Состав названных слоев во многом определяется запросами общественной системы и не без участия лидирующих групп. Если в первые постперестроечные годы источником пополнения среднего класса были «челноки», решавшие материальные потребности российского социума в условиях экономической деградации и деструктуризации, то в дальнейшем формированию среднего класса способствовал рост потребительского стандарта преуспевающих слоев. Здесь стимул к расширению получила сфера услуг, пользоваться которой имели возможность только обладатели высоких доходов. Актуализация управленческих функций приводит к высокому социальному статусу «белых воротничков». Кроме того, рост значения институтов, ответственных за формирование общественного мнения, или «медиатизация политики»33 проявляется в обрастании политических структур высокооплачиваемыми профессионалами в области PR. При этом Т.И. Заславской отмечается, что из культурного потенциала в постсоветском обществе затребуется лишь та его часть, которую можно использовать «здесь и сейчас». Из этого следует сравнительно высокий спрос на квалифицированных и опытных инженеров, врачей и учителей при растущей невостребованности ученых, работников культуры и искусства, разного рода гуманитариев34.
Что касается проигравших в ходе рыночных реформ групп, то это самый массовый слой российского общества, включающий рабочих, крестьян, служащих, а также довольно значительной по количественному составу категории «новые бедные». Их отличие от традиционных бедных заключается в наличии интеллектуального капитала, а также тем, что в недавнем прошлом это были представители среднего класса. Нисходящая мобильность здесь обусловлена гигантскими дифференциациями в оплате труда различных отраслей, вызванная новым статусом России в глобальной экономической системе. В отношении низших слоев следует говорить об адаптационном потенциале, однако и эти, обладающие очень незначительным «ресурсом конкурентоспособности» группы, вносят свой вклад в специфику российской трансформации. Тяжелое социальное положение подталкивает их представителей к многостороннему изменению социальных практик, что зачастую выводит последние за пределы официально принятых норм. В условиях противоречивости вновь образованной институциональной системы подобное явление приобрело массовый характер, что отражается на масштабах теневизации.
В завершающей части данного параграфа (5.1.3.Тенденции классового расслоения российского общества) предложен анализ процессов расслоения российского общества с позиции классового подхода. В социальном расслоении российского общества в соответствии с природой рыночных реформ стала явственно преобладать имущественная сторона. В ходе развития потребительского рынка снижается доля натуральных доходов, а потребность в деньгах заметно возрастает. Однако специфика процессов классообразования в России происходит по принципам, типичным для обществ третьего мира – объектов глобализации, где общим явлением выступает социальная поляризация.
Исходя из российских условий, можно предположить существование правящего класса, на формирование которого оказал существенное влияние советский период, когда черты правящего класса стали проявляться в полной мере, а также властный ресурс, необходимый для проведения преобразований, фактически идущих вразрез с национальными интересами. Верхние слои обладают уже сложившимися признаками класса, сосредоточив в своих руках политические и экономические ресурсы, а также обладая консолидацией интересов, главной предпосылкой классового сознания.
Что касается среднего класса, то эта группа носит во многом условный характер, выделяясь только по имущественному признаку и не являясь консолидированной в плане группового сознания. Наконец, обращая внимание на российский рабочий класс, следует отрицать наличие консолидирующих механизмов. Здесь расширяется практика решения проблем в расчете «только на себя», чему способствует отсутствие идеологии рабочего класса, а также актуальных в рабочем сознании стратегических целей, предполагающих совместные усилия по их достижению35.
Тем самым следует признать, что классовая структура в России находится в стадии становления. Социальные группы, обладающие сходными социально-экономическими параметрами и характеристиками, имеют место, однако пока невозможно констатировать наличие «классового сознания». В силу этого российские классы остаются «классами в себе», не способными к реализации своего потенциала гражданской активности (Кивинен). Применительно к России солидаризирующие тенденции могут отмечаться пока лишь в отношении лидирующих групп – крупных собственников и управленцев36.
Параграф 5.2. Российская духовная традиция как фактор иерархических тенденций рассматривает характер проявления в современной ситуации традиционных устоев российской культуры на предмет стимулирования иерархических механизмов. Здесь уместными представляются следующие моменты.
1) Имеют место в отечественной духовной среде зачастую противо-речивые комплексы, состоящие из комбинаций традиционных и либеральных элементов. Эклектичность социокультурной среды плюс отсутствие четкой национальной концепции во многом обусловливают то обстоятельство, что содержание названных комплексов определяется социальными интересами иерархических групп.
2) Несмотря на постепенную эволюцию общественного сознания к либеральным ценностям, на что указывают данные социологических исследований37, следует отметить, что названный процесс является следствием как объективных изменений институциональной среды, так и определенных усилий со стороны субъектов распространения информации. В то же время традиционные ценности, мало востребованные современной общественной реальностью, могут резко актуализироваться в случае более масштабного общественного катаклизма. В этом случае представляется возможным выход на доминирующие духовные позиции именно традиционных мировоззренческих устоев (сродни дюркгеймовскому коллективному сознанию), роль которых возрастет и в плане формирования иерархического порядка.
В параграфе 5.3.Внешние духовные источники российских иерархических процессов анализируется воздействие медиа-структур на механизмы социального расслоения. Расширение международного культурно-информационного пространства является жизненно важным условием глобализирующегося мира. В работе большинства информационных источников в России обращают на себя внимание следующие задачи.
Во-первых, демонизация советского периода и формирование критического настроя к русской истории в целом. Причем это осуществляется с позиции западной интерпретации свободы и демократии.
Во-вторых, осуществляется последовательная коммерциализация общественного сознания, подкрепляемая объективными фактами социальной действительности. По мнению экспертов, «основной концепцией воздействия на широкие массы граждан стало убеждение, что все, включая общественное мнение, можно купить, и дело только в цене»38.
В-третьих, внедрение социал-дарвинистских установок, основой которых выступает борьба за существование как необходимый закон общества. В результате - уничтожаются неспособные, а «естественный отбор» выявляет наиболее приспособленных. Такого рода посылки фактически в явной форме проявляются в ходе трансляций игровых теле-шоу («Слабое звено», «Последний герой» и др.). «Во многих программах прослеживается идея, что для обладания материальным выигрышем – т.е. деньгами, хороши будут любые средства. Таким образом, программы ориентируют зрителя на определенный вариант жизни, стиль и способ выживания»39.
Завершающий главу параграф 5.4. Перспективы новой национальной идеологии с позиции стратификационных процессов российского общества посвящен определению возможных предпосылок национальной идеологии, место которой все еще остается вакантным на протяжении почти двух десятилетий. В первой части 5.4.1. Проектирование национальных задач: теоретическая и практическая проблематика подвергаются критическому анализу три идейных проекта, разработанных современными российскими мыслителями. Их выбор для исследования объясняется тем, что с одной стороны они представляют собой концептуально непротиворечивые доктрины, прежде всего отталкивающиеся от российских национальных интересов. С другой стороны, эти проекты (во всяком случае, два первых) являются идейно-политическими альтернативами, заявляющими о себе фактически на всем протяжении индустриальной эпохи.
Социалистический вариант проекта (С.Г.Кара-Мурза) делает главную ставку на коллективистские структуры, истоки которых коренятся в национальной традиции40. Отсюда следует требование не только максимально реанимировать советские институты, но и модернизировать их в соответствии с новыми социально-историческими условиями. Необходимо создать предпосылки для запуска механизма формирования управленческих структур «снизу». Как показывает история, именно таким путем образованные органы (исполкомы, советы) демонстрировали наибольшую эффективность и функциональность.
Консервативный проект обустройства российского общества (А.Н.Кольев, В.Махнач и др.) объявляет целью переход к новой Империи. Программу перехода должна представлять новая идеология, воплощающая «смысловой строй, закрепленный в русской философии и литературе, русском мифе, русской духовно-нравственной традиции»41. Отсюда следует опора на ценности Православия, а также поддержка самодержавной формы государственного правления, где находит отражение русский национальный архетип. В плане формирования правящих элитных групп предполагается использование механизмов цензовой демократии, что не позволит представителям правящей элиты замыкаться в секту или касту, но четко осознавая общественный интерес, подчинять ему свои действия. Кроме того, ведущий слой должен являться носителем национального, а не космополитического характера.
Третий вариант проекта – модернизационный (М.Делягин). Здесь главная заявляемая цель - обеспечение конкурентоспособности России на международной арене, чего нельзя достичь без успешной модернизации. Ее залогом должна стать так называемая идеология устойчивого развития, базой которой выступят традиционные ценности, определяющие отечественную цивилизационную специфику. Эти ценности характеризуются как социальная справедливость, предполагающая обеспечить социально-экономическую стабильность за счет поднятия уровня жизни мало- и среднеобеспеченых слоев населения; социальная ответственность, предполагающая осознание своего долга перед обществом каждого россиянина, с позиции занимаемого им функционального статуса; патриотизм, проявляющийся в стремлении «возвращения своего» – рынков и ресурсов, необходимых для успешного и устойчивого развития российского общества»42.
Определяя перспективы рассмотренных выше проектов, следует отметить, что российская общественная система, втянутая в глобализационные процессы, испытывает мощное влияние либеральной доктрины. Ей пока значительно уступает противоположная тенденция, запускающая механизмы восстановления экономической, культурной и политической идентичности и теоретическим выражением которой выступают обозначенные проекты. Их практическому воплощению мешает узость социальной базы, что можно объяснить следующими обстоятельствами.
1) В силу объективно меняющихся жизненных условий происходит распространение либерально-рыночных стандартов социального поведения. В связи с этим субъективные аспекты социального статуса, отражающиеся в массовом сознании, имеют явную экономическую направленность, что противоречит заложенным в приведенных проектах принципам.
2) Обладая различным, а порою противоположным идеологическим фундаментом (особенно это касается социалистического и консервативного подхода), эти подходы фактически не решают проблемы объединения антилиберальных сил, тогда как последнее представляется единственной возможностью что-то серьезно противопоставить мощи глобализационных процессов. Раскол антилиберальных сил – фактор незыблемости глобализационных изменений, а в связи с этим и позиций вновь образованного российского правящего класса, внутренняя политика которого направлена на дробление оппозиционного политического спектра.
В следующей части параграфа (5.4.2. «Иерархическое сознание» современных россиян как элемент идейной консолидации) содержится попытка определения перспектив новой национальной доктрины через рассмотрение механизмов взаимодействия общества и личности, имеющих место в современном российском обществе. При этом учитывались как объективно заданные структуры, так и их субъективные восприятия через идейные схемы. Фактически здесь была использована в эмпирическом ключе категория «иерархическое сознание», теоретическая разработка которой имела место в Главе II. Обращение к иерархическим аспектам общественного мнения даст возможность выявить следующие актуальные моменты.
Во-первых, оценочные представления о существующем иерархическом порядке, претерпевшем в постсоветский период серьезные изменения.
Во-вторых, содержание иерархических стремлений представителей различных общественных групп, которые уместно рассматривать в качестве движущих сил социальных процессов.
В-третьих, перспективы новой национальной идеологии, где проблема иерархического порядка выступает одним из стержневых моментов.
В свете поставленной проблематики были выделены следующие элементы иерархического сознания, отраженные в структуре анкеты:
1)индивидуально-личностные стремления, то есть имеющиеся внутренние предпосылки к иерархическим процессам;
2)представления (знания, оценки) об имеющих место иерархических явлениях, другими словами, здесь выражена степень интернализации иерархических аспектов социальной реальности;
3)приверженность определенной оценочной позиции в отношении социальной иерархии, концептуально выраженной в конкретной идеологической доктрине. Здесь респонденту предлагалось определить, положения какой из четырех доктрин (либеральной, консервативной, социалистической и анархистской) он склонен разделять.
Цель исследования - определить степень значимости факторов иерархического сознания - заставила дифференцировать опрошенных респондентов по двум критериям.
Во-первых, социально-экономический признак, разделяющий молодежь на имущественных основаниях. Во-вторых, социокультурный критерий, в связи с чем среди опрошенных была выделена группа коренных жителей Краснодара и тех, кто приехал учиться из провинции. Первые – более урбанизированы в социокультурном отношении, тогда как вторые находятся под большим влиянием традиционной культуры, присущей аграрному социуму.
Полученные данные дали основание для следующих заключений.
1) Наличие иерархического сознания как внутреннего импульса социального поведения. Его источниками выступают как объективные социальные условия (институциональная среда), так и культурно-духовная среда, состоящая из многообразных и зачастую противоречивых факторов (прозападные СМИ и традиционные ценности, например Православие).
2) Констатируется довольно высокий уровень эклектичности сознания молодежи, что объясняется наличием двух противоположных тенденций. Первая заключается в усиливающейся либерализации ряда мировоззренческих элементов, что происходит в большей степени под влиянием объективных социальных изменений и окончательного утверждения рыночных «правил игры» (представляется, что фактор информационной обработки играет здесь не главную, но дополняющую роль), основанных на отношениях обмена. Вторая тенденция видится в факте влияния фундаментальных традиционных ценностей, что выражается как сильными позициями нравственных элементов в определенных нами рамках иерархического сознания, а также идеями равенства, значимость которых высока.
3) Полученные результаты подтверждают наличие обоих введенных в исследование факторов – социально-экономического и социокультурного – в качестве детерминант иерархического сознания. Их влияние в обобщенном виде дифференцируется по группам следующим образом:
а) урбанизированная молодежь из относительно обеспеченных семей проявляет наиболее либерализированные характеристики. Здесь следует предположить, с одной стороны, влияние имущественного достатка, с другой - городской среды, где интенсифицированы обменные отношения и четко проступает потребительский стандарт;
б) молодежь – выходцы из сельского социума, более или менее экономически благополучные – демонстрирует большую склонность к традиционному мировоззрению (твердых сторонников «равенства» здесь почти в три раза больше, чем твердых либералов – 26% против 9%). Закономерным выглядит более сильная степень отождествления сельской молодежи с национальными интересами. Представляется неслучайным то обстоятельство, что именно среди данной группы выявлен наибольший процент респондентов, продемонстрировавших наиболее последовательные убеждения (44%);
в) молодежь – представители аутсайдерской группы - демонстрирует наибольшую степень враждебности либерализму и приверженность идеям социальной справедливости, понимаемой как социальное равенство (твердых сторонников «равенства» здесь в семь раз больше, нежели «либералов» – 28% против 4%). В то же время применительно к данной группе следует отметить размывание некоторых нравственных постулатов, что перекликается с данными других отечественных исследователей, указывающих на нравственную маргинализацию в данных слоях43.
Среди названной группы наименьшее количество респондентов, проявивших последовательную и твердую позицию по идеологическим вопросам (34%), что представляется закономерным, так как именно эта группа демонстрирует тенденции духовного раскола.
В отношении иерархического сознания уместно предположить следующий прогноз. Несмотря на то, что в мировоззренческом пространстве либеральные ценности в целом не доминируют (это показывают полученные данные), дальнейшее усиление обменных отношений (как формальной, так и неформальной сферы) будет приводить к «разъеданию» традиционных ценностей и усилению либерализации иерархических установок. Тем самым либеральная доктрина будет усиливать свои позиции в российском общественном сознании хотя бы в отношении рациональных элементов (с чувственно-эмоциональных позиций либерализм будет, скорее всего, отторгаться). В данной ситуации это будет служить больше деструктивным фактором общественных отношений. Либерализм и как идеология, и как проект будет закреплять положение России на периферии мировой капиталистической системы.
Благоприятствующие формированию объединяющей национальной доктрины условия могли бы возникнуть при двух возможных вариантах. Первый вариант касается принципиальной смены политического курса российского руководства. При этом изменения должны коснуться как внутренней, так и внешней политики – большая «закрытость» российской общественной системы с ориентиром на национальные интересы, а не на потребности мировой системы. Существенные шаги должны предприниматься в культурной и социальной сферах. Второй вариант связан с возникновением острого общественного кризиса, для ликвидации которого потребуется максимальная консолидация всех общественных ресурсов. В качестве мобилизационного фактора может выступить важнейший элемент национальной традиции – коллективное сознание, которое воплотится в определенном идейном и проектном содержании.
В