Дремучая страна Забайкалье. Райский уголок каторжанина, где пугачевщина варит кулеш
| Вид материала | Документы |
- Майский райский уголок – Грузия ждет Вас!!!, 73.03kb.
- Составитель: С. Д. Кулеш, 159.68kb.
- Горнолыжные курорты Грузии!, 126.29kb.
- Каталог экскурсионных туров с посещением горнолыжных курортов Грузии, 394.45kb.
- Маршрут: Батуми-Бахмаро-Кутаиси-Махачельское ущелье Чакви («Плачущая гора»), 219.9kb.
- Расселение животных, 1085.64kb.
- 2. Факторы, определяющие распространение животных, 1063.2kb.
- Сном уголке между центральной набережной Алушты и курортной зоной «Профессорский уголок», 71.64kb.
- Публичный доклад муниципального дошкольного образовательного учреждения «Детский сад, 84.72kb.
- Наши истоки, 47.94kb.
А свежий туман по комнате дым расстилает. Знать, завтрашний день будет лучше, чем он был вчера, а в сердце-больнице тяжелый больной умирает, и не доживет он с Сережкой уже до утра.
Пророчества лживы, мы памятью живы. А память излечит больные места.
Души переливы и слезы, что сливы, ее не убьют, если память чиста.
Любимые руки любимого примут. В сентябрьскую слякоть на сердце весна.
По запаху дыма Сережкину «приму» на шумном вокзале отыщет она.
Такое бывает, такое бывает... Пусть капли надеждинок примет душа.
Кого рядом нету, тот вдруг оживает и будет с Сережкой туманом дышать.
И выпьет с Сережкой горячего чаю, коснется щекою небритой щеки
И скажет: «Серега, я часто скучаю по старой палатке у быстрой реки».
И станет Сережке тревожно и сладко. Вздохнут облегченно седые врачи.
Душа у Сережки — большая палатка, и сердце, что струны, его забренчит.
Сквозь бесшумное мерцание белого огня проскальзывали живые шорохи тайги. Сползаясь отовсюду. А ночь, как огромная черная бабочка, летела на жидкое стеклянное свечение дрожащего тепла. Одергивая рваной тенью опаленное крыло. И опускаясь с высоты все ниже, чтобы накрыть слепой пустотой живого шевелящегося детеныша ночного солнца. Выжимая из воспаленных угольев костра красные тельца маленького демона огня.
И добрая прозрачная травинка под рукой устрашающе раскачивалась серой змейкой.
Духи ночи не пугали Сережу. Спокойное сердце слушало шепот ворочавшейся тишины, в которую превратилась тайга. Ухо охотника различало силуэты крошечных лесных шагов, высовывающихся украдкой и носившихся по лесу. И душа его слышала надломившуюся хныкающую иголочку, разбуженную нечаянной искрой. И приглушенный язык древнего кедра, ласково успокаивающий зеленую капельку жизни дремучей доброй сказкой из своей долгой жизни.
Застывшая улыбка глаз растекалась по бронзовому лицу. К белому шраму на суровой шкуре щеки присосалась красная тень костра. Язык вырвавшегося пламени облизал ее светом.
- Что за история изуродовала твою скулу? — я уклонился от огня, вытягивая из молчания своего лесного брата.
- Выло как-то — выдавил он из себя губами. Снова окунув ледяное зрение в огонь, где плавился прозрачный мираж воспоминаний.
Я не стал тревожить подраненную память. Перевернувшись на спину, выпустил глаза в открытую пустоту.
И они потерялись в густом черном воздухе, принимая медленный сон.
- Это было почти десять-лет назад, — услышал я голос таежного пилигрима. — Лицо мне прострелил товарищ. Можно сказать родной друг. Случайно-преднамеренно. Как все, что мы получаем от близких. — Он замолчал.
Я не мешал ему вспоминать ясность прошлого. Любая история в двух словах. Перешагнул, как ручей. А за ней — океан для того, кто его переплыл.
Он подбросил в костер ненужную ветку. Сжимая пальцами сердце.
- С этим суровым и ласковым парнем мы сдружились в диспансере для алкоголиков, заочная школа трезвости. Где преподают культурные правила обезьяньего поведения в гостях, умеренно дрессируя. Отличившихся в работе честно поощряют любимым лакомством. Словом, все, как положено в природе. Хотя я считаю, проще добиться чего не хочешь — один на один с собой. Вот чего хочет душа — никто не даст. Изливали мы там поначалу друг другу свои нетрезвые души, когда закусывали рукавом. А как вылили полностью, то и пить перестали. И выплыла цель, как мираж из-за горизонта. У каждого своя и единая — общая.
И повела она, как дичь, звериным неведомым маршрутом в час охотника, когда молодое ветвистое солнце закаляется в чистом небе волей.
Мы собирали в горах целебное лекарство — мумие. Горы отпускают его по капле тому, кто нуждается. По рецептам нехоженых дорог. И хилый организм просит у них помощи.
Все происходит постепенно. И даже внезапную смерть тайно готовит случай.
Лекарство необходимо было больному племяннику. У него был рак крови. Своих детей у меня нет.
Уродливость жизни ты замечаешь в больных детях. Когда она снимает с себя блеск везучего милосердия, ты видишь ту старуху, которая придет за тобой. Все мы делали, как надо. И приятель себя не щадил. А ребенок медленно умирал.
На том свете денег не берут. Там бесплатное лечение от всех болезней. Хотя уходил он туда безболезненно, спокойно вытекала глазами душа. Пока не осталось там ни одной капли.
С приятелем мы снова встретились в том же месте. Так же дружно повторили процедуру строгого санаторного режима. А по выходу, пошли по его горной тропе. Искать мираж его погибшей невесты. Так он этого хотел.
Это было в горах Северного Тянь-Шаня. В ущелье Мертвой женщины. Там мы и нашли ее.
- Не может быть. Скалолазка Стелла — как пик Адыгенэ из легенды? ! Он таки нашел глаза- черешни. Я повернулся к нему.
Ночь отхлынула от костра. Чтобы возвратиться с белым духом тумана. И связать глаза, как пленникам.
Сережа успокоил клубящиеся сумерки глубокой тишиной молчания.
Уже было заметно, как проявляются из прозрачного серого воздуха земли обрывки знакомых очертаний безобидной чащи. И глаз уже трогал корявые детские ветви напыженного кустарника, куда нырнул комаром, спрятавшись под лист, ночной страх. Сочинять пищащую грозную народную музыку ночного леса.
Стриженый еж совсем рядом протопал солдатскими ботинками. Будоража шуршащую возню травы. Лес еще спал.
- А как же Аркадий отыскал ее?
- Фима вложил это ему в башку. Так было.
- Да...
- Кратчайшее расстояние через долгие годы от лагеря мы преодолели в несколько суток. Шли медленно. Он знал, что найдет. И знал, что не вернется.
Беззубая душа пела глазами не ликующую песню страдания, а отдавала свою уставшую музыку продолжающемуся сиянию жизни. Это была, должно быть, последняя симфония скрипача души. И горы прекратили органную мессу медленно стекающую в песчинки. И одинокий эдельвейс преклонил хрупкую гордость. Остановил флейту горного воздуха ветер....
- Так было — повторил Сережа.
Заснул скрипач. И умер зап. И скрипки замолчали. ... И барабан. Смычку. Сказал. Нарушив звон печали: — Играй... Играй... Играй, друзья, последний марш — сонату. Печально старенький рояль честь отдавал солдату.
Играли скрипки «Белый сон». Звенели флейты строго. Рыдал навзрыд аккордеон. Шел клавесин не в ногу... Но спал скрипач, не слышал он той музыки печальной. Молчал в углу аккордеон, и скрипки все молчали. И только ветер на полу листал его тетради. И лишь рояль хромой в углу стоял, как на параде.
Из глубины воспоминания вырастали медленно, поднимались светящимися вершинами башни синих хребтов. Сдвигая траурно-холодные льды. Где плавало свободное отражение солнце. Разглядывая сквозь хрустальный аквариум вечную пленницу неба — живую душу. Как маленькую серебряную рыбку, пугливую, готовую затаиться. И свободную — с крыльями ангела-спасителя.
Все было так, как говорил Сережа. Видение горного ущелья под крышей неба. И снежная расщелина, замурованная колючей стеклянной взвесью. Тоннель изо льда в каменном желудке скалы. Где ослепшей пещерной ночи выкололи глаза звезды, и она заблудилась навсегда.
Узкий коридор, который прощупывает скользкая спина. Полступени в сторону над пропастью. Куда ушло когда-то подземное царство, погрузившись в бездну. Все это видел я. Прозрачное сияние живого, существующего луча выводило глаза на свет божий.
... И ослепительная горная долина раскинулась внизу земли. Мерцая теплым талым снегом. Сюда приводили горные духи мертвого ущелья и бросали тех, кто пробирался к их тайне. Узкая тропа была заморожена вечным льдом. Застывшее в белой глыбе голубое сияние сотни лет вытекало по холодному скользящему лучу ледяным струящимся светом.
Осколок ледника защемили горные выступы. Он медленно выедал скалу, кроша ее на хрустящих зубах. Питаясь живой водой неба. Навсегда преградив путь в долину.
Здесь, у надгробия ледяной скалы, душа мытаря наконец встретилась с телом своей горной женщины. И Аркадий увидел скалолазку.
Мне не довелось, подобно печальному Орфею, опускаться в застывший загробный мир холодных отражений. Где покоится ледяная музыка жизни. Чтобы оживить мертвое эхо Эвридики, вытягивая из сердца серебряные нервы. Но это было нечто подобное. Встретились на одной тропе, где не разойтись, горная любовь и смерть.
И Андрей увидел спящую царевну души. Замороженную красоту в ледовитом сердце горного айсберга.
Бывает так, когда душа остыла, бывает так, когда души уж нет.
Молчание, как тайну сохранило — души моей спокойный кабинет.
Укутает земное притяженье, а время мой рассудок искрошит.
И в зеркале кривое отраженье двух глаз, как продырявленной души.
Как плохо мне, и просто мне, и дико. Но песню пой, для всех, Орфей, скажи о том,
Как умирает Эвридика, о том, как одиноко без души...! ! !
И я остался где-то недалеко. Я все прощу и не прощаю ей.
Но «зуб за зуб, а око де за око» — не стало все же правдою моей.
По голубому сиянию спрессованного снега стекало время. А в его глубине оно умерло, сдавленное в безвоздушном пространстве стеклянного льда. Оттаивая и наращивая жидко- ледянистую скорлупу.
И сквозь нее глядело молодое лицо Стеллы. Это не была учительница Стелла Николаевна, а просто повзрослевшая школьница в белом снежном платье.
Аркадий пытался разглядеть ее глаза. Вытягивая зрением из-подо льда. Но они потеряли свой цвет, покрыв белой пленкой зрачки.
... Глаза теряют цвет, когда стекают в лед...
И вся жизнь вылилась, будто и не жил. А нес ее бережно к этой последней встрече. Теперь он был намного старше ее. Урод в шершавой шкуре старика. Одна лишь душа дышала молодыми глазами. Набираясь в полные легкие исцеления зрением.
Мертвая красота и живое уродство. Душа и Тело. Красавица и Чудовище. Могут ли они найти друг друга, хотя всегда рядом? Близость их еще недоступна для смертного. Об этом думает вечность.
Он медленно сходил с ума от своего холодного счастья. Разглядывал в зеркале льда внутреннее отражение, как пещерный человек, повстречавший богиню. А она остекленела, увидев каменного потомка.
Горный бог заморозил ледяную легенду любви. Но она не вымерла. Продолжается ее ледниковый период. И живет он, оттаивая и набирая силы и чистоты в горных ручьях неба. Придет время и солнце растопит тайну.
- Аркадий так и остался там?
- Да. Только это был уже не Аркаша, а снежный демон. Я пытался увести его силой, но он выстрелил в меня. Ему было уже все равно, в кого стрелять. И сам он был уже мертвец. Выпила его скалолазка шальной ледяной любовью.
- Не нам судить.
- Оно и так, и не так.
Утро уже дымило легким рассветом.
Он углубился в молчание. И глаза сплюнули навернувшуюся прозрачную печаль. Сердце снова закрыло за собой железную грудную клетку. Где медленно вымирал его духовный сплав пещерного медведя с лепестком горного эдельвейса. Роса гасила тлеющий костер, подкатываясь к нему тысячами свежих, спелых росинок- бусинок, которых наплодили земля и небо за ночь.
День начинался новой звонкой песней леса. То, о чем ему нашептала в лунной колыбели тайга.
На влажный лист гордо выбрался муравей. Важно справил свое дело с высоты. Потрусил усиками. Подумал. И поспешил обратно. Нырнуть на секундочку в теплую постель к августейшей хозяюшке муравейника. Сухожилистые члены любовью побаловать. Но опоздал. Его уже поперла оттуда братва, обхаживая царицу.
Обиженный фаворит ухватил падшую гусеницу, и поволок под травинку, где солнечный луч позировал росе.
Разбежалась жизнь по тропинкам и чащам. Снова продолжалась дремучая дорога. Со снующей глупой суетой. Хищным рысканьем и коварством с дерева. Утомляющей погоней. Стремительным взлетом и парением над холодными лесными озерами.
И падением — последней точкой прожитого мгновения. После которого поднимаются в облака те, кто с крыльями.
Куда движемся мы столетиями под брендом Христа? За горизонт разве... Так его покинула крылатая раса ангелов. Давно. В ледниковый период Земли.
………………………………………………………………………………….
Тогда помянем достойно ушедших и примем за светлое будущее.
-Да.
..........................................................................................................................