Geum.ru

Книга Мертвых

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   25

18




Но все пошло не так, как хотелось главному визирю. Человек, потерявший память, не желал становиться номархом. Он был уверен, что его обманом завлекли в мир живых.

– Я ничего не помню, – жалобно стонал он, – но это еще не все. Вещи вокруг меня ничем не пахнут, а пища и вино безвкусны. Когда я кладу ладонь на какой либо предмет, я едва чувствую его контуры. Тело мое словно оцепенело. Это доказывает, что я мертв. Вы вытащили меня из спокойного загробного мира, что то сделали с моим телом, и боги наказывают меня за бегство с полей Иалу. Я стал неприкаянным покойником… Мне нечего делать среди вас…

В первый же день он захотел, чтобы осмотрели его нагое тело, поскольку был убежден, что он мумия, освободившаяся от своих повязок. Заметив шрамы от ударов ножом на животе и груди, он испустил крик ужаса, посчитав их следами вскрытия бальзамировщиков. Дворцовому врачу стоило немалых трудов уверить его, что это следы бывших покушений на его персону. Старик был недоверчив – черта характера, сближавшая его с Анахотепом.

Несмотря на все убеждения, он упрямо продолжал считать себя мумией, вынутой из саркофага. Он стучал по своему истощенному телу изуродованными подагрой пальцами и бормотал:

– Я полый, я это чувствую. Я пустой. У меня больше нет ничего внутри. Из меня все изъяли: мозг, внутренности. Потому то я ничего не помню, потому то не чувствую ни голода, ни жажды, ни вкуса, ни запаха. Я мертвец. А у мертвых нет ни воспоминаний, ни чувств. Где мои канопы?note 2 Что вы сделали с моими внутренностями?

Когда он начинал так говорить, по его властном тону в нем сразу можно было признать Анахотепа. Но это еще ничего не доказывало, потому что Томак превосходно подражал голосу своего номарха.

Панахемеб пытался объяснить ему его почетную роль в механизме власти, но старик затыкал себе уши.

– Это все для живых, – вопил он. – Это меня не касается. Ваш мир меня не интересует, я хочу вернуться в поля Иалу. Я вас проклинаю – вас и вашу нечестивую медицину, которая отрывает мертвых от великого перехода и заставляет их возвращаться против их воли!

Его стенания становились невыносимыми. Очень быстро слуги разнесли слух о том, что номарх потерял разум. Старика было чрезвычайно трудно усмирить. Он срывал драпировку со стен и разрывал ее на полосы, которыми неумело обматывал себя. Два раза его ловили, когда он разгуливал по дворцу в этом нелепом наряде и искал свой саркофаг. Он впадал в ярость, осыпал ругательствами и угрозами всех, кто встречался на пути.

«Это точно Анахотеп, – думал Панахемеб. – Его характер не так уж сильно изменился. Его безумие могло бы принять и более тяжелую форму».

Безумный правитель – что может быть хуже для народа? Толпа, которая безропотно сносит жестокость и своеволие, не будет долго терпеть правление сумасшедшего. Если все узнают о слабоумии номарха, не миновать бунта.

Приступы неистовства у номарха сменялись подавленностью. Случайно подслушав болтовню слуг, старик узнал о былых «подвигах» Анахотепа и проникся к себе безграничным отвращением.

Панахемеб, желая вывести его из депрессии, решил рассказать ему о шутке, изобретенной номархом, и попытался убедить его в том, что на самом деле он Томак, двойник Анахотепа, и ему, следовательно, не в чем себя упрекать. Подобная новость, казалось, немного приободрила старика.

– Значит, я крестьянин, – повторил он, задумчиво покачивая головой, словно старый ребенок. – Я никогда не вмешивался в дела государства… Я всего лишь невинное существо, любитель рыбы… И я не отвечаю за жестокость номарха…

– Конечно… конечно… – успокаивал его главный визирь. – Тебя лишь показывали народу во время религиозных церемоний. Ты никогда не принимал политических решений.

– Это очень хорошо, – бормотал старик. – Значит, сердце мое не развращено. Это так, ты прав, я не Анахотеп, я Томак… Я это чувствую. Да, да, все верно. Томак – так меня зовут. Хорошо бы все меня так звали.

Панахемеб облегченно вздохнул, но увы, передышка была недолгой, так как вскоре старик потребовал, чтобы его вывезли из дворца, в котором ему не место, поскольку решил вести скромную жизнь на берегу Нила, как пристало человеку, которым он в действительности был. Визирь срочно приказал построить хижину в садах резиденции рядом с водоемом, куда запустили живых рыб. Старик обосновался в этом убежище, носил только набедренную повязку и силился подцепить рыбу гарпуном, который с трудом поднимал.

Панахемеб начал отчаиваться, не имея возможности показать номарха народу. Показать людям этого сумасшедшего старика значило бы подтолкнуть их к какой нибудь выходке, вроде требования публичного наказания Анахотепа.

Приходили к нему и мысли об убийстве старика. Ему грезилось, как ночью, подкравшись на цыпочках к рыбацкой хижине, он хватает его и топит в пруду. Но он не осмеливался осуществить это желание. Внутренний голос нашептывал ему, что это очередная хитрость Анахотепа, который хочет убедиться в верности своего окружения… В последнем акте комедии номарх сбросит маску слабоумия и вынесет безжалостный приговор. Все может быть, поэтому лучше соблюдать осторожность.

«Он хочет заставить меня поверить в то, что он Томак, тогда как на самом деле он Анахотеп, – говорил себе Панахемеб. – Он хочет посмотреть, как я воспользуюсь ситуацией. Все это может оказаться ловушкой. Он играет в сумасшедшего, а его замаскированные убийцы прячутся в кустах. Он ждет, когда я допущу оплошность… но он этого не дождется».

Однажды утром обнаружилось, что старик пропал. Тщетно искали его в пределах дворца. Не нашлось никаких следов. Судя по всему, он сбежал, не взяв с собой ничего, кроме мелких рыболовных принадлежностей. Переодевшись феллахом, он вечером покинул свою резиденцию, смешавшись с возвращавшимися домой садовниками. Стражи не обратили внимания на старика с палкой, одетого в лохмотья.

– Надо организовать поиски, – решительно заявил верховный жрец Амона. – Нельзя позволить ему бродить по городу, как простому нищему.

Панахемеб пожал плечами.

– Для нас он потерян, – спокойно сказал он. – Он отказывается иметь с нами дело. Он компрометирует нас.

Раз он посчитал себя мертвым, мы уже не можем на него рассчитывать.

– Кто же он, в конце концов? – понизив голос, спросил Мене Птах. – Ты пришел к какому нибудь выводу?

– Думаю, это Анахотеп, – пробормотал Панахемеб, – но он лишился рассудка. Слишком уж он стал добродетельный. Нужно оставить все как есть. Номарх без драгоценностей, без носилок и свиты – обычный феллах. Никто из народа не видел Анахотепа настолько близко, чтобы признать его в этом старике, одетом в рванье.

– Что же нам теперь делать?

– У нас ведь еще есть труп, не так ли? Так что объявим номарха умершим и устроим похороны. Нельзя тянуть, это может быть опасно. И так уже пошли слухи. Пришло время назначать преемника.

Верховный жрец вытаращил глаза.

– Кого же? – выдохнул он.

– Одного из ублюдков Томака, – ответил Панахемеб. – Тебе известно, что наследование идет от отца к сыну. Сомневаюсь, чтобы Анахотеп оставил какое нибудь потомство, но доказательств у меня нет. Официально сыновья, рожденные женщинами гарема, считаются его детьми. Достаточно выбрать самого старшего и объявить его наследником. А я обеспечу регентство. Народ обожает, когда им правит ребенок.

– Незаконнорожденный… – протянул жрец. – И нет никаких шансов, что в одном из них течет кровь Анахотепа?

– Нет, – отрезал Панахемеб, отводя глаза. – Номарх не любил женщин.

– В таком случае в погребальной камере гробницы мы захороним крестьянина? – спросил верховный жрец Амона. – Тебе известно, что это страшное кощунство? После этого настоящему Анахотепу не будет места в гробнице, принадлежащей ему по праву. Он уйдет в иной мир никем, бедным феллахом… И это он, так долго хлопотавший о своих похоронах, проявивший столько усердия!

– А ты скажи себе, что хоронишь настоящего номарха, – проворчал Панахемеб, раздраженный причитаниями жреца. – В конце концов, доподлинно нам ничего не известно. Ничто не доказывает, что мертвец, находящийся в этот момент в натроновой ванне, не Анахотеп.

– Верно, – нехотя согласился жрец. – Но если мы ошибаемся, придется нам вынести тяжесть проклятия. Мертвый Анахотеп будет преследовать нас своей ненавистью за то, что мы незаконно лишили его гробницы, и месть его будет ужасной.

Главный визирь сжал зубы. Хотел бы он быть реалистом, но, как всякий египтянин, он боялся призраков, а особенно разъяренных мертвецов.

– У нас нет выбора, – не совсем уверенно заключил он. – Сделай все, что нужно. Прикажи объявить о его кончине по всему ному и приступай к совершению ритуала. Вступление на престол наследника заглушит недовольство и даст нам передышку, особенно если номархом станет очаровательный мальчик.

– Сделаю все так, как пожелаешь, – сказал Мене Птах, удаляясь. – Надеюсь, ты не превратишь нас в богохульников.

Панахемеб с облегчением посмотрел вслед жрецу. Религиозные фанатики всегда действовали ему на нервы. Вдруг он подумал о сокровищах, которые отправятся в последнее жилище покойного. Как жалко замуровывать такие богатства в чреве гробницы! Однако жрецы внимательно следили за тем, чтобы не пропало ни одного золотого кольца или перстня с сердоликом, – это было их обязанностью. Стало быть, и думать нечего погреть на этом руки.