Динамика культурных моделей в глобализирующемся мире

Вид материала

Диссертация

Содержание Теоретическая и практическая значимость Апробация полученных результатов Структура диссертации Первая глава Проблемы и перспективы моделирования культурного пространства» Глобальная метакультура и «новый национализм» как формы монокультурной модели» Мультикультурная модель как теоретический конструкт» Трансформация мультикультурных моделей в странах Запада и Востока» Разнообразие мультикультурных моделей на Западе» Концепт канадского мультикультурализма 2.3 «Кризис современных мультикультурных моделей» Регион как аспект философского анализа» Региональные модели российского пространства».

Подобный материал:

• Восточнославянская цивилизация в глобализирующемся мире: проблемы и перспективы социодинамики, 393.83kb.
• «Трансформация и функционирование культурных моделей в русской литературе», 496.66kb.
• Американо-кубинские отношения в глобализирующемся мире (2000-2007 гг.), 248.83kb.
• С. алахбаби внешняя политика объединенных арабских эмиратов в глобализирующемся мире, 257.38kb.
• Научно-исследовательская деятельность студентов, 994.16kb.
• Тема: место цивилизационных и национальных общностей в современном глобализирующемся, 88.13kb.
• Тенденции международной миграции в глобализирующемся мире, 241.51kb.
• Емительно меняющемся и глобализирующемся мире, пронизанном масштабными потоками информации,, 48.53kb.
• Пешное развитие в современном глобализирующемся мире связано с целенаправленной политикой, 220.62kb.
• Сборник статей казань 2007 Редакционная коллегия: Кандидат философских наук, доцент, 7060.46kb.

Теоретическая и практическая значимость состоит в том, что выдвигаемые в работе теоретические положения дополняют и развивают теоретико-методологические и практические аспекты исследовательских подходов к анализу социокультурных процессов современного мира.

В диссертации дан анализ комплекса теоретических проблем современной науки, связанных с исследованием культурных моделей социокультурного развития стран и регионов в контексте глобализации.

Проведенное исследование позволяет выявить ведущие культурные модели современного мира и определить динамику перехода от моно- к мультикультурнй модели, что раскрывает потенциалы управления подобного рода системами и может служить концептуальным основанием для междисциплинарного анализа.

В диссертационном исследовании продемонстрирована возможность:

- выявить и структурировать теоретические модели культурного развития, являющиеся взаимодополняющими противоположностями глобализационного процесса;

- определить специфику монокультурной, поликультурной и мультикультурных моделей;

- представить глокализацию как модель локализации глобальных потоков в культурном пространстве;

- исследовать культурные модели в различных региональных, национальных и транснациональных контекстах;

- придать категориальный статус феномену региональной культуры.

Полученные в исследовании знания позволяют:

- определить направления междисциплинарного диалога в современном знании о культуре, в реализации прикладных проектов регионального развития и выявить культурную модель, адекватную требованиям времени;

- разработать и апробировать в педагогической практике образовательные программы и курсы, исследующие культурные модели глобализирующегося мира.

Эвристичность работы заключается в том, что полученные новые знания открывают потенциалы исследования культурных моделей глобального пространства.

Материалы диссертации могут быть использованы при моделировании процессов культурного развития, составлении программ по развитию и поддержанию региональной культуры. Теоретический и фактологический материал диссертации может быть положен в основу учебных курсов, пособий по социальной философии, теории и истории культуры, философии культуры, антропологии, регионалистике, краеведению.

Апробация полученных результатов.

Результаты исследования опубликованы в двух монографиях (17,4 п.л.), а также в 44 статьях, вышедших в различных журналах и сборниках, включая 13 публикаций в журналах, входящих в перечень изданий ВАК Минобрнауки РФ для докторских диссертаций.

Теоретические проблемы, методологические основы и результаты исследования были представлены автором на международных и всероссийских конференциях, семинарах и круглых столах, в том числе:

- III Международной научной конференции «Россия и Восток. Обучающееся общество и социально-устойчивое развитие Каспийского региона» (Астрахань, 2005 г, АГУ.);

- I\/ Российском философском Конгрессе «Философия и будущее цивилизации (Москва, 2005г., МГУ);

- Международной научно-практической конференции «Развитие регионального туризма в городах всемирного культурного наследия: опыт и перспективы (Казань, 2005);

- Всероссийской научно-практической конференции «Самоорганизация социокультурного пространства поволжских регионов: векторы, факторы, механизмы изменения (Ульяновск, 2006 г.);

- Международной научной конференции «Великие реки, мировые цивилизации» (Астрахань, 2006, АГУ);

- Международном симпозиуме «Время культурологии» (Москва, 2007 РИК);

-Первом Российском культурологическом конгрессе.-Санкт-Петербург.-2006

- «Россия и Восток: проблема толерантности в диалоге цивилизаций», 2007-Астрахань);

- Втором Российском культурологическом конгрессе «Культурное многообразие: от прошлого к будущему» ( Санкт – Петербург, 2008).

- II Всероссийской научно-практической конференции «Толерантность в России: история и современность» (Волгоград, 2008).

- Международной научно-практической конференции «Приоритеты и интересы современного общества» (Астрахань, 2010).

- Третьем Российском культурологическом конгрессе с международным участием «Креативность в пространстве традиции и инновации» (Санкт – Петербург, 2010).


Структура диссертации включает введение, четыре главы (одиннадцать параграфов), заключение, список использованной литературы, таблицы.


II Основное содержание работы.


Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, анализируется степень ее разработанности, определяется цель, задачи, объект и предмет исследования, раскрываются методология и методы работы, описываются параметры научной новизны, излагаются положения, выносимые на защиту, определяется теоретическая и практическая значимость работы, дается информация о ее апробации, определяется структура работы.

Первая глава «Типология культурных моделей современного пространства» представляет собой анализ комплекса теоретических проблем современной науки, связанных с поиском и обоснованием новых моделей социокультурного развития стран и регионов в динамическом процессе глобализации. Многофакторность и поливариативность социокультурного развития приводит к необходимости построения вероятностных моделей с целью выявления оптимального для своего времени пути социокультурного развития. В исследовании рассматриваются три ведущих типа моделей: монокультурная, поликультурная и мультикультурная.

В первом параграфе « Проблемы и перспективы моделирования культурного пространства» выявляется специфика моделирования социокультурных процессов, функционирование которых в большинстве случаев определяется множественными, подчас стихийными факторами, что часто приводит к необходимости выбора альтернативного пути развития.

Определение модели как «мысленного образа» (объекта, процесса, явления), повторяющего свойства прототипа, выявляет общую для всех моделей способность отображать действительность. В зависимости от того, какими средствами, при каких условиях, по отношению к каким объектам познания это их общее свойство реализуется, возникает большое разнообразие моделей, а вместе с ним и проблема их классификации. Для данного исследования интерес представляют культурные модели, которые, по мнению А. Крёбера, следует рассматривать как определенные абстракции, позволяющие исследователям видеть все элементы культуры в единстве. Автор рассматривает культурную модель как определенный набор идеалов, установок, культурных норм, посредством которых индивиды объединяются в общество, выбирающее конкретный путь своего развития.

В современной науке существует несколько классификаций культурных моделей и их типологий (Дж.Мердок, М.Вартофский, и др.). В диссертации предлагается авторская типология, включающая монокультурную, поликультурную и мультикультурную модели, основанные на концепции монолинейного и полилинейного развития локальных культур, и проводится классификация моделей по глобальному, национальному и региональному уровням, выявляющая динамику соотношения глобального и локального, Центра и Периферии.

Глобализационный процесс порождает новую конфигурацию в отношениях всемирного, национального и локального, благодаря которой глобальное измерение социальной жизни и ее рефлексия отражаются в индивидуальном опыте, предельно расширяя проект «самости» и формируя в каждом культурном регионе «свой» тип человека. Это приводит к одновременному сосуществованию в одном социокультурном пространстве двух миров: глобальной «деловой культуры» и повседневной традиционной, что настоятельно требует выработки «организующей» модели «целого», учитывающей различия, разнообразие, национальную и региональную специфичность. Однако здесь возникают определенные трудности, одну из которых представляет необходимость дефиниции как самого понятия глобализации, так и явлений, тесно с ней связанных. Многообразие трактовок термина затрудняет взаимопонимание между людьми, создает препятствия на пути осмысления причин глобализации и порождаемых ею глобальных противоречий.

Обострение противоречий между местным и глобальным уровнями приводит к перераспределению роли глобального и локального, в связи с чем появляется термин «глокализация», характеризующий всю совокупность изменений процесса глобализации, вызванных региональной спецификой. Глокализацию можно даже рассматривать в качестве «регионального сценария» глобализации.

Сам термин «глокализация» (R. Robertson, A. Morita) уже демонстрирует двоякий процесс современного социокультурного пространства: глобальные и локальные тенденции, которые взаимодополняют и взаимопроникают друг в друга, хотя в конкретных ситуациях могут даже прийти в столкновение. Глокализация на практике означает формирование единой, но многообразной регионально-континентальной сети, которая требует максимального учета культурных особенностей потребителя. Налицо парадокс – чем сильнее стандартизация, тем более востребованной оказывается всевозможная этническая специфика, которая становится уникальным брендом, узнаваемым в мировом контексте.

Этническое многообразие сегодня становится одним из основных полей пересечения региональных и глобальных интересов. Здесь преодолевается замкнутость национальных, региональных, профессиональных культур и предлагается новый способ бытия – на выходе из своей культуры и на перекрестке с чужими (У. Бек ).

Во втором параграфе « Глобальная метакультура и «новый национализм» как формы монокультурной модели» анализируется специфика самой монокультурной модели, основанной на принципе культурной гомогенизации. В этом русле рассматриваются две основные тенденции общественного развития: более явная культурная унификация по западному образу, в ходе которой социум постепенно отказывается от своих культурных особенностей и впитывает в себя чужеродную для него культуру, то есть поддается влиянию извне, и тенденция к самоидентификации локальных культур, то есть стремление отдельного народа к консолидации в рамках своей культуры, что в конечном итоге приводит к появлению так называемого «нового» национализма.

В первом случае глобализация в конечном итоге должна привести к культурной гомогенности, которая мыслится в трех формах:

1. Привычный и опробованный ранее сценарий доминирования одной культуры, национальной или региональной, над остальными.
   
2. Монополизированное положение массовой культуры.
   
3. «Новый космополитизм»
   

Отсутствие необходимого соответствия между самим процессом глобализации и глобальным осознанием этого процесса как единого целого приводит к декларированию западной модели развития как универсальной и прогрессивной, единственной способной сформировать глобальную культуру. Последняя в современном мире во многом отождествляется с культурой массовой, доминирующее положение которой воспринимается как обезличивание и господство стереотипов. «Новый космополитизм» базируется на принципах радикальной трансформации мира и межкультурного взаимодействия, добавляя идеи толерантности и мультикультурализма (М.Нуссбаум). Данная версия космополитизма отражает динамику перехода от моно- к мультикультурности и теоретически может служить «мостом» между универсалистским и вариативным подходами культурного развития. Можно констатировать невозможность на данном этапе развития выбора исключительно монокультурной модели, ведущей к культурной гомогенности в силу культурного многообразия мира, не сводимого к единому правилу.

Вторая тенденция мирового развития противоречива, стремясь с одной стороны к культурной локализации, таящей опасность неадекватных форм этнокультурного самоутверждения, с другой - претендуя на глобальность. Выделяется два типа «нового» национализма, первый из которых отражает устремления локальных национальных общностей, включенных в структуры многосоставных политических систем, второй - устремления государства к централизованной интеграции и созданию модели «государство-нация». Конфликтных ситуаций ни тот, ни другой вариант избежать не может, и потому национализм меньшинств является большой помехой на пути реализации «включающей» (гражданской) модели и достижения большей толерантности в конкретном обществе.

С либеральной точки зрения, культуры меньшинств не изолированы от мира, напротив, они открыты и плюралистичны. С этой точки зрения космополитическая альтернатива (J. Waldron), как форма монокультурной модели, позволяет выбирать «культурные фрагменты» из огромного разнообразия этнокультур без осознавания себя членом этих культур, не чувствуя от них зависимости. Однако не все национальные меньшинства разделяют данную концепцию.

В третьем параграфе « Мультикультурная модель как теоретический конструкт» рассматривается еще одна культурная модель, основанная на принципах многокультурности. Это один из альтернативных ответов на «вызов» глобализации самому существованию национальных культур. Признавая культурное многообразие, исследователи не ставят под сомнение необходимость мультикультурной модели, речь идет о том, какая именно форма будет наиболее адекватно отвечать на вызовы времени.

Сам термин «мультикультурализм» многозначен, и потому в параграфе представлены разные подходы к его пониманию:

• как культурного плюрализма (Trotman C.James);
  
• как нового подхода к истории и общественной жизни, требующий учета достижения всех меньшинств;
  
• как иммиграционной политики;
  
• как идеологии, провозглашающей примат культурного разнообразия над этнокультурной гомогенностью;
  
• как теории, практики и политики неконфликтного существования в одном жизненном пространстве множества разнородных культурных групп (Н.С.Кирбаев):
  
• как динамического концепта, который может подвигнуть индивида на поиски достоверного представление о себе и своей группе (R.Takakey);
  
• как поиска равноправия и узнавания этнических, расовых или сексуально отличных групп (Joppke Ch.)
  

В идеале мультикультурализм - это политика этнокультурного разнообразия, основанная на идее примиряющего уважения к многообразию культур и универсальным ценностям и нормам. Так появляется мультикультурная интеграционная модель, определяющая справедливое (с соблюдением равенства прав и доступа к ресурсам) вхождение этнических меньшинств в принимающее общество, важным элементом которой становится принцип социального равенства, вытекающий из факта принадлежности человека к государственному образованию, не взирая на его членство в культурном или этническом сообществе. Однако здесь налицо противоречие, которое на сегодняшний день своего решения не имеет: ратуя за равноправие культур, мультикультуралисты по сути приходят к отрицанию единых стандартов, на основе которых суверенные народы могли бы найти общий язык для взаимодействия.

Одновременно сторонники мультикультурной модели развития отстаивают требование несравнимости культур: никто не может назвать другую культуру отсталой или «неправильной», исходя из принципов собственной культуры. В результате во многих западных странах появилась проблема защиты собственной культуры от насаждения культурных практик иммигрантов, которые зачастую прямо противоречат основным законам страны и идут вразрез с моральными нормами.

Кроме того, сама культура с позиций мультикультурализма рассматривается как все то, что отличает одного человека от другого, а потому каждая социальная группа, имеющая собственные отличительные черты, может называться культурной группой. Культурных групп может быть великое множество, но равенство остается фундаментом их существования. Возможно ли такое равенство? В реальности данная практика пока приводит к распаду общества на ряд взаимно изолированных «этнокультурных» сообществ, между которыми необходимо искать точки «соприкосновения», чтобы избежать «конфликта культур».

Потенциал мультикультурализма велик, однако необходимо на основе анализа существующих практик пересмотреть некоторые положения и четко осознать:

• Несводимость феномена культурного разнообразия к феномену этнического разнообразия;
  
• Необходимость переосмысления проблемы культурной идентичности в неэссенциалистском ключе;
  
• Соотношение проблемы культурного разнообразия с проблемой демократического плюрализма.
  

Существенный недостаток концепта мультикультурализма видится в том, что остается открытым вопрос о способах интеграции меньшинств в доминирующую культуру. Механизм инкорпорации мигрантов в чужую культуру до сих пор не отработан, результатом чего становится изоляция этногрупп. Следует учитывать, что и права индивида в большинстве случаев определяет этногруппа. Уже само право быть «иным» может рождать оправдание неравенству. Примером служат льготы для представителей меньшинств в ущерб носителям доминирующей культуры. Исследователи приходят к выводу, что мультикультурная модель дает сбои и нуждается в корректировке форм и представлений в каждом отдельно взятом случае (Foster Lois E., Stockley D.).

Культурное многообразие современных обществ признается как данность, но ни одна из перечисленных моделей в полном объеме не применяется ни в одном государстве. Их элементы представляют в лучшем случае синтез, направленный на развитие межкультурного диалога на основе уважения прав человека и признания равного достоинства и общих ценностей. А умение различных культур существовать совместно без конфликтов и столкновений, с точки зрения концепции мультикультурализма, как раз и приравнивается к ценности.

Во второй главе « Трансформация мультикультурных моделей в странах Запада и Востока» дается анализ мировых процессов, приобретающих особую значимость в связи с ростом иммиграционных потоков, меняющих внутреннюю структуру обществ. Компаративистский анализ мультикультурных практик позволяет сделать вывод, что мультикультурные модели проявляются через свою национальную специфику, которая определяется позицией самого государства, этнической средой, притязаниями «культурных групп», коммуникационными стратегиями, избираемыми этногруппами в отношениях между собой и общественными институтами.

Первый параграф « Разнообразие мультикультурных моделей на Западе» затрагивает проблемы интеграции культурных групп в США, Канаде и Австралии. Особое внимание уделяется Западной Европе в связи с очевидной трансформацией почти классических типов государств-наций в мультикультурные государства по причине усилившихся процессов миграции из азиатских, африканских и восточноевропейских стран.

По всеобщему признанию авангардом мультикультурализма сегодня являются США, о чем говорится в первом подпараграфе второй главы «США как авангард современного мультикультурализма». Изначально США формировались на основе англоязычных, франкоязычных и испаноязычных территорий. США отличны практически от всех стран мира: они не являются однородными ни в общенациональном, ни в местном масштабе – это земля рассредоточенного разнообразия, ни для кого (кроме индейцев-аборигенов) не являющаяся исторической родиной. Однако и здесь становится заметным более резкое обозначение групповых различий, что является относительно новым явлением. Связано это с иммиграцией из Азии и Латинской Америки, порождающей новые значительные различия между действительными и потенциальными гражданами Америки. Особенно это проявляется в крупных городах, в частности в Нью-Йорке, где практически все магазины техники принадлежат выходцам из Латинской Америки, сувенирные лавки – индусам, рестораны – итальянцам, а роль мелких продавцов выполняют афроамериканцы.

Официальная идеология долго держалась за доктрину «плавильного котла», однако к середине 60х годов ХХ века в качестве альтернативы получает признание концепция культурного плюрализма, ставшая своеобразным переходным этапом к мультикультурной модели, элементы которой окончательно сложились уже в 70х годах. Однако вместо интеграции здесь стала проявляться форма «реактивного мультикультурализма» (В.С.Малахов), носителем которой являются этнические и культурные меньшинства, всячески подчеркивающие собственную инаковость.

Быть американцем сегодня означает не только обладание определенной политической идентичностью, но и одновременно отчетливо выраженной культурной спецификой. Американская мультикультурная модель приоритетным делает личный выбор и частный образ жизни граждан, что отражается на их степени интегрированности в принимающее общество.

Во втором подпараграфе « Концепт канадского мультикультурализма» раскрываются особенности мультикультурной модели, существующей в Канаде, которая стала первой страной, где мультикультурализм становится официальной идеологией. Следует отметить, что в канадском обществе никогда не возникала идея создания единой нации и не разрабатывались стратегии наподобие «плавильного котла». Первоначально практиковался «бикультурализм», предоставляющий этническим меньшинствам права на сохранение их культуры как части канадской идентичности. Затем были подняты вопросы равенства, социального участия и национального единства.

С одной стороны, подавляющее большинство населения Канады считает мультикультурализм необходимым условием единства страны и выступает за равные возможности независимо от цвета кожи и происхождения, если и не на практике, то хотя бы в теоретическом признании мультикультурных принципов (M.Dewing, L.Marc). С другой стороны, как показывают результаты опросов, в понимании обывателей мультикультурализм низводится до уровня фольклора, кулинарии и этнических традиций (М.Labelle, W.Kymlicka, A.Parkin, C.Quell, Ch.Taylor).

Ряд канадских исследователей выступает против государственной политики мультикультурализма, связанной с продвижением концепции культурного разнообразия: поощрение этнических различий со стороны правительства ведет к «психологии сепаратизма» и появлению страха, что канадцы становятся «чужестранцами на своей земле» (N.Bissoondath, R. Gwyn, J. L. Granatstein). Кроме того, проблема национального единства в Канаде тесно связана с вопросом самоидентификации. Сильное разъединение по языку, культуре, традициям, происхождению и истории, можно преодолеть лишь при условии наличия общих целей, понимания общности будущего. Для этого необходимо для начала добиться продуктивного взаимодействия двух доминирующих культур – английской и французской, а далее наметить путь диалога с представителями иных культур.

Ч.Тэйлор (Taylor Ch.) считает настоятельной необходимостью для канадского сообщества создание эгалитарного государства, где будет достигнуто равенство не только между классами, но и между различными регионами Канады. Именно такие меры могут создать основу для единения, которое в настоящее время представляется весьма проблематичным. У. Кимлика (Kymlicka W.) высказывает мысль о том, что канадская мультикультурная модель близка по своим целям и результатам модели космополитизма Д.Холлинджера (Hollinger D.), так как открыто относится «к этнокультурной аффирмации, как к добровольному объединению, поощряя членов разных этногрупп к взаимодействию во имя общих целей» (Kymlicka W. Canadian Multiculturalism in Historical and Comparative Perspective: Is Canada Unique?, 2003). Кимлика видит такую модель весьма динамичной и гибкой, благоприятно влияющей на адаптацию иммигрантов. Хотя в Европе подобная модель подвергается жесткой критике.

Особенностью канадской мультикультурной модели становится ее политическая направленность: управление многообразием существует в рамках официальных инициатив как в Центре, так и в федеральных провинциях и муниципальных областях. Это приводит к определенной зависимости меньшинств и иммигрантов от центральных органов власти.

В третьем подпараграфе «Либеральный мультикультурализм в Австралии» анализируется австралийская гражданская модель, долгое время считавшаяся наиболее удачным вариантом мультикультурной реализации, поскольку не создает системы этнически специфических прав, осложняющей гражданскую консолидацию, и обеспечивает равный доступ к общественным благам. Глобальным принципом такого подхода становится не поддержка этнических меньшинств, а обеспечение конституционных прав с акцентом на права социальные.

В каждом городе действуют комиссии по этническим вопросам, которые занимаются проверкой правомочности новых подзаконных актов. В стране много общественных организаций, опекающих этнические меньшинства. Однако издержки имеются и здесь: либеральный мультикультурализм австралийского образца оказался искажением намного более естественных полиэтнических социальных моделей, существовавших в Австралии в XX веке.

Иммиграционная политика изначально имела государственный статус и определенные ограничения, которые затрудняли переезд всем, кроме жителей Британских островов. После распада колониальной системы была создана система ограниченного мультикультурализма, в условиях которого в австралийском обществе органично сосуществовали общины выходцев из различных частей Европы. Так в рамках "политики белой Австралии" создавалась особая поликультурная социальная модель, соединяющая с одной стороны австралийцев британского происхождения и небританских европейцев, а с другой — аборигенов, включая небольшой процент азиатов.

В 70х годах ХХ века "политика белой Австралии" была отменена, и на смену пришел либеральный мультикультурализм американского образца, означающий на практике максимальную либерализацию законов об иммиграции, что привело к резкому увеличению переселенцев из Азии и Африки. И если политика государства по приобщению приезжих к основам австралийской культуры безупречно работала в отношении переселенцев из Европы и Юго-Восточной Азии, то в отношении мусульманского населения она дала сбой. В целом, белые австралийцы проявляют высокую степень толерантности к представителям иных культур, однако растущий поток мигрантов-мусульман, вызывающее поведение мужчин-экстремистов, считающих, что «законы Шариата позволяют им жестоко обращаться с неверными Аллаху австралийцами» (Стеммер М.), грабежи и насилие вызвали в конечном итоге обратную реакцию. Причину этому исследователи усматривают в сильном расхождении европейских и исламских ценностей, образе жизни и религиозных убеждениях (Burge J., Suzuki L.A., Ponterotto J.G. и др.).

Исследователи приходят к выводу, что мультикультурализм в Австралии вступил в новый период, с необходимостью ведущий к изменению всех его форм и представлений внутри страны (Lee L., Foster L. E.; Stockley D. и др.). Более того, многие исследователи убеждены, что Австралия так никогда и не была по-настоящему «мультикультурной», это – «монокультурный социум с этническими меньшинствами по краям» (Stockley D). Допускается, что этнические группы в соответствии с принятым стандартом благополучия «равны в их доступе к ресурсам, услугам и политической власти», но и это всего лишь социальная идея, которая представлена далеко не полностью (Lippmann L.). Для становления действительно мультикультурного социума предстоит еще очень большая работа, где ведущую роль должна сыграть образовательная система.

Интегративные модели, используемые европейцами для решения проблем адаптации иммигрантов анализируются в четвертом подпараграфе «Модель культурной интеграции в странах Западной Европы».

Исторически в Европе сложилось четыре типа интеграционных моделей :

1. «Имперская» - представляющая многонациональное общество при господстве одной нации. Примером такой модели может служить Великобритания.
   
2. «Народная» (этническая), которая характеризуется этническим единством общества – один язык, одна культура. Такая модель характерна для закрытого общества и не приемлет социального партнерства с иммигрантами и предоставления им своего гражданства.
   
3. «Республиканская», при которой нация определяется как политическое сообщество с единой Конституцией, законом и гражданством. Так строится политика Франции.
   
4. «Многокультурная» - модификация вышеназванных моделей, однако признающая существование различных культур и возможность их совместимости. Гражданство здесь дается исходя из места рождения, культурная ассимиляция не является необходимостью. Пример – Швеция, Нидерданды³.
   

На сегодняшний день в Совете Европы признано, что уровень многообразия является на континенте беспрецедентным и постоянно растет. Острее всего в Европе стоит вопрос о формах интеграции иммигрантов в свои общества, в силу зависимости экономики многих европейских стран от притока иностранной рабочей силы. Мультикультурная же модель, предпочитавшаяся до недавнего времени, проявляет себя неадекватно существующим условиям и не отвечает современным требованиям.

Политика государства, ориентированная на потребности этнических групп и не учитывающая проблемы социальной интеграции, не обеспечивает стабильности европейских обществ, а потому мультикультурализм, проводимый именно как «политика по отношению к национальностям» (Haddock B., Sutch P.) не находит широкой поддержки у местного населения. Не удивительно, что социальная практика мультикультурализма на таком фоне приобретает ярко выраженный политизированный характер, когда этнические и расовые особенности выступают как основа для достижения собственных целей этнополитического движения. Проблема заключается в том, что происходит столкновение культурных миров, разнящихся по своему цивилизационному уровню развития: Западная Европа уже вступила в постнациональную стадию, в то время как страны Азии, Африки и Латинской Америки переживают период «этнизации», т.е. «рассматривают нацию с точки зрения этнического фактора»⁴. Мигранты несут для исконных жителей Европы разрушение их среды, а потому чаще воспринимаются последними как угроза своему миру.

Еще одна линия развития Европы – это формирование европейской социокультурной идентичности с целью осознания совместной принадлежности к Европе. Предполагалась «европеизация миграционной политики», т.е. свободное перемещение внутри самой Европы жителей стран Евросоюза, однако на практике это не подтвердилось, поскольку не произошло ограничения миграционных потоков афро-азиатского направления. Внешняя иммиграция привела к появлению анклавов внутри Европы, представляющих иные цивилизационно-культурные общности, что само по себе уже является мощным вызовом.

Существуют объективные и субъективные причины, обусловливающие определенные трудности практической реализации мультикультурной модели в европейских странах. Данная модель выявила проблемы взаимоотношения местного населения с приезжими мигрантами, которые не изъявляют особого желания ассимилироваться в культурно однородные общества, результатом чего и стали изолированные анклавы, сформированные по этническому признаку: турки в Германии, алжирцы во Франции, марокканцы в Испании и пакистанцы в Великобритании.

Определенной трудностью на пути единения можно считать боязнь лидеров европейских стран нарушить права культурных групп, особенно мусульманских, и быть за это обвиненными в нарушении демократических свобод. Этим объясняется уход от решения насущных проблем так называемых «параллельных обществ» (D. Harrison). Между тем именно закрытые социумы иммигрантов, признавая лишь свои ценности, постепенно втянулись в конфликт со всеми остальными жителями страны. Политика мультикультурализма, по словам критиков, становится опасной сегрегацией, которая угрожает целостности всего общества (T.Cantle., D. McGhee, D. Green, D. Harrison). Лорд Маккензи (Lord Mackenzie), экс-глава Ассоциации полицейских офицеров Великобритании, расценивает мультикультурализм как тенденцию дать меньшинствам права «досаждать большинству населения страны».

Мультикультурализм как политика в отношении исламских групп населения расценивается исследователями и некоторыми европейскими политиками (Н.Саркози, А.Меркель, Д.Кэмерон) как несостоятельная. Практически, ислам как культурный и социальный феномен в современной Европе поставил под вопрос само сосуществование идеи мультикультурализма как политико-социальной конструкции.

Предлагаются концепты «транснационального», «культурного», «неореспубликанского», «постнационального» гражданства, где определяется общий свод правил, обязанностей, различных видов деятельности индивидов и групп, посредством которых они выражают свои интересы и оказывают влияние на процесс принятия решений, касающихся их жизненных условий и взаимоотношений с окружающим обществом. Но пока это лишь проекты.

Мультикультурные процессы затронули практически все страны Западной Европы, но выражают они себя по-разному. В диссертации подробно анализируется специфика моделей мультикультурного развития отдельных европейских государств. Однозначно можно сказать, что европейский мультикультурный эксперимент в существующей ныне форме себя исчерпал. Защищая равенство всех культур и сохранность их культурных традиций, мультикультурализм вместо интеграции стал символом сегрегации.

Советом Европы в качестве новой модели предлагается концепция межкультурного диалога, который понимается как открытый и уважительный обмен мнениями на основе взаимопонимания и уважения между отдельными людьми, а также группами людей различной этнической, культурной, религиозной и языковой принадлежности, имеющими разные исторические корни (Белая книга по межкультурному диалогу, 2008). Новый подход не отрицает полностью предыдущие модели, напротив, он вбирает в себя лучшее из них: из концепции ассимиляции берется интерес к индивидуальной личности, а от мультикультурализма – признание факта культурного многообразия. Новый элемент предлагаемой модели – диалог на основе равного достоинства и общих ценностей.

Специфика восточной модели мультикультурализма исследуется во втором параграфе второй главы «Специфика азиатского мультикультурализма». Главным вопросом является выявление вариативности мультикультурной модели, которая распространяется в Азии благодаря западному влиянию. Однако личностно-центрированный взгляд на мир не отвечает местным историческим, культурным, демографическим и географическим условиям. Общей для азиатских стран является тенденция ассимиляции малочисленных народов, проживающих на окраинах и полностью зависимых от Центра. Приоритетное внимание уделяется формированию у граждан «государственного сознания» (государственной идентичности), оттесняя на второй план проблемы этнического самосознания.

После распада колониальной системы бывшие азиатские колонии пытались стать гомогенными национальными государствами, однако очень быстро проявились этнические конфликты, корни которых были столь давними, что трудно вообще найти то общее, что могло бы объединить разные этносы. Была выработана новая политика, направленная на примирение меньшинств, начиная от признания природных прав на Филиппинах до региональной автономии в Индонезии и Китае, а также мультинационального федерализма в Шри Ланке и Индии. Не всегда это давало нужные результаты, что в какой-то степени объясняет интерес к западным моделям либерально-демократического мультикультурализма. Однако если западная либерально-демократическая политическая система основана на идеалах индивидуализма и конкуренции, то восточные общества воспитаны на идеях коллективизма, с большим акцентом на гармонию и патернализм, практически не уделяя внимание индивидуальному выбору и тем более свободе выхода из общины.

Кроме того, есть и другие препятствия, коренящиеся в исторической, географической, демографической и экономической специфике восточного региона. Практически всем азиатским и африканским странам присущи:

- наследие колониализма, проявляющееся в политике «разделяй и властвуй» (искусственное разжигание вражды между меньшинством и большинством), с целью избежания общей борьбы против колонизаторов, а главное, создания иллюзии поддержки меньшинств европейской колониальной администрацией. После распада колониальной системы многие меньшинства были подвергнуты дискриминации (в правовой, образовательной, социальной сферах). Здесь кроется важное отличие от западной демократии. На Западе, если существует историческая несправедливость, то почти всегда есть меньшинство, которым помыкает большинством, и этот факт помогает признать законным коренные права меньшинств. В Азии, Африке и даже в Восточной Европе много случаев, когда именно доминирующая группа чувствует притеснения со стороны меньшинства, которое сотрудничает с иностранными властями, а потому уменьшение прав этого меньшинства необходимо для исправления данной исторической несправедливости;

- этническая иерархия с закрепленными различиями между «цивилизованными» группами в центре и «отсталыми» группами на периферии, позволяющая на «законных основаниях» отбирать у меньшинств земли, вводить язык, религию и культуру доминирующей группы, тем самым исключая меньшинства из политической жизни. После освобождения от колониальной зависимости формально было заявлено о равенстве людей и культур, но на деле выявилось право «цивилизованной» группы, живущей в центре, устанавливать «отеческий» контроль над отсталыми периферийными народами с целью исключения любой формы их самоуправления. И если идея «цивилизаторской» миссии на Западе постепенно сходит на нет, то во многих странах Азии и Африки идея «цивилизации» окраин становится ведущей;

- отсутствие геополитической безопасности, когда многие азиатские страны чувствуют себя окруженными со всех сторон соседями-врагами, которые хотят всячески ослабить их для реализации своих территориальных амбиций. В этом контексте внутренние меньшинства могут рассматриваться как потенциальная «пятая колонна», готовая сотрудничать с врагами, особенно если эти меньшинства связаны религиозными, этническими узами или политической идеологией с вражеским лагерем;

-проблема разногласий. Западная модель мультикультурализма реализовывалась на основе уже существующего демократического управления. В Азии само становление мультикультурализма совпадает с только начинающимся процессом демократизации (сильно отличающимся от западного понимания). На путь демократии в Азии встало не так уж много государств, да и те, которые так называются, по международным меркам полностью демократическими не являются (например, Пакистан, Индонезия и т.д.). Здесь отсутствуют институты, которые могли бы обеспечить равные гражданские и политические права для каждого индивида. Кроме того, азиатские страны часто рассматривают сам процесс формирования международных правовых норм как западную технологию для ослабления восточного региона;

- категоризация меньшинств. Западная модель мультикультурализма была разработана с учетом деления населения на три группы: местные жители, национальные меньшинства и иммигрантсткие группы. В восточных государствах отсутствуют четкие критерии разделения, так как один и тот же народ может подпадать сразу под несколько категорий. Региональные движения в Азии не разделяют западную идеологию «национального самоуправления», и само понятие «мигрант» несет иную смысловую нагрузку.

Взятые вместе эти факторы демонстрируют невозможность простого копирования западной модели без учета азиатской региональной специфики. Пока все попытки внедрения мультикультурной модели западного образца вызвали в Азии такие проблемы, с которыми Запад не встречался: без установления индивидуальных прав и свобод, которые для Азии не представляют ценности, миноритарные права могут способствовать созданию только тирании. Одним из немногих примеров адаптации западной модели мультикультурализма стал Лаос, однако и здесь либеральный подход –лишь видимость, поскольку сильно ограничен рамками государственной политики. Альтернативные мультикультурализму варианты в Азии чаще всего основаны или на подавлении политической мобильности меньшинств, либо на надежде, что активность меньшинств исчезнет сама по себе в результате экономического развития страны, обеспечивающего подъем образовательного уровня. Надежда достаточно сомнительная и не оправдывающаяся на практике.

В исследовании рассмотрены проявления политики мультикультурализма в ведущих восточных государствах и везде просматривается общенациональная тенденция ассимиляции малочисленных народов, проживающих чаще всего на окраинах. Кроме того, в большинстве стран практикуется политика «нераспознавания» как инструмент политического контроля над населением. Практически везде вопрос о правах этнических меньшинств замалчивается и всерьез не принимается. Единственный более менее удачный пример действенности мультикультурной модели можно увидеть в Индии, где Конституция гарантирует религиозные, лингвистические и некоторые племенные права ряду миноритарных групп, используя инновационные формы признания, включая «ассиметричный» и «многоуровневый» федерализм.

Таким образом, ясно видно отсутствие четкой альтернативы западным моделям. Однако важнейшей задачей становится создание на базе западного варианта собственного концепта мультикультурализма, реально отвечающего потребностям азиатского континента. Для этого необходимо соотнести локальные традиции и практики, западные принципы мультикультурной модели и международные нормы прав меньшинств. В перспективе это может вывести на создание новой, азиатской модели развития, учитывающей культурное разнообразие.

В параграфе 2.3 «Кризис современных мультикультурных моделей» подводятся итоги исследования моделей возможного культурного развития разных стран и выявляются опасности, которые таит в себе мультикультурная парадигма. Общим для всех западных стран являются опасения мусульманской «азиатизации» и уничтожения «белой культуры». В этом свете мультикультурализм представляется своеобразной «атакой» на западный образ жизни (McKenzie C., McGhee D., Limbaugh R.). С таких позиций мультикультурализм видится не защитником равноправия культур, как он себя декларирует, а воинствующе антикультурным феноменом (Lerner L., Lerner B.). Кроме того, проблемой становятся культурные практики, не совместимые с принципами либерализма, демократизма и вообще цивилизованного понимания (некоторые обычаи мусульман, прежде всего в отношении женщин, культовые практики аборигенов Австралии и т.д.).

На сегодняшний день мультикультурализм от «мягкой формы», рассматривающей этничность как фольклор, кулинарные изыски и «привлекательную экзотику», перешел к форме «жесткой», где выдвигается требование полного сохранения этнической целостности со всем набором ее ценностей, традиций и норм, даже если некоторые из них «бесчеловечны, невежественны и фанатичны» (McGhee D.) и идут в разрез с западными представлениями о цивилизованном развитии и правах человека.

Все это обусловливает неоднозначное отношение к мультикультурализму. Существуют определенные сомнения по поводу возможности создания настоящей интернациональной культуры с локальными вариациями в общем русле (Hayden B.). Противники мультикультурализма вообще видят в такой форме прямой путь к уничтожению национальных культур, а потому, по их мнению, политика мультикультурализма означает отсутствие культуры вообще (Kohler B., Kivisto Р.). В целом, это дорогой, противоречивый, разделяющий, а потому опасный проект, представленный политиками, политкорректными академиками, «левыми» и другими «социальными инженерами» (Edensor T.). Дело в том, что идеальное мультикультурное общество может процветать (да и то относительно) только в условиях жесткого идеологического диктата, присущего тоталитарным государствам.

С.Бенхабиб обозначает эту форму термином «радикальный», или «мозаичный» мультикультурализм, понимая под последним наличие в пределах одного политического образования четко дифференцированных общностей, сохраняющих свою идентичность и границы, подобно элементам, составляющим мозаику (Притязания культуры,2003). Все это противоречит демократическим правам человека, который в состоянии самостоятельно решать поддерживать ли ему свои культурные традиции или их разрушить.

Подводя итог, можно сказать, что мультикультурная модель, в тех формах, в каких она существует сегодня, не смогла решить проблемы религиозной лояльности и сохранения культурных традиций, не создала необходимых механизмов адаптации иммигрантов к условиям принимающего общества. Поэтому, не отвергая мультикультурализм совсем, исследователи начинают искать более приемлемый вариант культурной модели.

Исследование показало, что мультикультурализм как модель культуры носит глубоко локальные черты, отмечающие исторические особенности развития культуры, ее породившей. Это и стало предметом анализа III главы «Культурные модели регионов», где рассматриваются формы культурной интеграции на локальном уровне.

В первом параграфе третьей главы « Регион как аспект философского анализа» дается характеристика региональных процессов и определение самого региона с точки зрения разных исследовательских подходов. Регион – понятие широкое и может совпадать как с цивилизационным блоком, так и локальным уровнем (например, Запад, Восток или Астраханский регион), т.е. региональность присуща всем типам современных обществ и обозначает особый способ существования в мире. В Европе в конце ХХ века была создана модель внутреннего пространственного развития в Европейском Союзе – «Европа регионов», где именно регионы должны обеспечивать глобальную конкурентоспособность. Однако было бы неверным сводить процесс регионализма исключительно к торговым отношениям и договорам по безопасности. В европейском дискурсе даже появился новый термин - «дайменшенализм», обозначающий новый способ организации взаимоотношений между государствами – членами Евросоюза и периферийными странами и регионами.

Неофункционалистская теория, сложившаяся в Европе к концу ХХ века, продуцирует процесс регионализации как одну из форм возможной интеграции, которая происходит под влиянием внешних факторов, вынуждающих суверенных акторов к экономической и политической интеграции. Существует и другое мнение, доказывающее, что интеграция продвигается усилиями самих государств, а не под тяжестью внешних факторов. Но в любом случае процесс интеграции представляется надправительственным феноменом. Теория «нового регионализма» рассматривает регионы в качестве конструкта процесса глобальной трансформации, где сам регион является динамичной единицей, открытой изменениям и адаптации. Иными словами, регион – сложная и многоуровневая категория, и для создания целостной картины жизни отдельных регионов страны необходимы междисциплинарные исследования, интегрирующие различные аспекты как регионального, так и глобального восприятия.

А.Харрелл (A.Hurrell) предполагает, что все регионы в своем развитии непременно достигают этапа, когда необходимость в кооперации выходит на первое место. Но форма этой кооперации будет зависеть от каждого конкретного случая. Нет никаких веских оснований возвышать частную модель до уровня метамодели, как и представлять, что опыт успешной реализации определенной модели в одной стране может быть легко перенесен и адаптирован в условиях другого государства. В исследовании на конкретных примерах рассматривается специфика региональных моделей в разных частях мира. Автор приходит к выводу, что на сегодняшний день лишь европейская региональная модель представляется наиболее продуманной и тщательно подготовленной, так как только в ней всесторонне и исчерпывающе прописаны как «местные» формы государственного управления, так и правовые нормы, стоящие над национальным суверенитетом стран-участниц Евросоюза. Конечно, это не означает необходимости полного копирования европейской модели, однако здесь есть несколько черт, достойных подражания во всех случаях. Это:

• «деликатный» баланс между законом и политикой, что помогает лучше управлять процессами региональной интеграции и стимулирует их;
  
• ограничение степени участия в интеграционном процессе политических элит и широкое распространение европейской публичной сферы.
  

Помимо макрорегионализации, приводящей к межнациональной интеграции на глобальном уровне, идут процессы микрорегинализации, занимающие национальный или субнациональный уровни местного значения и знаменующие определенное обособление в глобальном пространстве. В этом случае принято говорить о создании конкретных регионов внутри страны. По мере развития регион превращается в особую социокультурную реальность со специфической системой образов мира и культурных коммуникаций, представлениями о Локусе, его взаимоотношениях с Центром, государством в целом. На этой основе формируется определенная модель жизни, ценностных ориентаций и поведения, посредством которых обеспечивается групповая идентичность индивида. Каждая модель специфична и в каждом конкретном случае стартовым для моделирования становится вопрос: что представляет собой регион и какую форму регионализма здесь предпочтительнее конструировать?

Протекание процессов регионализации рассмотрено во втором параграфе « Региональные модели российского пространства». Выбор страны исследования обусловлен тем, что практически вся история России представляется историей дискретных регионов. Хотя следует указать, что регионализация не всегда полярна универсализации, которая как раз и нуждается для своего существования в организации территории, поделенной на регионы. Именно это наблюдается в России, где выделяется региональный город, а окрестности живут своей жизнью, строя коммуникацию по принципу «центр – периферия». Коммуникация же между регионами носит гораздо менее интенсивный характер.

Показателем становления региона как социокультурной единицы является региональная культура, которая, будучи составной частью общей культуры страны, содержит в то же время и свою специфику и обусловливает выбор культурной модели развития определенного региона. Региональную культуру можно считать интегратором этнически разнородных элементов, что обеспечивает в рамках определенной территории возможность межкультурного взаимодействия и реализует на практике модель поликультурного единства.

Культура России представляет сложную гетерогенную систему тесно связанных между собой элементов, поэтому, обращаясь к анализу культурной модели России, необходимо выделить несколько направлений исследования:

• Россия как многонациональное единство;
  
• Россия как многоконфессиональная страна;
  
• Россия как общее пространство для жизни представителей многих народов.
  

Доминантным же становится представление о единстве многообразия, о ценности каждой культуры на огромном пространстве российского государства.

Реалии двух последних десятилетий привели к значительным изменениям, когда жесткое деление советского пространства в процессе распада сменилось «крайне фрагментарным и противоречивым образованием»⁵. Появилось множество новых регионов, заявивших о своем статусе особых социокультурных образований при относительной самостоятельности от Центра. Поэтому одним из ведущих направлений научного исследования стало обращение к изучению российских регионов, культурные контрасты между которыми гораздо существеннее, нежели относительная однородность внутри.

Кроме того, Россия всегда отличалась приданием чрезмерной значимости этническому фактору в обществе, вплоть до государственно-административного устройства. С распадом системы государственной власти в 90х годах ХХ века «этничность» осталась по сути единственным эффективно функционировавшим институтом, поэтому проблемы культурного самоопределения, обострившиеся в эпоху глобализационных изменений, сводились к самоопределению этническому, что мешало формированию концепта гражданского общества.

Осложняет положение и рост миграции, которая в России имеет разновекторную направленность:

• эмиграция на Запад, в Израиль, США и Австралию (особенно высок отток интеллигенции);
  
• иммиграция из стран ближнего зарубежья (Молдавия, Белоруссия, Украина, государства Средней Азии и Закавказья), а также из азиатских стран (Китай, Вьетнам и др.);
  
• внутренняя миграция: из сел в города, из Провинции в Центр. Отличительная черта данной миграции – центростремительная ориентация, мощными магнитами которой являются Москва и Санкт-Петербург.
  

Отличительной особенностью миграционных процессов является незначительная культурная дистанция между мигрантами (жителями бывших союзных республик) и основным населением принимающей страны, что существенно облегчает межэтническую коммуникацию. И все равно иммиграция повлекла серьезные изменения в этнодемографической и социокультурной ситуации России, вызвав усиление конфликтов социального плана, которые «окрашиваются» в национальные цвета.

В сложившейся ситуации властные структуры заинтересовались мультикультурной моделью, которая усиливает внимание каждого этноса к собственной культуре, ослабляя тем самым «национализм гражданский», хотя в идеале и нацеливает на интеграцию всего общества. Однако в дискурсе западной мультикультурной модели носителями особых культур могут выступать и любые другие социальные группы и меньшинства (сексменьшинства, жители поселков и т.д.). В России же культура чаще всего интерпретируется в этническом ключе как достояние одного этноса, т.е. каждая этническая группа наделяется своей культурой, а за «культурами» закрепляется этнический носитель, что несколько сужает пространство мультикультурной модели. Для России актуален термин «многоэтничное (или многонациональное) государство», что более отражает реальное состояние общества, а в таком ракурсе мультикультурная модель может чрезмерно усилить и без того мощную этноцетристскую доминанту российского общественного сознания.

Историческое развитие России привело к формированию поликультурной модели практически в каждом регионе, но к концу ХХ века сложились и определенные предпосылки для заимствования некоторых элементов мультикультурной модели. Предполагалось, что мультикультурная модель даст России ряд преимуществ в общении с Западными странами, повысит уровень толерантности в российском обществе и снизит этноконфессиональнывй потенциал его конфликтности. Но для успешного функционирования мультикультурной модели необходимо не нарушать права других этносов и законы государства в целом, однако в условиях нестабильности меньшинства часто позиционируют себя обиженными и притесняемыми, а большинство выставляется агрессивным и захватническим. В такой ситуации именно «культурный аргумент» как раз и становится провокационным, хотя большая часть противоречий, возникающих по линии «мигранты – местное население» связаны с проблемами социального плана.

Существует два основных варианта взаимоотношения доминирующей культуры и меньшинств в рамках одного государства:

1. Доминирующая культура должна приспосабливаться к требованиям меньшинств.
   
2. Приспособление должно быть взаимным⁶.
   

Второй вариант отражает идеальную мультикультурную модель, когда уместно употребить термин «интеграция», который подразумевает уступки с обеих сторон, предопределяющие отказ от определенных элементов собственной культуры, которые ценны, но не адаптивны. Первый же вариант показывает механизм адаптации иммигрантских групп, реализуемый западной мультикультурной моделью и в России не приемлемый прежде всего потому, что у русских не появилось «чувства вины» перед этническими меньшинствами, как это практикуется в США и Западной Европе.

Пока во многих регионах России складывается культурное противостояние не по религиозному или этническому принципу, а «по принципу «свой», как представитель традиционно проживающего на данной территории этноса, вне зависимости от его религиозной принадлежности, и «чужой», вновь прибывший»⁷, что объясняется прежде всего экономическими и социальными проблемами.

Стандартное использование западного мультикультурного опыта по адаптации иммигрантов невозможно прежде всего в силу специфики российской иммиграции и, кроме того, использование мультикультурных моделей на Западе не только не решило проблемы интеграции иммигрантов, но и создало новые в виде закрытых зон «No Go». В России пока таких зон нет, хотя тенденции их образования уже намечаются.

Россия – культура коллективистского типа и здесь особую роль играют групповые (региональные) модели аккультурации. Ассимиляционная (монокультурная) модель сегодня уже не может удовлетворять этнические меньшинства, и в первую очередь народы, для которых Россия является страной исконного проживания. Идеал монокультурной однородности не достижим и по чисто демографическим причинам, так как даже в национально-территориальных объединениях титульные этнические группы чаще всего составляют менее половины населения. А, кроме того, такой вариант не выгоден с точки зрения экономического развития, так как приведет к оттоку квалифицированной рабочей силы.

Но и мультикультурная модель не принимается однозначно. Мультикультурность предопределяет взаимодействие культурных идентичностей, каждая из которых имеет комплексный и динамичных характер. Спецификой же российского мультикультурализма можно считать и его достаточно ограниченную социальную базу: носителями мультикультурных идей являются только этнокультурные меньшинства. Понятие «культурной группы» распространение не получило. Серьезную трудность представляет дискретность российского пространства и несовпадение региональных границ с этническими и культурными. Здесь проблема интеграции стоит значительно шире, чем включение в сообщество иммигрантов, и касается интеграции полиэтничного населения в целом. Поэтому в России неизбежны поиски этнокультурного, межнационального компромисса.

Мультикультурализм как идеология в России официально не принят, Политика по отношению к иммигрантам разработана недостаточно и требует совершенствования. Мультикультурная модель сформирована вне культурных пределов России и практически навязывается сверху, а поэтому результаты ее внедрения напрямую зависят от властных структур. По сути, мультикультурными в какой-то мере можно считать крупные города (Москва, Санкт-Петербург), но в российских регионах происходит «столкновение двух моделей на изначально поликультурной территории»⁸.

Глобализационные процессы способствуют росту числа поликультурных образований, ставя под вопрос возможность эффективной культурной политики в границах мультикультурной модели, но такие принципы, как гражданское равноправие, отказ государства от вмешательства в дела этнической идентификации, соблюдение правил толерантного поведения вполне имеют право на внедрение в российскую действительность.