Т. П. Григорьева
| Вид материала | Документы |
- Земли Северного Кавказа, Поволжья и Подонья москва 1979 Составитель и ответственный, 1333.73kb.
- М. В. Григорьева руководство по преддиплом, 824.54kb.
- Мастер стиля (о выставке работ бориса григорьева в гтг), 29.18kb.
- Блон Ж. Великие тайны океана: в 2 т.: Энциклопедия / Пер с фр. Л. Деревянкиной,, 1021.02kb.
- Сб научных статей / отв ред. С. Г. Григорьева, З. М. Беляева. Чебоксары : Чуваш гос, 2028.29kb.
- Содержание шабайкович В. А., Григорьева, 69.21kb.
- Педагогическое обозрение №2007 г. Содержание, 2529.79kb.
- О. Н. Григорьева 2011г, 1393.66kb.
- Программы spss для анализа социологической информации (Г. Воронин, М. Черныш, А. Чуриков), 103.76kb.
- Е. Ф. Язькова Допущено Министерством образования Российской Федерации в качестве учебник, 5333.75kb.
Впрочем, и европейской традиции это ведомо. Для Плотина "точка" – синоним единства, для Николая Кузанского в "точке" совпадает абсолютный максимум с абсолютным минимумом. Паскаль уверяет: "Посредством пространства универсум содержит меня и поглощает меня как точку, посредством мысли я поглощаю его" [35]. На этой точечности, индивидуальности, сосредоточены мыслители, обладающие целостным видением. Это ощущается и у Ортеги:
"Согласно закону физики, гласящему, что-вещи находятся там, где они действуют, мы можем назвать вездесущей каждую точку земного шара. Эта близость дали, это присутствие отсутствующего расширили до фантастических размеров кругозор каждого отдельного человека" [36].
Уже в философии начала XX в. явление вездесущей точечности называли Сингулярностью, обусловленной прерывностью. Новый модус мышления, освобождение отдельного от тирании: целого предполагал, как уже говорилось, переосмысление самой природы Целого (не сумма частей, не агрегат и даже не то целое, которое предшествует части [37]). Приходит осознание Целого как вездесущего, внутреннего свойства вещей: центр везде, в каждой точке, что, естественно, несовместимо с моноцентрическими моделями, будь то геоцентризм, антропоцентризм – монополизм в любом его виде [38].
Новый тип мышления исключает отношение господства-подчинения, "центра-периферии", субъекта-объекта; если все-целостно по природе, то нет надобности в распоряжающемся: судьбой другого центре (центр везде, в каждой точке). Становится невозможной тирания центра в любом отношении: начальник-подчиненный, столица-провинция, большой народ – малые народы. Процесс этот благотворен, и он уже идет, ибо все исходит из Блага, разве что мышление не успевает за ним, меняется медленнее форм жизни. Лишь проницательные умы предугадывали высвобождение отдельного на новом витке Эволюции [39].
Если задача – познать Целое, познать связи в их совокупности, голографическую структуру, или – мир в его многомерности, то это доступно лишь целостному мышлению и недоступно одномерному. Парадокс в том, что нечто реализует себя, отпадая от Целого, как созревший плод от дерева, но благодаря этому обретает свою природу и продлевает жизнь дерева, его Идею, Форму, т.е. нечто неизмеримо более существенное, родовое. Так и человек, отпадая от Целого, становится Целым, обретая Свободу, зависит от всего человечества и может реализовать свою человечность, свое родовое назначение – Идею человека.
Такова природа Целого, оно вызревает самоестественно и не терпит принуждения. Целое и есть Свобода, Свобода и Истина. Ставший свободным не посягает на свободу другого – всякое посягательство уже есть не-свобода, и потому Свободный ум гуманен. Свобода есть Все, полнота осуществленности, но путь к ней труден: через высочайшее усилие духа – самоиспытание, самоосознание, самовоспитание.
Не случайно Хайдеггер говорит об уникальности, необщезначимости всего "подлинного", что вытекает из непроявленности, затаенности Бытия ("небытие и есть бытие"). Небытие не вытягивается в линию – неисчислимо, неизмеримо, оно соотносится лишь с точкой, не имея точки отсчета, которая служила бы "началом линии" (аксиомой). В точке – центр, через который проходит вертикаль, соединяющая Небо с Землей, благодаря чему и расширяется внутреннее бытие личности, способной ощущать невидимое, но истинное [40].
Сама идея Сингулярности свидетельствовала о рождении нового типа мышления, нового мировоззрения, – о расширение сознания, которому становится доступно Единое, – второй план бытия, то, что присутствует незримо, но есть истинно-сущее ("явленное дао не есть постоянное дао").
В Точке узрели Вселенную, в миге – вечность, что раньше открывалось немногим, поэтам божьей милости, вроде У. Блейка:
В одно мгновенье видеть вечность,
Огромный мир – в зерне песка,
В единой горсти – бесконечность
И небо в чашечке цветка.
То, что произошло в сознании, не могло не отразиться на видении художников, хотя оно и выражалось по-разному.
"Мгновение – единица времени, свойственная опыту нашего поколения. Мы не верим в протяженность, мне по крайней мере кажется, что мы никогда не были, что называется, молодыми и мы, вероятно, никогда не состаримся... Слишком много в нашей жизни было залов ожидания, лагерей, госпиталей, очередей... В таких условиях жизнь, как и сама история, складывается из мгновений, которые лишь в порядке исключения связаны одно с другим: красивое лицо молодой женщины, мелькнувшее в окне проходящего поезда, ребенок, играющий в воронке от бомбы, короткий момент отдыха, когда еле успеваешь выкурить папиросу"
(Г. Бёлль. "Глазами клоуна").
Клоун Ганс Шнир становится собирателем мгновений, потому что обесценилась жизнь. и нет уверенности в ее протяженности.
Но это один настрой – претерпевших муки и унижения. Другой – от восхождения к духу: ощущение мгновения как вечности, узнавание космического Я, пребывающего в вечном странствии. Всякое существо переходит после смерти в соответствующие сферы, унося с собой опыт, приобретенный от момента рождения до смерти. Вспомним Уитмена:
"Мое Я избавляется от своего сбрасываемого тела,
которое будет сожжено, развеяно в прах или похоронено,
мое реальное тело остается мне, несомненно, для других сфер"
Когда исчезают иллюзии, внешние связи как бы сворачиваются, уходят вовнутрь, расширяется внутреннее пространство личности:
"Возвращаться к Вселенной, отказаться от мучительной обособленности, стать богом – это значит так расширить свою душу, чтобы она снова могла объять вселенную... Этим путем шел Будда, им шел каждый великий человек" [41].
Случайная точка оказывается неслучайной, "сакральной" – пересечение преходящего и вечного, – она вездесуща, одновременна повсюду. И акт творения вечен, повторяется каждый раз заново и будет повторяться, пока Тьма не рассеется Светом. Сознание освобождается от противоречия между множеством и единством, если одно есть все (ни одно и другое, а одно в другом). Пережив ощущение всеобщности, Л. Толстой мог сказать на закате дней:
"Во сне нынче думал, что самое короткое выражение смысла жизни такое: мир движется, совершенствуется; задача человека – участвовать в этом движении и подчиняться и содействовать ему" [42].
Если бы не было этого в сознании, не появилось бы и в философии и наука не перешла бы в фазу "атомизма", как о том напоминал Пуанкаре. Не появилась бы квантовая физика без "квантового мышления", а теперь и "вакуумная физика" без ощущения реальности Небытия. Кванты, или выбросы энергии из океана бытия, и улавливание смутных космических образов, воплощаемых в форме времени, – образуют поток дхарм, или сознание личности [43]. "Буддийская диалектика, – по выражению Ю. Рериха, – выработала понятие прерывного течения потока" [44].
Одно к одному. Меняются законы композиции, высвобождается отдельное, искусство тяготеет к "фрагментарному", "квантовому" стилю, в отдельном выражая полноту Бытия, макромир. Демокритовскую атомистику (наряду с идеями-формами Платона) называют одной из первых структурных картин мира. Но отличие современной в том, что каждая фундаментальная частица материи воспринимается как воплощение всех остальных частиц (единичное и есть единое). Сознание начинает отражать истинный тип связи, присущий самой природе: "все в одном, одно во всем".
Этот процесс пока не осмыслен наукой, но она уже работает в новой парадигме, о чем свидетельствуют такие ее направления, как синергетика. Естественно, если сам атом есть живая Вселенная, потенциальное Все. Одухотворяется материя, наука открывает ранее неизвестные ее свойства, способность к самоорганизации, к усвоению информации, несиловые взаимодействия. Ученые проникают в доселе недоступные тайны "живого вещества". Подтверждаются догадки К. Э. Циолковского о мировой памяти, о способности материи запоминать прошлые воплощения вещества, закодировавшего чередование двух состояний материи, корпускулярной и волновой, "лучистой" энергии. Каждая фаза совершенствует структуру, для чего материи приходится время от времени дематериализоваться, превращаться в чистую энергию [45].
После экспериментально доказанного и сформулированного Н. Бором принципа дополнительности одномерное мышление более не имеет мировоззренческой основы и оправдания (как и закон "исключенного третьего", – правда, в теории, до практики еще далеко). Оказалось – возможно, "чтобы одно и то же вместе было и не было присуще одному и тому же и в одном и том же смысле". Пространственная непрерывность света и атомистичность световых эффектов, волна и корпускула – одновременные свойства материи. Одно другого не только не исключает, но и предполагает. Де Бройль открыл, что частица – тоже волна, может выполнять световую функцию, и это подтверждается свойством постоянного взаимоперехода одной функции в другую, принципиальной многофункциональностью одного и того же явления. В. Паули показал уникальность каждого электрона: несколько электронов не могут одновременно иметь одинаковые параметры. Открытия в физике, новая физическая картина мира, не могут не сказаться на сознании, на психике человека, – не пробудить индивидуальное, снимая границу субъекта – объекта. В научном эксперименте наблюдатель становится "частью", участником наблюдаемого, актер – зрителем, зритель – актером. Человек недвойствен по природе, как недвойственны все явления этого мира. Недаром Н. Бор проявлял интерес к методологии Востока, а модель инь-ян, обрамленную латынью ("Contraria sunt complementa"), сделал своей эмблемой [46].
Трудно переоценить грядущее мироощущение, которое преобразит сознание людей, наполнит их жизнь смыслом, если никакое существование не случайность, а есть проявление Единого. и имеет высшее назначение. Пока Вселенная дышит, пульсирует, пока бьется ее сердце, дышит Бытие, будет идти движение, надо думать, по вертикали, устремленной кверху. Открытый древними закон – "Одно инь, одно ян и есть дао. Следуя этому, мир идет к Добру" – дает о себе знать. Человек восходит к высшему состоянию, таков абсолютный закон Вселенной, и об этом свидетельствуют ученые Н. Бор, А. Эйнштейн, В. И. Вернадский, П. Флоренский, Тейяр де Шарден. Последний посвятил Человеку свой труд, раскрывая одновременность эволюции и инволюции:
"Если универсум с астрономической точки зрения нам представляется в состоянии пространственного расширения (от ничтожно малого к безмерно громадному), то таким же образом и еще более отчетливо с физико-химической точки зрения он выступает перед нами как бы в состоянии органического свертывания к самому себе (перехода от очень простых тел к чрезвычайно сложным) – это специфическое свертывание "сложности", как показывает опыт, связано с соответствующим увеличением внутренней сосредоточенности (интерьеризации), т.е. психики (psychi) или сознания" [47].
И этот взгляд соответствует представлениям древних о тайцзи – Великом пределе, который пульсирует, как сердце человека, и о законе чередуемости и взаимопроницаемости инь-ян, сжатия (инь), расширения (ян) и одновременно об их устремленности к свертыванию в тайцзи, к Покою (ян) [48].
Наконец, два слова о новых явлениях в отечественной науке последних десятилетий, об открытиях таких ученых, как С. П. Курдюмов, проникших, по-моему, в тайны учений Востока глубже, чем иные востоковеды. Не потому ли, что физика есть "некоторая мудрость"; "физику, – как полагал Аристотель, – надлежит знать обо всех (причинах) и, сводя вопрос "почему" на каждую из них – материю, форму, движущее начало и цель, – он ответит как физик" ("Физика", II, 2). Я сошлюсь на одно лишь интервью Курдюмова, не затрагивая его фундаментальных трудов. "Древние рассуждали о хаосе и порядке, о внутреннем устройстве мира, т.е. о тех же самых вещах, что волнуют теперь и нас". Ученый исследует нелинейные среды, открытые системы (закрытых систем в природе нет, их можно создать лишь искусственно). Значит, предмет исследования – естественные процессы.
"Мы все больше сознаем, что мир – это эволюция нелинейных систем, что он многомерен, многовариантен... нелинейная вселенная гораздо богаче "линейного" мира, ибо она включает его в себя как одну из миллионов возможностей".
Представляете, во сколько раз станет богаче наш мир и расширится сознание, если преодолеет инерцию одномерности! В жизни "любая система связана потоками энергии и вещества с окружающим миром. Даже самые простые нелинейные модели глубоко содержательны, множественность путей, вариантов, достигает 10(15)". Человеческий мозг тоже нелинейная система – вообразите его резервы! Так же нелинейна, многомерна структура человеческих знаний.
"В этом особенно интересны инварианты культуры, позволяющие уйти от господствующей парадигмы, "расшатать" наше видение мира, обнаружить новые способы его постижения. В частности, очень важно знакомство с основами восточных философий" [49].
Наверное, интерес к Востоку вызван и предметом исследования – нелинейной средой, соответственно – нелинейным мышлением. Целое доступно целому. Методологически здесь интересен именно Восток: инь-ян нелинейны, обусловливают нелинейность среды. Нелинейность не поддается дискурсивному мышлению, анализу, не разлагается на части, отсюда склонность к целостному охвату явления, к созерцательному методу, к интуиции.
Мудрецы на Востоке, как уже говорилось, изучали не вещество, не материальную природу, а законы связи, процесс возникновения-исчезновения – закон Перемен, который имел неукоснительный порядок. Фазы чередовались определенным образом, о котором дают представление 64 гексаграммы "Ицзина".
С.П.Курдюмова привлекло то обстоятельство, что выводы, полученные при математическом моделировании физических, биологических и технических процессов, совпадают с наблюдениями древних над сменой состояний в природных явлениях (психофизических). Древние китайцы исходили не из аксиом, априорных умозаключений, а из непосредственного наблюдения над законами природы и убедились в ее способности к самоестественному развертыванию, "самоорганизации": "Земля следует небу, небо – дао, а дао самоестественно (цзыжань)" ("Дао-дэцзин", §25) [50]. Можно сказать, древние китайцы шли тем путем познания, к которому тяготеет современная наука.
"Мир предстает перед нами не как составленный из отдельных "кирпичиков" (атомов), а в виде процессов наподобие вихрей, турбулентностей, волн, солитонов, диссипативных [51] структур. Вдумайтесь, насколько фундаментальна эта идея. Простейшая среда по некоторым вполне строгим законам пятнается особыми точками, областями, структурами. А хаос в ней играет не только роль "подталкивателя" к свойственным самой среде состояниям, но и роль клея: он согласует между собой отдельные процессы, соединяя простые структуры в сложные, действуя как опытный, хотя и незаметный режиссер".
Не случайно в центре внимания ученых оказался закон перехода от хаоса к порядку, переосмысление самого понятия "хаос". Он начинает восприниматься не как изначальное состояние мира, обрекающее человека на бесконечную и бессмысленную борьбу с ним, а как неизбежная и благотворная фаза в процессе саморазвития материи: "Хаос появляется в результате сверхсложной организации" и служит предпосылкой рождения более сложной структуры. "Диссипативные процессы оказываются не злом, не фактором разрушения, а важной составной частью самоорганизации" [52].
Это обнадеживает и в смысле современного положения дел в психологии, экономике, экологии: разбалансированность связей; наглядный хаос вынашивает, надо надеяться, новую, более совершенную структуру. Элементы теряют устойчивость, когда им предстоит перейти на другой уровень организации. Важно отдавать себе в этом отчет, не манкировать и не впадать в крайности, не подавлять животворный процесс, а пытаться понять его ход, прозревать будущее. Самоорганизующаяся среда следует собственной программе, собственной Форме, которую человеку, слава богу, не дано изменить, но дано понять. И тут, действительно, немалую роль может сыграть интуиция древних, не только китайцев (дао и ли), но и греков (скажем энтелехия Аристотеля), Целое есть свойство отдельного, его внутренняя Форма – грядущая осуществленность.
Истина является ко времени, тем, кто готов ее принять. Если бы человеку дано было знать, что в материи заложена благая Форма, то он не возносился бы в молитвах своих к высшему идеалу, а уповал на материю, и не облагородилась бы его душа. Теперь сознание постигает имманентность Формы материи. Цель Эволюции – реализация энтелехии, достижение Блага (взаимодействуя, инь-ян ведут к Добру).
Для Аристотеля форма, или первообраз, "есть определение сути бытия вещи" ("Метафизика", V, 2). Форму он понимает как внутреннюю структуру вещи, как то, что делает ее превосходящей самое себя и вместе с тем – самой собой. Форма первична по отношению к вещи, энтелехия – и есть та сила, благая энергия, которая придает действию целенаправленный характер. Для Аристотеля форма и энтелехия тождественны: "Материя есть возможность, форма – энтелехия" ("О душе", II, 2). Конечная цель сущего – реализация, осуществление Формы: "Форма – цель, а закончено то, что достигло цели" ("Метафизика", V, 24). В основе мира, таким образом, лежит целевая установка, благодаря ее реализации становится возможным Благо: Благо есть цель всякого возникновения и движения. Согласно Аристотелю, материя потенциально многообразна, ей присуще движение к Благу: "Материя есть носитель энтелехии" (там же, VII, 13). Иными словами, стремление к совершенству, к добру заложено в самой материи, или есть закон Жизни, закон Целого. Форма реализуется при завершенности отдельного, как реализуется идея цветка, когда раскрывается бутон.
Интересно сравнить эти построения со взглядами китайцев. Соответствие содержания с формой, поведения с "судьбой" отличает мудреца, дао-человека. Форма Аристотеля напоминает Ли, которое переводят как Принцип, Закон, имея в виду внутренний принцип или форму существования чего-то.
"Дао не следует правилам (у-цзэ), но имеет порядок или следует образцу (ли). Первоначально это паттерн, рисунок нефрита, древесных волокон. Ли можно понять как органичный, асимметричный, неупорядоченный порядок, который мы находим в лике текущей воды, в силуэтах деревьев и облаков, в кристаллах снежинок на окне" (т.е. в нелинейных средах) [53].
По Чжу Си: "Ци – это металл, дерево, вода, огонь; ли – это Человечность (жэнь), Долг-справедливость (и). Благожелательность (ли), Ум-Знание (чжи)" ("Хуэйвэнь сюэань"). Дао – то самое дао, которое мы находим в своем сердце, и есть ли (Закон Вселенной).
"Дао близко, а люди ищут его далеко", – говорили древние. Когда у Чжу Си спросили: "Хотя Дао присутствует везде, как мы можем найти его?", он ответил: "Просто повернувшись и заглянув вовнутрь"; "Нет необходимости рассуждать о пустоте и далеких вещах, чтобы узнать реальность Дао. Мы должны искать его в нашей собственной природе" [54]. Подключаться сердцем к сердцу и тех, кто жил когда-то. Первичные законы Вселенной составляют закон и собственного существования. Небо и Земля, все вещи следуют той же Морали космического отклика, что и сам человек. Иными словами, есть нравственный принцип, который мы находим в своем сердце. Ли и Дао – разные стороны Одного. Дао – необъятное, всеохватное; Ли – бесконечно малое, его можно сравнить с кровеносными сосудами, с древесным зерном или линиями бамбука.
Еще в "Хуайнань-цзы" (гл. 1) сказано: Высшее дао
"вращается, и вращению этому нет конца... С твердым и мягким свертывается и расправляется, с инь и ян опускается и поднимается... Внимательно все осматривает и обозревает, возвращая всему полноту. Приводит в порядок все четыре предела и возвращается в центр... Стремится к небытию, а удовлетворяет все потребности".
("Целое" – важная категория в системе "Хуайнань-цзы", – комментирует Л. Е. Померанцева. – Как термин "целое" означает структурное целое, в котором все его части необходимо присутствуют, а удаление одной из них сопряжено с разрушением целого. Таково прежде всего человеческое тело, действующее как живой организм. Отсюда часто встречающиеся рекомендации хранить свое тело в целостности" [55].)
Ли универсально и уникально, индивидуально и всеобще, едино и единично. Каждое ли по-своему отражает ли – лик Вселенной. Закон Вселенной – закон внутреннего созвучия, резонанса одного на другое. Он доступен мудрецу, постигшему Единое, дао-ли. Иначе говоря, ли – внутренняя форма, структура вещи. Совершенство достигается, когда явленная в ци, вторичная, или внешняя, форма приходит в соответствие с внутренней, изначальной, "небесной" формой. Человек становится небожителем, человеческий путь – небесным, рождается цзюньцзы, совершенный, истинный человек, ибо в нем "два" едины, небесное и земное уравновешены. Можно сказать, совершенство достигается, когда исчезает различие между изначальной формой и содержанием: жизненными установками и поведением, словом и делом – между субъектом и объектом, сущностью и существованием. Нет возможности отчуждения, если нет превосходства одного над другим, несоответствия сущности и функции, когда человек есть то, что он есть.
В чем же разница понятий? Может быть, в том, что у китайцев форма не предшествует содержанию, как целое не предшествует части? Ничто ничему не предшествует, не последует, все возникает одновременно и сосуществует. Одно от другого неотделимо (при недуальной модели мира – все недвойственно), взаимообращаясь, восходит к высшему состоянию. Китайцы не противопоставляли одно другому. Сенека не сомневался:
"Как тебе известно, по учению стоиков, в создании вещей участвуют два элемента: материя и причина. Материя инертна, способна принимать любую форму и мертва, пока ничто не приводит ее в движение. Причина же, или разум, придает материи форму, дает ей но своему усмотрению то или другое назначение и производит из нее различные вещи"
("Письма к Луцилию", 65, 2).
У Аристотеля формы сами по себе неподвижны, и потому понадобился перводвигатель: "Каким же образом что-то придет в движение, если не будет никакой причины, действующей в действительности? Ведь не материя же будет двигать самое себя?" ("Метафизика", XII, 7). Знающий тот, кто знает начало движения, первопричину, "а оно, начало, отличное от цели и противоположное ей" (там же, III, 2). Может быть, и в этом было свое назначение, первотолчок был задан именно в том направлении, чтобы человек прошел окольными путями все испытания, обрел навык действия и вспомнил наконец о гуманности, которой пока не было, о которой даже не было и речи. Движение к Благу через удаление от него: по причине неверия в изначальную упорядоченность мира и понадобилось сверх-сущее. Сознание ориентировано не на "возвращение к истоку", как дао, а на восхождение по прямой к Благу, Богу, к высшей цели. Не-сущее подчинено у Аристотеля сущему; сущее из несущего возникнуть не может; в возможности одно и то же может быть вместе, но в действительности нет. Потому понадобилась внешняя причина, приводящая все в движение. Бог Аристотеля – чистая действительность и осуществленность, энтелехия. Бог – "чистый, деятельный разум, самодовлеющее, само на себе замкнутое мышление. Это разум, который мыслит сам себя" [