Н. К. Рерих Судя по отрывкам, сообщенным дружественными чиновниками, все эти тома полны смехотворной лжи. Конечно, такая смехотворность из Гран-Гиньоля и граничит с трагедией. Так, Елена Ивановна называется самой

Вид материалаДокументы
4. Явление диакона народу
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

4. ЯВЛЕНИЕ ДИАКОНА НАРОДУ


Надо сразу сказать, что диакон пришел к церкви как бы из чуждых ей сфер. Его семейные и карьерные связи находились вдалеке от вопросов веры и всего того, что с этим было связано.

Его отец Вячеслав Кураев долгое время служил верой и правдой делу идеологической чистоты тоталитарного советского государства. Он работал в самом сердце идеологической структуры КПСС, находясь рядом с одним из его главных философов-идеологов, могущественным П.Н.Федосеевым, и исполнял при нем обязанности секретаря. Именно там разрабатывались методы борьбы с инакомыслящими философами, культурными деятелями и впадающими в ересь представителями творческой интеллигенции. Сам Федосеев, разрабатывая философские основы исторического материализма и современной теории коммунизма, не признавал ничего, кроме атеизма и «вечно живого учения». Именно он руководил уничтожением еще неокрепших ростков нового мышления — космического мироощущения, необратимо шедшего на смену устаревшему социологическому мировоззрению. Полагаю, что уже со студенческих лет будущий диакон Кураев понимал, какие карьерные выгоды сулит ему причастность (через отца) к могущественному идеологу. Закончив философский факультет, он поступил в аспирантуру Института философии АН СССР. Методология «вечно живого учения» стала делом его жизни. Так полагал сам Кураев. Но кто думал, что «вечно живое» начнет расползаться по швам, не выдержав испытания временем, и из господствующего государственного учения превратится в гонимое. Но когда это случилось, сообразительному Кураеву стало со всей очевидностью ясно, что «светлого будущего», освященного великим философом Федосеевым, ему уже не видать. Надо было найти выход из положения. И он его нашел самым неожиданным для многих образом — в Русской Православной Церкви (РПЦ). Это было самое близкое, как выяснилось, учреждение к тому пространству, где обитал совсем недавно будущий диакон. Кураев кончает Духовную семинарию, работает секретарем ее ректора, а затем уезжает за рубеж, где и был рукоположен в сан. А по возвращении становится референтом самого патриарха Алексия II. Так он и «перетек» из одной идеологии в другую, где открывались для него новые карьерные перспективы. Острая неприязнь к великим деятелям русской культуры — Рерихам «перетекла» вместе с диаконом из цитадели Федосеева в кулуары РПЦ. С того момента именно Рерихи стали его надеждой в реализации амбициозных устремлений, так и не состоявшихся под крылом классика советской философии П.Н.Федосеева.

Впервые я столкнулась с Кураевым в 1995 году — не на экране телевизора или на страницах газеты, а, как говорится, «живьем». Меня попросили прочесть в Государственной Думе несколько лекций о Живой Этике. Перед началом одной из них я беседовала с группой депутатов, пришедших послушать лекцию. Неожиданно в поле моего зрения появился розовощекий попик в черной рясе, росту малого, с реденькой бороденкой. Он по-хозяйски прошел меж собравшихся и стал раздавать какие-то листочки. Выяснилось, что «попик» был Кураевым, а листочки — листовками, в которых содержались измышления против Рерихов. «Контрпропагандист» действовал нагло и динамично. На высоких тонах он стал допрашивать собравшихся, кто им разрешил проводить такие лекции в Думе. Присутствующие остолбенели...

— Я вас спрашиваю, — повизгивал «попик», — кто разрешил вам эти лекции?

Год спустя я участвовала в Международной научно-практической конференции «Анализ систем на пороге XXI века: теория и практика». На ней был заявлен и доклад Кураева. К тому же мы оказались с ним в одной секции, обсуждавшей вопросы духовной культуры и религии. Когда назвали имя диакона для выступления, он поднялся на кафедру и заявил, что не будет читать доклад, так как ведущий заседание, а им был известный художник, является мистиком и оккультистом. В зале воцарилось неловкое молчание. Диакон вышел из зала.

— Продолжаем заседание, — спокойно сказал председатель.

Сам же Кураев, как мне сказали потом, сидел под дверьми зала, слушал, что говорили выступающие, и делал какие-то заметки.

Диакон преследовал «врага», неутомимо и беспощадно, повсюду. «Врагами» были те, кто читали и занимались трудами Рерихов, те, кто участвовали в культурных обществах, носивших имя Рериха, и, наконец, сам Международный Центр Рерихов и Музей имени Н.К.Рериха. Кураев оказывался как бы сразу в нескольких местах, подслушивал, проникал туда, куда его не приглашали, клеветал повсюду, где была возможность. Беседовал с сомнительными людьми и брал на заметку их полуграмотные высказывания. Толковал по-своему Определение Архиерейского Собора 1994 года, утверждая, что покойные Рерихи отлучены этим Определением от церкви. Словом, действовал по-большевистски: напористо, бескомпромиссно и порой злобно, забывая о том, что на сей раз он причастен не к федосеевской команде, а к христианской церкви.

«...По прошествии почти двух десятков лет, — писал Александр Владимиров, — мало что изменилось: Андрей Кураев все там же — при господствующей идеологии (олицетворяемой уже РПЦ) и все против тех же — Рерихов и рериховцев»32.

Кураев очень плодовит. Он буквально наводнил Россию своими книгами, статьями, докладами и телепередачами. И везде разоблачаются Рерихи и сквозит одна единственная мысль, высказанная еще в далекой древности: «Карфаген должен быть разрушен», или, в переводе на современный язык: «Рерихи и их наследие должны быть уничтожены». Этому, судя по всему, подчинена на данном этапе вся его жизнь. Среди трудов диакона есть один, который может считаться классикой подобной литературы, вершиной кураевского мыслетворчества и образцом идеологических методов большевистского тоталитаризма (о, вечно живой Федосеев!). Сей двухтомный труд называется «Сатанизм для интеллигенции (О Рерихах и Православии)». Известно, что книги всегда свидетельствуют об их авторе. И Кураев не есть исключение из этого правила. Он предстает в своем произведении как истинный «птенец гнезда» Федосеева. Монополия на истину выступает главной чертой его характера. Из его книги вы также узнаете, что диакон принадлежит к элите рода человеческого, что дает ему право (согласно его же собственным понятиям) решать самостоятельно — кого казнить, кого миловать. Один к одному подобными качествами обладали еще две личности — Великий Инквизитор Ф.М.Достоевского и «великий» советский идеолог П.Н.Федосеев. Но сам он, — используя выражение Н.А.Бердяева, — всего лишь малый инквизитор. Но тем не менее все-таки инквизитор со всем присущим инквизиции набором инструментов и средств.

Заранее хочу предупредить читателя, что обсуждать «скорбный труд» Кураева по существу написанного не буду. Если Кураев полагает, что дал критику Живой Этики, то он глубоко ошибается. Ибо критика есть, но Живой Этики и идей Рерихов там нет. А есть мысли и домыслы самого Кураева, которые он и критикует, называя все это почему-то Живой Этикой. С прискорбием должна отметить, что диакон Живой Этики не знает. Но, судя по всему, он все-таки читал эти книги. Однако, как говорят, «не вместил» их существа. По каким-то причинам в нем, видимо, не совершился тот синтез, посредством которого постигается суть не только философских систем, но и различных других более простых концепций.

Правда, мне могут возразить, особенно любители цитат, — посмотрите, какой информацией владеет Кураев — позавидуешь! Согласна — владеет, но завидовать не буду. И вот почему. Любая информация требует не только запоминания, но и осмысления или одухотворения. И происходит это опять-таки через процесс синтеза. А синтез обладает, как и талант, одним интересным качеством: он есть или его нет. Полусинтеза в творчестве (любом) не бывает. И поскольку в данном произведении синтеза нет, то и спрашивать нечего. Уровень не для серьезной дискуссии. Но все-таки некоторые замечания до сведения читателя хотелось бы довести. Читая книгу дипломированного философа и человека, уже долгое время занимающегося духовными аспектами нашей культуры, я поражалась его малому знанию того культурно-исторического фона или среды, в которых находятся критикуемые диаконом явления. Разве это обстоятельство не искажает анализ явлений и не делает выводы исследования ложными? Разве, когда вы были студентом, а потом аспирантом, вам не объяснили эту элементарную истину? Уверена, что объяснили. Уверена, что студент и аспирант Кураев был способен понять ее. Так почему же сегодня вы, называющий себя профессором, избегаете культурно-исторического фона явления? Отвечу за вас. Беру на себя такую смелость. Потому что вам невыгодно рассматривать творчество и идеи Рерихов в неразрывной связи с современными историческими и философскими процессами. Вам невыгодно делать честное исследование, вам надо только одно — любыми средствами, любыми методами опорочить великих наших соотечественников и вместо ценнейшего наследия создать «черную дыру» забвения и отрицания. Вы заинтересованы в том, чтобы таких дыр в нашей культуре было больше, и используете для этого Православие. Вы ограничиваете предмет своего анализа пустотой, отрываете его от реальной действительности и закрываете самому этому исследованию путь к истине.

С.Лутай, К.Зайцев, М.Борисенко в статье «Мракобесие для простаков» пишут: «"Сатанизм для интеллигенции" определенно не научный и не философский труд. Сочетание многочисленных примеров цитатной эквилибристики и крайне некомпетентных выводов позволяет отнести этот труд, в большей степени, к жанру скандальной публицистики, основанной на непроверенных фактах и вымыслах»33.

«О феномене Кураева, — отмечает А.Владимиров, — его беспардонности, циничности, лживости кто только ни писал. Пишут академики, священники, православные публицисты, деятели науки и культуры <...> За всю историю Церкви не было еще подобного примера, чтобы так долго и безнаказанно "низший церковный чин" мог оплевывать известных деятелей культуры, науки, провоцируя противостояние Патриархии с культурой и наукой, восстанавливать против Православия своею хулою не только многие новые религии и новые духовные движения, но даже традиционные религии, исповедываемые тысячелетиями и утвердившиеся среди многих народов и на огромных пространствах»34.

Известный религиовед Александр Нежный в одной из своих статей утверждает: «Дьякон, профессор и дважды кандидат толкует Библию, как пошлый даже в своем богоборчестве предводитель советских атеистов Емельян Ярославский». Все критики Кураева отмечают его невежество, и это главная особенность диакона. В тоталитарный период нашего государства насаждалось невежество в самых широких масштабах, невежество было средством «классовой борьбы». Чем меньше знали «массы», тем легче было их обманывать и одурачивать. Но чтобы подобным занималась бы Церковь, в таких же масштабах, известно пока не было.

Однако новое время приносит нам часто неожиданности и формирует явления, не сразу объяснимые. «Сатанизм для интеллигенции» — книга такого же порядка. Она — не только рассадник невежества, но и источник негативных чувств по отношению к инакомыслящим, пример нехристианской озлобленности и стремления найти, наконец, снова врага для «подвижнического» уничтожения его, как это было в не столь далекие времена. И то, что эта книга лживая и клеветническая, не удивительно, ибо поиск врага там, где его нет, приводит к использованию подобных средств. Враг № 1 — Рерихи — создан самим Кураевым. А поэтому сей «враг» — самое дорогое, что есть у диакона в жизни, и он, конечно, никогда с ним не расстанется. От чужого врага можно потерпеть поражение, от своего — никогда. Свой враг потому и свой, что запрограммирован самим создателем, подчинен ему во всех своих действиях и своим извечным поражением служит диакону средством для его, диакона, возвышения над остальной церковной братией. С таким врагом можно обращаться самым вольным образом и, нисколько не смущаясь, корежить и переделывать его произведения, превращая их в фантом оригинала. Нужно при этом произвольно оперировать различными понятиями, не ограничивая себя никакими смыслами и устоявшимися определениями. Возьмем несколько примеров. Употребление понятия «христианство» без научного определения или в общем смысле было бы оправдано, если бы Кураев написал свой «Сатанизм» где-то в первые века нашей эры. Сейчас же, когда христианство прошло двухтысячелетний путь развития, когда в его пространстве существуют сложнейшие и противоречивые явления, само это слово не несет конкретно-исторического смысла. Правда, оно позволяет Кураеву разделить все население планеты на христиан и не христиан, или хороших и плохих, достойных и недостойных. Не стоит повторять, что такой взгляд далек от исторического. Христианство, как таковое, представляет собой сложное историческое явление. В него входят: изначальное Учение, принесенное Великим Учителем Христом, затем религия, возникшая на основе этого Учения, церковь, занимающаяся духовным водительством в земных условиях, и, наконец, конкретные конфессии, на которые эта религия разбилась в ходе исторического процесса. И когда мы говорим — христианство, мы должны понимать, что имеется в виду в каждом конкретном случае: Учение, религия, церковь или конфессия. И какая конфессия — православные христиане, лютеране, протестанты, католики и т.д. Тогда постановка вопроса обретет историческую основу, без которой ни одно явление духовно-культурной жизни существовать не может. У Кураева такой основы нет, и поэтому все разглагольствования о христианстве, как таковом, теряют свой смысл, свое время и пространство. Употребляя слово «христианство» без эпитетов или конкретных определений, можно подменять одно понятие другим: Учение — церковью, конфессию — религией, религию — Учителем и т.д. и т.п. Что, собственно, диакон успешно и делает, приходя, естественно, к ложным выводам и вовлекая читателя в свои лукавые подмены и искажения. Поэтому кураевский «Сатанизм» наполнен перлами его размышлений, от которых берет оторопь. Некое учение, размышляет диакон, «может быть религиозным, но само при этом не превращаться в религию. Для трансформации религиозного учения в практику нужна постановка именно практической религиозной цели»35. Что собой представляет эта «практическая религиозная цель», боюсь, неизвестно даже самому диакону. Если что и имеет отношение к данной цели, то это церковь, которая возникает лишь тогда, когда Учение обретает форму религии со всеми присущими этой религии особенностями. Подобных алогичных построений в кураевском «Сатанизме» немало. Причиной этого является незнание автором исторических и эволюционных моментов в развитии того или иного религиозного движения. Избыток информации, собранной диаконом, ничего не меняет. Ведь ее надо осмыслить, но это удается лишь человеку, обладающему философским мышлением. Пока у диакона, несмотря на философское образование, ничего похожего не наблюдается. То мышление, которое он демонстрирует в «Сатанизме», сбивчивое, противоречивое, а временами и просто алогичное, скорее, относится к тому типу, о котором когда-то писал крупный русский философ и писатель Д.С.Мережковский в статье «Большевизм и человечество».

«Плоские борются, — отмечал Мережковский, — против глубоких, чтобы их истребить или сделать себе подобными. В этой борьбе на стороне плоских большие преимущества, ибо глубокие могут только медленно передвигаться, преодолевая разнообразные препятствия; глубокие поднимаются на вершины и падают в пропасти, но плоские маневрируют с поразительной легкостью, не встречая никаких препятствий на своем пути; они скользят по гладкой поверхности или ползут, подобно распластанным насекомым, они всюду проникают и проходят в любые щели. Слишком часто, увы, у глубоких бывают разногласия: ведь они не равны между собой и глубоко индивидуальны, они стремятся к свободе, между тем как плоские едины в своей стадности в силу безличия и стремления к абсолютному равенству. Глубокие страдают и душевно, и физически, но плоские испытывают лишь неясные страдания, ибо им не дано постичь глубин души»36. И еще: «Главным преимуществом плоских над глубокими является ложь. Гладкая поверхность иногда представляется нам глубокой только потому, что она отражает глубину. Плоские пользуются этим оптическим обманом, чтобы в своих плоских зеркалах отражать неведомые им глубины искусства, науки, философии и даже религии»37. Идеологические структуры тоталитарного режима большевиков были рассадником этих плоских. Ибо только с помощью таких способов можно было укреплять режим и навязывать народу свои несостоятельные идеи. Плоскость мышления достаточно четко отражается в кураевском произведении во всем его «богатстве». Различные культурно-исторические термины, которые диакон использует в своей «системе доказательств», в трактовке диакона становятся тоже плоскими и выглядят несколько по-иному, чем в осмыслении выдающихся философов. В результате такие понятия, как оккультизм и мистика, потеряли свою историческую диалектику и превратились в примитивный инструмент кураевских доказательств. Вся книга наполнена подобными примерами. Упоминая масонов в качестве сатанистов, Кураев считает, что они возникли в Новое время. На самом же деле мы встречаем организации масонов задолго до Новой истории и в XIII, и в XIV веках. Масонство было старое и новое. Старое уходило корнями в эпоху готического стиля, новое же стало формироваться лишь в XVII веке, но было связано эволюционно со старым и продолжало его традиции, которые закладывались каменщиками Средневековья. Каменщики строили готические соборы, были культурны, имели связи с Востоком, откуда шли знания, впоследствии оплодотворившие европейскую философскую мысль и науку. Современное масонство утратило многое из духовного наследия своих предшественников и занялось более земными делами. Считать масонов сатанистами — значит поддерживать расхожий обывательский миф, созданный в целях, стоящих далеко от духовных интересов.