Хотя бы для небольшой части русской аудитории

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 24

ГЛАВА 8. БУРЖУАЗИЯ, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО

Представление о том, что русский средний класс был малочисленен и

имел немного веса, относится к числу общих мест исторической литературы. В

неспособности России произвести большую и энергичную буржуазию обычно видят

основную причину того, что она пошла по иному политическому пути, чем

Западная Европа, как и того, что либеральные идеи не оказали значительного

влияния на ее политические институты и политическую практику. Уделяемое

этому факту внимание делается более понятным в свете той исторической

функции, которую выполняла буржуазия на Западе. Западная буржуазия была не

всегда последовательна в своих приемах. Во Франции, к примеру, она поначалу

вошла в союз с монархией, чтобы способствовать подрыву власти

землевладельческой аристократии, затем круто изменила курс и возглавила

борьбу против монархии, закончившуюся уничтожением последней. В Англии она

выступила против короны на стороне аристократии и вместе с нею добилась

ограничения королевской власти. В Нидерландах она изгнала правивших страной

иноземцев и сама стала к кормилу власти. В Испании, Италии и Священной

Римской Империи ей не удалось изменить системы управления по своему вкусу,

однако там она по крайней мере сумела вырвать у монархии и феодальной знати

корпоративные права, которые использовала для создания в отдельных местах

очагов капитализма в виде суверенных городов-государств. Но какую бы тактику

ни применял средний класс Запада, дух и цели его были везде одинаковы. Он

стоял за свои деловые интересы, а поскольку интересы эти требовали

законоправия и защиты прав личности, он боролся за общественное устройство,

соответствующее идеалам, которые впоследствии стали называться либеральными.

Коли дело обстояло так, есть смысл полагать, что между ставшей притчей во

языцах неразвитостью законности и свободы личности в России и бессилием или

апатией ее среднего класса существует отнюдь не поверхностная взаимосвязь.

Чем же объясняется незначительность русского среднего класса? Сразу

же напрашивается ответ, связанный с состоянием экономики страны. Буржуазия

по определению есть класс, имеющий деньги, а, как известно, в России в

обращении денег никогда много не было. Страна была расположена слишком

далеко от главнейших путей мировой торговли, чтобы зарабатывать драгоценные

металлы коммерцией, а своего золота и серебра у нее не было, поскольку

добывать их стали только в XVIII в. Нехватка денег была достаточной причиной

для задержки появления в России богатого класса, сравнимого с западной

буржуазией эпохи классического капитализма. Однако это объяснение отнюдь не

исчерпывает вопроса, ибо жители России всегда отличались незаурядной

склонностью к торговле и промышленной деятельности, да и природная скудость

почвы понуждала их к предпринимательству. Не следует идти на поводу у

статистических данных, показывающих, что при старом режиме почти все

население Европейской России состояло из дворян и крестьян. Социальные

категории старой России носили чисто юридический характер и предназначались

для разграничения тех, кто платил подати, от тех, кто находился на

постоянной службе, и обеих этих групп от духовенства, которое не "делало ни

того, ни другого; эти категории использовались совсем не для обозначения

хозяйственной функции данного лица. В действительности гораздо большая часть

населения России всегда занималась торговлей и промышленностью, чем можно

было заключить из данных официальных переписей. По всей видимости, не будет

ошибкой сказать, что в период становления русского государства (XVI-XVIII

вв.) пропорция населения страны, постоянно или часть времени занимавшегося

не сельскохозяйственной деятельностью, была выше, чем в любой из европейских

стран. Посещавшие Московию западноевропейские путешественники неизменно

приходили в изумление от деловой хватки ее обитателей. Шведский торговый

агент Йохан де Родес отмечал в 1653 г., что в России "всякий, даже от самого

высшего до самого низшего, занимается [торговлей]... и вполне несомненно,

что эта нация в этом деле почти усерднее, чем все другие нации...".*1

Побывавший там двадцать лет спустя немец Йохан Кильбургер наблюдал сходную

картину: никто не был лучше русских приспособлен к коммерции в силу их к ней

страсти, удобного географического нахождения и весьма скромных личных

потребностей. Он полагал, что со временем россияне сделаются великим

торговым народом.*2 На иноземцев производило особенно глубокое впечатление

то, что, в отличие от Запада, где занятие торговлей считалось ниже

дворянского достоинства, в России никто не смотрел на него с презрением:

"Все Бояре без исключения, даже и сами Великокняжеские Послы у иностранных

Государей, везде открыто занимаются торговлей. Продают, покупают,

променивают без личины и прикрытия...".*3

*1 Б. Г. Курц, Состояние России в 1650-1655 гг. по донесениям Podeca,

M., 1914, стр. 148.

*2 Б. Г. Курц. Сочинение Кильбургера о русской торговле в

царствование Алексея Михайловича. Киев, 1915, стр. 87-8.

*3 "Путешествие в Московню Барона Августина Майерсберга", Чтения в

Императорском Обществе Истории и Древностей Российских, кн. 3, 1873, ч. 4.

стр. 92.

Промышленное развитие России было менее бурным, чем бившая в ней

ключом торговая деятельность. Однако и оно было куда значительней, чем

принято полагать. В XVIII в. литейные предприятия Урала, обслуживавшие

главным образом английский рынок, по выплавке железа занимали первое место в

Европе. Хлопкопрядильная промышленность, которую механизировали в России

раньше других отраслей, в 1850-х гг. производила больше пряжи, чем

германская. На всем протяжении XVIII и XIX вв. в России процветала надомная

промышленность, чьи застрельщики по своей энергичности мало чем отличались

от американских предпринимателей-самородков. Начавшийся в 1890 г. подъем

всех отраслей тяжелой промышленности достиг таких темпов, каких России с тех

пор добиться не удавалось. Благодаря ему накануне Первой мировой войны

Россия заняла пятое место в мире по объему промышленного производства.

Во всем этом нет цели навести на мысль, что при старом режиме Россия

была когда-нибудь по преимуществу торговой или промышленной страной.

Несомненно, что до середины XX в. основу народного хозяйства и главный

источник богатства России составляло земледелие. Доход от

несельскохозяйственной деятельности на душу населения оставался низким даже

после того как значительно выросли общие показатели промышленного

производства. Однако с первого взгляда может явно сложиться впечатление, что

страна, которая в 1913 г. по объему промышленного производства уступала лишь

Америке, Германии, Англии и Франции, обладала достаточной экономической

базой для кое-какого среднего класса, - быть может, не слишком

процветающего; но все же вполне весомого для того, чтоб с ним считались. С

XVII до. начала XX в. в России и в самом деле создавались огромные торговые

и промышленные состояния. В связи с этим возникает ряд любопытных вопросов:

почему эти состояния имели тенденцию к распылению, а не к росту? почему

богатым купцам и промышленникам очень редко удавалось создать буржуазные

династии? и, самое важное, почему у русских богачей так и не. появилось

политических амбиций? Ответа на эти вопросы лучше всего искать в том

политическом климате, в котором приходилось действовать деловым людям

России.

Как отмечалось выше, со времени самых ранних лесных поселений скудные

и ненадежные доходы от земледелия понуждали россиян искать добавочных

заработков. Они дополняли получаемый с земли доход всевозможнейшими

промыслами: рыболовством, охотой, звероловством, бортничеством,

солеварением, дублением кож и ткачеством. Необходимость сочетать

сельскохозяйственные и несельскохозяйственные занятия, навязанная населению

экономическими обстоятельствами, привела, среди прочего, к отсутствию четко

очерченного разделения труда и высоко квалифицированных (то есть

профессиональных) торговцев и ремесленников. Она также долго тормозила

развитие торговой и промышленной культуры, ибо там, где на коммерцию и

промышленность смотрели всего-навсего как на естественный источник побочного

заработка для всего населения, они не могли выделиться в самостоятельные

поприща. Иноземные описания Московии не упоминают о купцах как об особом

сословии и смешивают их с мужицкой массой. Уже в удельный период князья,

бояре, монастыри и крестьяне хватаются в погоне за побочным доходом за любой

доступный им промысел. В духовных грамотах великих князей промыслы

рассматриваются как неотъемлемая часть княжеской вотчины и заботливо делятся

между наследниками наряду с городами, деревнями и ценностями.

С ростом могущества и амбиций московской династии она принялась

прибирать к рукам главные отрасли торговли и почти все производство. Этот

процесс шел параллельно с централизацией политической власти и захватом

монархией земельных владений. Исходя из лежащей в корне вотчинного строя

посылки о том, что царь является собственником своего государства московские

государи стремились наряду со всей властью и всей землей завладеть и всеми

промыслами. Достаточно хорошо известно, каким образом политическая власть и

земельные владения перешли в полную собственность царя в XV и XVI вв. Этого

нельзя сказать о приобретении контроля над торговлей и промышленностью,

поскольку историки не уделили данному предмету почти никакого внимания.

Здесь процесс экспроприации, по всей видимости, имел место в XVI и тем более

в XVII в. и немало походил на процесс присвоения земельных владений в

предшествующий период. Издав серию указов по конкретным промыслам, монархия

ввела на них царскую монополию и таким образом устранила угрозу конкуренции

со стороны частных лиц. В конце концов, точно так же, как он ранее сделался

крупнейшим землевладельцем страны и, де юре, собственником всех поместий,

царь стал теперь единоличным собственником всех отраслей промышленности и

шахт и (как де юре, так и де факто) монополистом во всех областях коммерции,

не считая самых мелких. В своей предпринимательской деятельности он

пользовался услугами специалистов; набранных из рядов служилого сословия,

богатейших купцов и иноземцев. Торговый и ремесленный класс в строгом смысле

этого слова, то есть члены посадских общин, был от соответствующей

деятельности в большой степени отстранен.

Это обстоятельство имеет первостепенное значение для понимания судьбы

среднего класса в России. Как и всем прочим, торговлей и промышленностью в

Московии надо было заниматься в рамках вотчинного государства, чьи правители

считали монополию на производительное богатство страны естественным

дополнением самодержавия. В цитируемом выше (стр. #107) письме к королеве

Елизавете Иван IV язвительно отмечал, что английские купцы - очевидно, в

отличие от его собственных - "ищут своих торговых прибытков", как

доказательство того, что ее нельзя считать настоящей государыней. Поскольку

Московское государство имело такой взгляд на назначение торгового класса,

трудно было бы ожидать, . что оно станет печься о его благополучии.

Богатейшие купцы были запряжены в казенную службу, а к прочим государство

относилось как к разновидности крестьян и скручивало их податями. И бедным и

богатым купцам оно предоставляло самим заботиться о себе.

В своей коммерческой ипостаси царь распоряжался богатым ассортиментом

товаров, которые получал из трех источников: 1. излишков, произведенных в

его личных владениях; 2. дани от управителей и подданных; 3. закупок,

сделанных для перепродажи. Как правило, любой товар, которым всерьез

начинала заниматься монархия, объявлялся царской монополией и исключался из

частного коммерческого оборота.

В категории излишков царского хозяйства важнейшим товаром являлись

зерновые, монополией на торговлю которыми монархия обладала до 1762 г. На

водку также существовала царская монополия, продержавшаяся до XVIII в.,

когда ее передали дворянам. Водкой торговали в специальных магазинах,

имевших на то особую лицензию.

Среди товаров, получаемых в виде дани, почетное место занимали

дорогие меха. Они поступали к царю из ясака, наложенного на жителей Сибири,

из податей сибирских купцов, обязанных отдавать в казну лучшую из каждых

десяти заготовленных ими шкурок, и от воевод, которым полагалось продавать

казне по твердым ценам меха, полученные ими от населения в виде кормлений.

Эти горы пушнины либо продавались живущим в России западным купцам, либо

отправлялись на Ближний Восток и в Китай. Едущие за границу русские купцы

брали с собою полные сундуки мехов, которые преподносили в дар и продавали

для покрытия своих расходов. Частным лицам разрешалось торговать лишь

малоценными мехами, негодными для экспорта.

Многие из товаров, использовавшихся в царской коммерции, ввозились

из-за границы. Царь имел право первого выбора в отношении всех привозимых в

страну товаров, которые полагалось сначала представить на инспекцию Царским

агентам, закупавшим все, что им приглянется, по твердой цене. Лишь после

этого товар предлагался частным купцам. Иноземец, отклонивший предложенную

царем цену, не мог продать соответствующий товар больше никому в России.

Приобретенные таким образом товары Использовались в личном царском хозяйстве

или перепродавались на внутреннем рынке. Такой подход позволил монархии

прибрать к рукам торговлю предметами роскоши. Она также обладала монополией

на экспорт ряда товаров, пользовавшихся большим спросом за границей, таких

как икра, льняные ткани, смола, поташ и кожи.

И, наконец, монархия широко использовала свои привилегии, предъявляя

исключительные права на торговлю всяким товаром, пришедшимся ей по вкусу.

Редко случалось, чтобы правительство не поспешило ввести царскую монополию,

как только частная инициатива выявляла существование рынка на какой-нибудь

прежде неизвестный или неходовой товар. Так, например, в 1650 г. оно

обнаружило, что астраханцы вовсю торгуют с Персией мареной - растением,

используемым для приготовления красителей. Оно незамедлительно объявило

марену государственной монополией и приказало, чтобы отныне ее продавали

только казне, и по твердым ценам. Казна, в свою очередь, перепродавала ее

персам по рыночной цене. Двенадцать лет спустя, стоило царским агентам

обнаружить, что частные торговцы с большой прибылью продают на Запад

некоторые товары (юфть, лен, пеньку и говяжье сало), как на них были

наложены такие же ограничения. Предметом государственной монополии делался

практически любой товар, попадавший в коммерческий оборот. Трудно

представить себе практику, более губительную для предпринимательского духа.

Итак, монархия прочно контролировала торговлю, а о промышленности же

можно сказать, что она находилась в исключительной собственности

самодержавия. Помимо производства железа, соли и грубых тканей,

изготовлявшихся примитивными домашними способами, в Московской Руси не было

своей промышленности. Первые промышленные предприятия в России были основаны

в XVII в. чужеземцами, которые приехали туда с царского разрешения и

получили лицензии от правительства. Так, литейные цеха Тулы и Каширы, с

которых пошла русская железоплавильная промышленность, были созданием

голландца Андреаса Виниуса (Andreas Winius, или Vinius) и немца Петера

Марселиса (Peter Marselis), специалистов по горному делу, взявшихся в 1632

г. обеспечить русское правительство оружием. Марселис также заложил основы

русской медеплавильной промышленности. Производство бумаги и стекла было

основано шведами. Голландцы построили в Москве первый суконный двор Эти и

другие предприятия, которым русская промышленность была обязана своим

подъемом, находились под попечительством монархии, финансировались совместно

царским и иностранным капиталом и управлялись иноземными специалистами. Они

работали исключительно на монархию, которой продавали по себестоимости ту

часть своей продукции, в которой она испытывала нужду, а прибыль получали от

продажи излишков на свободном рынке. Хотя московское правительство

требовало, чтобы иноземные держатели лицензий обучали россиян своему

ремеслу, администраторы и квалифицированные рабочие, занятые на этих ранних

предприятиях, набирались почти исключительно из-за границы. Отсутствие

местного капитала и административного персонала било в глаза точно так же,

как в любой из западных колоний.

У монархии не хватало управителей для руководства ее торговой

деятельностью и разбросанными по всей империи промыслами, такими как

солеварение и рыболовство. Поэтому она часто отдавала свои монопольные

предприятия в пользование частным лицам на условии, что те будут ежегодно

выплачивать казне определенную сумму из полученной прибыли. В Московской

Руси самым надежным способом разбогатеть было заручиться подобной

концессией. Строгановы, крестьяне, сделавшиеся богатейшей купеческой семьей

Московского государства, вели свое состояние от лицензии, полученной ими на

производство соли в покоренном Новгороде. Начав с соли, они постепенно

распространили свою деятельность и на другие прибыльные предприятия, но все

время либо держали государственную лицензию, либо состояли с государством в

партнерстве.

Для руководства деловыми предприятиями, в которых монархия принимала

прямое участие, она полагалась на специалистов, набранных из рядов местного

и иноземного купечества. Высший слой состоявших в Московии на

государственной службе деловых людей назывался "гостями"; в середине XVII в.

он насчитывал около тридцати человек. Древнее слово "гость" первоначально

обозначало всех иноземных купцов, однако, как и термин "боярин", с конца XVI

в. оно сделалось почетным титулом, который жаловался государем. Чтобы

заслужить его, купец должен был обладать изрядным капиталом, поскольку царь

часто брал у "гостей" залог, чтобы в случае чего покрыть их недоимки. По

своему богатству московские "гости" стояли близко к городской знати Запада,

и в исторической литературе их часто сравнивают с нею, однако аналогия эта

не слишком убедительна. "Гости" не были самостоятельными предпринимателями,

а лишь доверенными лицами царя, им назначенными и на него работающими. Мало

кто из них искал, такой чести, и чаще всего купцов загоняли в "гости"

силком. Стоило правительству узнать, что кто-то из провинциальных купцов

сколотил себе состояние, как его вызывали в Москву и назначали "гостем".

Звание это было скорее тяжким бременем, нежели честью, поскольку,

замораживание части купеческого капитала в виде обеспечения было не лишено

известных неудобств. Далее, "гости" конкурировали друг с другом не из-за

товаров и покупателей, а из-за монарших милостей, и получаемый ими доход был

вознаграждением за предоставленные царю услуги. С точки зрения общественного

положения и богатства, чуть ниже "гостей" стояли члены торговых организаций,

называвшихся "гостиной" и "суконной сотнями".

"Гости" и члены этих двух сотен выполняли самые разнообразные

функции: собирали таможенную пошлину и налоги с продажи спиртных напитков,

оценивали товары, которые собирался купить царь, продавали их за него,

руководили некоторыми производствами и чеканили монету. Они представляли

собою что-то вроде резерва деловых людей, членам которого монархия, в своем

обычном духе, не давала специализироваться, поскольку не желала попасть от,

них в слишком большую зависимость. Они зарабатывали на купле-продаже

казенных товаров, а также на своих частных деловых предприятиях. С точки

зрения правовой теории, они принадлежали к тягловому населению, но благодаря

записанным в их личных грамотах привилегиям были ровней знатнейшим служилым

Blog

Хотя бы для небольшой части русской аудитории