Николай Довгай Маменькин сыночек
Вид материала | Документы |
- Николай Довгай Утраченный свет, 1132.05kb.
- Николай Довгай Друзья до гроба, 2157.76kb.
- Николай Довгай Записки Огурцова, 561.85kb.
- Личность в истории: Николай, 283.04kb.
- II. Николай Романов личность в истории, 289.05kb.
- Николай Раевский родился 14 сентября 1771 года, в городе Москве. Николай был болезненным, 115.26kb.
- Николай II александрович, 61.14kb.
- И. Е. Лощилов Николай Заболоцкий: три сюжета, 567.98kb.
- Святой Николай (Легенда) От святого Николая до Santa Claus, 94.8kb.
- Бологов Александр Александрович Автобиографический очерк, 249.57kb.
Маменькин сыночек
В конце октября 1967 года внимание всей нашей честной компании было привлечено необыкновенным событием: Тосик шагал мимо здания техникума своей смешной подпрыгивающей походкой с какой-то девчонкой. Первым сие великое чудо, сравнимое, быть может, лишь с чудом говорящей ослицы Валаама, узрел Зубрун.
Парни, глядите! – произнес он, стоя возле окна.
Мы подошли к нему и с высоты второго этажа, на котором находилась наша комната, увидели эту восхитительную картину.
- Ух, ты! – изумился Шпингалет. – Вот это да!
Лицо у него вытянулось, словно он увидел за окном летающую тарелку. И вот тогда-то с уст Симы-беллетриста и сорвалась эта фраза, ставшая впоследствии крылатой:
- Гляди-ка… Половой гигант!
С тех пор эта кличка намертво приклеилась к Тосику – как кожа к телу: «Половой гигант!»
Позже появились вариации: «Половой маньяк», «Половой гангстер» и прочие.
Причины этих саркастических выпадов в адрес Тосика коренились в его нескладном облике и чудаковатом характере – с одной стороны, и в нашем юношеском жестокосердии – с другой.
В самом деле: вообразите себе ворону, привязанную за лапу к колышку. И группу сорванцов, которые швыряют в нее камнями, состязаясь в меткости. Так вот, израненная ворона – это и есть Тосик Лапкин. А оболтусы-острословы, кидающие в нее камнями-издевками – это мы, его однокурсники.
Привожу имена главных истязателей этой невинной жертвы: Шпингалет, Сима-беллетрист, Витя Баюшки-баю, Емеля, Никита, и я – Иуда, отрекшийся от своего товарища.
Да… Много воды утекло с тех пор, много событий промелькнуло в моей жизни, но образ бедного Тосика и по сей день стоит перед моими внутренними очами так живо и ясно, словно все это происходило лишь только вчера.
Точно наяву, вижу я перед собой это молочно-белое, удлиненное лицо с большими лучезарными глазами – добрыми, наивными, мечтательными глазами нескладного юноши, осененными пушистыми кукольными ресницами; вижу его скошенный узкий лоб под короткой косой челкой, разделенной пробором надвое. И его широкий, немного тяжеловатый подбородок с ямочкой посередине, и тонкие бледные губы, и крючковатый нос, служивший предметом постоянных насмешек наших записных остряков.
В те времена у нас в моде были расклешенные брючки с высоким широким поясом – разумеется, шившиеся на заказ. Рубахи носили приталенные, туфли – остроносые, на высоких каблуках, а пиджаки – длиннополые. Одежда Тосика резко диссонировала с шаблонами тогдашней моды.
Во все времена года на нем болтались подстреленные мешковатые брюки мышиного цвета. Пиджачишко достался ему, наверное, еще от прадедушки. Ботинки – порыжелые, тупорылые, никогда не видавшие щетки, быть может, были бы и уместны в каком-нибудь хлеву, но никак не «катили» на наших городских мостовых.
Особо комичное зрелище являл собой Тосик на уроках физкультуры.
Был он чуть выше среднего роста, сутулый, ширококостный, с длинными худыми руками и выпирающими ключицами, которые так и тянуло пощупать руками. Спортивную форму ему заменяли черные «семейные» трусы (причем с одной из солп свисала, едва ли не до пола, распустившаяся нитка); некогда белая майка побурела от грязи, и в ее глубоком вырезе чернел клин загара, в точности соответствующий очертаниям открытого ворота его летней рубахи. Руки от локтей, где окачивались ее рукава, по той же причине казались как бы облаченными в темные перчатки. Все это указывало на то, что даже в самые жаркие летние дни Тосик не загорал и не ходил купаться на речку.
Итак, все ребята – ловкие, подвижные, в спортивных трусиках и майках – шумною ватагой носятся по спортзалу, играя в ручной мяч или же баскетбол. Лишь один Тосик, в своих длинных черных трусах, бестолково снует по площадке, высоко поднимая ноги, как цапля на болоте. Кто-нибудь из шутников и крикнет:
– Тосс! Держи пас!
И резко бросит ему мяч, метя в лицо.
Лапкин неуклюже взмахнет руками, присядет, или же шарахнется в сторону, и по залу прокатится дружный смех:
– Что же ты не ловишь пас?
– Испортил такой мяч, корова!
Впрочем, внешний вид «Лапы» – это цветочки! Был он знатным оригиналом и в иных смыслах: в «клетку» на танцульки с нами не ходил, участия в студенческих попойках не принимал, ругаться матом не умел совершенно! И более того! когда при нем кто-то начинал материться, или же рассказывать сальный анекдот, Лапкин зажимал уши пальцами, а то и попросту сбегал. Так что некоторые умники уже и специально принимались крыть матом и пошлить в его присутствии.
Ну, и был ли он после этого не марсианин? Не какой-то пришелец с иных галактик в глазах тогдашней «продвинутой» молодежи?
Этот чудак-человек явился к нам из Ельца (быть может, и впрямь прилетел на летающей тарелке?) И, едва сдав экзамены, первым долгом обошел все улицы Херсона, составляя карту города. Через месяц он уже знал его, как свои пять пальцев и писал письмо другу в Елец (очевидно, такому же Марсианину, как и он сам) начинавшееся словами: «Дорогой сэр!»
Нашим Штирлицам удалось ознакомиться с содержанием этого послания.
В письме «дорогому сэру» Тосик описывал достопримечательности Херсона, повествовал об истории нашего края, делился этнографическими впечатлениями – одним словом, это было нечто вроде путевых заметок Миклухи Маклая...
Другое письмо он начинал словами: «Дорогая моя мамочка!»
К несчастью для Тосика, оно тоже не осталась тайной для наших кривляк, и они стали поддразнивать его, мурлыкая елейными голосками: «Дорогая моя мамочка! Пишет тебе твой маменькин сыночек, Тосик…»
Короче сказать, Лапкин был предметом постоянных насмешек. Его пародировали, о нем сочиняли анекдоты. А после той злосчастной прогулки с девушкой под окнами нашей комнаты, из-под пера Беллетриста вышел колкий рассказец под названием: «Половой гигант». Он начинался так.
«Была тихая лунная ночь… Половой гигант вышел на охоту. Он шел по кладбищу упругой подпрыгивающей походкой, зорко всматриваясь в ночную тьму в поисках очередной жертвы…»
Понятно, это была белиберда несусветная и, тем не менее, она имела успех в среде наших зубоскалов. Вдохновленный этим успехом, Сима, в соавторстве с Витей Баюшки-баю, Шпингалетом и Булочкиным, написал новую ахинею. В ней Тосик, облаченный в смокинг с бабочкой, сидел в фешенебельном ресторане с некой кралей, звонко стучал вилкой по тарелке и кричал пьяным голосом: «Официант, счет!» Но венцом его художественной мысли явилось подметное письмецо, накарябанное Лапкину от имени некой влюбленной в него девицы – своего рода, письмо Татьяны Лариной Евгению Онегину. Воспроизвожу эту галиматью по памяти.
«Дорогой Тосик!
Ты, наверное, удивишься, прочтя это письмо, но я не могла иначе!
С тех пор, как я впервые увидела тебя в гастрономе, где ты покупал вареную колбасу, твой образ преследует меня и днем, и в ночи.
Милый Тосик!
Поверь, нелегко скромной целомудренной девушке признаваться в своих потаенных чувствах! Но это – сильнее меня: я втюрилась в тебя с первого взгляда, и теперь уже готовая на все!
Так что подгребай сегодня, как стемнеет, к памятнику Владимиру Ильичу Ленину на площади Свободы. Не упусти свой шанс! Ручаюсь, мы неплохо проведем время, и тебе будет что вспомнить.
На всякий случай, сообщаю свои приметы.
Я в меру упитанная, невысокого роста, рыжеволосая. На мне будет платье в желтый горошек, красная косынка и синие туфли, а также зеленая сумочка. Смотри же, не перепутай!
Твоя Лола».
Письмо это было подброшено Тосику. Придя с занятий, он взял его с тумбочки, повертел в руках, распечатал конверт и, близоруко щурясь, прочел послание. Затем отшвырнул листок на кровать и, нахмурившись, пробормотал: «Дураки! Дураки!»
Постепенно, шаг за шагом, мы переходили ту грань, что отделяет грубоватую дружескую шутку от злых издевательств. Приближался день, о котором я вспоминаю с особым стыдом и болью.
Ведь, несмотря даже и на мои глупые «приколы» – а в них я не уступал самому Шпингалету и Беллетристу! – между мной и Лапкиным установились приятельские отношения. Тосик доверял мне, почти как «дорогому сэру» из Ельца, и у нас с ним даже сложилось нечто вроде детской игры.
- Тосик, Тосик! – иной раз восклицал я. – У тебя чудесный носик!
И делал вид, будто пытаюсь ухватить его за нос. Он отмахивался от меня, и с детской улыбкой отвечал мне словами инженера Брунса из «Золотого Теленка»:
- Дусик, Дусик! Готов мой гусик?
Но тут, впрочем, пришло время объявить об еще одном действующем лице, неком студенте по прозвищу Никита. Это был круглолицый, краснощекий крепыш – заводила и страшный бузотер. Клеш на его брюках (с разрезом до самых колен) достигал такой ширины, что им было впору улицы подметать. «Патлы» носил, как у Битлов. Голос густой, басовитый.
Так вот, этот Никита частенько потчевал нас разными историями о том, как он вступал в драки с разными крутыми парнями – обычно боксерами и каратистами – и неизменно выходил из них победителем. Причем меньше трех человек зараз он, как правило, не бил. Сверх того, он умел играть на баяне и петь:
Девушка, ну что же ты стоишь
И не поднимаешь своих глаз
Ты же хочешь, ты же вся дрожишь
Это будет с каждою из вас
Девушка, не бойся, я не груб
Я не стал развратнее вдали.
Дай коснуться запылавших губ
Дай прижаться к девичьей груди.
При этом Никита уверял нас, что и слова, и музыку он сочинил сам.
Итак, зашел я как-то раз к этому баламуту в комнату – сейчас уже и не припомню, по какому именно поводу. Был с ним тогда и его закадычный дружок, Емеля – тоже парень оторви и выбрось. Оба были изрядно поддаты. Мы поболтали о том, о сём, и я уже намеревался было уходить, как вдруг дверь отворилась, и в ее проеме возникло сияющее лицо Тосика.
- Дусик, Дусик,- крикнул он мне радостным голосом. – Готов мой гусик?
- Ах ты, Лапа! – взревел Никита. – Ну, ты, половой Геракл!
В мгновение ока он очутился у двери, схватил Лапкина за грудки и втянул в комнату.
- Ну, как дела на любовном фронте? – грозно осведомился Никита. – Сколько палок кинул сегодня ночью?
Никита был силен, как медведь. Он повалил Тосика на пол. Вместе с Емелей они стянули с Лапы одежду и, нагишом, вытолкали в коридор.
Я и по сей день считаю, что если бы вступился тогда за Тосика, эти смутьяны оставили бы его в покое. Я даже думаю, что одного моего слова было бы вполне достаточно, чтобы пресечь эту выходку, которая зашла уже слишком далеко. Но я предпочел остаться в стороне.
Между тем, по злой иронии судьбы, на наш этаж уже поднималась по лестнице Соня Рутченко. Эта Соня училась на параллельном потоке и была той самой девушкой, с которой прогуливался Тосик. Сейчас я уже почти не помню ее – возможно, даже и фамилию переврал. Припоминаю только, что какой-то особенной красавицей она не являлась. Но была в ней, однако, некая притягательная сила, некая внутренняя краса, как бы изнутри озарявшая ее, в общем-то, заурядное, лицо.
Так вот, голый Тосик первым делом бросился к своей комнате, надеясь скрыться за ее дверьми от травли злых пересмешников. Но в этот самый миг эта дверь отворилась, из нее выглянул Бабич (тоже остроумник хоть куда) и, завидев голого Лапу, радостно заорал:
- Полундра! Половой гангстер вышел на охоту!
После чего захлопнул дверь перед самым носом Лапкина. Тосик стал дергать дверную ручку, но тщетно: дверь заперли на ключ. Из других комнат стали выглядывать развеселые рожицы. Послышались крики!
- Атас! Половой гигант вышел на охоту!
- Шухер! Спасайся кто может!
Бедный Тосик метался по коридору, он стучался во все двери, но никто ему не открывал. Никита сгреб одежду Лапы, вышвырнул ее коридор и крикнул:
- Эй, половой маньяк! Держи свое шмотье!
Я выглянул за дверь.
Лапкин стоял, прижав одежду к груди, и затравленно озирался. Тут я не выдержал и крикнул ему:
- Эй, Тосик, иди сюда!
Но было поздно: на другом конце коридора появилась Соня. Чтобы попасть в свою комнату, ей надо было пройти мимо наших дверей. Увидев голого Тосика, девушка замерла, как вкопанная. Лапкин, сверкнув тощим задом, вбежал к нам в комнату и стал лихорадочно одеваться. Его бил озноб.
- Дураки, дураки! – бормотал он, стуча зубами.
На том дело и кончилось.
На следующий день я подошел к Тосику и, зная его мягкий, покладистый характер, сказал дружеским тоном:
- Тосик, Тосик, у тебя чудесный носик!
Он посмотрел на меня с презрением, как на какую-то вошь, и произнес:
- Уйди… Предатель!
Я пожал плечами и отошел.
А через десять дней после этого нам стало известно, что Тосик утонул. Поговаривали, что он поехал в Гидропарк купаться, но зашел слишком глубоко и захлебнулся. В тот день стояла холодная, ветреная погода, и никто не мог взять в толк, с какой стати этот чудила поехал на пляж, когда и летом-то он на реке никогда не бывал.
А еще через день или два из Ельца приехала мама Тосика, забрала его тело из морга и отвезла в свой родной город. Там она и похоронила своего сыночка.
02. 04. 2011 г.
Об авторе этой книги
Довгай Николай Иванович
Член Межрегионального Союза Писателей Украины,
гл. редактор электронной Литературной Газеты Путник.
г. Херсон
Свои комментарии по поводу этой книги Николая Довгая Вы можете оставить на его сайте
Нечаянная Встреча.
Оставить свой комментарий на сайте Нечаянная встреча
(Нажмите CIRL и щелкните ссылку)
В этих книгах рассказывается о людях, вступивших на путь борьбы с зеленым змием. А также и о том, что они смогли на этом пути найти.
Друзья до гроба, скачать бесплатно
(Нажмите CIRL и щелкните ссылку или картинку)
Черная косточка, скачать бесплатно
(Нажмите CIRL и щелкните ссылку или картинку)
С другими произведениями автора Вы можете ознакомиться на сайте Литературной газеты Путник
(Нажмите CIRL и щелкните ссылку или картинку)
Литературные проекты Николая Довгая
Нечаянная встреча
(Нажмите CIRL и щелкните ссылку или картинку)
Литературная газета Путник
(Нажмите CIRL и щелкните ссылку или картинку)
Портал Литературной газеты Путник
(Нажмите CIRL и щелкните ссылку или картинку)
Форум Литературной газеты Путник
(Нажмите CIRL и щелкните ссылку или картинку)
1 О Лапкине читайте в рассказе «Маменькин сыночек»