Geum.ru

Николай Довгай Маменькин сыночек

Вид материалаДокументы
Глава вторая
Часть первая
Часть вторая
Часть третья
Я лучший ученик среди ребят
Летят, летят, летят пятерки в ряд.
Подобный материал:
1   2   3   4

Глава вторая


Комната № 35

Вечер. Напряженный учебный день остается позади, и наш дружный сплоченный коллектив позволяет себе отдохнуть от трудов праведных.

Мы сидим за покрытым несвежей скатертью столом и режемся в подкидного дурака. Мы – это я, Слава Шпингалет, Влад Булочкин, он же Пряник и Витя баюшки-баю, известный также под прозвищами Засоня, или просто Соня. Слышны отрывистые реплики:

– Червовый валет.

– Дама.

– А пиковая дама!

– А король треф!

И взволнованный голос Шпингалета:

– Чирвой, чирвой его пои!

Эти слова он адресует своему партнеру, Владу Булочкину. Добродушно улыбаясь, Влад ходит бубновым королем. Король бит.

– Ну и баран! – гневно вскипает Слава.– Я же тебе говорил: чирвой, чирвой его пои!

– Та де ж я тобі її візьму? – улыбается Влад. – Намалюю, чи що?

– Осел! – пузырится Вячеслав. – Протри очки, корова! У тебя же должна быть червовая дама!

– Немає

– Где же она?

– В сортир пішла.

Эта картина окутана клубами табачного дыма.

Сима Беллетрист восседает на табурете, примостившись к тумбочке, и делает какие-то торопливые записи в общую тетрадь. На его тонких, нервных губах играет саркастическая улыбка, а карие глаза искрятся весельем. Время от времени Беллетрист бросает цепкие иронические взгляды на Женю Зубруна, подобно художнику, делающему наброски с натуры.

С непроницаемым, как у индейца, лицом, Зубрун штудирует домашнее задание, сидя на своей койке. Проделывает он это следующим образом: сначала «заглатывает» большие куски текста, потом закрывает глаза, поднимает лицо кверху и, беззвучно шевеля губами, повторяет про себя прочитанное. Иной раз Зубр приоткрывает один глаз и воровато заглядывает в конспект, но тут же захлопывает тетрадь и с еще большим усердием продолжает зубрежку. Временами Зубрила раскачивается, сложив ладони у груди, подобно бьющему поклоны богомольцу. Естественно, что такому крупному мастеру художественного слова, каковым, вне всякого сомнения, является Сима, просто невозможно удержаться от хотя бы нескольких беглых зарисовок.

– Товарищ капитан,– густым тягучим голосом произносит Баюшки баю,– разрешите поздравить вас с присвоением очередного воинского звания.

С этими словами он церемонно «вешает» на плечи Вячеслава две девятки:

– Вот! Вы произведены в майоры! Смотрите же, не опозорьте этих погон.

Словно ядовитых змей, срывает Слава карты с плеч.

– Все! — кричит он.– Я больше не играю с этим чурбаном!

С серьезной миной на лице, Засоня протягивает Славе желтые тряпичные перчатки. Они обрезаны с таким расчетом, чтобы пальцы были свободны. С одной стороны, это сделано для пущей элегантности, с другой – чтобы было удобней тасовать колоду.

– Товарищ майор...– грустным, соболезнующим тоном произносит Соня. – Вот, возьмите... Вам сдавать.

Слава отмахивается от перчаток, шумно отодвигает стул и негодующе изгибается перед своим партнером.

– У, рожа! – он стучит себя пальцем по лбу. – Это же надо быть таким индюком! Дать ему короля, в то время, как ты знаешь, что у него сидит бубновый туз!

Круглое, веснушчатое лицо Бублика лучится добродушной улыбкой.

– А шо ж я повинен був робити?

– Не давать ему короля! – кипятится «товарищ майор». – Нехай бы он ходил ко мне! А потом мы побили бы их, как младенцев!

– Браты,– говорит Сима Беллетрист, жмуря глаза, как рыжий кот на майском солнце,– не хотите ли послушать мое новое произведение?

Мы принимаем предложение молодого прозаика.

– А ты, Евгений, не желаешь присоединиться? – вкрадчивым тоном осведомляется Беллетрист, и его тонкие губы слегка подрагивают в насмешливой улыбке.

Зубрун не удостаивает ответом.

– Ну, как знаешь,– говорит Сима. – Но только учти: когда выйдет в свет сборник моих избранных произведений, ты еще не раз попросишь у меня автограф, но я его тебе не дам. Вот им,– он обводит великодушным движением руки наши веселые рожицы,– дам. А тебе – ни за что на свете!

Сима неторопливо берет стул и ставит его спинкой к Зубруну; молодой автор усаживается на поставленный таким образом стул, заплетает ноги за его ножки и торжественно раскрывает тетрадь. Мы рассаживаемся по обе стороны от Беллетриста, причем Женя Богуненко оказывается в своеобразном фокусе наших веселых взоров.

Сима начинает чтение. Голос у него торжественный, с бархатистыми переливами. Рассказ озаглавлен «Смерть Зубруна». Он разбит на три части. Краткое содержание произведения таково.


Часть первая

Комната №35. Замызганный стол, на нем — банка из-под тюльки в томате. Из банки торчит дымящийся окурок. Обитатели комнаты режутся в подкидного дурака на весьма внушительные суммы. Слышны щипающие за душу звуки семиструнной гитары – это захмелевший Шпингалет приятным тенорком исполняет цыганский романс.

На одной из коек, окутанный клубами сизого дыма, восседает невзрачный худощавый паренек – будущее светило в области судовых паровых экономайзеров. Светило ведет интенсивную подготовку к государственному экзамену.


Часть вторая

Полночь. В окно комнаты №35 заглядывает луна, она серебрит банку из-под тюльки в томате, освещает призрачным светом койки, на которых богатырским сном спят четверо парней. Их храп способен растревожить даже льва. Лишь один не спит: укутавшись с головой одеялом, и подсвечивая себе карманным фонариком, он продолжает усиленную зубрежку.


Часть третья

Государственный экзамен. Отвечает лентяй и неуч Слава. Разумеется, он не знает ни бельмеса, но прохиндею Шпингалету удается воспользоваться одной из «шпор», которыми он начинен с головы до пят, и получить твердую, надежную четверку. Евгений знает все ответы по билетам назубок. Еще вчера он щелкал их, как орешки. Но внезапно на него находит какое-то роковое затмение, всё странным образом путается в его одуревшей от беспрерывной зубрежки голове, и лишь из чувства сострадания и уважения к его былым заслугам, Нуль ставит ему трояк.

Евгений внутренне опустошен. Его гложет черная зависть к блистательному успеху Шпингалета. Он – в страшной депрессии. Сломленный сильнейшим душевным потрясением, Зубрун заходит в забегаловку и выпивает стакан сухого вина. Затем он ложится на железнодорожное полотно и его переезжает паровоз.


Таков, в общих чертах, сюжет.

– Да, непогано,– хвалит Влад Булочкин, когда автор оканчивает чтение. – Можна б було відіслати в «Юність», або у «Радугу».

– Поучительная вещь для некоторых Зубрунов,– высказывает свое мнение и Соня, бросая на Женю насмешливый взгляд. – Ну-ка, как ты там пишешь?

Разрумянившийся от похвал автор передает рукопись Соне. Тот неторопливо откашливается в кулак и начинает чтение заключительной части произведения своим заунывным, тягучим голосом, которому он, по мере сил, пытается придать трагические оттенки.

«И еще и по сей день, на старом кладбище свежа могила, над которой возвышается серый обелиск с портретом Зубруна. И ветер шелестит листьями в венках, возложенных на него заботливыми руками друзей и близких. И дождь каплет по мраморной плите, и холодные хлопья снега ложатся на нее в зимнюю стужу обледенелою шапкой. А летом яркий луч солнца скользит по бронзовой табличке, утопающей в буйной зелени цветов и полыни – табличке, на которой искусной рукой гравера высечена витиеватая надпись: «Здесь покоятся останки Зубруна, который учился на одни пятерки. Спи спокойно, Зубрила. Ты честно выполнил свой долг».

Мы из последних сил стараемся придать своим брызжущим весельем рожицам постные выражения. Евгений, отгородившись от нас раскрытым конспектом, продолжает зубрежку.

– В общем, недурно,– важно заключает Баюшки баю. – Но я бы все же видоизменил концовку.

– А, на мой взгляд, финал неплох,– высказываюсь и я. – Он и закономерен, и психологически точен. И, в то же время, в нем есть неожиданный поворот.

– Слыхал? – торжествует Сима,– Слушай, чо Костыль говорит! Делать критический разбор произведений молодого, легко ранимого автора – дело тонкое. Это тебе ни в подкидного дурака с Пряником играть»!

Баюшки баю вступает в полемику:

– Да вы поймите, друже: такой конец не типичен в нашем обществе. Ну, где это видано, чтобы наш советский студент при первых же неудачах бросался на рельсы, как Анна Каренина? К чему вы призываете? Куда зовете? Ты стал не на ту путю, парень. А как было бы хорошо, если бы Евгений, с треском провалившись на экзаменах, выпил бы вместо вина стакан кефира! И если бы он не шлялся по железнодорожным путям, а с еще большим усердием засел бы за зубрежку. И, при переэкзаменовке, получил бы заслуженную пятерку. Вот это устроило бы всех. А так ваш рассказ ничему не учит. Вы сошли с рельс соцреализма, дружище. Да еще к тому же – ай-яй! - и слямзили у Льва Николаича конец.

– Было б неплохо,– замечаю я на правах уже признанного в литературных кругах критика,– если бы лентяй и неуч Слава получил бы неуд. И если бы за неуспеваемость его с треском вытурили бы из бурсы.

– И написали бы позорное письмо родителям,– вставляет Соня.

– Действительно,– говорит Слава с радостной улыбкой.– Это было бы совсем неплохо.

Я подаю автору свежую мысль:

– Послушай, Сима, а как ты считаешь: что, если сделать более ударной сцену ночной зубрежки? Пусть бы в это время у нас в комнате вспыхнул пожар? Или, еще лучше, началось бы землетрясение? А Евгений, тем не менее, продолжал бы учебу? А? Вот это – тяга к знаниям!

– Как в дымовой трубе,– вставляет Баюшки-баю, задумчиво пощипывая нос.

– Пожалуй, даже сильнее,– говорит Беллетрист. – Ты знаешь, в этом что-то есть... Надо будет подумать.

Пряник подсказывает молодому прозаику еще один неожиданный сюжетный поворот.

Его идея заключается в том, что Зубрила с первого же захода, как оно и подобает будущему светилу в области судовых паровых экономайзеров, отвечает на все самые каверзные вопросы Нуля и, получив заслуженную пятерку, выходит из аудитории. В коридоре он нос к носу сталкивается с лентяем и неучем Славой, который с треском провалил экзамен.

– Пять! Я получил пять! – бормочет Евгений со счастливой улыбкой.

Губы отличника трясутся, щеки вздрагивают. Он тычет в лицо Шпингалету ладонь с растопыренными пальцами и заливается тихим счастливым смехом.

Кто-то из студентов спешит к телефону, и вскоре к бурсе, оглашая тихие улочки сонного городка пронзительной сиреной, подлетает фургон с белыми крестами на бортах. Два дюжих санитара стремглав выпрыгивают из машины и устремляются навстречу Зубриле.

– Пятерка! Ха-ха-ха! Люди! Я получил пятерку! – ликует Евгений. – Вы слышите? Я получил пять!

И вот уже санитары облачают отличника в смирительную рубаху. Завязав рукава за спиной пациента, они ведут его к машине; при этом больной с радостным смехом оповещает собравшихся о своем успехе.

– Прекрасно,– говорит Сима, с воодушевлением потирая руки. – Спасибо, друже. Вы дали мне новую пищу для размышлений.

Он похлопывает Пряника по плечу.

– В общем, замысел неплох,– подводит итог Спящий Витя. – Но еще слишком сыро. Итак, оживите сцену зубрежки пожаром или, на худой конец, землетрясением. Переработайте концовку с учетом замечаний Пряника. И обратите внимание на свой язык.

Беллетрист подходит к зеркалу, недоуменно хлопая ресницами:

– Язык? А чем тебе не нравится мой язык? – он высовывает язык. – Бээээ... Язык как язык.

– Язык автора должен быть сочен, ясен и лаконичен,– нравоучительно замечает Соня. – А у вас, друже, такой язык, как будто вы напились дурного зелья. Вот, смотрите.

Засоня отыскивает в тетради нужное место.

– Смотрите, что вы тут пишите: «У него был длинный, крючковатый, как у старой ведьмы, нос. Глаза лихорадочно блестели, на впалых щеках играл чахоточный румянец. Под глазами Зубрилы висели большие синие мешки». Так?

– Ну, так.

– А теперь взгляните, друже, на этого симпатичного, трудолюбивого паренька. Ребята, вы видите у него на щеках чахоточный румянец?

– Ні,– говорит Влад, желая быть объективным.

– А ты, Слава?

– Как будто нет... – неуверенным тоном, произносит Шпингалет, пристально всматриваясь в хмурое лицо Евгения.

– А где большие синие мешки под глазами? А? Где они, я вас спрашиваю?

Мы обступаем Зубруна и начинаем внимательно изучать его физиономию.

– И откуда автору известно, какой нос у старой ведьмы? Он что, с ней знаком?

– Болваны! – смеется Сима. – Ослы! Это же гипербола! Литературный прием!

Слава осторожно тянется пальцем к носу Евгения. Зубрун резко отбивает его руку:

– Пошел прочь, щенок!

Глаза Евгения сверкают недобрым огнем. Слава с веселым смешком отскакивает от Зубрилы.

– Бач! Е! Е безумный блеск у очах! – улыбается Влад.

– Глядите, парни,– хихикает Слава,– и чахоточный румянец появился!

– И голова дергается,– замечаю я.

– И губы шлепают,– с улыбкой подмечает Соня.

– Значит, я правильно написал!

– А где мешки? – озабоченно спрашивает прохиндей Слава. – А? Ну-ка, Саичкин, присвети фонариком.

– Та де ж я тобі його візьму?

– Ну, чиркни спичку.

Влад зажигает спичку и подносит ее к лицу Зубруна. Лентяй и неуч Слава ставит ноги носками внутрь, близоруко щурит смеющиеся глазенки и, расставив руки, как крылья, осторожно склоняется к Жене.

– Так... – Слава хмурит брови, и его подбородок с обворожительной, как у девушки, ямочкой, отчаянно вздрагивает. Шпингалету никак не удается сохранить на своем ребяческом лице серьезное выражение. – Ничего не пойму... Кажись, есть мешочки, но небольшие.

– Осторожнее, товарищ майор,– предупреждает Спящий Витя. – Он может и укусить.

– Постойте, парни,– говорит Сима. – Дайте-ка, я взгляну.

Автор водружает на нос большие очки без стекол и, отстранив Шпингалета, склоняется над Евгением. Несколько секунд Беллетрист внимательно всматривается в лицо своего литературного прототипа.

– Точно! Это он! Смотрите, парни! Вы видите перед собой Зубруна, красу и гордость нашей бурсы! Вот он идет на экзамены. Он весел, празднично взволнован и бодр! И вот он выходит из аудитории... На губах Зубрилы – жалкая трясущаяся улыбка. Он по-прежнему весел и радостен. Но та ли это радость? То ли веселье? Нет, теперь мы видим перед собой несчастного кретина... Он улыбается... Он смеется... А к горлу у нас подкатывает горький комок... Евгений! Друже! Ты ли это? Скажи нам, что с тобой? А ведь еще совсем недавно ты так радостно шагал на экзамены, напевая песнь отличника... – Шпиндель! – дрогнувшим от притворного волнения голосом восклицает Беллетрист. – Возьми баян! Сыграй нам песнь отличника!

Вячеслав, с резвостью молодого щенка, бросается к своей койке, хватает баян, закидывает ремни за плечи, весь как-то ехидненько изгибается и, притоптывая пяткой, начинает петь приторно слащавым голоском:


Я лучший ученик среди ребят

Пятерки в мой дневник,

Как ласточки летят.


По сигналу Симы мы подхватываем припев могучими жизнеутверждающими голосами:


Летят, летят, летят пятерки в ряд.

Летят, летят, как ласточки, летят.


Нахмурив брови, Зубрун упрямо шевелит губами – поистине, тяга к знанием у него не хуже, чем в дымовой трубе!

В самый разгар веселья молодой прозаик начинает покашливать:

– Братцы,– говорит Сима, озабоченно ощупывая горло. – Кажись, я сорвал голос. Не пора ли нам уже промочить глотки и двигать?

– Куда, друже? – тоненьким голоском интересуется Вячеслав.

– На танцульки, друже. Куда же еще?

– Танцевать буги-вуги?

– Верно, друже.

– С шальными девками?

– Точно.

– Под дикую музыку?

– Ну конечно.

– Судовой паровой экономайзер... – бубнит Евгений.

– Кажется, он и впрямь спятил,– замечает Спящий Витя.

– Парни! Давайте подсчитаем наши капиталы,– вносит предложение Сима. – У кого сколько?

Мы сбрасываемся.

– Так... – говорит Беллетрист, почесывая за ухом. – Рубль восемьдесят – это неприкосновенный фонд. На клетку. Остальное – на вино и женщин!

– На вино и женщин остается пятьдесят копеек... – сладеньким голоском уточняет Вячеслав.

– Н-да... Не густо…– соглашается с ним Сима

Он приближается к Зубриле мягкой кошачьей походкой.

– Евгений, друже... – рука Беллетриста плавно опускается на плечо литературного прототипа.

– Судовой паровой экономайзер... – сосредоточенно бормочет прототип.

– Женечка...– льстивым голоском приступает к делу Сима. – Мы знаем, что у тебя водятся деньги. Крупные деньги! Послушай, Женчик, дружаня, займи трояк?

Евгений брезгливо сбрасывает с плеча руку прозаика:

– Брысь, редиска!

– Ну, Женчик, друже... Всего три рубля... А? До стипендии...

– Пойди к Зубруну. Пусть тебе Зубрун подаст.

– Ну, Женчик, это же была просто шутка. Так сказать, дружеский шарж. А шаржи, как ты и сам знаешь,– без зазрения совести льстит Беллетрист,– делаются только на очень ярких и высокоодаренных личностей!

– Можешь еще обратиться к Зубу мудрости, к Трясуну, к Каменному Заду и другим парням,– предлагает Женя.

Сима виновато хлопает ресницами:

– Ну, извини. Я больше не буду...

– А! Значит, хочется выпить? – злорадствует Зубрун.

Тоненький голосок Славы отражает всеобщее настроение:

– Ой, хочется!

– Пошел прочь, хамелеон!

– Женя, мы же с тобой земляки... – вдруг вспоминает Вячеслав.

– Брысь! Уйди, нехороший человек, и не позорь нашу деревню. А вы, редиски, чего притихли? Небось, хотите выпить дурного зелья?

Никто из нас не берет на себя смелость отрицать столь очевидный факт. Победно улыбаясь, Евгений направляется к шкафчику, движением фокусника иллюзиониста просовывает руку в карман висящего там пиджака и торжественно вынимает из его кармана банкноту достоинством в три рубля. Он поднимает деньги над головой.

– Вот, берите пример! Кто не злоупотребляет алкоголем и женщинами, кто не курит, не играет в карты, добросовестно относится к своим обязанностям, делает физзарядку, чистит зубы по утрам и уступает в городском транспорте места старушкам – у того деньги есть. А кто невоздержан, как Слава – у того в карманах ветер свищет!

– Какие мудрые слова! – Сима с восхищением прихлопывает в ладони. – Женя, друже! Ты же открыл нам глаза! Мы тоже будем воздержаны. Мы бросим пить, курить, будем усердно учиться и делать физзарядку по утрам, если ты... займешь нам три рубля!

– И вы не будете называть меня... этими нехорошими словами?

– Какие слова ты имеешь в виду, Евгений? – уточняет Беллетрист. – Зубрун?

– Чи, може, Трясун? – расплывается в милой невинной улыбке Владислав.

– Или Сектант? – подло хихикает земляк Слава.

– Или Шаман? – усмехается Соня.

– А, может быть, каменный зад? – вношу свою скромную лепту и я.

– Всеми! Всеми этими нехорошими словами!

Сима ударяет себя кулаком по груди:

– Женя! Милый! Гадом буду! Да чтоб я... и на тебя! Да ни за что на свете!

– Ха-ха... И ты, ничтожная писака, жалкий ты борзописец, больше не будешь строчить на меня своих мерзких пасквилей?

– Женя, друже... – Сима покорно склоняет голову. – Ну, прости подлеца. Больше это никогда не повторится.

– Ой, ли?

– Евгений! Милый! Да неужели ты мне не веришь? Мне, своему верному другу, с которым ты живешь под одной крышей? – Сима взволнованно мигает глазами. – Да вот клянусь тебе! Да чтоб мне никогда не увидеть своей тещи! Да чтоб мне не жениться аж до 25 лет!

– И как, по-твоему, меня зовут, жалкий ты зубоскал?

– Тебя зовут Женя. Ты очень милый, симпатичный парень. Нам всем очень нравится твое имя.

– А вы что притихли, щеглы? Не слышу!

Мы вяло восклицаем:

– Евгений!

– Тебя зовут Женя...

– Ты отличный парень, Женчик,– искусно льстит Сима, не сводя глаз с трех рублей. – И, к тому же, не жмот.

– Мелкий подхалимаж!

Приходится усиливать восхваления.

– Я всегда был очень высокого мнения о твоей неслыханной работоспособности, Евгений,– с апломбом признается Спящий Витя. – Вот попомните мои слова, парни: этот человек далеко пойдет…

– Если милиция не остановит,– вставляет Слава.

– ... И недалек тот час,– пророчит Баюшки баю,– когда он станет крупным светилом в области судовых паровых установок!

– А мы еще будем гордиться тем, что жили с ним в одной комнате,– уверяет Сима. – Дышали одним воздухом. И внукам своим рассказывать будем!

Соня с едва заметной усмешкой роняет:

– В особенности Шпингалет!

– А ты, Костыль, что скажешь?

Приходится и мне присоединить свой голос к хору льстецов:

– Ну, ты же сам знаешь, Евгений, как дико я завидую твоей феноменальной усидчивости.

– И какой же, по-твоему, мнению, у меня нос?

– Отличный нос! Тонкий, интеллигентный... Изящный. Мне бы такой!

– Он просто восхитителен, Евгений! – восторгается Сима. – О таком любознательном носе можно только мечтать!

– Да. Нос настоящего ученого мужа,– определяет Соня.

– Как у Буратино,– хихикает в кулачок Шпингалет.

Беллетрист внимательно всматривается в Зубруна:

– А щеки, парни? Вы обратили внимание на его щеки?

– Да, гарні щеки!

– И толковать нечего! – вставляю я. – Щеки производят самое очаровательное впечатление.

– Особенно в сочетании с изящным Носом,– подчеркивает Соня.

– И с мужественными ушами,– вставляет сладеньким голоском товарищ майор.

– Цыц! Па-ца-ны! – Евгений начинает расхаживать по комнате, помахивая банкнотой над головой. – Так вот, значит, как вы запели... Стоило мне только вынуть из кармана трояк – и вы тут же начали восхвалять меня. А кто только что читал этот гадкий... Гм... К-хе к-хе! Как его... Этот плоский недружественный шарж? Кто издевался над моим трудолюбием? Вы, вы, жалкие лентяи, ничтожные зубоскалы, пьянчужки и прохиндеи. И вот теперь так унижаться! И все из-за чего? Из-за каких-то поганых трех рублей! А где ваши деньги, жалкие вы льстецы, неучи и борзописцы? Где они, позвольте вас спросить? Молчите? Так я вам скажу: они пропиты, просажены в кабаках, отданы в жертву зеленому змию, растрачены на непотребных девок с синими носами! А у того, кто не курит и не пьет – денежки всегда есть!

– Так поделись же ими с нами! – тоном лисы Алисы, обманывающей простодушного Буратино, восклицает Сима. – Со своими верными друзьями!

– Так вот, значит, сколько стоит ваша дружба! – разочарованно вздыхает Зуб. – Три рубля!

– Ну, тоді давай п’ять! – предлагает Булкин.

– А чи не буде цього забагато? – интересуется Евгений.

– Та ні,– успокаивает его Владислав,– В самий раз.

Зубрила с тонкой иронической улыбкой осматривает Пряника с головы до пят – его кряжистую, немного полноватую фигуру, мешковатые, немодные штаны, простенькую ситцевую рубаху... Округлое, веснушчатое лицо Булочкина лучится добродушием и покоем.

Богуненко приближается к Прянику и похлопывает его ладошкой по животу:

– А не станете ли вы потом танцевать в пьяном угаре буги-вуги? И не ввяжетесь ли из-за какой-нибудь шальной девки в пьяную драку а, друже? А потом будете плакать вот такими вот большими и горькими, как стручковый перец, слезами?

– Ну что вы, что вы! – успокаивает его Слава, вскидывая руки.

– А вам, друже, вообще вредно пить дурное зелье,– резко осаживает земляка Зубр. – Сейчас ваш организм молодой, он растет, развивается, и ему крайне необходимы витамины А, Б, Ц и Д. А от дурного зелья в нем могут возникнуть злокачественные опухали, камни в почках и отеки под глазами, а также язва двенадцатиперстной кишки остеохондроз.

С этими словами Зуб прячет деньги в карман.

Сима, с потерянным видом, мигает глазами:

– Нет! Женя... Друже! Ты это не сделаешь!

– А если сделаешь,– тягуче грозит Соня,– то знаешь, как мы тебя опять станем называть?

– Ну, ну? И как же... интересно знать?

– Зубруном, Трясуном,– говорит Спящий Витя.

– Так так...

– Сектантом,– угрожает Пряник.

– Гм, гм...

– Шаманом, Зубом, Синим носом. И задницей! – радостно хихикает его земляк.

– Вот как?

Я заключаю:

– И всеми другими нехорошими словами.

– А я,– грозит Сима,– напишу на тебя новый мерзкий пасквиль и дам прочесть его всей нашей группе.

– Гмм...– задумчиво бормочет Евгений. – Товарищ майор!

– Я! – лихо, щелкая каблуками, отзывается Шпингалет.

Женя вынимает из кармана трояк.

– Вот деньги... Крупные деньги! Поди, купи дурного зелья,– распоряжается Зубрун. – На все! Я – угощаю! Да живо там у меня! Одна нога здесь – другая там!

Слава почтительно берет у земляка трояк и, хихикая, пятится к двери. Тут его настигает властный окрик:

– Стоять! Так как меня зовут?

– Же-ня...– приятно улыбается Слава. – Хи-хи.

– Ну, хорошо... Пшел!

В ожидании гонца четверо из нас коротают время за картами. Что же касается пятого члена нашей компании, то он принимает мудрое и достойное всяческих похвал решение: освежить в памяти принцип действия судового парового экономайзера.

Вскоре является Слава с двумя бутылками «Біле міцне», баклажанной икрой и плавлеными сырками. Мы выпиваем вино, смачно закусываем и Сима, жмуря глаза, как рыжий кот на майском солнце, дружелюбно похлопывает Евгения по плечу:

– Вот это настоящий друг! Спасибо, Зубрила!

– Да не погано хильнули за счет Трясуна,– соглашается с ним и Вячеслав.

На улице Беллетрист сообщает нам о своем новом замысле: он задумывает написать лихо закрученный остросюжетный рассказ под названием «Каменный зад во хмелю».