Переводчики: Барабанов С. (гл. 18-19), Бурмистров К. (гл
| Вид материала | Реферат |
- Переводчики: Барабанов С. (гл. 18-19), 7264.52kb.
- Оптимальное проектирование валов барабанов, 306.59kb.
- Учебники, пособия, базисная научная литература Труды и разработки сотрудников кафедры, 255.01kb.
- Командиры полков разъезжались после встречи Нового года у командира дивизии. Последним, 8191.02kb.
- В. С. Катькало Переводчики: канд экон наук, 5051.04kb.
- Знание, богатство и сила на пороге XXI века, 8006.47kb.
- Шок будущего, 8203.82kb.
- Шок будущего, 6312.95kb.
- Шок будущего, 8057.84kb.
- Patterns of business organization, 3898.75kb.
"Битниками" 50-х и хиппи 60-х годов двигал пессимизм относительно условий
человеческого существования, а отнюдь не оптимизм - эта всепроникающая тема
культуры. Эти движения привели к тому, что рефлекторный оптимизм сменился
рефлекторным отчаянием.
Вскоре и пессимизм стал совершенно респектабельным. Голливудские фильмы
50-х и 60-х годов, например, заменили правильных и многословных героев 30-х
и 40-х годов на отчужденных антигероев - бунтарей без всякого повода,
стильных преступников, убийц, обаятельных торговцев наркотиками, одержимых
страхом мотоциклистов и грубых, косноязычных (но душевных) панков. Жизнь
была игрой, в которой никто не выигрывает.
Фантастика, драма и живопись тоже прививали тайну безысходности многим
людям Второй волны. В начале 50-х годов Альбер Камю* уже четко определил
темы, которые позже изберут многочисленные писатели. Английский критик(12)
обобщил их так: "Человеку свойственно ошибаться, политические теории
относи---------------------------------------* Камю Альбер (1913-1960) -
французский писатель и философ, близкий к экзистенциализму. тельны,
автоматический прогресс - мираж". Даже научная фантастика, некогда
переполненная утопическими приключениями, пропиталась горечью и пессимизмом,
породив многие жалкие подражания романам Олдоса Хаксли и Дж. Оруэлла.
Технология, вместо того чтобы быть двигателем прогресса, постепенно
проявляла себя как безжалостная сила, разрушающая и человеческую свободу, и
окружающую среду. Безусловно, для многих специалистов по вопросам окружающей
среды и ее защитников слово " прогресс" стало неприличным, грязным.
Толстенные тома нескончаемым потоком хлынули в книжные магазины, их названия
говорят сами за себя: "Остановившееся общество", "Наступающее
средневековье", "Опасность прогресса", "Смерть прогресса".
В 70-е годы, когда общество Второй волны зашаталось, так называемый
Римский клуб выпустил отчет "Пределы роста", задавший похоронный тон на
многие грядущие десятилетия. В нем предсказывалась гибель индустриального
мира(13). Политические перевороты, безработица и инфляция, усиленные
нефтяным эмбарго 1973 г., усугубились распространившейся атмосферой
пессимизма и отказом от идеи неизбежного прогресса развития человечества.
Генри Киссинджер* говорил, повторяя мысли Шпенглера, об упадке Запада,
вызвав у очень многих дрожь от страха.
Оправдана ли такого рода безнадежность, пусть решает каждый читатель.
Однако ясно одно: убеждение в неизбежности "одноколейного" прогресса и
другие опорные понятия индустриальной реальности нашли
---------------------------------------* Киссинджер Генри (р. 1923 г.) -
гос. секретарь США в 1973- 1977 гг., советник президента по вопросам
национальной безопасности. слишком мало последователей, когда проявились
контуры конца Второй волны цивилизации.
Сегодня во всем мире налицо отчетливое осознание, что прогресс не может
более выражаться только в технологии или материальных стандартах жизненного
уровня. Социальный строй, в котором моральные и эстетические нормы, политика
или окружающая среда деградируют, не является прогрессивным, каким бы
богатым или технически изощренным он ни был. Короче, мы движемся по
направлению к более общему пониманию прогресса - прогресс отныне не
достигается автоматически и не определяется только материальными критериями.
Кроме того, мы менее всего склонны думать, что разные общества движутся
по одному пути, что каждое общество автоматически проходит путь от одной
культурной станции до следующей, которая "более развита", чем предыдущая. На
самом деле существует множество разветвлений, а не единое железнодорожное
полотно, и общества способны достигать определенного уровня развития разными
путями.
Мы начинаем думать о прогрессе как о цветущем дереве с многочисленными
ветвями, простирающимися в будущее; большое различие и богатство
человеческих культур позволяет представить его как систему. В этом свете
сегодняшнее движение к более разнообразному, раздробленному миру выглядит
как важный скачок вперед - подобно тому, как в биологической эволюции важны
обе тенденции: дифференциация и объединение, усложнение.
Что бы ни произошло в дальнейшем, маловероятно, что культура вернется к
наивной, прямолинейной, безмозгло-прогрессистской, какой она была в эпоху
Второй волны цивилизации.
Поэтому похоже, что в следующие десятилетия мы станем свидетелями
пересмотра концепций природы, эволюции и прогресса. Однако эти концепции все
равно должны будут основываться на более элементарных идеях - на наших
исходных понятиях о времени и пространстве, о материи и причинности. А
Третья волна разрушила даже эти понятия - тот интеллектуальный цемент,
который сохранял монолитность Второй волны цивилизации.
Наше будущее
Каждая возникающая цивилизация приносит изменения, которые не просто
позволяют людям манипулировать временем в повседневной жизни, но также и
меняют их представление о его масштабах. Третья волна заставила говорить о
масштабах времени.
Со времен Ньютона Вторая волна цивилизации принимала, что время течет,
бежит по прямой из туманного прошлого в самое отдаленное будущее. Это
рисовалось как абсолютность времени, его единообразие во всех частях
Вселенной и независимость от материи и пространства. Считалось, что каждый
момент или отрезок времени такой же, как и следующий(14).
Сегодня писатель Джон Гриббин(15), в прошлом ученый-астрофизик, говорит:
"Трезвые ученые с непогрешимыми академическими дипломами и званиями и с
годами исследовательской деятельности за плечами умиротворяюще сообщают нам,
что ... время - это не то, что течет неумолимо вперед в постоянном темпе,
отмечаемом нашими часами и календарями, - на самом деле оно может
деформироваться и искривляться, а конечный результат зависит от того, где и
как мы его измеряем. В максимально особом случае сильно сжимающегося объекта
("черной дыры") можно совершенно отрицать существование времени, пока вы
находитесь вблизи него".
Уже в начале XX в. Альберт Эйнштейн доказал, что время может сжиматься и
растягиваться, что взорвало концепцию абсолютного времени. Он рассмотрел
ставший ныне классическим случай двух двигающихся друг относительно друга
наблюдателей. Это выглядело примерно так.
Человек, стоящий рядом с железной дорогой, видит две вспышки света
одновременно - одну с севера, другую с юга. Наблюдатель находится посередине
между двумя источниками света. Второй человек сидит в поезде, мчащемся на
север. Когда он проезжает мимо неподвижного наблюдателя, он тоже видит эти
две вспышки. Но ему они не покажутся одновременными, потому что поезд мчит
его к одному из источников света (тому, что на севере) и от другого (того,
что на юге). Поэтому наблюдатель, сидящий в поезде, заметит вспышку с севера
раньше, чем ту, которая идет с юга.
Несмотря на то, что в обычной жизни расстояния очень малы, а скорость
света так велика, что эта разница не ощутима, мысленный эксперимент
Эйнштейна привел к ошеломляющему выводу: понятие одновременности, как и
вообще времени, не абсолютно, а относительно, оно зависит от скорости
наблюдателя относительно наблюдаемого объекта.
Долог был путь от того понятия времени, на котором основывалась
классическая физика и вся индустриальная реальность. С ним же связаны
понятия "раньше" и "потом", которые имели смысл, не зависящий от какого бы
то ни было наблюдателя.
Сейчас физика подорвана и разрушена. Исследователи ежедневно придумывают
или обнаруживают новые элементарные частицы или наблюдают астрофизические
явления - от кварков до квазаров, с такими поразительными свойствами, что
некоторые из них дают дополнительные мотивы для изменения наших
представлений о времени.
На одном конце масштабной шкалы, к примеру, находятся "черные дыры",
которые связаны с размерами Вселенной, они поглощают все, включая
собственное излучение, при этом законы физики деформируются (если не
нарушаются)(16). Эти черные омуты, как мы уже отмечали, заканчивают свое
существование, образуя "сингулярность" - точку, в которой энергия и материя
просто теряют смысл, "исчезают". Физик Роджер Пенроуз предположил
существование "белых дыр" и "пробоин", через которые освобождающаяся энергия
или материя извергается в другую Вселенную - какой бы смысл мы ни вкладывали
в это понятие.
Считается, что момент приближения к "черной дыре" подобен земному понятию
вечности. Поэтому, если Межзвездная служба слежения пошлет космический
корабль для исследования "черной дыры", мы миллионы лет будем ждать, когда
корабль достигнет ее. И все же из-за гравитационного искривления в
окрестности "черной дыры", не говоря уж о релятивистском изменении скорости,
бортовые часы на корабле покажут, что прошло всего несколько минут или
секунд.
Покинем теперь небесные просторы и войдем в микромир - мир частиц и волн.
Мы обнаруживаем в нек столь же ошеломляющие феномены. Доктор Джералд
Фейнберг из Колумбийского университета даже назвав некие гипотетические
частицы тахионамр - они движутся со скоростями, превышающими скорость света,
но с их помощью, по мнению некоторых физиков-теоретиков, время может
замедляться и даже "идти вспять"(17).
Английский физик Дж. Тейлор(18)* утверждает, что "понятие времени в
микромире существенно отличается от такового в макромире". Другой физик,
Фритьоф Капра(19)**, излагает эту мысль проще. "Время, - говорит он, - течет
с разной скоростью в разных частях Вселенной". Поэтому мы все больше и
больше убеждаемся, что просто говорить "время" мы не можем; существуют
разные понятия времени, подчиняющиеся разным, порой противоположным, законам
в разных областях Вселенной или иных обитаемых Вселенных. Тем, из-под кого
выбита опорная идея Второй волны об абсолютном линейном времени, не удается
заменить ее древней идеей цикличного времени(20).
Таким образом, в то самое время, когда мы радикально перестраиваем наше
социальное использование времени введением гибкой системы рабочего времени,
рассредоточением рабочих мест при использовании механических транспортеров и
другими способами, описанными в главе 19, мы фундаментально изменяем наше
теоретическое представление о времени. И хотя представлялось, что эти
теоретические открытия не имеют сиюминутного практического приложения в
повседневной жизни, оказалось, что в результате этой теоретической болтовни
у школьной доски и были выведены формулы, которые привели к расщеплению
атома. ---------------------------------------* Тейлор Джефри (1886-1975) -
английский ученый в области механики, иностранный член АН СССР (1966).
** Капра Фритьоф - видный теоретик трансперсональной психологии,
специалист в области физики высоких энергий. На русском языке см.: Капра Ф.
Уроки мудрости. М., 1996.
Космические путешественники
Многие из этих изменений в нашей концепции времени и появление
сингулярностей в нашем теоретическом понимании пространства - эти два
момента связаны теснейшим образом. Но мы меняем наше представление о
пространстве и более непосредственно.
Мы меняем реальное пространство, в котором мы все живем, работаем и
развлекаемся. Как бы далеко и часто мы ни перемещались с того места, где мы
живем, к месту нашей работы - все это воздействует на наше восприятие
пространства. И все это меняется. Конечно, когда возникла Третья волна, мы
вошли в новую фазу связи человечества с пространством.
Первая волна, которая привела к всемирному распространению сельского
хозяйства, принесла вместе с тем - об этом мы сказали выше - создание
фермерских хозяйств, в которых жило большинство людей, не уезжая на большие
расстояния от мест своего рождения. Сельское хозяйство внедрило
основательность, ограниченное пространством, интенсивное существование, а
также воспитало мощное осознание места - деревенское мироощущение.
Вторая волна цивилизации, наоборот, сосредоточила колоссальное количество
людей в больших городах, и, так как стало необходимым перевозить ресурсы
издалека и возникла проблема распределения благ, люди стали подвижны, легки
на подъем.
Третья волна изменила наше мироощущение, скорее рассеивая, чем
концентрируя человеческое сообщество. В то время как миллионы людей
продолжают вливаться в городскую среду, все еще продолжающую быть основой
индустриальной части мира, все высокоразвитые в техническом отношении страны
уже испытывают противоположные тенденции. Жители Токио, Лондона, Цюриха,
Глазго и десятка других больших городов уезжают, но в средних и маленьких
городах население увеличивается(21).
Американский совет по страхованию жизни сообщает: "Некоторые эксперты по
городской жизни считают, что большинство городов США отошло в прошлое(22).
Журнал "Fortune" сообщает, что транспорт и связь порвали оковы, которые
ограничивали сферы деятельности больших корпораций традиционными
городами-штабами(23). А журнал "Business Week" озаглавил статью так:
"Перспектива: страна без главенства городов".
Это перераспределение и рассредоточение населения в свое время изменит
наши предположения и представления о пространстве личности, равно как и
социума, о допустимых расстояниях для общения, о плотности населения в домах
и еще многом.
Кроме этих изменений, Третья волна породила также новый взгляд на
локальность, пока на земном шаре, а подчас даже и в Галактике. Повсюду мы
находим новое устремление к "единению" и "соседству", к местным политикам и
местным связям, в то самое время, когда большое число людей - часто тех же,
кто наиболее привязан к месту - относят себя к глобалистам и переживают по
поводу голода или войны, происходящих за десять тысяч миль от них.
Поскольку новейшие средства связи быстро распространились по всему миру,
мы начали перемещать работу обратно в набитые электроникой коттеджи, мы и
впредь собираемся поощрять эти новые "соединения полезного с приятным",
порождая множество людей, которые благоразумно останутся дома, которые редко
передвигаются, а путешествуют скорее для удовольствия, чем для какого-нибудь
дела, но их мысли и информация достигают, если захочется, других планет и
внеземного космического пространства. Интеллект Третьей волны объединил
содержание понятий близкого и далекого.
Мы также довольно быстро приспособились к более динамичным и
относительным представлениям о космическом пространстве. В своем кабинете я
рассматриваю фотоснимки, полученные со спутника или с самолета типа U-2, на
которых город Нью-Йорк и окружающие его районы изображены с разным
увеличением. Изображения, полученные фотокамерами, установленными на
спутнике, выглядят прекрасными фантастическими абстракциями - зеленая
глубина моря и контрастирующий вид береговой линии. Фотографии, полученные с
самолета U-2, дают вид города в инфракрасных лучах, где прекрасно видны
такие тончайшие детали, как музей "Метрополитен" и даже отдельные аэропланы,
стоящие на поле аэродрома Ла-Гардиа. Что касается самолетов на поле
Ла-Гардиа, я спросил официальное лицо из НАСА, можно ли будет при дальнейшем
увеличении фотографии увидеть полоски и символы, нарисованные на крыльях
самолетов. Он посмотрел на меня с радостным изумлением и ответил: "Даже
заклепки".
Но не будем больше уточнять эти картины. Профессор Артур Робинсон,
картограф из университета штата Висконсин, сказал, что десяток или около
того спутников позволят нам разглядывать ожившую карту города или страны на
мультипликационном дисплее - и следить за всем, что в них происходит(24).
При этом изображение на карте перестанет быть статичным, начнет двигаться
- это будут как бы рентгеновские снимки в движении: ведь они покажут не
только то, что находится на поверхности Земли, а будут демонстрировать -
слой за слоем - ситуацию под земной поверхностью и над ней на каждом
заданном уровне высот. При высокой чувствительности это обеспечит
непрерывное изменение восприятия местности и наших взаимосвязей с ней.
Между тем некоторые картографы протестуют против обычных географических
карт мира, которые в эпоху Второй волны висят в каждом школьном классе.
После научно-технической революции наиболее употребительными стали карты
мира, основанные на меркаторской проекции. И хотя именно эта проекция
употреблялась для морской навигации, искажения масштабов при изображении
земной поверхности в этой проекции очень велики. Взгляните на карты в вашем
домашнем атласе, и если в нем карты даны в проекции Меркатора, то
Скандинавия покажется больше Индии, хотя на самом деле последняя по площади
почти в три раза больше.
Подоплеку разгоревшихся страстей в спорах среди картографов об
использовании проекций показал немецкий историк Арно Петере(25). Изобразив
истинные пропорции поверхностей стран друг относительно друга, Петере
высказал мнение, что искажения меркаторской проекции привели к проявлению
высокомерия у индустриально развитых стран и осложнили нам видение
развивающегося мира в истинной политической, а на самом деле
картографической перспективе.
"Развивающиеся страны обманываются относительно своей площади и своей
значимости", - утверждает Петере. Его карта, столь необычная для глаз
европейца или американца, показывает сморщенную Европу, сплюснутые и сжатые
Аляску, Канаду и Советский Союз и более удлиненные Южную Америку, Африку,
Аравию и Индию. 60 тыс. экземпляров карты, составленной Петерсом, были
распространены в развивающихся странах немецкой евангелической миссией и
другими религиозными организациями, немецкими и всемирными.
Эти противоположные подходы выявили, что не нужно говорить о "правильных"
картах, а надо просто понимать различие взглядов на пространство, которое
служит разным целям. В наиболее точном смысле слова приближение Третьей
волны открывает новые пути видения мира.
Холизм и половинчатость
Эти глубокие изменения наших взглядов на природу, эволюцию, прогресс,
время и пространство появились тогда, когда мы начали движение от Второй
волны культуры, в которой подчеркивалось изучение любых вещей и явлений в
отрыве от других, к Третьей волне культуры, придавшей особое значение
контекстам, взаимосвязям и т. п.
В начале 50-х годов, как раз тогда, когда биологи начали разгадывать