Карпов В. В. Генералиссимус : Историко-док изд
| Вид материала | Книга |
- Методическое письмо по вопросам обучения информатике в начальной школе: информация, 83.48kb.
- Экономика образова-ния и управление: Сборник тезисов док-ладов межвуз науч практ конф.,, 146.8kb.
- Крестьянское движение в тамбовской губернии 1917- 1918, 305.69kb.
- Приложение к № дк 209. Viii-2011, 81.1kb.
- Курс лекций. Учебное пособие / В. Е. Карпов, К. А. Коньков, 68.87kb.
- Тема: генералиссимус и адмирал, 65.37kb.
- Публикации 2009 года монографии, 2755.43kb.
- Правила оформления докладов коткрытию конференции будет издан сборник по материалам, 56.76kb.
- Волосатов В. Д., док экон, 30kb.
- Русский историко-культурный, 227.39kb.
21 апреля советские войска ворвались в Берлин, на его северо-восточные окраины, а танковые соединения, обходя город, устремились на запад. К южной окраине Берлина подступили танковые соединения, которые, также обходя город, продвигались на запад. Таким образом, уже четко наметились клеши, которые вот-вот должны были сомкнуться западнее Берлина.
Берлин, как губка, впитывал в свои кварталы войска. Сохранить управление, не утратить возможность руководить ходом боевых действий было очень трудно.
Войскам, несмотря на долгую войну, не приходилось вести уличных боен в таком огромном городе. Скопище многоэтажных домов, переплетение улиц и переулков поглотили несколько армий. Сражение распалось на тысячи разрозненных схваток за дом, этаж, подвал.
Командиры не видели своих войск даже на главном направлении. Да и где оно теперь, это направление главного удара, — там, где танковые армии рвались в обход, чтобы замкнуть кольцо окружения, или в рукопашных схватках за каждый дом на подступах к рейхстагу?
Линия фронта в прежнем, привычном понимании здесь уже не существовала. На некоторых участках фронт стал вертикально — дыбом, потому что шел бой в многоэтажных домах. А в соседнем квартале передний край ушел глубоко под землю, в подвалы, канализационные шахты, в тоннели метро.
Но где бы ни шли бои, Сталин, Жуков и Конев ощущали их напряжение, знали, кто продвигается вперед, а у кого дело застопорилось. Маршалы как тысячами нервов были связаны проводами телефонной связи и невидимыми радиоволнами со всеми наступающими соединениями. Они говорили с командирами. Они слышали твердый, уверенный голос Сталина. Невидимый, Сталин был с ними повсюду, одних подбадривал, других строго подгонял, третьих бранил. Как говорится, каждому свое — что заслужил, то и получай!
В бункере Гитлера предпринимались все меры для того чтобы, с одной стороны, стянуть в Берлин войска, находившиеся поближе, и использовать еще существовавшие крупные группировки для деблокирования столицы. Утром 21 апреля в ставку был вызван командующий группой армий "Центр" Шернср. Он был самым исполнительным и даже среди немцев отличался не только педантичностью, но зверской требовательностью. Солдаты дали ему кличку "мясник" за жестокость и беспощадность в отношениях с подчиненными.
Фюрер приказал Шернеру пробиваться с его группой армий на выручку Берлина. Генерал Шернер щелкнул каблуками и бодро ответил, что приказ фюрера будет выполнен в точности. Чтобы прибавить своему спасителю энергии, Гитлер произвел Шернсра в фельдмаршалы, причем тут же собрал присутствующих в бункере военачальников и обслугу, представил им нового фельдмаршала, они поздравили его с высоким званием.
После процедуры с Шернером начальник генштаба Кребс, а также Йодль, докладывая обстановку Гитлеру на фронте, упомянули о боевой группе Штайнера. Это была небольшая группа из оставшихся частей, которые объединились под командованием генерала СС Штайнера.
Командующий группой армий "Висла" хотел прикрыть свой правый фланг этой группой. Гитлер тут же ухватился за это сообщение и приказал поставить задачу группе Штайнера ударом с юга отрезать вклинившиеся части, окружающие Берлин. Для осуществления этой задачи Гитлер приказал 56-му танковому корпусу перейти в контрнаступление навстречу группе Штайнера.
Весь этот и следующий день ждали докладов и сообщений о том, как группа Штайнера выполняет свою задачу.
На совещании в бункере Кребс и Йодль докладывали обстановку. Йодль, уже привыкший не огорчать Гитлера, пытался и на этот раз пространно говорить о каких-то частных успехах войск в Саксонии и в Италии. Гитлер прервал его:
— Что вы ублажаете меня мелочами! Где же все-таки находится Штайнер?
После продолжительного молчания и растерянности генералы были вынуждены доложить правду о том, что группа Штайнера успеха не имела и фактически разгромлена. Гитлер закатил истерику:
— Немецкий народ не понимает моих целей! Он слишком ничтожен, чтобы осознать и осуществить мои цели. Если мне суждено погибнуть, то пусть погибнет и немецкий народ, потому что он оказался недостойным меня.
Гитлер вызвал коменданта Берлина генерала Реймана и приказал ему;
— Соберите все силы и ни в коем случае не допустите прорыва противника в центр города, обеспечьте прикрытие правительственных кварталов!
Во исполнение приказа фюрера были брошены в бой 32 тысячи берлинских полицейских и одновременно из тюрем выпущены все уголовники и тоже брошены в бой. Собрав эти последние резервы, и еще солдат из разбитых частей (около 80 тысяч) и несколько батальонов фольксштурма, Рейман "сколотил" группировку численностью до 300 тысяч человек. Он прилагал все силы, чтобы выполнить приказ фюрера.
Кейтель предложил фюреру еще один, на его взгляд, довольно эффективный шаг: снять войска с Западного фронта и бросить их на деблокаду Берлина. Кейтель сказал, что это, конечно, ослабит позиции в переговорах с англо-американцами, но другого выхода нет. С другой стороны, чем быстрее антло-американцы продвинутся на Восток и встретятся с советскими частями, тем скорее произойдет между ними конфликт.
Для выполнения этой задачи предполагалось срочно развернуть 12-ю армию Венка, находившуюся на Западном фронте и ближе всех к Берлину. Йодль поддержал предложение Кей-теля и уверил фюрера в том, что Венк со своей армией способен прорваться к Берлину и деблокировать его. Гитлер после некоторого размышления отдал приказ — снять все войска с Западного фронта и перебросить их на выручку Берлина. Для выполнения этого приказа из ставки Гитлера выехал Кейтель. Он встретился с генералом Венком и объявил ему: "Мы боремся отныне только против Востока, а не против Запада".
Теперь в ставке Гитлера появилась новая надежда. Все ждали прихода армии Венка. Изыскивались возможности для того чтобы продержаться до ее прихода в Берлин. Геббельс, как всегда энергичный и верноподданный фюреру, заверил, что он, верховный комиссар Берлина, заставит каждого жителя драться с советскими войсками. Срочно печатались тысячи листовок, которые расклеивались по всему городу. В этих листовках имперский комиссар возлагал на каждого жителя города ответственность "за оборону своего дома, своей квартиры". Все члены молодежной организации "гитлерюгенд", независимо от возраста, считались мобилизованными. Фаустпатроны раздавались 12-летним мальчикам. Во всех этих распоряжениях, листовках и приказах непременно присутствовала фраза: за невыполнение распоряжения будет применяться расстрел.
Геббельс посчитал, что генерал Рейман недостаточно энергично организовал оборону города, и на его место был назначен новый комендант Берлина, полковник Кетнер.
Геринг, опасаясь, что Борман перехватит инициативу переговоров с союзниками и таким образом возглавит Германию после капитуляции, принял решение действовать более активно. Поскольку он был официально объявлен преемником Гитлера в случае его смерти, он решил воспользоваться этим своим положением, хотя и опасался вызвать гнев Гитлера. Чтобы подстраховать себя, Геринг послал Гитлеру 23 апреля следующую телеграмму:
"Мой фюрер! Ввиду Вашего решения остаться в Берлине, согласны ли Вы с тем, чтобы я немедленно взял на себя в качестве Вашего преемника на основе закона от 29 июня 1941 г. общее руководство рейхом с полной свободой действий внутри страны и за рубежом? Если я не получу ответа до 10 часов вечера, я буду считать это подтверждением отсутствия у Вас свободы действовать во имя блага нашей страны и нашего народа. Вы знаете, что я чувствую по отношению к Вам в этот суровый час моей жизни. Я не имею возможности выразить это словами. Может быть, Бог защитит Вас и быстро доставит сюда несмотря ни на что.
Преданный Вам Геринг".
Борман, давно ненавидевший Геринга и искавший возможности убрать его, решил воспользоваться удобным моментом и подсказал фюреру, что за такое предательство Геринга надо бы расстрелять. Но Гитлер, несмотря на свою ярость, посчитал это чрезмерным. И тут же вместе с Борманом сочинил телеграмму, в которой говорилось: "Время вступления в силу закона от 29 июня 1941 г. я определяю сам. Я не лишен свободы действия. Запрещаю любой шаг в указанном вами направлении".
Одновременно Гитлер устно приказал шефу службы безопасности и СД Франконии оберштурмбанфюреру Франку немедленно арестовать Геринга по обвинению в государственной измене. Приказ Гитлера был выполнен. Геринга арестовали. Вместо него командующим ВВС назначили генерала фон Грейма, бывшего командующего 7-м воздушным флотом.
22 апреля был напечатан последний приказ Гитлера:
"Запомните: каждый, кто пропагандирует или даже просто одобряет распоряжение, ослабляющее нашу стойкость, является предателем! Он немедленно подлежит расстрелу или повешению! Это имеет силу также и в том случае, если речь идет о распоряжениях, якобы исходящих от гауляйтера, министра, доктора Геббельса или даже от имени фюрера.
Адольф Гитлер".
По радио постоянно объявлялось, что фюрер остается в столице и что там, где фюрер, там — победа,
21 апреля Гитлер перешел в новое, более глубокое бомбоубежище, которое только что специально для него было достроено. Оно находилось рядом с прежним, размешавшимся под рейхсканцелярией, над новым бункером уже был 8-метровый слой бетона. Этот "фюрербункср" находился ниже прежнего на сорок ступенек, здесь располагались комнаты, предназначавшиеся для наиболее приближенных к фюреру особ. В новый бункер фюрер пригласил преданного ему Геббельса и его семью.
Управлять войсками из бункера становилось все труднее. Связь часто прерывалась. Неразбериха в руководстве все более усиливалась.
Итак, Сталин приказал Коневу повернуть танковые армии на Берлин.
Ох, не просто было повернуть круто — почти на девяносто градусов — две такие танковые махины! Причем сделать это в ограниченное время, а точнее, немедленно, в течение нескольких часов! 3-й гвардейской танковой армии под командованием генерал-полковника П. С. Рыбалко приказывалось в течение ночи на 18 апреля форсировать реку Шпрее и, развивая стремительное наступление на южную окраину Берлина, в ночь с 20 на 21 апреля ворваться в город. 4-я гвардейская танковая армия под командованием генерал-полковника Д. Д. Лелюшенко должна была к этому же времени овладеть Потсдамом и юго-западной частью Берлина.
Не раз бывая в Германской Демократической Республике, выезжал в тот район, где танковая армия Рыбалко выполняла этот стремительный поворот и ринулась на Берлин с юга. Ходил и ездил по этому району, по его небольшим городкам, полям и старался представить, как дрожала здесь мокрая, раскисшая (апрель!) земля, как рычали сотни танков, как старались танкисты осуществить маневр на незнакомой местности, да еще ночью! И как они все это блестяще выполнили! У них за плечами была большая и трудная война, огромный опыт. Они вели в бой лучшие в мире — по тем временам — танки, которые произвел народ, измученный усталостью и недоеданием. Народ, ждавший от них победы! И она была близка. Я представлял, с каким злым энтузиазмом, с какой радостью и вдохновением действовали в эту ночь чумазые от гари танкисты. Они не спали уже третьи сутки — но не ощущали усталости. Я видел, как, разя с ходу появляющихся на пути гитлеровцев, они мчались и мчались вперед — к логову врага.
Походил я и по окраинам Цоссена. 20 апреля сюда прорвались танкисты Рыбалко. Знатный подарочек они преподнесли фюреру, может быть, даже сами не зная о том, что был его день рождения. Очень символичный получился "подарок" — в Цоссене находилась штаб-квартира верховного командования гитлеровской армии. Именно здесь проходила разработка плана "Барбаросса". И вот какой потрясающий финал — советские войска громят эту адскую кухню, откуда была выпущена на свет война, громят именно в день рождения фюрера!
Я смотрел на серые особняки, двух-, трехэтажные дома довоенной постройки. Они живописно расположены в хвойном лесу. Уютно жили в этом тихом и красивом месте те, кто принес так много страданий народам Европы, да и немецкому народу тоже.
Представляю, как они ходили друг к другу в гости, как поднимали бокалы в честь захвата городов и даже целых стран — Польши, Франции, Бельгии, Дании, Греции... Как распирала их спесь, и как они уверовали сами, что представляют собой особую расу господ.
Здесь, в этих домах, уже были проложены на картах маршруты, составлены графики движения войск в Иран, Ирак, Афганистан, Индию.
Мог ли представить я, окопный лейтенант, что буду ходить под Цоссеном, среди зданий гитлеровской ставки! Даже во сне мне такое не могло присниться!
И вот я здесь спустя почти полвека после того как удирали отсюда хозяева этих домов, удирали, боясь быть пойманными, боясь ответственности за содеянное ими зло.
Как они метались по этим ухоженным лужайкам, как торопливо жгли бумаги со своими преступными планами, как бежали, понимая, что и бежать-то уже некуда, но все же уходили, уползали, только бы не быть захваченными и опознанными как работники этой главной штаб-квартиры.
Я сохранил старую вырезку из газеты со статьей Бориса Полевого. В ней приводится любопытный документ, дающий представление о том, что здесь происходило в те последние часы:
"У меня в руках оказались листки переводов последних переговоров узла связи гитлеровского верховного командования сухопутными вооруженными силами с военачальниками, находившимися на юге Германии.
Эдельвейс. Вручите немедленно генералу Кребсу. Отсутствием информации вынужден ориентироваться обстановке радиопередачам англичан. Сообщите обстановку. Сообщите дальнейшие действия. Подписано А-15.
Ответ. Вызвать кого-либо невозможно. Погребены в могиле. Передачу прекращаю.
Эдельвейс. Что за глупые шутки? Кто у провода? Немедленно позвать старшего офицера. А-15.
Ответ. Офицер насалил пятки. Все насалили пятки. Замолчи, надоел.
Эдельвейс. Какая пьяная скотина у провода? Немедленно позвать дежурного офицера.
Ответ. Поцелуй в... свою бабушку, идиот.
Эдельвейс. У аппарата А-16. Весьма срочно.
Ответ. Не торопитесь в петлю.
Эдельвейс. Не понял, повторите.
Ответ. Вонючий идиот. Все драпанули. По нам ходят Иваны. К тебе еще не пришли?.."
Сталин потребовал от маршалов Жукова и Конева не позднее 24 апреля завершить двойное окружение, в первом кольце которого остался бы Берлин, а во втором оказалась бы Франкфуртеко-губенекая группировка противника.
Войска 1-го Белорусского фронта перерезали все пути, идущие из Берлина на запад, и 25 апреля соединились северо-западнее Потсдама с войсками 1-го Украинского фронта, завершив, таким образом, полное окружение Берлина.
В тот же день войска 1 -го Украинского фронта встретились на Эльбе с войсками союзников.
Приказ Сталина об этом историческом событии вышел 27 апреля 1945 года. В нем говорилось:
"Войска 1-го Украинского фронта и союзные нам англоамериканские войска ударом с востока и запада рассекли фронт немецких войск и 25 апреля в 13 часов 30 минут соединились в центре Германии, в районе города Торгау. Тем самым немецкие войска, находящиеся в северной Германии, отрезаны от немецких войск в южных районах Германии".
28-го Кребс передал отчаянный и последний приказ:
"Всем соединениям, сражающимся между Эльбой и Одером, всеми средствами и как можно скорее привести к успешному завершению охватывающее наступление для выручки столицы рейха".
Но никто не откликнулся. Разгромленный вермахт уже не мог никого и ничего выручать.
На вечернем докладе Вейдлинг доложил о безвыходном положении берлинского гарнизона и сказал, что единственный выход — это попытаться совершить прорыв. Здесь же он подробно изложил разработанный им план. Гитлер долго молчал. Наконец он произнес довольно тихим голосом:
— Если прорыв даже и в самом деле будет иметь успех, то мы просто попадем из одного котла в другой. Я должен буду ютиться под открытым небом, или в крестьянском доме, или в чьем-либо подвале и ожидать конца. Лучше уж я останусь в имперской канцелярии.
После этого Гитлера охватила последняя вспышка злобы. Он с пеной у рта кричал, что все его предали, что немецкий народ — ублюдок и что измена — всеобщая, и пусть все погибнут вместе с ним. Он принял окончательное решение остаться в Берлине и покончить с собой.
Но, удалившись в свою личную комнату, Гитлер и здесь вынужден был решить еще одну немаловажную проблему, которую поставила Ева Браун. Она заявила фюреру;
— Не хочу уходить на тот свет твоей любовницей. Я была твоей женой и хочу уйти с тобою вместе на тот свет как твоя жена.
И вот в бункере, находящемся под артиллерийским обстрелом, под гром канонады разыгрывается некое фантасмагорическое действо. Гитлер объявляет о своем бракосочетании с Евой Браун и о том, что здесь будет проведен свадебный обряд и свадебное застолье. Срочно ищут священника, чтобы он совершил обряд венчания. Но где найти в этой сумятице священника? Наконец Геббельс находит своего подчиненного Вальтера Вагнера, инспектора по религиозным делам. Он прибывает в бомбоубежище и совершает обряд венчания, будучи одетым в военную форму с повязкой фольксштурмиста на рукаве, потому что у него не было с собой одежды, подобающей человеку духовного сана.
Гитлер едва мог расписаться в брачном свидетельстве: у него ходуном ходила рука. А Ева Браун начертала первые буквы Ева Б., а потом зачеркнула и поставила свою новую фамилию — Ева Гитлер. После этого в личной комнате состоялся свадебный ужин, где были мадам Геббельс, сам Геббельс, две секретарши Гитлера и сами новобрачные.
А между тем после этой брачной ночи, 29 апреля, советские войска уже взяли Ангальтский вокзал и по Вильгельм-штрассе рвались к имперской канцелярии. Командующий обороной бункера и ближайших подступов Монке сообщает, что ему с большим трудом удастсл сдерживать наступление советских войск, которые находятся уже в 500 метрах от бункера. Борман, Кребс и другие высшие чины на свадебном ужине изрядно накачались спиртным и даже под артиллерийским обстрелом крепко спали. А Гитлер в это время диктовал своим секретарям завещания. Их было два. Одно — "политическое", другое — "личное".
Специальные посланцы — эсэсовцы — отправляются с копиями завещаний, один — к фельдмаршалу Шернеру, а другой — к гроссадмиралу Деницу.
29 апреля в 12 часов в кабинете Гитлера по его приглашению собираются: Борман, Геббельс, Бургсдорф и Кребс с помощниками и адъютантами. У них уже нет связи с внешним миром, они совершенно не знают, что происходит там, наверху. Гитлер пытается все еще отдавать какие-то распоряжения, Йодль и Кребс передают эти распоряжения, которые, конечно же, не доходят до войск.
30 апреля Кребс докладывает Гитлеру о том, что советские войска уже овладели Тиргартеном, Потсдамской площадью; проникли на Фосштрассе, куда выходит фасад имперской канцелярии. Гитлер все еще не мог решиться на то, чтобы покончить с собой.
Но наконец, уже понимая, что нет иного выхода и его могут взять живым, он решается на последний шаг в своей жизни. Сначала он дает ампулы с ядом своей любимой овчарке Блонди и ее щенку. Яд действует мгновенно, собака издыхает. За дверью стоят Борман, Геббельс, Аксман, Гюнше, камердинер Линге, которому уже поручено раздобыть 200 литров бензина для сжигания трупов. Они ждут.
В половине четвертого дня 30 апреля они приоткрыли дверь и увидели следующую картину: Гитлер, откинувшись на спинку дивана, сидит в одном углу; Ева Браун с бледным лицом сидит в другом углу. Оба мертвы.
В газетах того периода появлялись публикации, что Гитлер застрелился. Это были последние попытки создать рыцарский ореол вокруг имени фюрера. Ни сам он в себя не стрелял, и никто другой ему не помогал. У ног его лежала ампула из-под яда — и никаких гильз.
Камердинер Линге и врач Штумпфеггер завернули труп Гитлера в армейское одеяло и через запасной выход с помощью охраны канцелярии вынесли в сад, окружавший рейхсканцелярию. Вслед за ним вынесли и тело Евы Браун. Советская артиллерия обстреливала улицы и дома, окружавшие рейхсканцелярию.
Приведу короткую выдержку из воспоминаний личного шофера Гитлера Эриха Кемпки "Я сжег Гитлера". Хотя строки эти широко известны, здесь они, на мой взгляд, будут уместны как завершающий эпизод в судьбе человека, который хотел завладеть всем миром, но так мелко и ничтожно, в какой-то яме завершал свой жизненный путь:
"Я вылил бензин на обоих мертвецов. Одежда мертвецов слегка развевалась на ветру, пока не пропиталась насквозь бензином и не опала под его тяжестью. Поднятая разрывами снарядов земля осыпала нас. Преодолевая страх смерти, я подтаскивал все новые и новые канистры. (...) Артогонь усилился до такой степени, что мы уже не решались выйти из тамбура бункера. (...) С нами вместе у выхода стояли д-р Геббельс, Борман, д-р Штумпфеггер. А снаружи неистовствовал настоящий ад!
Но как же нам поджечь бензин? Предложение сделать это при помощи ручной фанаты я отклонил. Случайно взгляд мой упал на большую тряпку, лежавшую рядом с пожарными шлангами у выхода из бункера. Гюнше схватил ее и разорвал на куски. Открыть кран канистры и сунуть туда тряпку было делом секунды. Я наклонил канистру, тряпка хорошо намокла, напиталась бензином. "Спички!" Д-р Геббельс вынул коробок из кармана и протянул мне. Я зажег спичку и сунул в тряпку, а потом высокой дугой швырнул на облитые бензином трупы. С широко раскрытыми глазами мы смотрели на лежащие там тела. В одну секунду высоко вспыхнуло бурлящее пламя, к небу поднялись темные столбы дыма. На фоне горящей столицы рейха они создавали ужасающую картину".
* * *
Считаю необходимым сказать о некоторых особенностях битвы за Берлин. Это было заключительное сражение Великой Отечественной войны, оно окончательно разрешило военно-политические противоречия между СССР и фашистской Германией.
Берлинская операция — первая, в которой при планировании учитывались не только силы, группировка и возможные действия противника, но и действия союзных англо-американских войск. Причем не в смысле взаимопомощи, взаимодействия, как то было при высадке союзников во Франции, в дни Арденнского контрудара немцев, или нашей операции "Багратион".
В Берлинской битве особенностью стало то обстоятельство, что союзные войска имели задачу упредить Советскую Армию в овладении Берлином и превращались из союзника в конкурента, оппонента, соперника.
Сталин рассчитывал ускорить взятие Берлина, подтолкнуть маршалов, но, как показал ход боевых действий, это породило не только положительные последствия, но и отрицательные. У Жукова появилась торопливость и связанные с ней ненужные потери.
Да и Конев гнал подчиненные войска "в хвост и в гриву", не считаясь с потерями, лишь бы опередить Жукова.
Вот из этого и вытекает одна особенность Берлинской операции, не украшающая наших самых крупных полководцев — Сталина, Жукова и Конева, потому что игра на самолюбии стоила многих жизней.
Хотел ли Жуков самостоятельно, без помощи Конева, взять Берлин? Конечно, хотел! Это в его характере. Отрицать фактор соревновательности — грешить против истины. Но нельзя и преувеличивать.
Правда не в том, на что, передергивая ход событий, упирают некоторые авторы, утверждая: Жуков, не щадя войск, гнал их вперед, стремясь любой ценой опередить Конева.
Нет, Жуков отнюдь не был так примитивно прямолинеен! Конечно, были и ревность, и амбиции, но маршал прекрасно понимал и то, что не нахрапом, не навалом надо решать дело в таких условиях. Хладнокровный расчет, глубочайшее проникновение в тонкости ситуации — вот чем добивался успеха Жуков в соперничестве с соседом слева.
Критикующие Жукова за Берлинскую операцию, за "преждевременный" ввод танковых армий почему-то упускают из виду важнейшую особенность обороны противника. Здесь фронт Жукова наступал "в лоб". Не было в глубине пространства для маневра. Не было вообще "оперативного простора". Потому что от Одера и до Берлина несколько оборонительных рубежей представляли собой сплошную тактическую оборону — в самом ее классическом значении.
Если в других операциях после прорыва первых рубежей сопротивление противника ослабевало, то здесь, наоборот, возрастало! И в завершение боевых действий в полевых условиях войска упирались в могучий оборонительный массив-крепость — Берлин.
Жуков понимал это, и военное искусство его проявилось в этой операции в том, что он вводом танковых армий "не по правилам" решил уничтожить главные силы врага — на первых рубежах обороны. Вложить вес, сломать, раздавить, уничтожить войска противника в поле! Тогда легче будет брать крепость Берлин. Если бы немецкие войска не понесли огромные потери в боях за Зееловские высоты и организованно отошли в город, они бы в домах-крепостях оборонялись несколько месяцев, как мы в Сталинграде. А Жуков их уничтожил, подавил, деморализовал могучими ударами в поле, и в город отошли остатки почти неуправляемых частей. За две недели прорвать 60-километровую оборону и затем за несколько дней взять такую махину, как Берлин, — победа весьма выдающаяся.
Много лет продолжается дискуссия: одни авторы видят в Берлинской операции только ее недостатки, а другая сторона отмечает только положительные стороны. Причем обе стороны, находящиеся под влиянием современных космополитических групповых схваток, забывают, что разговор идет о состоявшемся историческом событии, при объективной оценке которого недопустима однобокость, так как смещение критериев к субъективным постулатам уводит обсуждаемый вопрос из области науки (истории) в область пропагандистской возни и болтовни, давно известной как нечто лживое, грязное, непорядочное.
К сожалению, в этой политической свалке участвуют люди с учеными степенями и труды их останутся на книжных полках библиотек.
Некоторые из них особенно подчеркивают якобы напрасные большие потери в боях за Берлин, совершенно не учитывая при этом особенности Берлинской операции, которых немало. Кроме уже вышеизложенных, отмечу еще несколько, касающихся именно потерь.
Впервые за всю войну целый фронт вел бои в одном огромном городе (если не считать силы, обходившие Берлин с севера). Раньше, когда крупные населенные пункты оказывались в полосах наступления фронтов, их чаще обходили. В Сталинградской битве бои шли тоже в городе, но там наши войска вели оборонительные действия.
Такого сражения, когда фронт почти целиком вступил в огромный город, не было.
Берлинское сражение было последним, гитлеровцы стояли насмерть, отступать было некуда. И этим обстоятельством объясняется яростное сопротивление фашистов. Сравнить его можно только с нашей защитой Москвы, когда мы стояли насмерть, или битвой за Сталинград.
Почему-то, понимая и оценивая нашу стойкость под Москвой и в Сталинграде, некоторые исследователи не учитывают подобную яростную оборону противника в Берлинской операции. А это была одна из особенностей последнего сражения, которая, кстати, и объясняет наши немалые потери. Да, были недостатки и огрехи в этой операции — произошла заминка на Зееловских высотах; неоднозначно оценивается применение прожекторов. Конечно же, хотелось бы, чтобы в завершающем сражении никто не погиб — победа близка, обидно и жалко терять бойцов и офицеров, прошедших через всю войну!
Однако Маниловы бывают не только в литературе, а война есть война, и без потерь она не обходится.
Тут можно отметить и особый героизм наших солдат и офицеров: встать в атаку в последний день или даже час войны — очень не просто!
И последняя особенность Берлинской операции — она проведена в кратчайший срок. За Москву и Сталинград мы бились несколько месяцев. А Берлин был взят за 9 дней! 21 апреля войска ворвались на окраины Берлина, а в 21 час. 50 минут 30 апреля сержант Егоров и младший сержант Канта-рия водрузили Знамя на рейхстаге и командующий 3-й ударной армией генерал Кузнецов докладывал Жукову:
— На рейхстаге — Красное Знамя! Ура, товарищ Маршал! И Жуков расстроганно ответил:
— Дорогой Василий Иванович, сердечно поздравляю тебя и всех твоих солдат с замечательной победой. Этот исторический подвиг войск никогда не будет забыт советским народом!
С 16 апреля войска 1-го Украинского фронта вместе с войсками 1-го Белорусского (Г. К. Жуков) и 2-го Белорусского (К. К. Рокоссовский) принимали активное участие в завершающей наступательной стратегической Берлинской операции. Однако для И. С. Конева и руководимых им войск она не была завершающей. В тот момент, когда многие соединения фронта, и прежде всего танкисты, вышли на юго-западную окраину Берлина, соединились с войсками 1-го Белорусского фронта, наступавшими с северо-запада, штурмовали Берлин, раздался телефонный звонок из Москвы. Говорил Сталин:
— Здравствуйте, товарищ Конев.
— Здравствуйте, товарищ Сталин! Поздравляю вас с Первомаем !
— И вас поздравляю, товарищ Конев. Как у вас дела, как празднуете в Берлине?
— Дела идут хорошо, товарищ Сталин. Хороший Первомай.
— Молодцы. Передайте поздравления и вашим войскам. — Сталин помолчал. — Послушайте, Конев. Вы знаете, что в Праге готовится восстание?
— Нет, товарищ Сталин.
— Надо помочь нашим братьям. Я хотел, чтобы именно вы взяли столицу Чехословакии. Поняли?
— Понял, товарищ Сталин. Малиновскому дальше, чем нам...
— Причем тут Малиновский? — возразил Сталин.
— Я о том, что мы ближе, чем наш друг, — сделал ударение Конев на последнем слове, давая понять, что под этим подразумевает союзников, которые тоже стремятся побыстрее войти в Чехословакию.
— Жду от вас план операции по освобождению Праги. План был разработан в течение нескольких часов и на следующий день доставлен в Москву.
Сталин позвонил в полночь, сообщил, что план принимается, можно приступать к реализации, но предупредил:
— Город не бомбить. Надо сохранить древнюю столицу от разрушений.
1 мая в Чехословакии начались стычки жителей с оккупантами. А 5 мая в Праге вспыхнуло восстание. Фашистский наместник Франк и командующий группой армий "Центр" генерал-фельдмаршал Шернер решили потопить восстание в крови. К Праге с трех сторон подтягивались немецко-фашистские войска. Восставшие по радио обратились за помощью к русским, эта помощь была немедленно оказана. За трое с половиной суток танкисты 3-й и 4-й гвардейских армий совершили марш-бросок от Берлина к Дрездену, а затем сразу же, без какой-либо специальной подготовки, овладели перевалами через Рудные горы, сбили немецкие заслоны и охватили Прагу с северо-востока и северо-запада, оберегая восставший город от трагической участи Варшавы. На рассвете 9 мая советские танкисты вместе со стрелковыми соединениями вошли в столицу Чехословакии.
Злата Прага была спасена от разрушений, а ее жители — от поголовного истребления.