Андрей Караулов. Русский ад. Избранные главы

Вид материалаДокументы
Всю жизнь
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15
своих людей, но первый круг, главный круг, самые-самые близкие ему люди, те господа, бывшие товарищи, кто был рядом с ним все эти годы, кому он доверял, не мог не доверять, эти люди, самые-самые близкие, это важно, — почти все предатели — увы, почти все!

Закон возраста.

Алиев — Президент (он всегда Президент), кресло, то есть трон, за ним, за Алиевым, до века, но кто он, Гейдар Алиевич, без своей команды, без них, без его круга, без сподвижников — кто?

Хороший вопрос, да? Так они мыслят!

У них, у сподвижников, привычка мыслить именно так, чтобы хоть как-то (на его фоне, на фоне Президента) быть равновеликим ему, Алиеву... — хотя бы в собственных глазах!

Кто он без нас? То есть без меня? В светском государстве главную роль играет, конечно, «коллективный разум», — но кто объяснит тогда, почему Президент — из года в год — он, Гейдар Алиев, но не кто-то другой, не кто-то из нас («я», например)? Этот вопрос рано или поздно возникает... тихо-тихо... у всех, кто имеет в государстве хоть какие-то рычаги, у того «господина команда», кто изо дня в день волей судеб видит Президента так близко, что не может, просто не может не замечать его обидные слабости, просчеты, его старость...

Если в деле управления страной так важен (действительно важен) коллективный разум, — слушайте, почему же он, этот старик, Вечный Президент? Это справедливо, а?

У него, у Вечного Президента, слава, ордена, деньги, то есть все, что желает его душа, все абсолютно: он всегда жил (и будет жить) как при коммунизме — а у тебя, труженика, «господина команда», без которой он, даже он, Гейдар Алиев, никто, — у тебя всего лишь — впереди — персональная пенсия республиканского значения и госдача на Апшероне, если, конечно, эту дачу со временем не отберут!

Получается (феномен старости), что ты, руководитель, всего лишь лошадь, рабочая лошадь! Всегда. Всю жизнь! Всю жизнь — это справедливо, а? Все тот же вопрос, свербящий душу, вопрос, который так мешает, черт возьми, жить на полную катушку, радоваться солнцу, Каспию, своим детям, своим внукам, хорошим врачам...

Феномен старости: я должен, я обязан сказать себе, прежде всего самому себе, что в главном я все-таки не ошибся, не промахнулся, более того — все в своей жизни я сделал правильно, ничего не упустил, не променял-разменял, не проиграл...

Нельзя ждать от человека (под старость) честной оценки своей жизни — глупо!

Сталин создал машину, которая прокатилась в конце концов и по его грудной клетке (Берия, убийца Сталина, уничтоженный через полгода после его гибели, но не за убийство Сталина, нет, конечно... Лаврентий Павлович на трибуне Мавзолея громко, чтоб другие слышали, сказал Молотову, кивнув на гроб генералиссимуса: «Это я сделал, я. Всех спас...»), — Берия не рисковал, ничем не рисковал, ибо за такие подарки (смерть выдающегося, конечно, но мерзейшего старика) в СССР давали ордена, а не тюремные сроки!

Только бандиты могли держать в руках советский народ, только бандиты!

По приказу Берии ядом был пропитан томик Горького, возможно — и другие книги; Сталин весь последний месяц читал Горького на ночь и по семинарской привычке тянул палец в рот, чтобы странички было легче листать. Другая версия (мнение?), что смертельный яд — дикумарин — мог оказаться в бутылке с минеральной водой. Но это уже смертельный риск, конечно, минералкой мог отравиться кто-нибудь другой, а у Берии не было права на риск.

Он оказался сильнее Сталина, маршал Лаврентий Берия, причем Сталин (летом 52-го генералиссимус поверил в невозможное: он, Сталин, уже не самый сильный человек в стране) не сумел (вот как бывает!) быстро убрать Берию, придумал «мингрельское дело», затем «Белую куропатку», то есть медлил, думал — и поплатился за нерешительность жизнью.

Политика — это мир мужской.

В Политбюро Горбачева только Алиев действительно был политиком, только он!

Самые страшные и опасные обиды — в старости. — Нет, на тех, кто рядом, кого ты, именно ты, Президент, привел — на годы — в высокие государственные кабинеты (самый-самый «ближний круг»), надеяться глупо и опасно: да, эти люди умеют работать, они нужны, действительно нужны твоему Азербайджану, но у тебя, у их начальника, не может быть иллюзий! Главная опасность исходит только от тех, кто рядом с тобой, кого ты, именно ты, давно (и безнадежно) развратил своим вниманием, своей щедростью, своей добротой!..

В какой-то момент Гейдар Алиевич утратил способность просто радоваться, просто отдыхать — радоваться жизни, результатам своего дела, радоваться внучкам и внукам. Он мог часами говорить с маленькой Зарифой, своей любимицей, по телефону, он был внимателен, он смеялся как ребенок, когда Зарифа шутила, он очень хотел бы отключиться, отдохнуть, забыть обо всем и обо всех, но внутренне Гейдар Алиевич все равно был напряжен и скован. В нем — вдруг — появилась тяжесть, усталость, в нем читался какой-то рок...  не получалось у него жить свободно и легко, он ведь держал в своих руках нефть, а там, где нефть, пусть черное, но золото, именно золото, там всегда негодяи!..

Все так, только есть, слушайте, еще один круг людей, есть еще одна орбита, другая, круг молодых. Им сорок пять — пятьдесят, и среди них (хотя бы в силу возраста) предателей (потенциальных предателей) вдвое меньше, вдвое; они, эти ребята, еще покажут себя, свои амбиции, свой интеллект, у них есть время, им можно (и нужно) быть хитрее, умнее, тоньше, уметь ждать, у них полжизни впереди! — Но его личная опора, да-да, его, великого политика Гейдара Алиева, личная опора, это, конечно, третий круг, это те пацаны, которые сейчас за занавесом, кому двадцать восемь — тридцать пять, не больше! Те парни (девушек здесь нет), для которых его имя и дело его жизни — святы, для которых он, Президент, их отец...

Он, Алиев, искал этих мальчишек по всему Азербайджану. Прежде всего — в многодетных деревенских семьях. Города портят ребятишек, безжалостно портят; гонцы Алиева отправлялись (как правило) в дальние районы, на границы республики.

Какие это ребята!

Он накормил их, отогрел, отправил учиться. Кого-то из них он, Президент страны, знал по именам! Самое главное — Алиев научил этих пацанов ценить жизнь, свое здоровье, свои силы, свое время, научил их не растрачивать свою жизнь — жизнь! — на пустословие и ерунду.

Смерть как продолжение жизни, уже в веках.

Алиев очень хотел остаться в веках, он презирал бесславие, он хорошо знал себе цену и подлинные возможности своей страны.

Если солнце — улыбка богов, власть — их подарок.

Подарки нельзя передаривать, это грех.

Кортеж Президента Азербайджана летел по Апшерону: слева берег Каспия, он почти не виден, вокруг пески с клочками травы, деревьев здесь почти нет, не растут, не хватает воды...

И они, эти мальчики, надежная опора его Ильхама, его сына, его баловня, самое главное — его наследника. Алиев сразу решил, что если он и вернется из Нахичевани в Баку, не в Москву, в Баку, то прежде всего за тем, чтобы Ильхам, один из самых главных людей в его так изменившейся (после смерти жены) жизни, — чтобы именно Ильхам возглавил бы Азербайджан. Больше некому, родных сыновей, кроме Ильхама, у него нет, а политика это чисто мужское дело! То есть хранил бы дело своего отца так же свято, как старый храм огнепоклонников близ Апшерона хранит огонь, веками бьющий из-под земли.

Он очень любил, когда Ильхам по вечерам сам звонил ему на работу, и по-детски обижался, если Ильхам забывал это сделать...

Иногда Алиев думал, что переживет всех, вообще всех. Он понимал, разумеется, что это невозможно, но он был почти уверен, что жить ему, Гейдару Алиеву, суждено долго, лет сто, не меньше, ибо он — Алиев!..

Эх, Апшерон, Апшерон, кладбище слабых, — давно, в 70-е, когда Алиев работал Первым секретарем ЦК КП Азербайджана, компетентные товарищи, его бывшие ученики, прислали служебную записку: министры правительства Азербайджана (трое), руководитель республиканского комитета (ранг министра) и все до одного — все! — первые секретари райкомов Коммунистической партии Азербайджана строят на Апшероне дачи.

Кто афиширует взятки, а? Под носом у МВД и КГБ? Только те руководители, те товарищи, которые думают не головой, а задницей, извините, — что ж, такие люди действительно опасны для общества.

Алиев вызвал машину, позвал с собой председателя КГБ, но он (вот умный человек!) сказался больным, — и на Апшерон...

Настроение было хуже некуда.

Огромные заборы из красного кирпича. Хороший кирпич, красивый, играет на солнце. Наметились и дома... зачем четыре этажа, а? Их же, эти дворцы, обжить надо, обогреть, люстры повесить, мебелью украсить...

Больше всего на свете Алиев не любил дураков.

— Вот, товарищ первый секретарь, дом... — полковник из органов запнулся... — строится товарищ... министр...

Вечером товарищ министр (выдающийся специалист, кстати говоря) был приглашен к Алиеву «на ковер».

Срочный вызов — чудовищный знак!

— Скажи, Полад... — Алиев сидел у зашторенного окна за огромным столом из красного дерева; этот стол великолепно «подавал» гостю Первого секретаря ЦК КП Азербайджана — казалось, за столом сам Аллах в образе человека, — сколько стоит сейчас... вот один... кирпичик...

— Пятак, — Гейдар Алиевич, — министр по имени Полад опустил глаза, — пятак за... штуку. Дорого, конечно, Гейдар-бек... пять копеек — один кирпич...

— А ты молодец, — похвалил Алиев, — хороший хозяин, о цене не забываешь... Тогда дальше умножай, дорогой: сто кирпичей — пять рублей?

— Пять, — дрогнул министр по имени Полад, — уже пять, Гейдар-бек... Тысяча кирпичей — пятьдесят рублей...

— А в эквиваленте? — Алиев встал, но из-за стола не вышел. Он так и стоял за столом — как живой памятник самому себе, Гейдару Алиеву. — По Уголовному кодексу? Твой дворец — тысяча квадратных метров. И забор в высоту — метра три. В эквиваленте, я тебя спрашиваю, сколько будет?

— Хищение... в особо крупном, Гейдар-бек... собственности социалистической...

— Правильно, Полад, ты опять молодец: за сто рублей в Советском Союзе два года дают, то есть твой забор, слушай, уже лет на семь тянет, — я правильно понимаю? А ты, Полад, еще и домик за забором хочешь иметь, дворец целый, — тут, дорогой, хищения не на пять лет, что ты, здесь уже расстрел, «вышка»... так сказать, — Алиев медленно вышел из-за стола... — обычный такой... расстрел, винтовки... наперевес, как в кино, слушай. Ты, Полад, кроме «Правды»... иногда Уголовный кодекс читай, если, значит, допускаешь злоупотребления. Полезная... говорю тебе... книга...

В формуле «товар — деньги — товар» Карл Маркс забыл показать главное — как, все-таки, уходить от налогов.

— ...Не мой... клянусь, Гейдар-бек, не мой дом... Это сын мой... его деньги, он строит...

— Хорошо, — кивнул Алиев, — расстрел на двоих разделят, это ты, Полад, правильно мне напомнил, спасибо, главное — вовремя! Никаких необоснованных наказаний! Все по закону. Сын — так сын. Вместе с тобой! Сына вызывай сюда, прямо сейчас вызывай, Гейдар Алиевич, скажи, проститься желает. Мы, коммунисты, очищались и будем очищаться от скомпрометировавших себя лиц, — Алиев разрубил ладонью воздух, — ...от недостойных людей. А еще Гейдар Алиевич, скажешь ему, за родителя твоего... извиниться желает. Потому что родитель этот дурак набитый, точнее — самовлюбленный. Деньги украл — спрятать не умеет, зачем красть тогда?.. чтоб в тюрьме жить?.. где логика? Нет логики, потому что ума нет. Такие действия вызывают у меня категорическое возражение... — всех, всю республику своими действиями... опозорил!

И сам как опозорился, а?! Красиво жить захотел, в бархате! И где? Где, я спрашиваю? На глазах у всех! На Апшероне!

Седой человек по имени Полад медленно, как в искаженной съемке, опустился на колени.

— Поднимайся, слушай, — поморщился Алиев, — ты не в мечеть пришел, настоящий коммунист раньше выстрела не падает. На всякую беду страха не напасешься!

Хотя какой ты коммунист, Полад? Уже на ногах не стоишь. Мы отдельно рассмотрим вопрос о твоей партийной ответственности. На бюро поставлю, — Алиев опять рубанул ладонью воздух. — Из всех ваших... строителей, Полад, секрет тебе открою... только одного... кого-то... расстреляют... другим, значит, для примера... Кого — я не знаю, но за тебя я Леонида Ильича просить не буду, — Алиев небрежно махнул рукой, — это я глупость... сотворил, подставился я... что раньше тебе доверял! Вот у кого из вас кирпичей больше найдут, того и расстреляют!

Старик плакал, но с колен встал.

За ночь все заборы на Апшероне были снесены, все под корень, никаких следов не осталось, чистая земля.

Кого-то из «дачников» и впрямь наказали: семь лет лагерей. Другие «строители», в том числе и министр по имени Полад, работали на благо Азербайджана всю оставшуюся жизнь.

Работали как проклятые, как рабы... Его, старика-министра, было бы можно заменить, легко, но люди у Алиева были наперечет: небольшая республика, все-таки, хотя дело не в географии; просто Алиев никогда не бросался людьми. Незаменимые — потому и незаменимые, что замена этих людей — уже потеря!

Он любил свой рабочий кабинет даже больше, чем дом, точнее дачу (вернувшись в Баку на ханство, он несколько месяцев жил — вместе с детьми — в квартире брата; парадный костюм Алиева висел на гвозде, вбитом в стенку, комната, где он спал, была такая маленькая, что в ней даже шкаф не помещался), — ибо там, на работе, во дворце Президента, никогда — никогда! — ему не было скучно.

Если бы Алиев тогда, в 91-м, не вернулся бы в Баку, он потерял бы, конечно, имя, самое главное — доверие людей. Азербайджан — красивая, чудная страна, самое богатое (богаче Турции) государство в Закавказье, Азербайджан, его Азербайджан, умирал, ибо власть в стране неожиданно оказалась в руках научного сотрудника (в недавнем прошлом) краеведческого архива Абульфаза Эльчибея — генетического алкоголика, валявшегося из вечера в вечер здесь, на этих коврах... бывший кабинет Алиева!.. в лужах собственной мочи, насквозь пропитанной водкой.

Веселый рассказ... — да? Кого, выражая свою страсть и свой интеллект, призвал азербайджанский народ.

— Эльчибей, надо же...— рассуждал Алиев, — из архива и — сразу на пятый этаж президентского дворца взлетел... это ж какие крылья надо иметь?!..

Если народ выбирает идиотов, разве они, этот народ, эти люди, не дети, а?

Господи, дай им мозги!

Вот и Эльчибей: грязный, небритый, вечно пьяный, но демократ, Народный фронт...

Дети перестройки. Дети Михаила Горбачева.

Фронтовики... нашлись.

В Нахичевани, где Гейдар Алиевич, сбежав из Москвы, два с лишним года возглавлял местный парламент, крупно проворовалась группа товарищей из Народного фронта.

— В прокуратуру, — приказал Алиев. — Немедленно.

— Как можно, Гейдар-бек, — замахали руками сподвижники, — Народный фронт!..

— Слушай, Народный фронт — значит воровать можно?..— удивлялся Алиев.

— Ой, Гейдар Алиевич, у нас все жулики... в Народный фронт записались...

Его учили (и он привык, быстро научился) побеждать — придет время, и он, Гейдар Алиев, разберется с полковником Суретом Гусейновым, ныне — вот ведь как! — премьер-министром Азербайджана, который не говорит по-русски, просто не знает ни слова, с «нефтяным королем» Каспия Расулом Гулиевым, ныне — Председателем Мили меджлиса, которого Алиев называет (пока) «своим другом», — он победит всех!

Не сразу.

Кортеж Президента летел в Баку: Гейдар Алиевич приезжал на работу к часу дня, уезжал — ночью.

Ельцин не ответил на его приглашение посетить Азербайджан; Ельцину не о чем, оказывается, говорить с соседями, он же великий, этот Ельцин, он — Президент России!

Американская миссия в Баку — шестьсот человек. Русская — двадцать пять.

Идиотизм — нет?

Уровень интеллекта на его второй родине, в России, был все ниже и ниже, — Россия, вся Россия глупела просто на глазах.

Как жить среди дураков? Значит, рано или поздно Россия превратится в страну, где нельзя, просто невозможно жить?..

К Новому году Алиев отправил Президенту России дорогие подарки: ковер-картину современного мастера из Гянджи и часы «Роллекс» за восемнадцать тысяч долларов.

Такие же часы были подарены и Виктору Илюшину: академик Ризаев, посол Азербайджана, получил (таким образом) «доступ к телу» Ельцина и лично вручил подарки, подчеркнув, что Алиев будет счастлив видеть Президента России в Азербайджане; Ельцин принял игрушки с удовольствием, особенно «Ролекс».

Ровно через месяц генерал Барсуков прислал Ризаеву официальную бумагу: за «Роллекс» — благодарим, конечно, принять не можем, ваш подарок слишком дорого стоит...

Как это понимать, а? Что случилось? Чье влияние? Кто отнял у Ельцина — месяц прошел! — дорогую швейцарскую безделушку, чтобы бросить ее Алиеву в лицо? Кто такой смелый? Как это связано с Нагорным Карабахом?

Судя по тому, что творит Магомедали Магомедов в Махачкале, Дудаев в Грозном, Аушев в соседней Ингушетии, Россия потеряла — по факту — Кавказ, свой российский Кавказ, уже потеряла: там, на Кавказе, как и здесь, на Каспии, у власти бандиты, только бандиты, банда на банде!

А Карабах? Как решить проблему Карабаха, если Москва в этом не заинтересована, — как?

Никто не знает и не должен знать, разумеется: он, Гейдар Алиев, раздал генералам Грачева деньги — несколько миллионов долларов. Во-первых, Алиев выделил собственные сбережения, во-вторых, мгновенно договорился с московскими бакинцами, они собрали (причем очень быстро) гигантскую сумму.

Вот так, только так, с чемоданами в руках, можно было остановить эту войну — все могут короли, а? Или деньги, только деньги все могут, не надо иллюзий, только они, деньги способны вершить чудеса?

Посол Ризаев выступал посредником — высоким представителям армянского землячества в Москве Гейдар Алиевич задавал (на сепаратных встречах) один-единственный вопрос: скажите, господа завоеватели, что вы, ваши солдаты, намерены делать с Азербайджаном, если у армянской армии получится (скорее всего получится) войти в Баку, — что?

Невозможно, послушайте, перебить всех азербайджанцев... ООН и Клинтон не позволят, двадцатый век, все-таки... кто же будет кормить разрушенный войной Азербайджан — кто? Вас не звали, дорогие соседи, но вы пришли, девять районов — в руинах, это (отныне) зона вашей ответственности! Так кто, все тот же вопрос... будет изо дня в день... кормить миллионы людей, вами обездоленных? Вся эта война — сдуру, но деньги откуда? Война и разрушенное хозяйство... это же огромные средства, господа завоеватели, очнитесь! Им, то есть вам, завоевателям, самим кушать нечего, извините; в Ереване голод, из страны... у вас... сбежало полстраны... А теперь еще Азербайджан, восемь миллионов смертельно голодных людей, — газовые печи появятся, да? По всему Азербайджану? Они тоже денег стоят, между прочим! Победа всегда упирается в огромные деньги, почему об этом никто сейчас не говорит: триумф, коньяк, отрезанный Карабах... — дальше-то что? А? Что дальше? Не слышу!.. Господа армянское землячество, что будет после вашей «исторической» победы, додумайте эту мысль до конца, пожалуйста, представьте себе этот страшный пейзаж — пейзаж после битвы!

Армяне просили оружие. Очень хотели. Хорошо, будет вам и оружие, не жалко, — сохранить государство, спасти миллионы человеческих жизней в обмен на взятку и несколько тонн старых железок, совершенно бесполезных, если война остановлена... — что, высокая цена, что ли?

Нет другого выхода, нет: азербайджанская армия не умеет пока воевать.

Ситуация Брестского мира: остановить нашествие, безумие, кровь — любой ценой!

Алиев остановил.

Никогда и никому (даже Ильхам не знал) он не говорил об условиях (взятка и оружие) этого мира. Самое интересное, что никто, вообще никто (даже журналисты) не спрашивал у него, почему вдруг, каким чудом остановилась эта война...

Только что (вчера проводили) в Азербайджане гостил один из самых уважаемых в России людей — генерал Асламбек Аслаханов.

В 90-м, два года назад, чуть больше, именно Аслаханов запрашивал у Генерального прокурора Советского Союза санкцию на арест Алиева — в его докладной речь шла о крупных взятках.

Узнав, что Аслаханов едет на Апшерон, Алиев через друзей, ветеранов КГБ, предложил встречу. Он не был знаком с Аслахановым — хотелось поговорить по душам.

Помощники перестарались.

— У вас семь минут, господин генерал, — сообщил Тариэль, секретарь Президента. — Гейдар Алиевич очень занят.

— Он же меня пригласил, — удивился Аслаханов. — Я и уйти могу...

— Проходите, вас ждут.

Алиев сидел за столом, перебирал бумаги.

— Салам, господин Президент...

Алиев кивнул головой, но не встал — читал какой-то листочек.

«Ничего себе, — подумал Аслаханов. — Королевский прием!».

— Садитесь, пожалуйста, — Алиев поднял, наконец, голову. — Где вам удобно... садитесь...

Алиев любил играть, очень любил, но актером был скверным, хотя актерство ценил, театры знал хорошо, особенно московские, больше других любил театр Сатиры, а в юности, между прочим, играл Гамлета на сцене Нахичеванской драмы... — Его красноречивое молчание, бумаги для важности, которые он нервно теребил в руках, — драматургия этих «постановок» была видна как на ладони, но Аслаханов завелся:

— Господин Президент, докладываю: я, генерал советской милиции Аслаханов, трижды... официально... то есть с согласия руководства МВД... обращался к Генеральному прокурору СССР за санкцией на ваш арест по 173-й и 170-й статьям Уголовного кодекса: превышение служебных полномочий и незаконное получение крупных денежных средств. Ответственно заявляю... у МВД страны были все необходимые основания, господин Президент, для заключения вас под стражу. Это мое мнение, и я его не изменю. Не имею права... шарахаться сейчас из стороны в сторону, искренне говорю, материалов и агентурных сведений хватало. Но... зная, Гейдар Алиевич, как здесь, в Баку, развернулись сепаратистские тенденции, резюмирую: руководители Генпрокуратуры... товарищ Рекунков и другие товарищи... неоднократно напоминавшие мне, что арест дважды Героя Социалистического Труда и бывшего члена Политбюро есть акт сугубо политический, я, Гейдар-бек, признаю: руководители Генпрокуратуры правильно... напоминали мне... о вашем... исключительном влиянии. Вы, Гейдар-бек, принесли Азербайджану неоценимую пользу. Трудно сказать, что было бы с Азербайджаном, если бы вы не взяли страну в свои руки. На языке юристов это называется «деятельным раскаянием».

Доклад закончен. Я свободен?

— Хорошо... что вы все это... сказали... — Алиев расстегнул пуговицы пиджака и вышел из-за стола. — Я рад с вами познакомиться, генерал, и обнять вас, не скрою, я ждал этой встречи и этого разговора. Вы садитесь... пожалуйста. Сейчас чай принесут, Асламбек, очень хороший чай...

Куда же, куда делся — вдруг — его актерский дар, его снобизм: Аслаханов видел совершенно