Право на справедливый суд

Вид материала

Документы

Содержание Из сборника «Поиски выхода» Как вы понимаете слова «допрашиваемые становятся нередко средством (невольной жертвой) в таком состязании»? А. Кислов Для справки. Для справки. Какова, на Ваш взгляд, цель написания этой статьи? Из сборника «Поиски выхода» Какие обстоятельства, не имеющие отношения к доказательствам вины подсудимого, могут повлиять на решение суда присяжных?

Подобный материал:

• Проект Федерального конституционного закона "О судах общей юрисдикции в Российской, 557.39kb.
• Iii. Право и законы I. Основные понятия: Арбитраж (третейский суд), 795.8kb.
• Iii межвузовская научно-практическая конференция «Государство. Личность. Право»: «Конституционный, 49.29kb.
• Дения собственник не устраняет нарушения, компетентный орган вправе обратиться в суд, 129.59kb.
• Ведение в жизнь отдельных властных функций через суд, но суд как самостоятельная власть, 24.33kb.
• В связи с ним, подлежит передаче на рассмотрение и окончательное разрешение в Международный, 62.83kb.
• Решение конституционного суда республики беларусь, 90.38kb.
• Мировой суд в контексте современной судебной реформы, 96.51kb.
• Конституционное право, 42.23kb.
• Адрес: 601785 Владимирская область г. Кольчугино ул. 50 лет Октября, 62.11kb.

Царица доказательств

Сегодня мы вынуждены возвращаться к элементарнейшим азам права, к его основополагающим понятиям, без усвоения которых нет и не может быть ни законности, ни правосудия, когда мы воюем с об­винительным уклоном, с приоритетом данных предварительного следствия , проведенного без соблюдения надлежащих гарантий для подсудимого, когда мы все развенчиваем и развенчиваем, да никак не можем практически развенчать пресловутую теорию «царицы доказательств», каковой будто бы является признание обвиняемым своей вины, — когда мы делаем все это, то с кем и с чем нам, в сущности, приходится воевать? С «отдельными ошибками» и «некоторыми недостатками»? С «недопониманием иными юристами» очередных указаний? Нет, с системой взглядов, ползущих оттуда, оттуда...

Года два назад один видный деятель нашей юстиции перед весьма представительным залом, отвечая на вопрос журналиста, обозвал презумпцию невиновности «буржуазным хламом».

• Каковы, на Ваш взгляд, истоки теории «царицы доказательств»?
  
• Что это за система взглядов, «ползущих оттуда»?
  
• Прокомментируйте последний абзац.
  
• Что такое, по-вашему, презумпция невиновности?
  
• Откуда берет истоки пренебрежение презумпцией невиновности?
  

Сейчас идет совершенствование работы правоохранительных органов... жизненно необходимое нашему обществу. Оно, в частности, сделает невозможной и практику вмешательства. Но для этого, на мой взгляд, и число заседателей должно быть умножено, и взаимоотношения их с председательствующим должны быть изменены. Кто из нас, побывавших в суде, не видел народных заседателей, которые сидят по обе стороны судьи тихие как мышки? А мне еще пришлось однажды видеть, как две такие мышки подписали смертный приговор неповинному человеку (по счастью, впоследствии оправданному). Сильные, независимые заседатели — вот что, как воздух, нужно нашей судебной системе, и пусть они одни, без председательствующего, ухо­дят в совещательную комнату (где, разумеется, нет теле­фона) и запирают дверь на ключ.

Суды присяжных начали действовать в России в эпоху Великой судебной реформы во второй половине 60-х годов прошлого столетия... 20 ноября 1864 г. Александр II подписал основные документы судебной реформы, вошедшие в историю под названием Судебных Уставов. В царском указе провозглашалось дарование русской земле суда скорого, правого, милостивого и равного для всех, возвышение судебной власти предо­ставлением ей надлежащей самостоятельности для утверждения в народе уважения к закону, без которого невозможно народное благосостояние.

В 1917 г. суд присяжных был упразднен большевиками вместе с другими демо­кратическими институтами, а суды превратились из органа разрешения конфликтов и защиты прав человека в составную часть карательной системы новой власти.

Вновь суды присяжных начали действовать в России с конца 1993 — начала 1994 г. 22 сентября 1992 г. Президент РФ издал распоряжение № 530-рп, которым поручил ГПУ и Минюсту России разработать программу проведения в нескольких регионах страны эксперимента по предварительной отработке на практике принципиально новых положений процессуального и судоустройственного законодательства, подготовив соответствующие нормативные акты...

Из сборника «Поиски выхода»


С. Пашин

О суде присяжных

Анализируя деятельность суда присяжных, надо XI точно соизмерить ожидания от введения данного института с его возможностями и сутью. Когда твердят о сегодняшнем разгуле преступности, обычно требуют бездумной расправы. Но правый, а не расправный суд — это всегда сочетание справедливости с неукоснительным соблюдением «юридических формальностей». Судье нет дела до накала общественных страстей; тяжесть обвинения не являет­ся доказательством виновности. Человека нельзя осудить без достаточных доказательств, причем обязанность доказывания лежит на прокуроре...

Суд присяжных отличается от обычного суда тем, что ему органически присуще уважение к правам человека, о защите которых так много говорится и для чего так мало делается...

Мне кажется, что в виде суда присяжных мы обрели суд гуманный и справедливый, не склонный осуждать невинного и оправдывать виновного. Каждому подсудимому присяжные заседатели воздают не по делам его (на то способен лишь Всевышний), но по доказанности его поступков в ходе честного состязания сто­рон в рамках надлежащей правовой процедуры...

Однако не следует обольщаться. В современной ситуации одинаково возможно и сползание к очередной диктатуре, и начало перестройки государства на правовых принципах. При законодательном регулировании уголовного судопроизводства власть колеблется между соблазном простых решений и перспективами непопулярной, неброской и недешевой работы по выращиванию справедливой юстиции...

В самом начале «поэтапной конституционной реформы» планировалось протащить указами Прези­дента набор антидемократических поправок в УПК РСФСР, включая, например, такую: милиция наде­лялась полномочиями по задержанию подозреваемых на срок до 30 суток без предъявления обвинения, что при ситуации в наших изоляторах временного содержания и следственных изоляторах равносильно узаконению пытки нечеловеческими условиями содержания для получения признания. Многие законопроекты, облегчающие жизнь правоохранительным органам и ставящие под угрозу права человека, как мне известно, ждут своей очереди.

Суд присяжных может оказаться тем экзотическим витринным достижением, за которым скрывают порочную повседневную практику. Такая подмена опаснее нападок и критики. Словом, принятие Закона о суде присяжных является не абсолютной гарантией, а лишь возможностью перевода «советского уголовного процесса» в рамки «надлежащей правовой процедуры», профессионализированной без формализма, уважительной к правам личности без потакания.

Из сборника «Поиски выхода»


Л.Карнозова, И.Краснопольский

Судебный процесс глазами психологов

Государственный обвинитель читает долго, иногда с трудом разбирая написанное (видимо, нераз­борчивый почерк). Присяжные в большинстве слушают внимательно, их лица обращены к прокурору, правда, один присяжный уснул (эта часть заседания проходила после обеда). Далее прокурор показывает присяжным схему места происшествия и фототаблицы с фотографиями трупа девочки, адвокат не возражает, хотя основания для возражения есть. Передав присяжным том дела с нужными документами (схемой и фотографиями), гособвинитель оставляет присяжным дело, открытое там, где находятся фото­графии трупа, и садится на свое место. Присяжные внимательно их рассматривают, передавая дело из рук в руки, про схему все забыли, никто не открыл эту страницу. В это время адвокат мило беседует с прокурором на отвлеченные темы и улыбается.

Адвокат регулярно опаздывает, что ближе к концу уже даже не вызывает насмешки, а воспринимается как непременный атрибут процесса, хотя, тем не менее, вызывает глухое раздражение присяжных, кото­рые все как один приходят вовремя, и досаду судьи. Судья чувствует неловкость перед присяжными засе­дателями. Ежедневно перед началом процесса судья настраивает присяжных на работу, благодарит их за то, что они приходят вовремя и внимательны в про­цессе, подчеркивает важность их миссии.

В этот день допрашиваются потерпевшие (мать и брат убитой девочки) и дополнительно допрашивается отец девочки в качестве свидетеля. Становится ясным отношение обвинителя к этой семье: сначала снисходительное, что удовлетворяло его концепции «Смотрите, господа присяжные, какие это чистые, простодушные и вечно нетрезвые люди! Они так до­верчивы, что готовы оставить девочку с любым едва знакомым человеком». На этом этапе прокурор гово­рит очень тихо, задавая непростые для допрашиваемых вопросы. В ответ потерпевшие порой срываются на крик, и отношение меняется на раздраженное: прокурор позволяет себе, впрочем несколько театра­льно, стучать рукой по столу, посмеиваться над ответами; при этом он, кажется, остается в рамках вышеописанной концепции. Некоторые моменты он «разжевывает» особенно тщательно, причем не всегда понятно зачем (по крайней мере, в пределах дня).

С какого-то момента в действиях обеих сторон начинает проявляться состязательность, и в смысле те­атральности (у защитника в меньшей степени), и в смысле противостояния. Однако при этом допрашиваемые становятся нередко средством (невольной жертвой) в таком состязании.

Видимое отношение присяжных к потерпевшим и подсудимому было неоднозначным. Первые часто вызывали смех, презрение или негативную реакцию (например, когда мать девочки сказала что-то типа «черные есть черные», имея в виду кавказцев, неско­лько присяжных поморщились и начали что-то обсуждать между собой). Интересно, что когда шел допрос потерпевшей, которая была пьяной в тот мо­мент, когда исчезла из дома ее дочь, присяжным было, очевидно, неудобно смотреть в ее сторону -некоторые отвернулись, «отвлеклись», а остальные смотрели больше на подсудимого, как бы примеривая к нему вину в описываемых в это время событиях.

Интерес представляет нечто, что можно назвать «конструированием собственного имиджа в глазах зрителей». На наш взгляд, профессионал, идущий в суд присяжных, должен очень хорошо представлять, как он собирается выглядеть в зале суда, да и вне его. Иначе несимпатичность или просто неупорядоченная многозначность образа юриста будет перенесена и на его деятельность и повлияет на оценку присяжными его позиции. В настоящем процессе адвокат, по-видимому, совершенно не заботи­лась о собственном имидже, полагая, что ее четкая, логически стройная тактика процессуальных ходов принесет результат независимо от видимой «обо­лочки», фона. Видимо, поэтому она позволяла себе ежедневно опаздывать, вступать с присяжными в конфликты то ли бюрократического, то ли быто­вого толка, возбужденно обсуждать с прокурором какие-то жизненные неурядицы перед началом судебного заседания, находясь рядом с подсудимым (маленький зал), и т.д. <...>

Судья, несмотря на возражение защиты на последнее ходатайство, удовлетворил его, «чтобы не стоять на месте, а то перед присяжными неудобно».

Стало ясно, что быстро это дело не закончится. Многие присяжные подрастеряли внимательность. Судья обращает внимание на состояние присяжных и настраивает их, прежде чем начать работу. <... >

Когда судья стал выяснять мнение сторон по поводу предъявления какого-то доказательства и, обратившись к потерпевшему, спросил его об этом, тот, видимо, утеряв нить происходящего, не понял, о чем его спрашивают. Тогда гособвинитель обернулся к нему и, весело подмигнув, сказал, мол, да чего ты, просто соглашайся со мной. Подсудимый возмутился и раз­драженно (но без крика) обратил внимание судьи на то, что прокурор подсказывает ответ.

Прокурор (крик): Да я тебе вообще рот пластырем заклею!., (и дальше в таком же роде).

Подсудимый, возмущенно обращаясь к судье, ска­зал, что он вообще говорить не станет и будет писать жалобу на этого прокурора.

Гособвинитель (крик): Я тебя... (неразборчиво). (Обращаясь к судье): Писать-то он будет нам. Пусть пишет. <...>

Пятый день процесса. Процесс назначен на 11.00. В 11.25 подсудимого уводят из зала судебного заседания, так как процесс не начинается из-за неявки (как выяснилось, ежедневного опоздания) адвоката. Адвокат приходит в 11.30, подсудимого снова приводят в зал. Подсудимый накануне заявил ходатайство о вызове дополнительных свидетелей, не согласованное с адвокатом, в результате чего юристам стало очевидно, что процесс затягивается. Перед началом заседания адвокат подходит к подсудимому (в клетке) и говорит, что свидетеля Ю. не нашли (Ю. должен был засвидетельствовать алиби подсудимого), и уговаривает изменить свое решение и дать показания сегодня. Аргументирует: «Вы затягиваете процесс, ведь у людей из-за вас срываются дела» (видимо, взывая к совести подсудимого). А подсудимому по максимуму грозит смертная казнь.

В перерывах присяжные довольно часто сталкиваются с участниками процесса. Дело даже не в том, обсуждают ли они со сторонами данное дело либо разговаривают на нейтральные темы, в любом случае такое общение нельзя считать допустимым. В такого рода «нейтральных» контактах стороны пытаются просто «по-человечески» расположить к себе присяжных с тем, чтобы вызвать доверие к себе, работая на солидарности с ними.

• Как вы понимаете слова «допрашиваемые становятся нередко средством (невольной жертвой) в таком состязании»?
  
• Согласны ли вы с авторами, что общение присяжных с представителями сторон недопустимо? Почему?
  

А. Кислов

Присяжные оправдатели

Общественность Саратовской области встревожена валом оправдательных приговоров, которые выносит суд присяжных самым опасным преступникам.

Святослав К. имел неосторожность дать в долг крупную сумму некоей гражданке, имеющей обширные знакомства, в том числе и в правоохранитель­ных органах. Когда стал требовать вернуть долг, к нему с обыском пришли следователь областной прокуратуры и оперативник РУОПа (их дело будет пересматриваться в Верховном суде, поэтому имена пока не называем). К последнему якобы поступила информация, будто Святослав хранит дома огнестрельное оружие. И точно: под ванной обнаружили пистолет Макарова. Откуда бы ему взяться?

Святослав от неожиданности даже рта раскрыть не успел...

Оказался в следственном изоляторе. Потом, когда Святослав в полной мере ощутил прелести арестант­ской жизни, следователь и оперативник предложили узнику свободу. Но взамен потребовали оформить на тещу оперативника принадлежащий Святославу новенький «ВАЗ-21099». Подследственный, запуганный перспективой провести на нарах несколько лет, согласился.

Но и это еще не все. Подготовив постановление о прекращении уголовного дела, эти представители правоохранительных органов обратились к знакомой Святослава с требованием выдать им 10 миллионов неденоминированных рублей. Иначе, дескать, из тюрьмы ваш друг не выйдет. Когда эта сумма им была передана, Святослав обрел наконец желанную свободу.

И сразу же отправился в прокуратуру. С жалобой на вымогателей. В сентябре прошлого года против следователя и оперативника было возбуждено уголовное дело, а в июне года текущего они предстали перед су­дом, перед судом присяжных. Материалы следствия, казалось бы, не давали обвиняемым ни малейшего шанса уйти от ответственности. На стадии предвари­тельного слушания дела в суде все доказательства были признаны неопровержимыми — случай сам по себе в наше время редчайший. Более того, к моменту возбуждения уголовного дела оба в правоохранительных органах уже не работали, а оперативник, по обвинению опять же в вымогательстве («тянул» крупную сумму с другой жертвы), находился под стражей.

Однако суд, длившийся целый месяц, их оправдал. Присяжные вынесли вердикт: «Событие преступления не доказано».

Заседателей не убедили сухие аргументы обвине­ния. Они их, видно, и не слушали (за весь месяц от заседателей поступил всего один вопрос подсудимому). Зато их весьма впечатлила пылкая речь адвоката одного из подсудимых, который утверждал, что дело полностью сфабриковано областной прокуратурой. А окончательно разжалобили присяжных сами под­судимые, обратившись к суду с прочувствованным заключительным словом. Один даже стихи читал, чем вызвал в зале слезы умиления.

Для справки. За последние полтора года ни одно уголовное дело по обвинению во взяточничестве с участием суда присяжных (а таких в Саратов­ском облсуде рассмотрено пять) не завершилось об­винительным приговором. Все подсудимые, а это в основном работники правоохранительных органов, оправданы. В 1994—1995 гг., по утверждению руково­дителей областной прокуратуры, вообще творилось нечто невероятное: суд присяжных одного за другим оправдывал убийц.

Так, например, был оправдан Апосеев из Балак­лавского района. 25 марта 1994 г. он вернулся в род­ное село после длительной отсидки за изнасилова­ние. И в эту же ночь, как установило следствие, совершил новое тяжкое преступление: изнасиловал и убил престарелую женщину. Через некоторое время Апосеев предстал перед судом присяжных. Последние не знали о прошлом подсудимого: действующее законодательство запрещает сообщать им сведения о его личности. Апосеев, представившись жертвой прокурорского произвола, так разжалобил заседателей, что они его оправдали.

Спустя три недели геронтофил снова напал в своем селе на старуху, изнасиловал ее и жестоко из­бил. Если бы соседи не вмешались - забил бы до смерти.

В этот раз его судили обычным судом и пригово­рили к десяти годам лишения свободы. [Судебное разбирательство использует институт присяжных заседателей в случае рассмотрения уголовных дел тяжкого (до десяти лет лишения свободы) и особо тяжкого (свыше десяти лет и более) состава преступления.]

Начальник отдела государственных обвинителей областной прокуратуры Олег Гробко провел в суде с участием присяжных заседателей 20 процессов. Семь человек, которых он обвинял, были оправданы. Один процесс — по обвинению ряда лиц в организации заказного убийства — проиграл вчистую: заказчиков тоже оправдали.

Для справки. Суд присяжных действует в Саратовской области в порядке эксперимента с 1993 г. За это время он оправдал 57 человек. В 1993 г. присяжные не оправдали ни одного подсудимого, в 1994 г. таковых было 75% от общего числа оправданных в областном суде. В 1995 г. стало 83%, в 1996-м - 91, а в 1997 г. на долю суда присяжных пришлись все 100% оправданных облсудом.

— Напрашиваются выводы: либо органы следст­вия и обвинения работают все хуже и хуже, либо суд присяжных проявляет непростительную милость к закоренелым преступникам, — говорит Гробко. — Ведь в этом суде рассматриваются дела по самым опасным преступлениям: убийствам, изнасилованиям, грабежам.

Наверное, законодатель, утверждая регламент работы суда присяжных, был озабочен лишь одним: чтобы такой суд выносил как можно меньше обвинительных приговоров. Представьте себе ситуацию — присяжные все-таки постановили: «Виновен». Но судья убежден в обратном. В этом случае он имеет право распустить коллегию присяжных, набрать новую и осуществлять постоянную ротацию до тех пор, по­ка присяжные не вынесут оправдательный вердикт. Если же заседатели явно незаконно оправдали обвиняемого, то судья распустить коллегию не может. В этом случае он просто обязан вынести оправдательный приговор.

Или такое противоречие. Согласно закону, в суде присяжных запрещено исследовать личность подсудимого. Нельзя даже намекать на его прошлое. Зато допускается исследование личности потерпевшего или свидетеля. Якобы в целях всесторонней оценки присяжными обстоятельств дела.

Добавьте к сказанному отсутствие у присяжных элементарной юридической грамотности. Поэтому при вынесении вердикта они зачастую руководствуются чисто эмоциональными порывами. Кроме то­го, присяжные не могут никого привлечь к ответственности за лжесвидетельство. Этой лазейкой в законе очень хорошо пользуются адвокаты, приводя в процесс лжесвидетелей. Судят, положим, бандита, а свидетелями выступают члены его «бригады». И все как один выгораживают подсудимого. Их показания, естественно, не могут не отразиться на приговоре.

- Но есть же гособвинитель, - парировал председатель областного суда Александр Галкин, когда я привел ему этот аргумент. — Пусть он доказывает присяжным справедливость обвинения. Вызывает в суд других свидетелей. В этом и заключается принцип состязательности в уголовном процессе. И потом, судья вовсе не лишен права после окончания процесса вынести определение о возбуждении уголовного дела против лжесвидетеля.

— Да. В том случае, если вердикт был обвинительным. А если присяжные на основе лжесвидетельств вынесли оправдательный вердикт? Как же вы будете привлекать лгунов к ответу, если их показания сами же и приняли за истину?

В конце концов Александр Иванович признал, что не все здесь так просто.

Введение суда присяжных обнажило и серьезные недостатки следствия. Нередко доказательства при­знаются в суде недопустимыми, то есть добытыми с нарушениями закона. Такую практику обнажило, к примеру, уголовное дело в отношении Петра Базунова, который обвинялся в убийстве. В суде было установлено, что 66 процессуальных документов, со­держащихся в деле, получены с грубым нарушением норм УПК. На этом основании были исключены все протоколы допросов на предварительном следствии, а также заключения ряда экспертиз. Кроме этого, оказалось, что утеряны все вещественные доказательства. Представителю прокуратуры ничего не оставалось, как отказаться от обвинения. Базунов теперь гуляет на свободе. Хотя обвинитель уверен, что тот совершил тяжкое преступление.

В прокуратуре области убеждены, что существующую «американскую» модель суда присяжных необходимо поменять на «французскую». Прокурор об­ласти Николай Макаров разослал соответствующие предложения в Государственную Думу, Совет Феде­рации, другие высокие инстанции.

— По закону мы не имеем права опротестовать вердикт присяжных,— говорит Макаров. — Мы можем опротестовать лишь приговор, вынесенный профессиональным судьей на основе вердикта, да и то лишь в случае нарушения судьей закона. А если судья не совершил ошибок, но вердикт явно несправедлив? Вот и выходит, что сегодня на свободе гуляют явные преступники, против которых в материалах дел было достаточно доказательств.

Сегодня в суде присяжных участвует один профессиональный судья и 14 присяжных (12 основных и два запасных). Закончилось рассмотрение дела — присяжные удаляются в совещательную комнату для вынесения вердикта. Судья остается в зале и никак не влияет на решение коллегии присяжных. Более того, он всецело зависит от них, ибо на основе вердикта выносит приговор. В итоге получается, что профессионал вынужден принимать решения, которые зачастую расходятся с законом.

Возьмем «французский» вариант. Здесь уголовные дела рассматриваются с участием трех профессиональных судей и семи присяжных заседателей (пять основных и два запасных). По результатам судебного следствия, в ходе которого, кстати, исследуются личности не только свидетелей и потерпевших, но и подсудимых, присяжные вместе с судьями удаляются в совещательную комнату. Здесь совместно определяют не только виновность или невиновность подсудимых, но и выносят приговор. Таким образом, порог допустимости судебных ошибок значительно выше, чем при «американской» системе такого суда.

Судья Галкин, однако, считает, что и существующая система вполне жизненна, хотя имеет свои недостатки. Он сомневается, что переход на «французскую» систему позволит сократить расходы. Число присяжных, верно, сокращается. Зато увеличивается количество профессиональных судей, у которых зарплата гораздо больше, чем у присяжных. Кроме этого, Галкин опасается, что если будут приняты предложения прокуроров, у профессиональных судей появится возможность воздействовать на при­сяжных. Тогда никакой демократии не будет и суд присяжных нужно закрывать.

Но пока продолжаются эти дискуссии, присяжные по-прежнему милуют преступников. Совсем недавно они опять озадачили саратовскую общественность, оправдав налетчика. Этот молодой человек средь бела дня с пистолетом в руках ворвался в коммерческий банк, расположенный в самом центре Саратова, тяжело ранил двух сотрудников и, когда поднялась тревога, попытался скрыться.

• Какова, на Ваш взгляд, цель написания этой статьи?
  
• Прокомментируйте статью.
  

Ю. Феофанов

А чего же мы ждали от суда присяжных ?

Комментарий правоведа

В прошлом веке, когда в России был учрежден и за­воевал прочный авторитет суд присяжных, сочи­нили романс с таким юридическим рефреном: «Ах, судьи, я его любила, ах, судьи, я его убила». Поводом послужил оправдательный вердикт убийце измен­щика.

Вердикт, вынесенный, конечно же, чисто эмоцио­нально и юридически абсолютно безответственно, а потому с точки зрения обвинительной власти по­дрывающий все основы правосудия. И ведь отме­нить нельзя — оправдание присяжными безапелля­ционно!

Деспотический царский режим, при котором сыск и обвинительная власть имели огромный вес, смирился с таким положением вещей. Лишь «политиче­ский» выстрел Веры Засулич заставил изъять из-под юрисдикции суда присяжных обвинения в «противогосударственных деяниях». Во всем же остальном власть сосуществовала с правосудной демократией. Как сосуществует она с «судом улицы» во многих пра­вовых государствах, вполне осознающих обременительность этого вида судопроизводства.

Мы как всегда нетерпеливы, о чем свидетельствует корреспонденция моего коллеги из Саратова, где, кстати говоря, пять лет назад прошел первый процесс с присяжными заседателями, который вызвал восторженные отзывы прессы. Те аргументы, что тогда приводились сторонниками суда присяжных в качестве положительных - юридическая неискушенность за­седателей, эмоциональное восприятие событий, независимость от аргументов обвинения, оценка доводов обвинения и защиты в состязательных прениях, — теперь вдруг стали отрицательными. Пока еще, правда, не ставится вопрос об отмене суда присяжных. Одна­ко высказываются такие соображения об его улучшении, которые вполне прозрачно намекают: с этой правосудной демократией пора кончать.

Основной аргумент нынешних критиков суда присяжных - оправдательные приговоры убийцам, наси­льникам, ворам и взяточникам: «ни одно уголовное дело по обвинению во взяточничестве не заверши­лось обвинительным приговором». Но возникает во­прос: а доказано ли было обвинение перед лицом непредвзятых и неосведомленных в праве 12 граждан? Предположим, с точки зрения следствия - доказано. Но есть еще один вопрос, который решают присяжные: злонамеренно совершил человек преступление или под давлением таких обстоятельств, которые его оправдывают? Закон отнес решение этого вопроса на совесть неискушенных в юриспруденции граждан. Они и поступают в соответствии с ЭТИМ законом. И ничего иного тут придумать нельзя, разве что упразднить суд присяжных.

Возникает вполне логичная альтернатива: либо органы следствия работают плохо, либо суд присяжных проявляет непростительную милость к закоре­нелым преступникам — альтернатива прокурора. Эти слова и объясняют, почему появилась необходимость в суде присяжных. Прокурор априори видит в подсудимом закоренелого преступника, а непредвзятые граждане — согражданина, обвиняемого прокуратурой. Так ведь для того и учреждали суд присяжных, чтобы уничтожить «презумпцию виновности», на которой до сих пор зиждется вся наша так называемая «правоохранительная» система.

Совершенно очевидно, что основное противоречие судопроизводства с присяжными в том и состоит, что к демократической форме суда пристегнули насквозь инквизиционное следствие. Взрыв тут был неминуем. Прокурор с кое-как сляпанным обвинением неизбежно оказывается в проигрышном положении по сравнению со «златоустом-адвокатом», задача которого лишь в том, чтобы развенчать обвинение. Но в этом же и смысл состязательного процесса. Да, за адвокатом априори более выигрышные аргументы отрицания, но за прокурором-то огромный механизм государственного сыска, следственной власти. Так что состязание происходит на равных. А то что в большинстве случаев проигрывает обвине­ние, - не вина защиты. И тем более не вина обвиняемого. И уж тем более не вина присяжных.

Словом, в правоохранительных органах созрела или, по крайней мере, зреет неопределенная идея: «что-то нужно делать с судом присяжных». Если честно, то такового у нас в сущности нет. Нельзя же считать эксперимент в девяти регионах на уровне областной инстанции утверждением в России формы судопроизводства, которая действует в половине правового мира. Сам этот факт - эксперимент - выдает с головой российскую власть: она и не хотела «суда улицы», она его боялась. Как до сих пор боится идеи парламентаризма, свободы слова, приоритета прав человека. Суд присяжных - это же апофеоз и конечная цель государственной демократии, когда произволу властей противостоит воля народа.

Пятилетний эксперимент с судом присяжных — будем откровенны - показал только отрицательные результаты. Общественность — если иметь в виду прессу — просто замолчала все положительные моменты практики суда присяжных. А уж если вспомнить российскую прессу второй половины XIX в., которая «сделала» суд присяжных единственной надеждой тогдашней демократии, то упреки напрашиваются сами собой. Наши СМИ, прокричав о «самой демократической форме судопроизводства», забыли о ней и пять лет хранят молчание.

Вывод может быть только один: мы и к этому не готовы. Мы сами не знаем, чего хотим от своего правосудия: то ли карать беспощадно по велению обвинительной власти, то ли отпускать обвиняемых, чья вина хотя бы сомнительна.

«Лучше оправдать десять виновных, чем осудить одного невиновного» — это до сих пор не наш лозунг. Учреждение суда присяжных было попыткой разбить этот стереотип. Не будет ли она поспешно признана неудачной?

Как Вы полагаете, кому более всего неудобно введение института присяжных и почему?

Прокомментируйте и дополните мысль автора: «...для того и учреждали суд присяжных, чтобы уничтожить "презумпцию виновности"...»

Как Вы понимаете слова Ю. Феофанова о том, что мы не готовы к введению суда присяжных?

В. Буковский

Письмо из Кембриджа

<... >если бы я сейчас жил в России, я постарался бы сконцентрировать все убогие силы нашего обще­ства на одном: на введении суда присяжных.

Эта формула суда, конечно, не является идеальной — она не исключает судебных ошибок (вспом­ним хотя бы дело Веры Засулич). Более того, вовсе не является обязательным атрибутом демократического общества — многие вполне демократические страны Европы, такие, как Голландия или Франция, обходятся без нее. Однако для России она была бы гигантским шагом вперед, позволяющим разрешить огромное число нынешних проблем<... >

Независимый суд — а более независимой формы суда, чем суд присяжных, человечество не изобрело — стал бы реальной гарантией прав граждан и их юридических лиц, мощным средством воздействия на власть.

Он стал бы могучим средством воспитания правосознания общества и, таким образом, способствовал бы укреплению и росту общественного мнения.

Он есть лучшее средство привлечь внимание к конкретной проблеме, лучшее средство гласности. Разбирательство в суде присяжных всегда драматично, не случайно в кино есть даже такой жанр, как court room drama — фильм, большая часть действия которого проходит в зале суда, возможно, созданный по материалам реального судебного процесса. Например, «Народ против Ларри Флинта», «Нюрнбергский процесс», «Адвокат дьявола».

Он уменьшит цинизм и неверие в справедливость, сейчас столь распространенные в обществе.

Он вернет интеллигенции (через сословие адвокатов) определенную долю влияния на общество, ею сейчас целиком утраченное.

Он даже способен уменьшить число заказных убийств и прочих разборок, предоставив в распоряжение всех способ объективного разрешения конфликтов.

И, наконец, последнее: такая кампания имеет все шансы на успех, поскольку суд присяжных уже внесен в Конституцию РФ. Добиваться осуществления уже записанного в Конституции права гораздо легче (как, между прочим, показал и наш опыт).

Конечно, будут серьезные возражения. Например, то, что суд присяжных слишком медленный, а потому — дорого стоит. Это действительно так, и в условиях России большой минус. Что ж, можно разработать упрощенную процедуру, поступившись многими процессуальными тонкостями. Например, сильно ограничив право отвода присяжных при их отборе (а это самая длинная процедура). И т.п.

Я уверен, что мое предложение вызовет достаточно веских возражений и даже нареканий со стороны маститых ученых. Однако хочу лишь подчеркнуть в заключение — ничто в России не сдвинется в лучшую сторону до тех пор, пока там не утвердится независимый суд, потребность в котором сейчас осознают даже уголовники.

Из сборника «Поиски выхода»


С. Пашин

О суде присяжных

Говоря о преимуществах суда присяжных, обычно указывают на его большую коллегиальность, бес­спорную независимость и, следовательно, меньший риск злоупотреблений и судебных ошибок. При­сяжных будут беспокоить не ведомственные отчетные показатели, но лишь судьба подсудимого. Вклад народных представителей в судебный поиск истины состоит не более и не менее чем в свежем взгляде, не замутненном функциональной позицией. Соглашаясь с вышесказанным, нельзя дополнительно не отметить, что к числу достоинств суда присяжных относятся:

• привнесение в атмосферу казенной юстиции житейского здравого смысла и народного правосознания;
  
• стимулирование состязательности процесса;
  
• — способность испытывать правоту законов при­менительно к конкретному случаю.
  

Известно, что за рубежом не более 3-7% дел проходит через суды присяжных, но они существуют как гарантированная для всех возможность. И в том есть глубокий смысл. Суд присяжных, как и всякое человеческое установление, имеет собственную область применения, вне которой он в лучшем случае — бесполезен. Это - не инструмент рутинной юстиции, оперирующей удовлетворяющим всех шаблоном. Там, где стабильность важнее правды и законность уместнее справедливости, достаточно судей-профессионалов. Но если применение закона окажется большей жестокостью, чем содеянное преступление, если подсудимый верит в собственную невиновность, если общество не может, самоустранившись, доверить решение государству — тут поле деятельности присяжных.

Словом, суд присяжных выступает в качестве средства разрешения нестандартных ситуаций, где из-за тяжести возможных последствий опаснее по­грешить против справедливости, нежели против веления абстрактной правовой нормы.

Поэтому предполагается его внедрение только по делам о преступлениях (не уголовных проступках), грозящих виновному лишением свободы на срок свыше одного года или более суровым наказанием. При этом по делам о преступлениях, наказуемых смертной казнью, а также по некоторым другим, таким, как превышение власти, тяжкие преступления против личности, слушание дела перед присяжными окажется обязательным, а в остальных случаях — факультативным, зависящим от воли обвиняемого.

Дежурными возражениями против учреждения суда присяжных служат три аргумента, которые можно условно назвать «корпоративным отрицанием», «доводом к кошельку» и «апелляцией к законности».

Некоторые жрецы Фемиды не исключая и Председателя Верховного Суда СССР Е.А.Смоленцева, боятся принижения роли судьи-профессионала и ссылаются на сложность уголовных дел, которую нельзя постичь не посвященному в тонкости юриспруденции. Между тем суд присяжных как раз и предполагает разделение труда: юрист решает правовые вопросы, обеспечивает законность производства, руководит ходом разбирательства; жюри, состоящее из простых налогоплательщиков, — констатирует вопросы факта («было - не было», «совершил - не совершил», «виноват - не виноват»). Никаких юридических познаний для этого не нужно; достаточно здравого смысла и жизненного опыта, или, выражаясь научным языком, «накопления в сознании субъекта достаточного количества схем причинности». Столь же несостоятельны ссылки на трудности разбирательства хозяйственных преступлений и правонарушений в технических сферах (крушения, аварии, компьютерные преступления, хищения на производстве). Во-первых, сам судья не специалист в этих областях, а во-вторых, для того и вызываются эксперты, чтобы понятным языком дать пояснения, ответить на поставленные вопросы, устранить сомнения и неясности.

Говорят, что присяжные дорого обходятся казне. Это соответствует действительности, но лишь применительно к каждому отдельно взятому процессу: «покладистая пара» народных заседателей обходится дешевле, тем паче что платить приходится не казне, а предприятиям по их мест) работы. Но дороговизна судопроизводства в масштабе республики может быть смягчена редким созывом суда присяжных (после всплеска интереса к этой форме судопроизводства неизбежен спад, ибо закоренелым преступ­никам рассчитывать на снисхождение присяжных не приходится, а в большинстве случаев достаточно эффективен обычный процесс — перед судьей или коллегией профессионалов). Декриминализация уменьшит количество деяний, подсудных присяжным и вообще судам общей юрисдикции.

Предполагается рассматривать участие в делах в качестве присяжного как общегражданскую повинность, распространяющуюся на всех совершеннолетних неопороченных граждан.

Рассмотрим и последний аргумент против суда присяжных: при таком суде мы, как полагают некоторые, не добьемся утверждения единой для всех законности.

Между тем мировая практика последнего времени показывает, что обвинительные приговоры суда присяжных в подавляющем большинстве случаев обоснованы. Карательная практика присяжных в Российской империи отличалась даже большей стабильностью и однородностью, чем решения судебных палат. Никто не собирается отказываться от кас­сационной проверки законности производства в суде присяжных, гарантом которой остаются профессиональные судьи.

Но критиков суда присяжных на самом деле пугает другое: оправдательный приговор, если он постановлен с соблюдением всех процедурных правил, не подлежит отмене. Между тем даже действующее законодательство содержит ростки неформального подхода к вопросам уголовного преследования и применения наказания. Статья б УПК РСФСР и сейчас дает право суду, прокурору, следователю, органу дознания не привлекать лицо к уголовной ответственности, если совершенное им деяние вследствие изменения обстановки потеряло характер общественно опасного или само лицо перестало быть общественно опасным. Скорее всего, не удалось бы добиться обвинительного вердикта и осуждения хозяйственных руководителей, нарушавших устаревшие инструкции ради повышения производительности труда и благосостояния работников, матерей, не до­несших на своих детей, прокурора, вооружившего население конфискованными ружьями, чтобы дать отпор насильникам и погромщикам.

Думается, что коллективный разум и совесть присяжных, сдерживающих карающий меч во имя справедливого разрешения дела, — достаточные гарантии правопорядка. Пока в правосудии обнаруживается дефицит милосердия, не нужно бороться с его избытком.

Из сборника

«Концепция судебной реформы в Российской Федерации»

• Как Вы полагаете, почему оправдательные приговоры обычно воспринимаются обществом негативно, с недоверием?
  
• Как Вы понимаете слова «дефицит милосердия в правосудии»?
  

Харпер Ли

Убить пересмешника

В предлагаемом отрывке из романа описана заключительная сцена суда над негром, обвиненным в изнасиловании белой женщины. Адвокат Аттикус Финн защищает негра Тома Робинсона перед судом присяжных.


Я ткнула Джима в бок:

• Давно он говорит?
  

• Только разобрал улики, — прошептал Джим. — Вот увидишь, Глазастик, мы выиграем. Непременно выиграем. Он в пять минут ничего от них не оставил. Он так все просто объяснил, ну... прямо как я бы стал
  объяснять тебе. Ты и то бы поняла.
  

• А мистер Джилмер?..
  

• Ш-шш... Ничего нового, все одно и то же. Теперь молчи.
  

Мы опять стали смотреть вниз. Аттикус говорил спокойно, равнодушно — так он обычно диктовал пи­сьма. Он неторопливо расхаживал перед скамьями присяжных, и они, кажется, слушали со вниманием: они все на него смотрели — и, по-моему, одобрительно. Наверно, потому, что он не кричал. Аттикус замолчал на минуту и вдруг повел себя как-то очень странно. Он положил часы с цепочкой на стол и сказал:

— Если позволите, ваша честь...

Судья Тейлор кивнул, и тогда Аттикус сделал то, чего никогда не делал ни прежде, ни после, ни на лю­дях, ни дома: расстегнул жилет, расстегнул воротничок, оттянул галстук и снял пиджак. Дома, пока не придет время ложиться спать, он всегда ходил застегнутый на все пуговицы, и сейчас для нас с Джимом он был все равно что голый. Мы в ужасе пере­глянулись.

Аттикус сунул руки в карманы и пошел к присяжным. На свету блеснула золотая запонка и колпачки самопишущей ручки и карандаша.

— Джентльмены... — сказал он.

И мы с Джимом опять переглянулись: так он дома говорил «Глазастик». Теперь голос у него был уже не сухой и не равнодушный, он говорил с присяжными, будто встретил знакомых на углу у почты.

- Джентльмены, - говорил он, - я буду краток, но я бы хотел употребить оставшееся время, чтобы напомнить вам, что дело это не сложное, вам не надо вникать в запутанные обстоятельства, вам нужно другое: уяснить себе, виновен ли обвиняемый, уяснить настолько, чтобы не осталось и тени сомнения. Начать с того, что дело это вообще не следовало передавать в суд. Дело это простое и ясное, как дважды два.

Обвинение не представило никаких медицинских доказательств, что преступление, в котором обвиняют Тома Робинсона, вообще имело место. Обвинитель ссылается лишь на двух свидетелей, а их показания вызывают серьезные сомнения, как стало ясно во время перекрестного допроса; более того, обвиняемый решительно их опровергает. Обвиняе­мый не виновен, но в этом зале присутствует тот, кто действительно виновен.

Я глубоко сочувствую главной свидетельнице обвинения, но как ни глубоко мое сочувствие, ему есть пределы — я не могу оправдать свидетельницу, когда она старается переложить свою вину на другого, зная, что это будет стоить ему жизни.

Я говорю «вина», джентльмены, потому что свидетельница виновата. Она не совершила преступления, она просто нарушила суровый, освященный временем закон нашего общества, закон столь не­преклонный, что всякого, кто его нарушил, изгоняют из нашей среды, как недостойного. Она жертва жестокой нужды и невежества, но я не могу ее жалеть: она белая. Она прекрасно знала, как непозволительно то, что она совершает, но желание оказалось для нее важнее закона - и, упорствуя в своем желании, она нарушила закон. Она уступила своему желанию, а затем повела себя так, как хоть раз в жизни ведет себя каждый. Она поступила, как поступают дети, - попыталась избавиться от обличающей ее улики. Но ведь перед нами не ребенок, который прячет краденое лакомство; она нанесла своей жертве сокрушительный удар — ей необходимо было избавиться от того, кто обо всем знал. Он не должен больше попадаться ей на глаза, не должен существовать. Она должна уничтожить улику.

Я не идеалист и вовсе не считаю суд присяжных наилучшим из судов, для меня это не идеал, но существующая, действующая реальность. Суд в целом, джентльмены, не лучше, чем каждый из вас, присяжных. Суд разумен лишь постольку, поскольку разумны присяжные, а присяжные в целом разумны лишь постольку, поскольку разумен каждый из них. Я уве­рен, джентльмены, что вы беспристрастно рассмотрите показания, которые вы здесь слышали, вынесете решение и вернете обвиняемого его семье. Бога ради, исполните свой долг.

Последние слова Аттикус произнес едва слышно и, уже отвернувшись от присяжных, сказал еще что-то, но я не расслышала. Как будто он говорил не суду, а сам себе. Я толкнула Джима в бок.

• Что он сказал?
  
• По-моему, он сказал — бога ради, поверьте ему.
  

Дальше все было как во сне: вернулись присяжные, они двигались медленно, будто пловцы под водой, и голос судьи Тейлора доносился слабо, словно издалека. И тут я увидела то, что замечаешь, на что обращаешь внимание, только если у тебя отец адвокат, и это было все равно, что смотреть, как Аттикус выходит на середину улицы, вскидывает ружье, спускает курок,— и все время знать, что ружье не заряжено.

Присяжные никогда не смотрят на подсудимого, если они вынесли обвинительный приговор. Когда эти присяжные вернулись в зал, ни один из них не взглянул на Тома Робинсона. Старшина передал мистеру Тейту лист бумаги, мистер Тейт передал его секретарю, а тот - судье.

Я зажмурилась. Судья Тейлор читал: «Виновен... виновен... виновен... виновен». Я украдкой поглядела на Джима: он так вцепился в перила, что пальцы побелели, и от каждого «виновен» плечи у него вздраги­вали, как от удара. Судья Тейлор что-то говорил. Он зачем-то сжимал в руке молоток, но не стучал им. Будто в тумане, я увидела, Аттикус собрал со стола бумаги и сунул в портфель. Щелкнул замком, подошел к секретарю суда, что-то ему сказал, кивнул мис­теру Джилмеру, потом подошел к Тому Робинсону и стал ему что-то шептать. И положил руку ему на плечо. Потом снял со спинки стула свой пиджак и накинул его. И вышел из зала, но не в ту дверь, как всегда. Он быстро прошел через весь зал к южному выходу — видно, хотел поскорей попасть домой. Я все время смотрела на него. Он так и не взглянул наверх. Кто-то легонько толкнул меня, но мне не хотелось оборачиваться, я не отрываясь смотрела на людей внизу, на Аттикуса, который одиноко шел по проходу.

- Мисс Джин-Луиза.

Я оглянулась. Все стояли. Вокруг нас и по всей га­лерее негры вставали с мест.

Голос преподобного Сайкса прозвучал издале­ка, как перед тем голос судьи Тейлора:

- Встаньте, мисс Джин-Луиза. Ваш отец идет.
Настал черед Джима плакать. Мы пробирались сквозь шумную веселую толпу, а по его лицу бежали злые слезы.

— Несправедливо это, — твердил он всю дорогу до угла площади, где нас ждал Аттикус.

Аттикус стоял под уличным фонарем, и лицо у него было такое, словно ничего не случилось, жилет застегнут, воротничок и галстук на месте, цепочка от часов блестит, весь он спокойный и невозмутимый, как всегда.

— Несправедливо это, Аттикус, — сказал Джим.

— Да, сын, несправедливо.
Мы пошли домой.

Тетя Александра еще не ложилась. Она была в халате, и, вот честное слово, корсета она не снимала.

- Мне очень жаль, брат, - негромко сказала она. Она никогда еще не называла Аттикуса братом, и я покосилась на Джима, но он не слушал. Он смотрел то на Аттикуса, то в пол, — может, он думал, Аттикус тоже виноват, что Тома Робинсона осудили.

— Что с ним? — спросила тетя про Джима.

• Ничего, он скоро придет в себя, — ответил Аттикус. — Ему это не так-то легко далось. — И вздохнул. — Я иду спать. Если утром не выйду к завтраку, не будите меня.
  
• Прежде всего неразумно было разрешать детям...
  
• Здесь их родной дом, сестра, — сказал Аттикус. — Так уж мы для них его устроили, пусть учатся в нем жить.
  

- Но им совершенно незачем ходить в суд и пачкаться в этой...

— Это в такой же мере характерно для округа Мейкомб, как и собрания миссионерского общества.

- Аттикус... — Глаза у тети Александры стали испуганные. - Я никак не думала, что ты способен из-за этого ожесточиться.

• Я не ожесточился, просто устал... Я иду спать.
  
• Аттикус, — угрюмо сказал Джим. Аттикус приостановился в дверях.
  
• Что, сын?
  
• Что же они сделали, как они могли?
  

— Не знаю как, но смогли. Они делали так прежде
и сделают еще не раз, и плачут при этом, видно, одни
только дети. Покойной ночи.

• Как Вы понимаете слова адвоката Аттикуса: «Они делали так прежде и сделают еще не раз, и плачут при этом, вид­но, одни только дети»?
  
• Как Вы думаете, всегда ли хороший адвокат помогает обвиняемому выиграть дело в суде?
  
• Какие обстоятельства, не имеющие отношения к доказательствам вины подсудимого, могут повлиять на решение суда присяжных?