(2008 г.)

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 12

РЕАЛЬНОСТЬ

СМЫСЛ И ПРИНЦИПЫ КОГНИТИВНОЙ

ПСИХОЛОГИИ

Перевод с английского

В. В. ЛУЧКОВА

Вступительная статья и общая редакция

Б. М. ВЕЛИЧКОВСКОГО

МОСКВА

«ПРОГРЕСС»

1981

Редактор Э. М. Пчелкина

@ 1976 by W. Н. Freeman and Company

@ Перевод на русский язык и вступительная статья.

«Прогресс», 1981

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ

Предлагаемая вниманию советского читателя книга принадлежит перу профессора Корнеллского университета Улрика Найссера. Международную известность ему принесло вышедшее в свет в 1967 г. руководство «Когнитивная психология», в котором впервые были обобщены результаты исследований, свидетельствующих о возникновении этого нового научного направления в психологии. За прошедшее с тех пор время когнитивная психология не только сменила бихевиоризм в качестве ведущего направления американской психологии, но и получила широкое распространение в ряде других стран ¹.

Можно было бы думать, что в своей новой работе Найссер попытается дополнить проведенный им ранее анализ данными, полученными в результате бурного развития когнитивистских исследований. Однако «Познание и реальность» представляет собой книгу совершенно иного рода. Если в «Когнитивной психологии» (как и в десятках последовавших за ней монографий других авторов) ставилась задача проследить преобразования, которым подвергается информация с момента

_________________

¹ В советской психологической литературе анализ когнитивного подхода к изучению познавательных процессов дан в работах: Роговин М. С. Предмет и теоретические основы когнитивной психологии. В сб.: «Зарубежные исследования по психологии познания». М., 1977; Величковский Б. М. и Зинченко В. П. Методологические проблемы современной когнитивной психологии. «Вопросы философии», 1979, .№ 6.

______________ 5

/попадания на рецепторные поверхности органов чувств до ее возможного использования в процессах мышления, то в новой книге Найссера интересуют прежде всего общепсихологические, философские и социальные следствия активности познания человеком окружающего мира. Результаты проведенного им теоретико-экспериментального исследования во многом расходятся с исходными постулатами самой когнитивной психологии ¹.

Как отмечает сам автор, эта книга посвящена в первую очередь восприятию. Но речь идет не о той традиционной схеме перцепции, которую когнитивная психология в общих чертах заимствовала у ассоциативной психологии XIX в., заменив понятие «сетчаточный образ» понятием «иконическое хранение» ². Найссер вновь и вновь подчеркивает ошибочность понимания восприятия как цепочки блоков преобразования информации, на вход которой попадают изолированные зрительные стимулы, а на выходе получается сознательный образ. Познание вообще и восприятие в частности являются формами активности. Эта активность осуществляется с помощью особого рода психологических орудий (средств), которые Найссер вслед за Хэдом, Бартлеттом и Пиаже называет схемами. Последние – за исключением простейших схем сенсомоторной ориентировки – формируются в процессе обучения, продолжающегося в течение всей жизни. Опыт, знания, навыки воспринимающего оказывают критическое влияние на полноту восприятия реальных предметов и событий.

В обычных условиях человек воспринимает свое окружение, примерно зная, что можно ожидать в той или иной ситуации, предвосхищая ту информацию, которую он еще не видит или не слышит. Познание вообще и восприятие в частности являются формами активности. Эта активность осуществляется с помощью особого рода психологических орудий (средств), которые Найссер вслед за Хэдом, Бартлеттом и Пиаже называет схемами. Последние – за исключением простейших схем сенсомоторной ориентировки – формируются в процессе обучения, продолжающегося в течение всей жизни. Опыт, знания, навыки воспринимающего оказывают критическое влияние на полноту восприятия реальных предметов и событий, к

_____________

¹ Найссер не единственный представитель когнитивной психологии, высказывающий в последнее время озабоченность положением дел внутри этого направления. См., например, Allport D. А. The state of cognitive psychology. – "Quarterly Journal of Experimentаl Psychology", 1975, 27, р.141-152; Тu1ving Е. Mеmory research: What kind of progress. – In: L. G. Ni1sson (ed.). Perspectives оп mеmory research. Hillsda1e, N. У., 1979.

² Понятие «иконическое хранение» было предложено Найссером в его работе 1967 г. В данной книге он дает «иконическому хранению» весьма противоречивую характеристику (см. с. 67-69).

_____________ 6

которому обращаются при выполнении сложной последовательности действий, или контекста, в рамках которого читатель легко воспринимает отдельные неразборчиво написанные слова. Это, разумеется, не означает, что воспринимающий все знает заранее. Процесс познания диалектичен: восприятие реальности возможно лишь благодаря активному предвосхищению ее свойств, однако это предвосхищение в свою очередь требует дополнительной спецификации и коррекции со стороны реального окружения. Поэтому автор вводит понятие перцептивного цикла, предполагающее активное предвосхищение событий на основе существующих схем и последующую модификацию схем в процессе сбора информации. В этом циклическом взаимодействии особенно важную роль играют движения субъекта. Воспринимая незнакомый предмет, мы часто подолгу вертим его в руках, а если его размеры и вес не позволяют сделать это, мы сами обходим его с разных сторон. В процессах активного осязания восприятие и действие становятся попросту неразличимыми. Эта же связь может быть продемонстрирована и в других модальностях, если только в самом эксперименте не делается все возможное для того, чтобы максимально обездвижить испытуемого.

Переходя к исследованиям внимания, Найссер останавливается на связанном с ними вопросе о природе ограниченности возможностей наших познавательных процессов. Утверждение, что внимание избирательно, звучит почти как тавтология. Но каковы психологические механизмы этой избирательности? Обычный для когнитивной психологии ответ предполагает существование фильтров, расположенных где-то на пути из иконической памяти в кратковременную, или, что часто считают тем же самым, в сознание. Найссер справедливо отмечает, что. теория фильтров создает больше проблем, чем решает. Более простое решение естественно следует из понимания восприятия как циклической, разворачивающейся во времени активности, аналогичной обычному действию: когда нечто должно быть воспринято, что-то другое, потенциально воспринимаемое, просто остается в покое, не подвергаясь какой-либо «фильтрации».

7

Точно так же если вопрос о природе ограниченности пропускной способности («емкости») восприятия и памяти рассматривается применительно к естественным условиям, а не обычным для психологического эксперимента условиям предъявления непредсказуемых сигналов, то он сводится к вопросу о перцептивном опыте и квалификации воспринимающего. То, что успевает увидеть и запомнить гроссмейстер при предъявлении на доли секунды шахматной позиции, намного превышает возможности начинающего шахматиста. При случайном же расположении фигур запоминание гроссмейстера и начинающего шахматиста оказывается примерно одинаковым. Таким образом, квалифицированный наблюдатель схватывает ситуацию как осмысленное схематизированное целое. (Не случайно при этом иногда страдает восприятие деталей: «Я не могу сказать, какие фигуры где стояли, знаю только, что позиция белых была предпочтительнее».) Поэтому возможности восприятия, внимания и памяти ограничены главным образом нашим знанием той предметной области, которая должна быть изучена.

В связи с этими теоретическими соображениями Найссер сообщает об интересном исследовании распределения внимания в ситуации «автоматического письма», результаты которого свидетельствуют о возможности одновременного семантического анализа двух различных сообщений после достаточно продолжительной предварительной тренировки. Им упоминаются и исследования так называемого «селективного смотрения», служащие убедительным аргументом против теории фильтров.

Схема может быть уподоблена карте местности, с которой сверяет свой путь путешественник. Наличие когнитивных образований, ориентирующих локомоции субъекта по отношению к актуально отсутствующим в его зрительном поле ориентирам, относится к числу наиболее надежно установленных в общей и сравнительной психологии фактов. Рассматривая взаимоотношения таких более широких ориентирующих «карт» и схем, опосредующих восприятие локальных объектов и событий, Haйccep выдвигает предположение, что они обычно оказываются как бы «вложенными» друг в друга, что воспроизводит

8

существующие между соответствующими фрагментами реальности пространственные отношения. Информация, которая может быть получена во время движений воспринимающего, включает как разнообразные трансформации оптических структур, роль которых для восприятия пространственного положения объектов и движений самого наблюдателя впервые была детально проанализирована Дж. Гибсоном, так и более радикальные изменения вида объектов и сцен, возникающие, например, когда мы переходим из одного помещения в другое или заворачиваем за угол дома. «Привязка» когнитивных карт к местности связана главным образом с использованием информации второго типа, как это показано Найссером на примере пространственной ориентации мореплавателей с острова Палават. Именно эти более широкие когнитивные схемы окружения и представляют собой наиболее часто упоминаемый и наименее оспариваемый вид субъективных образов окружения.

Проблема образа находится в одном из основных смысловых фокусов книги Найссера. Представляют ли собой образы лишь несколько ослабленное восприятие – своего рода «вызванные центрально ощущения», о которых писал Г.-Т. Фехнер, – как это должно было бы следовать из обычных моделей процесса переработки информации человеком? Что означает «представить себе предмет»? По Найссеру, это значит подготовиться к его восприятию. В том случае, когда ожидания оправдываются и перцептивный цикл завершается сбором примерно ожидавшейся информации, имеет место восприятие; когда же предвосхищение не дополняется сбором релевантной информации, можно говорить о субъективных образах. Таким образом, обычное восприятие и воображение имеют разную структурную основу, что и объясняет их несомненное фенографическое различие ¹.

____________

¹ Впечатление нереальности, картинности происходящего характерно также для таких условий зрительного восприятия, при которых благодаря использованию специальных оптических устройств создается систематическое рассогласование ожидаемых и фактических изменений оптической информации при движениях наблюдателя (см., например, Логвиненко А. Д. Перцептивная деятельность при инверсии сетчаточного образа. В сб.: «Восприятие и деятельность» (под ред. А. Н. Леонтьева). М., 1977.

____________ 9

Поскольку когнитивные схемы окружения носят относительно перманентный характер и в то же время легко изменяются под влиянием новой информации, можно понять, почему они играют столь важную роль в процессах запоминания.¹ Пытаясь распространить экологический подход Дж. Гибсона на область образной памяти, Найссер выдвигает предположение о независимости мнемонического эффекта образов от того, насколько наглядно представлены в них подлежащие запоминанию объекты.²

Мы уже отмечали, что книга Найссера ставит проблему общественной релевантности психологических исследований. Это особенно явно выступает в заключительной главе. Здесь Найссер рассматривает вопрос о свободе и детерминированности поведения человека. Постановка этого вопроса не случайна. В основе бихевиористской программы исследований всегда лежало предложение, что возможен внешний контроль за поведением человека. В последний же работах Б. Ф. Скиннера манипулирование поведением людей с помощью психологический знаний выдвигается чуть ли не в качестве основной задачи западной цивилизации. Найссер оптимистичен. Насколько индивидуален жизненный опыт каждого человека, настолько же невозможно точно предсказать его поступки в разнообразных ситуациях. Человек сам решает, что ему нравится и что для него имеет значение. Тот, кто хочет повлиять на его поведение, может сделать это, лишь продемонстрировав лучшие знания и умения в конкретной области деятельности. Одних только психологических знаний для этого принципиально не достаточно.

___________

¹ Экспериментальные данные о возможностях запоминания естественного зрительного материала, подобного лицам, пейзажам, произведениям изобразительного искусства и т.п., содержатся в кн.: Зинченко В. П., Величковский Б.М., Вучетич Г.Г. Функциональная структура зрительной памяти. М., 1980.

² Эта гипотеза противоречит ряду наблюдений А. Р. Лурия, которые описаны в его книге, посвященной памяти выдающегося мнемониста Ш. в последнее время данная гипотеза стала объектом экспериментальной критики (см.: Keenan J. M., Moor R. E. Memory for images of concealed objects: A reexamination of Nеisser and Kerr. – “Journal of Experimental Psychology: Human Learning & Memory”, 1979, v. 5 (4), p. 374-385).

___________ 10

Новая книга Найссера фиксирует важные тенденции развития зарубежной экспериментальной психологии. Вот уже три десятилетия это развитие происходит в рамках информационного подхода, основанного на механистической аналогии между человеком и вычислительным устройством. Впервые наивная вера в возможности точного количественного описания познавательных процессов в терминах статистической теории связи была поколеблена в середине 50-х гг., когда выяснилось, что важное значение имеет субъективная форма представления информации. В результате на первый план выступила проблема репрезентации информации (знания) в памяти, что и привело к возникновению когнитивной психологии в собственном смысле этого слова. Дальнейшие исследования показали, что в зависимости от задачи и ситуации возможна опора на различные формы репрезентации действительности (образно-пространственные, вербальные, семантические и т.д.), причем жесткие отношения между ними, постулируемые, например, в переведенных на русский язык книгах таких представителей когнитивной психологии, как Р. Клацки, П. Линдсей и Д. Норман, отсутствуют. Это поставило под сомнение идею последовательной переработки информации, хотя оставило открытым вопрос о том, что, возможно, речь идет о вычислительном устройстве какого-то необычного типа ¹. Именно для того, чтобы осознать фундаментальную природу затруднений, возникающих на пути механистического описания психических процессов, и необходимо проведение более глубокого анализа, ибо в рамках самой концепции переработки информации человеком с помощью экспериментального (гипотетико-дедуктивного) метода можно проверять лишь отдельные конкретные предположения об устройстве данного компьютера, но не правомерность самой компьютерной метафоры ².

____________

¹ Ср.: Pylyshyn Z. W. Computation and cognition: Issues in the foundation of cognitive science. The Behaviora1 and Brain Science, 1980.

² В этом отношении книга Найссера близка недавно вышедшей на русском языке книге Х. Дрейфуса «Чего не могут вычислительные машины», М., 1978.

____________ 11

Как легко заметит читатель, вырисовывающийся в этой книге подход в некоторых моментах приближается к взглядам, развиваемым вот уже в течение многих десятилетий в отечественной психологии и физиологии. Начиная с работ И. М. Сеченова и Н. Н. Ланге, рефлекторная (моторная) концепция психических процессов неизменно противопоставлялась рецепторной концепции, принятие которой ведет к ряду фундаментальных философских затруднений, частично отмечаемых и Найссером. Опираясь на диалектико-материалистические представления об активности отражения, советские ученые – П. К. Анохин, Н. А. Бернштейн, Н. Е. Введенский, А. Р. Лурия, Д. Н. Узнадзе, А. А. Ухтомский – детально разработали различные аспекты проблемы роли процессов предвосхищения будущего в регуляции практической и познавательной активности субъекта. Были проведены классические исследования моторных компонентов восприятия. К ним относятся исследования тактильно-осязательного восприятия (Б. Г. Ананьев, Л. М. Веккер, Б. Ф. Ломов), формирования и функционирования звуковысотного (А. Н. Леонтьев) и фонематического (В. А. Кожевников, Л. А. Чистович) слуха и, наконец, важнейшего вида сенсорной чувствительности – зрения, которое в советской психологии всегда рассматривалось прежде всего в связи с процессами деятельности (В. П. Зинченко, А. Л. Ярбус). Обобщением этих исследований явилась созданная А. В. Запорожцем, В. П. Зинченко и другими авторами в 60-х гг. теория перцептивных действий, согласно которой восприятие представляет собой систему действий и операций, прижизненно формирующихся на основе усвоения общественно-исторического опыта.

Спектр этих работ отнюдь не ограничивается одними только перцептивными процессами. Замечательные исследования непроизвольного запоминания, проведенные П. И. Зинченко и А. А. Смирновым, позволили, например, выдвинуть тезис о том, что общей единицей структурного, генетического и функционального анализа памяти является действие человека. Было показано, что продуктивность запоминания, зависит от способов выполнения различных, в том числе и не мнестических, действий. Операциональный состав действий в таких естественных сферах человеческой деятельности, как игровая, учебная и трудовая,

12

образует фундамент, на котором строится здание памяти¹. Кардинальное значение имеет то обстоятельство, что именно в советской психологии Л. С. Выготским, А. Н. Леонтьевым и С. Л. Рубинштейном были заложены основы общей теории деятельности, в частности были сформулированы принципы генетического анализа деятельности и подвижности ее структурных единиц. Среди последних А. Н. Леонтьевым выделяются процессы собственно деятельности, подчиненные определенным мотивам, действия, направленные на достижение тех или иных сознательно поставленных целей, и операции, отвечающие условиям, в которых объективно заданы цели.

Не только обширный фактический материал, но и разработанный понятийный аппарат этих исследований в ряде случаев контрастирует с тем, что мы находим в книге Найссера. Один и тот же термин – activity – без дальнейших уточнений используется автором в ситуациях, где с точки зрения любых психологических стандартов речь идет о совершенно разных по функциональному значению и структурному положению фрагментах деятельности. Утверждение о том, что сознание представляет собой аспект активности, которым завершается пятая глава книги, конечно, является шагом вперед по сравнению с распространенными по сегодняшний день попытками поместить его в один из блоков цепи переработки информации ². Однако оно явно недостаточно конкретно, а главное, не учитывает общественно-исторического происхождения этой высшей формы отражения действительности. Автор неоднократно отмечает сходство и взаимодействие процессов восприятия и действия, но эти заключения, как правило, не идут дальше простых констатаций.

___________

¹ В самые последние годы близкие по типу исследования памяти стали проводиться в рамках теории уровней переработки информации Ф. Крейка и Р. Локарта. Вопрос о приоритете ранних советских исследований непроизвольного запоминания ставится, например, в следующей статье: Brown A. L. Theories of memory and the problems of development: Activity growth. – In: Cermak L. S., Craik F. I. M. (eds.) levels of Processing in Human Memory. Hillsdale, N. Y., 1979.

² Например, Underwood G. Memory systems and conscious processes. In: Underwood G., Stevens R. (eds.) Aspects of consciousness, vol. I, London, N. Y., 1979.

___________ 13

Особая роль чувственно-практической деятельности (ср. генетические исследования А. Валлона, П. Я. Гальперина, В. В. Давыдова и др. авторов) остается при этом совершенно нераскрытой.

Следует также отметить, что центр тяжести аргументации, и ее характер не позволяют автору выделить специфически человеческие формы отражения действительности. Речь идет скорее об общебиологической, или, точнее, экологической, перспективе исследований ¹, в рамках которой всякая активность в конечном счете оказывается активным приспособлением к существующим условиям.

На наш взгляд, необходимо также сделать одно замечание методологического характера. Критика искусственности современных лабораторных исследований познавательных процессов может создать ошибочное представление о ненужности лабораторного эксперимента вообще, особенно если его проведение осложнено использованием многоканальных тахистоскопов, управляющих вычислительных машин, психофизиологической аппаратуры и т. д. Однако лабораторный эксперимент благодаря предоставляемой им возможности строгого контроля условий является единственной процедурой, позволяющей изучать микроструктуру² уже сформировавшихся ранее систем психических операций. (К ним, кстати, в значительной степени относятся и играющие столь важную роль в аргументации Найссера схемы.) В силу интериоризованности и автоматизированности этих процессов они оказываются недоступными для внешнего или внутреннего наблюдения. Следует подчеркнуть, что исследования операциональной микроструктуры

____________

¹ Попытки разработки так называемой «экологической психологии» осуществляются не только в США (Дж. Гибсон и его nocледователи), но и в Западной Европе. См., например, Graumann K. (Hrsg.) Ökologische Perspektiven in der Psychologia. Bern/Stuttgart, 1978.

² Принципам микроструктурного анализа деятельности посвящены, в частности, следующие работы: Зинченко В. П. .0 микроструктурном подходе к исследованию познавательной деятельности. «Эргономика. Труды ВНИИТЭ». вып. 3. М., 1972; Scheerer E. Probleme der Modellierung kognitiver Prozesse: von der Funktionsanalyse zur genetischen Analyse. Bochum, 1976.

_____________ 14

уже сложившихся и еще только формирующихся видов деятельности имеют огромное практическое значение. Фактически это одно из основных направлений развития прикладных разработок в области эргономики и инженерной психологии ¹, а также педагогической психологии, экспериментальной и клинической нейропсихологии.

Несомненное значение книги «Познание И реальность» состоит в том, что автору удалось показать возможность новой интерпретации ряда полученных в когнитивной психологии результатов – интерпретации, приближающейся к тому подходу, который развивается советскими психологами. В самих Соединенных Штатах эта книга получила скорее критические отзывы, что, видимо, объясняется глубоко укоренившимися в американской экспериментальной психологии позитивистскими традициями. Она, однако, вызвала живой интерес международной психологической общественности, о чем свидетельствуют ее недавние переводы на немецкий и японский языки. Можно надеяться, что книга У. Найссера будет встречена советскими читателями с тем вниманием, которого заслуживают научная честность, глубина и оптимизм данной работы.

Б. М. Величковский

__________

¹ См.: «Эргономика. Труды ВНИИТЭ», т. 1–19, 1970--1980.

__________

Джеймсу Дж. Гибсону и Элеоноре Дж. Гибсон

в благодарность за идеи, аргументы и дружбу

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эта книга представляет собой попытку рассмотрения некоторых вопросов, все более и более выдвигавшихся на первый план со времени опубликования моего предыдущего обзора когнитивной психологии в 1967 г. Первый из них относится к той концепции человеческой природы, которая лежит или должна лежать в основе представления о познавательной активности. С самого начала казалось очевидным, что эта концепция должна отличаться от того, что предлагается другими трактовками психологии, тем не менее следствия, проистекающие из различия подходов, никем не были сформулированы. Возможно, вследствие этого когнитивная психология в последние несколько лет развивалась в разочаровывающе узких границах, сосредоточив свои исследования исключительно на анализе специфических экспериментальных ситуаций, вместо того чтобы стремиться выйти за стены лабораторий в реальный мир. Второй вопрос более непосредственно касается указанной тенденции: что же происходит в современной когнитивной психологии и как мы должны к этому относиться? Мы не пытаемся ставить под сомнение оригинальность и теоретическую изощренность большинства исследований последнего времени, и все-таки есть основания по меньшей мере задуматься о том, является ли действительно продуктивным то направление, которое приняли в целом эти исследования.

Третий вопрос возник независимо от других, однако в ходе моих размышлений над ним выявились связи

19

между ними. В последние годы Джеймс Гибсон подверг сомнению те постулаты, на которых в основном зиждется современная когнитивная психология. Гибсон – мой старый добрый друг и коллега, к мнению которого я всегда прислушиваюсь. Для меня поэтому было невозможным не принять всерьез его сомнения. Его аргументы заставили меня подумать о том, что понятие переработки информации требует более внимательного рассмотрения. Я понял, в частности, что объем и тип переработки, которой, как предполагается, подвергается стимул, обязательно зависит от того, какие предположения есть у нас относительно природы стимула, то есть от выбора способа его описания. (Я особенно благодарен Джеймсу Фарберу за плодотворное обсуждение этой проблемы.) Тем не менее, хотя я чувствую себя в большом долгу перед Джеймсом и Элеонорой Гибсонами и посвящаю поэтому им свою книгу, моя позиция фактически не совместима с «гибсоновскими» принципами. К их разочарованию, я счел необходимым предположить, что воспринимающий располагает некими когнитивными структурами, называемыми схемами, функция которых состоит в сборе содержащейся в среде информации. Это понятие является центральным в моей попытке примирить концепции переработки информации и сбора информации, в каждой из которых содержится слишком много истинного, чтобы можно было их игнорировать. Кроме того, оно оказывается связующим звеном между восприятием и высшими психическими процессами.

Последний из вопросов, вызвавших появление этой книги, связан с такими понятиями, как внимание, объем внимания и сознание. Работая над «Когнитивной психологией» десятилетие назад, я намеренно уклонился от теоретического обсуждения сознания. Мне казалось, что психология еще не готова заниматься этой проблемой и что любая попытка такого рода приведет лишь к философски наивным и неуклюжим спекуляциям. К сожалению, мои опасения оправдались, многие современные модели познавательной активности трактуют сознание так, как если бы оно было всего лишь одной из стадий переработки механического потока информации. Поскольку я уверен, что эти модели неверны, мне показалось важным

20

предложить альтернативную интерпретацию тех данных, на которые они опираются. Следует предупредить читателя, что глава 5, в которой обсуждается эта тема, представляет собой скорее мое собственное и неортодоксальное описание феноменов внимания, чем изложение общепринятой точки зрения.

С фрагментами и набросками глав этой книги познакомилось так много людей, что невозможно выразить благодарность за оказанную мне помощь каждому из них индивидуально. Все-таки я хочу отметить исключительно полезную критику со стороны Джеймса Гибсона, Херберта Пика, Джека Кэтлина, Элизабет Спелке и особенно Арден Найссер. Мне очень помог также тот непрерывный поток идей и экспериментальных данных, которым я обязан талантливой группе студентов-дипломников, работавших вместе со мной последние два года над различными аспектами проблемы внимания: Элизабет Спелке, Уильяму Херсту, Роберту Беклину, Дэвиду Литтману, Ричарду Эвансу и Морису Холтому.

Первый набросок некоторых глав относится к тому времени, когда я был стипендиатом Центра наук о поведении (1973–1974 гг.), и я хочу поблагодарить Центр за оказанную мне поддержку. Мой peдaктop У. Хейворд Роджерс в издательстве «У. Х. Фримэн энд компани» проявил большое понимание и терпение на протяжении следующих полутора лет работы. Мои коллеги по психологическому факультету Корнеллского университета, куда я вернулся после работы в Центре, также были весьма благожелательны и полезны. Роберта Уолленбек с неизменной аккуратностью и оптимизмом перепечатала мне бесчисленное множество вариантов текста, а Кэрол Кокенс замечательной скоростью и мастерством подготовила окончательный вариант рукописи.

ГЛАВА 1. ВВЕДЕНИЕ

Когнитивная, или иначе познавательная, активность – это активность, связанная с приобретением, организацией и использованием знания. Такая активность характерна для всех живых организмов, и в особенности для человека. По этой причине исследование познавательной активности составляет часть психологии, а теории познания являются психологическими теориями.

В свое время эта связь казалась настолько очевидной, что не требовала пояснений. Когда около ста лет назад психология возникла как самостоятельная дисциплина, психологи интересовались главным образом такими проблемами, как ощущение, восприятие, образование ассоциаций, воображение и внимание. Центральной задачей был анализ «психических процессов», под которыми обычно понимались познавательные (когнитивные) процессы. К сожалению, основным методом, применявшимся для такого анализа, была особая форма интроспекции – тщательно подготовленные наблюдатели сообщали о содержании переживаемых ими состояний. В конце концов этот метод оказался неудовлетворительным. В 30-е годы нашего века им перестали пользоваться; интроспекция была забыта (по крайней мере в Америке), и фокус психологических исследований сместился на проблемы мотивации, эмоций и поведения.

В учебниках по истории психологии крушение этого первоначального подхода обычно связывается с неадекватностью его центрального метода. Интроспекция –

23

слишком ненадежное орудие исследования, поскольку получаемые результаты могут оказаться искаженными уже самим актом наблюдения. Различные наблюдатели могут дать отличающиеся друг от друга интроспективные описания «того же самого» процесса, и нет никаких средств, позволяющих устранить противоречия в отчетах. Все это верно, но следует рассмотреть и еще одну причину. Поскольку психология изучает людей, она не может уклониться от поиска ответов на фундаментальные проблемы, касающиеся природы человека. В общем и целом люди, к которым обращается психология, имеют какое-то мнение по этим вопросам. Каждому времени свойственны свои представления относительно того, обладает ли человек свободой выбора, или же его поступки детерминированы извне, рационален он или иррационален, способен он открыть истину или ему суждено жить в мире иллюзий. В конечном счете психологии приходится заниматься этими вопросами, чтобы не утратить своего авторитета. Плодотворная психологическая теория способна трансформировать представления общества в целом – как это было, например, в случае психоанализа. Однако это может произойти только в том случае, если теории есть что сказать о том, что люди делают в реальных, культурно значимых ситуациях. И то, что она говорит, не должно быть тривиальным и, кроме того, должно быть в определенной мере понятно тем людям, для которых такие ситуации – реальность. Если теория не обладает указанными чертами – то есть если она не обладает тем, что сейчас принято называть «экологической валидностью», – то рано или поздно эта теория будет забыта.

Концепция человеческой природы, которой придерживались сторонники классической интроспективной психологии, была неадекватной именно в этом смысле. Узкая, чрезмерно рационалистическая и применимая только к лабораторным ситуациям, она оказалась не в состоянии сколько-нибудь ясно показать, как человек взаимодействует с миром. Люди становятся тем, что они есть, по мере того как они растут в рамках конкретной культуры и конкретной окружающей среды; интроспекционисты, однако, не имели никакой теории когнитивного развития. Людьми движут мотивы, которых они не понимают, и их формируют жизненный

24

опыт и переживания, не обязательно фиксируемые в памяти, а теории неосознаваемых процессов не было. Люди действуют, основываясь на том, что они знают, и меняются под влиянием последствий своих поступков, но сколько-нибудь серьезной теории поведения предложено не было. Даже восприятие и память интерпретировались практически без учета влияния повседневного опыта. Короче говоря, вне поля зрения интроспективной психологии оставалось почти все, что обычный человек считает важным. Поэтому не удивительно, что она была оттеснена более перспективными идеями.

Две из концепций, пришедших на смену интроспекционизму, не утратили своей актуальности и по сей день. Речь идет о психоанализе и бихевиоризме. Они достигли успеха там, где интроспективная психология оказалась несостоятельной. Это произошло не потому, что они предложили убедительные доводы в пользу своего понимания природы человека – хотя обе они не выжили бы, если бы в них не содержалась крупица истины, – дело в том, что они были или старались быть пригодными для объяснения фактов повседневной жизни. Теория и практика обогащают друг друга. Клинические и экспериментальные данные проливают новый свет на многие события повседневной жизни человека, а наблюдения, осуществляемые в реальных условиях, позволяют выдвигать новые гипотезы. Действительно, обе концепции с самого начала отличало отчетливо выраженное стремление к реальности. Основатели рассматриваемых школ – Фрейд и Уотсон – ясно понимали, что результаты их исследований не ограничиваются стенами лабораторий и приемных. Они сознательно приступили к изменению господствовавших представлений о природе человека. Фрейд старался убедить мир в том, что либидо является всемогущим источником человеческих мотивов, в то время как сознательная активность связана лишь с самой малой и слабейшей частью психики. В этом он весьма преуспел, свидетельства чему мы можем обнаружить практически везде – от картинной галереи до зала суда. Уотсон и его последователь Скиннер утверждали, что человек практически бесконечно податлив и что критически важным являются последствия поведения

25

человека, тогда как психическая активность, сопровождающая поведение, особого значения не имеет. Эти идеи также получили широкий отклик, о чем говорит все увеличивающееся распространение методов модификации поведения и поведенческой терапии, а также все усиливающиеся опасения, что в скором времени наука о поведении будет в большом масштабе использоваться в целях манипулирования людьми.

Сторонник «чистой науки» мог бы сказать, что реакция широкой публики не имеет отношения к психологии как научной дисциплине. Я не могу с этим согласиться. Общественный интерес не является показателем правильности теории, но он наводит на мысль, что в теории действительно содержится нечто важное. Психология, неспособная объяснить обыденный опыт, игнорирует свой естественный предмет чуть ли не во всем его объеме. Можно надеяться, что когда-нибудь такая психология выйдет из своих лабораторий с набором новых фундаментальных идей, однако едва ли это произойдет, если с самого начала работа не будет опираться на принципы, хотя бы в теории допускающие приложение к естественным ситуациям.

После первой мировой войны и до 60-х гг. бихевиоризм и психоанализ (или их ответвления) настолько доминировали в американской психологии, что когнитивные процессы были почти совсем преданы забвению. Не многие психологи интересовались тем, как приобретается знание. Восприятие – наиболее фундаментальный когнитивный акт – изучалось главным образом небольшой группой исследователей, следовавших «гештальтистской» традиции, а также некоторыми другими психологами, интересовавшимися проблемами измерения и физиологии сенсорных процессов. Пиаже и его сотрудники изучали когнитивное развитие, однако их работы не получили широкого признания. Работы по вниманию отсутствовали. Исследования памяти никогда не прекращались полностью, однако они были сосредоточены в основном на анализе запоминания «бессмысленных слогов» в строго определенных лабораторных ситуациях, применительно к которым только и имели смысл получаемые результаты. Вследствие этого в глазах общества психология оказалась наукой, занимающейся главным образом сексуальными проблемами, приспособительным поведением и контролем за поведением.

26

В последние несколько лет ситуация коренным образом изменилась. Психические процессы снова оказались в центре живого интереса. Возникла новая область, называемая когнитивной психологией. Она изучает восприятие, память, внимание, распознавание конфигураций, решение задач, психологические аспекты речи, когнитивное развитие и множество других проблем, в течение полувека ожидавших своей очереди. Специальные журналы, некогда перегруженные статьями о поведении животных, заполнены сейчас отчетами о когнитивных экспериментах; то и дело возникают новые журналы: «Cognitive Psychology», «Cognition», «Memory and Cognition», «Perception and Psychophysics». Теперь легко получить субсидии на проведение исследования в этой области; и почти в каждом крупном университете есть лаборатория когнитивных процессов. Заново открыты и по достоинству оценены работы Пиаже.

Такой ход событий был обусловлен несколькими причинами, однако важнейшей из них было, видимо, появление электронно-вычислительных машин (ЭВМ). Дело не только в том, что ЭВМ облегчает проведение экспериментов и делает возможным тщательный анализ получаемых результатов. Оказалось, что операции, выполняемые самой электронно-вычислительной машиной, в некоторых отношениях аналогичны когнитивным процессам. ЭВМ получает информацию, манипулирует символами, сохраняет в «памяти» элементы информации и снова их извлекает, классифицирует информацию на входе, распознает конфигурации и т. д. Делает ли она все это именно так, как человек, представлялось менее важным по сравнению с тем, что она вообще способна это делать. Появление ЭВМ послужило давно уже необходимым подтверждением того, что когнитивные процессы вполне реальны, что их можно исследовать и даже, может быть, понять. Вместе с ЭВМ появился также новый словарь и новый набор понятий, относящихся к когнитивной деятельности; такие термины, как информация, вход, переработка, кодирование и подпрограмма, стали обычным делом. Некоторые теоретики начали утверждать, что все психологические теории

27

должны быть явным образом сформулированы в виде машинных программ ¹. Другие не соглашались с этим и продолжают не соглашаться ², никто, однако, не сомневается в важности аналогий с компьютером для современной психологии.

По мере развития концепции переработки информации попытка прослеживания движения потока информации в «системе» (то есть в мозгу) стала первоочередной целью в этой новой области. (Именно так сформулировал эту цель и я в книге «Когнитивная психология» ³.) Быстрое развитие нескольких новых экспериментальных методов, предложенных Бродбентом, Сперлингом, Стернбергом и другими, породило опьяняющее чувство прогресса. Эти методики были только началом; за ними последовал настоящий поток новых методов, большинство из которых основывалось на точной временнóй регистрации стимулов и ответов и полностью исключало при этом необходимость интроспекции. Умножение этих остроумных и в научном отношении безупречных методов создавало впечатление, что когнитивная психология сумеет избежать все те ловушки, в которые попала старая психология, – многие и сейчас склонны так думать.

Этот оптимизм был, видимо, преждевременным. Изучение процессов переработки информации становится все более распространенным и престижным, однако оно пока еще не связано с такой теорией человеческой природы, которая могла бы найти себе применение за пределами лаборатории. И даже в лаборатории ее основные постулаты не выходят за рамки той компьютерной модели, которой она обязана своим существованием. То, как люди действуют в реальном мире, как они взаимодействуют с ним, по-прежнему не

____________

¹ Newell, Shaw, Simon (1958); Newell, Simon (1972); Anderson, Bower (1973; Winston (1975).

² Сопротивление моделированию на ЭВМ имеет в основном пассивный характер; психологи просто продолжают выдвигать теории иных видов, Немногие теоретики оказались достаточно смелыми, чтобы четко указать границы того, что можно программировать (Dreyfus, 1972; Gunderson, 1971). Некоторое время назад я изложил свои взгляды на ограниченность современного «искусственного интеллекта» (Nеissег, 1963), а позднее привел их в соответствие с новыми данными (Neisser, 1976).

³ Nеissеr (1967).

____________ 28

принимается в расчет. Действительно, постулаты, лежащие в основе большинства современных работ, посвященных переработке информации, удивительно мало отличаются от постулатов интроспективной психологии XIX в., несмотря на отказ от интроспекции как таковой.

Если когнитивная психология будет и впредь столь тесно связана с этой моделью, ей придется, видимо, столкнуться с трудностями. Недостаточная экологическая валидность, безразличие к вопросам культуры, отсутствие среди изучаемых феноменов главных характеристик восприятия и памяти, как они проявляются в повседневной жизни, способны превратить такую психологию в узкую и неинтересную область специальных исследований. Уже есть признаки того, что именно это и происходит. Возникновение новых методик уже больше не вселяет надежд, а, скорее, действует угнетающе. В своей недавней работе Аллан Ньюэлл приводит ни много ни мало 59 экспериментальных процедур, используемых в настоящее время ¹. Он явно выражает сомнение в том, что еще одно «поколение» исследований этого типа и разработка еще большего числа методов сделают нас сколько-нибудь мудрее. 57 процедур из списка Ньюэлла предполагают искусственные лабораторные ситуации; единственные методики, в которых есть какая-то доля экологической валидности, связаны с игрой в шахматы и рассматриванием Луны.

Изменить эту тенденцию можно, как я думаю, только придав когнитивным исследованиям более «реалистический» характер в нескольких смыслах этого слова. Во-первых, представители когнитивной психологии должны приложить большие усилия для понимания познавательной активности в том виде, какой она имеет в обычной среде в контексте естественной целенаправленной деятельности. Это означает не прекращение лабораторных экспериментов, а сосредоточение внимания на экологически более важных переменных, чем те, которые оказываются легко доступными для манипулирования в эксперименте. Во-вторых, придется уделить больше внимания деталям того реального мира, в котором обитают воспринимающие и мыслящие индивиды, а также тонкой структуре информации,

__________

¹ Newell (1973).

__________ 29

предоставляемой им этим миром. Возможно, мы тратим слишком много усилий на построение гипотетических моделей психики и слишком мало занимаемся анализом той среды, для обеспечения взаимодействия с которой она формировалась. В-третьих, психология должна как-то учитывать тонкие и сложные когнитивные навыки, которые люди действительно способны приобретать, а также то обстоятельство, что эти навыки претерпевают систематические изменения. Удовлетворительная теория когнитивной активности человека едва ли может быть результатом таких экспериментов, где неопытным испытуемым приходится выполнять новые и бессмысленные задачи. Наконец, представители когнитивной психологии должны интересоваться тем, как связана их работа с более фундаментальными проблемами: природа человека слишком важный вопрос, чтобы можно было предоставить его решение бихевиористам и психоаналитикам.

Цель данной книги состоит в том, чтобы показать, что такая задача вполне осуществима. Действительно, соответствующая работа уже ведется; существует много плодотворных направлений исследований, на которые она способна опереться. Генетические исследования Пиаже и Бауэра, работы по восприятию Джеймса и Элеоноры Гибсонов, возобновившийся интерес к естественным когнитивным картам, к семантическим теориям языка и к наблюдению за усвоением языка в обычных условиях – эти и многие другие исследования можно рассматривать как вклад в содержательную когнитивную психологию. На них я и буду в основном опираться в дальнейшем. Там, где подобные исследования пока отсутствуют, придется заполнять пробелы гипотезами и умозрительными рассуждениями. Даже если некоторые из моих теоретических построений окажутся ложными, они могут помочь другим предложить собственные более адекватные гипотезы.

Хотя моя цель – рассмотреть все аспекты познавательных процессов в контексте реальной жизнедеятельности, большинство последующих рассуждений будет иметь отношение только к восприятию. Отчасти это связано с тем, что восприятие представляет собой основную когнитивную активность, порождающую все остальные виды; последние главы (особенно 7 и 8) показывают, как это

30

происходит в случае воображения и речи. Однако еще важнее то, что в восприятии встречаются когнитивная активность и реальность. Я не думаю, что большинство психологов правильно понимают природу этой встречи. Доминирующая точка зрения состоит в превознесении воспринимающего: утверждается, что он перерабатывает, трансформирует, перекодирует, ассимилирует и вообще придает форму тому, что в противном случае было бы бессмысленным хаосом. Этот подход не может быть правильным; назначение восприятия, как и эволюции, несомненно, состоит в раскрытии того, что же действительно представляет собой окружающая среда, и в приспособлении к ней.

Резко возражая против концепции переработки информации, Джеймс Гибсон предложил такую теорию восприятия, в которой внутренние психические процессы вообще не играют никакой роли; воспринимающий непосредственно собирает информацию, предлагаемую ему окружающим миром. Концептуальная схема, разработанная Гибсоном в рамках данной теории, весьма конструктивна, и я буду широко опираться на нее. Тем не менее гибсоновская точка зрения на восприятие также представляется неадекватной, хотя бы потому, что в ней очень мало говорится о вкладе воспринимающего в перцептивный акт. В каждом воспринимающем организме должны существовать определенного рода структуры, позволяющие ему замечать одни аспекты среды больше, чем другие, или вообще что-либо замечать.

Первая часть настоящей книги посвящена разрешению этого парадокса. Достигается это тем, что восприятие понимается как активность, осуществляемая во времени, – за это время предвосхищающие схемы воспринимающего могут быть приведены в соответствие с информацией, получаемой от среды. В главе 2 специально рассматриваются современные теории восприятия и их связь с предлагаемой нами гипотезой. В главе 3 рассматривается природа зрительного восприятия в повседневной жизни и подчеркивается различие между обычным зрением, с одной стороны, и специфическими

___________

¹ GiЬsоn (1966, 1976).

___________ 31

условиями большинства перцептивных экспериментов – с другой. Основная аргументация развивается в главе 4, где делается попытка определения схемы, сбора информации, а также других фундаментальных понятий. В этой же главе показано, что понятие «схема» может быть использовано для интерпретации развития восприятия в младенческом возрасте и что с его помощью удается объяснить восприятие как значимых, так и просто топографических аспектов объектов и событий.

Глава 5 – это в первую очередь длинные отступления, посвященные понятиям внимания, объема внимания и сознания. К тому времени, когда читатель подойдет к ней, ему уже станет ясно, что в моей аргументации есть не только позитивные, но и негативные стороны: отстаивая один вариант когнитивной психологии, я не могу обойтись без критики исходных положений других вариантов. Основным объектом критики являются механистические модели переработки информации, в которых психика выступает в виде устройства с фиксированной способностью к преобразованию дискретных и бессмысленных выходных сигналов в осознаваемые перцепты. Поскольку недавние экспериментальные исследования, посвященные вниманию, как будто бы подтверждают эти модели, представляется необходимым предложить иную интерпретацию полученных результатов. Кроме того, обсуждение внимания подчеркивает важность изучения скорее хорошо сформированных навыков, чем начальных стадий их овладения, а также те опасности, которыми чревато привлечение случайных интроспективных данных вкачестве основы механистических гипотез.

В главе 6 воспринимающий, пребывавший в первой половине книги более или менее в состоянии покоя, начинает свободно перемещаться в окружающей его среде, что сразу же открывает ему доступ к существенно новым видам информации, а также вооружает его более экстенсивными когнитивными структурами, позволяющими учитывать эту информацию. Связь между когнитивной картой и заключенными в ней схемами принимается нами в качестве общей модели организации сложных процессов. Оказывается, когнитивные карты могут использоваться не одним способом,

32

хотя их основная функция состоит в том, чтобы направлять нас в наших странствиях; с древнейших времен известно, что они могут служить также в качестве эффективных мнемонических средств. В этой роли когнитивная карта представляет собой, разумеется, особую форму умственного образа. Глава 7 непосредственно посвящена вопросу об умственных образах. В ней предполагается, что образ – это прежде всего перцептивное предвосхищение, подготовка к отбору информации определенного рода. Эта гипотеза подкрепляется обзором современных экспериментальных исследований образов.

Глава 8 – возможно, наиболее умозрительная в книге – имеет отношение к языку и речи. Особое внимание в ней уделяется интроспективному использованию языка, то есть тому, что происходит в тех случаях, когда индивид описывает умственные образы, рассмотренные в предыдущей главе. Поскольку этот вопрос не может быть решен прежде, чем будут прояснены основные проблемы, касающиеся природы и овладения речью, в главе делается попытка такого прояснения.

В заключительной главе рассматриваются более общие вопросы. Восприятие и другие познавательные процессы – это обычно не только операции, совершаемые в голове индивида, но и акты взаимодействия с миром. Такое взаимодействие не просто информирует индивида, оно также трансформирует его. Мы все созданы теми когнитивными актами, участниками которых мы были. Этот факт, подтверждению и разъяснению которого посвящаются начальные разделы книги, имеет важное значение для правильной оценки часто высказываемого положения о том, что психологи способны использовать свои специальные знания для прогнозирования или контроля поведения человека в социально значимых ситуациях. Природа когнитивной активности, видимо, делает такие прогнозы невозможными как в принципе, так и на практике. Но если это так, то и другие ветви психологии, не связанные непосредственно с исследованием когнитивных процессов, должны стремиться к более реалистическим целям.

33

ГЛАВА 2. ТЕОРИИ ВОСПРИЯТИЯ

Кажется очевидным, что, прежде чем воспользоваться знанием, мы должны получить его. Наверно, по этой причине в книгах по когнитивной психологии восприятие обычно рассматривается раньше памяти и других «высших» познавательных процессов. В действительности, однако, дело обстоит не так просто. Восприятие само зависит от навыков и опыта воспринимающего – от того, что он знает заранее. Вы, например, получите немного информации из этой книги, если не умеете читать на том языке, на котором она написана. Более того, то, что вы воспримете в моей аргументации, будет зависеть не только от сказанного мною, но также и от того, что вы знаете (и во что вы верите) до начала моих рассуждений. Этот же принцип приложим и к более коротким событиям: то, что вы узнаете из второй половины этого предложения, будет зависеть от того, что вы уже узнали из его первой половины.

Такая связь между настоящим и прошлым не означает, что вы должны помнить первую половину предложения к тому времени, когда вы начинаете воспринимать вторую, как если бы речь шла об объединении двух отчетливо различных психических процессов. Дело попросту в том, что акт чтения требует времени. Он не моментален. Информация, содержащаяся на печатной странице, открывается читающему только со временем, и чтение тоже должно быть организовано во времени. В настоящей книге я буду отстаивать

34

тезис, что все обычные акты восприятия обладают этими характеристиками.

Не только чтение, но также слушание, осязание и смотрение суть примеры хорошо отработанных форм активности, осуществляющихся во времени. Все они зависят от уже существующих структур, называемых здесь схемами, которые направляют перцептивную активность и трансформируются по мере развертывания последней. Восприятие не требует запоминания в обычном смысле, однако оно представляет собой активность, в которой непосредственное и отдаленное прошлое направляет организацию настоящего. Истинное запоминание (воспроизведение прошлого опыта) также представляет собой активность этого вида, равно как воображение, речь, мышление и любые другие формы когнитивной деятельности. Я надеюсь показать, что все эти процессы становятся более понятными, если рассматривать их именно как проявления действия одних и тех же фундаментальных когнитивных структур.

Кумулятивная, внутренне регулируемая природа восприятия не часто обсуждается психологами. Возможно, это связано с тем, что почти все соответствующие рассуждения основываются на зрении. Только после этого (в тех случаях, когда это вообще делается) рассматриваются слух и тактильная чувствительность, где роль временной организации более очевидна ¹. С эволюционной точки зрения такая последовательность кажется странной. Филогенетически тактильная чувствительность древнее, чем зрение или слух. Даже очень примитивные животные ощупывают предметы и обследуют поверхности частями своего тела, получая, таким образом, распределенную во времени информацию; только относительно поздно появившиеся виды способны видеть и слышать. Тем не менее, активное осязание изучалось мало, в то время как анализом зрения и слуха занимаются целые армии исследователей. Некоторые причины этого будут рассмотрены ниже.

_____________

¹ Я временно оставляю в стороне химические чувства – вкус и обоняние. Некоторые соображения о вкусовых ощущениях будут высказаны в главе 7.

_____________ 35

Таким образом, каковы бы ни были причины, авторы большинства теорий восприятия создавали их, имея в виду зрение. Более того, прототипом для этих теорий было не активное рассматривание, имеющее место в повседневной жизни, а очень ограниченная и специальная ситуация фиксации взгляда испытуемого, который старается держать голову и глаза как можно более неподвижно или же которому предъявляются световые вспышки столь малой длительности, что он просто не успевает двигать глазами. Все эти предосторожности обычно призваны обеспечить формирование у испытуемого только статичного и простого сетчаточного изображения. Теории того, как такое изображение следует интерпретировать или обрабатывать, послужили основой для общей теории восприятия. Мы кратко рассмотрим «модальную модель», порожденную данным подходом, а затем обсудим альтернативные возможности.

Blog

Монография к разделу курса общей психологии «Психология внимания» I. Выписка из «Программы курса лекций и семинарских занятий…» (2008 г.)

РЕАЛЬНОСТЬ