Михаил Георгиевич Гиголашвили
| Вид материала | Документы |
- Красильников Дмитрий Георгиевич, Барбанель Михаил Владимирович, Троицкая Елизавета, 716.73kb.
- Красильников Дмитрий Георгиевич, Пунина Ксения Александровна учебно-методический комплекс, 856.5kb.
- Учебно-методический комплекс учебной дисциплины история русской литературы ХХ начала, 543.39kb.
- Т н. Михаил Георгиевич Ерошенков. Сайт: www eac-ras ru Г. В. Рожков Генезис инновационной, 12885.69kb.
- Выпускная работа по «Основам информационных технологий» Магистрант кафедры международного, 307.23kb.
- С. Кара-Мурза, А. Александров, М. Мурашкин, С. Телегин, 6654.32kb.
- С. Кара-Мурза, А. Александров, М. Мурашкин, С. Телегин, 6654.45kb.
- Исследовательская работа Тема Великой Отечественной войны в поэзии М. Г. Чехонина, 92.74kb.
- Константин Георгиевич Малышевский, клуб "Лето", г. Красноярск, 823.44kb.
- Красильников Дмитрий Георгиевич, Троицкая Елизавета Александровна учебно-методический, 356.51kb.
59
После страшных похорон Пилия поехал к Маке в больницу.
В палате он застал майора, в белом халате поверх кителя. Мака молча лежал на койке, голова была залеплена пластырями, тампонами, бинтами. На тумбочке лежали принесенные майором апельсины, еще что-то, завернутое в синюю бумагу, и бутылка коньяка «Варцихе».
— У него ерундовая рана… Коньяк только помогает… Я тоже только что пришел, — говорил майор.
Мака молчал.
— Я с похорон, — сказал Пилия. — Там, чуть ли не на моих глазах, порезали Кукусика.
— Вот как? Сильно?
— Не знаю. На вид — очень.
И Пилия рассказал, как они пришли на вынос, как Кукусик дрожал и предрекал себе что-то подобное, жалуясь, что все его отгоняют и кроют Иудой. Получив кусочек опиума, Кукусик чувствовал себя отлично и собирался куда-то ехать, чуть ли не в Рио-де-Жанейро, и вот на тебе — когда начался переполох выноса, какие-то типы порезали его (он не стал говорить, что знает, кто они были — зачем лишние проблемы?)
— Ну, дела, — покачал головой майор. — А сам Кукусик в каком районе жил?
— В каком живут все морфинисты? В Сабуртало.
— Значит, к нам дело поступит. Ты ему «скорую» вызвал?… Ну, врачи обязаны будут сообщить… Кукусик проведен по всем картотекам, никто удивляться не будет. С наркоманами никто не церемонится. За что можно изрезать наркомана? За все. За наркотики, за деньги, за на- седничество… не за оперы и Друбадуры, а за отраву и бабки… — Майор покачал головой. — Быстро они раскусили, что к чему.
— До того, как случилось несчастье, он успел показать мне этих двоих, Тугуши и Ладо, но там ловить нечего: один вообще какой-то дегенерат, весь в бинтах и гипсе, где-то попал в аварию, а второй — мой приятель, я его знаю по городу, Ладо, хороший парень. Журналист, работает в газете. Что ты с него возьмешь?
— Правильно, — махнул рукой майор, торжественно покопался в кармане, достал пачку денег и сказал:
— Мака, вот тебе десять тысяч за Амоева. Пока больше не принесли, просят подождать до среды. Знаешь ведь, как у курдов: надо подождать, пока соберут, пока принесут. Но зато у них это четко.
— Откуда у них деньги? Все они богачи? — еле слышно спросил Мака.
Майор усмехнулся его наивности:
— Как муша или таксис может быть богачом? Нет, конечно. Просто все, что они на свадьбах и крестинах дарят, записывается, и когда кого-нибудь ловят, то из этой общинной кассы можно взять ту сумму, которую ты когда-то дарил людям. Живой банк, короче! Касса взаимовыкупа! Вот десять тысяч тебе на цветы… И вот, — покопался майор в своем синем кителе, вынул два мятых листка. — Вот показания твоей будущей жены…
— А что случилось? — полушепотом, полуглазами спросил Мака.
— Кошка с мышкой обручилась! — заколыхался майор. — Ничего не случилось. Я с Бати в нарды сыграл, выиграл у него, все в порядке теперь. Пойдет в тюрьму.
— Как в тюрьму?
— Шучу. Какая тюрьма? Для чего он в тюрьме нужен? Я ему сказал, чтоб он полтинник принес — и все. И свободен… за недостатком улик… Если за каждую брошенную палку сажать, так это надо будет тюрем до Сахары понастроить, если не до Антарктиды… Когда ты жену трахаешь, а она не хочет — это что, не насилие? Это тоже насилие. И это насилие, и то. Самец на то и самец, чтоб он эту самку насиловал и свое семя в нее внедрял, хотя бы и насильно. Какой же он самец, если он на нее не вскочит? А тебе, дорогой, не советую торопиться с женитьбой. Куда там? Выбери, посмотри, узнай хорошенько, кто она, чем дышит, кто родители, деньги есть, нету…
— Что, ему с родителями жить или с деньгами? — вступился за партнера Пилия.
— А ты как думал? И с деньгами, и с родителями. Умные люди, кстати, советуют в первую брачную ночь трахать не невесту, а тешу — если теще понравится, то тогда семейная жизнь будет у тебя протекать в мире и спокойствии.
Пилия засмеялся:
— Лучше уж тогда бабушку…
— Глупости! Теща — это вещь, от нее много пользы может быть, если ее как следует приручить. Теща тоже хочет жить… особенно с молодым зятем… они все своим дочерям черной завистью завидуют…
— А ты свою тещу трахал? — спросил Пилия.
Майор колыхнулся:
— Нет, она слишком толстая была, обхватить невозможно… Зато какое чакапули142 готовила!.. Умерла, бедная, от диабета… Так торты любила, каждый день по торту съедала… А ты не передумал от нас убегать?
— Нет, — сказал Пилия. — Хочу попробовать другую жизнь.
— Ну-ну, только на себя потом пеняй. И помни, что два года ты — в командировке, можешь пробовать, потом будет желание — возвращайся. Но, я думаю, друзьями мы всегда останемся, — заключил майор.
— Да, конечно, — кивнул Пилия.
Мака глазами подтвердил свое согласие со словами партнера.
— Ладно, ребята, вы тут оставайтесь, бутылка у вас есть, а мне пора. — И майор, поцеловав Маку в бинты, вышел.
Из коридора были слышны дребезжащие звуки каталки, скорые шаги, звон стекла, крики: «Быстро, быстро капельницу!»
Мака едва заметно качнул головой.
— Гела, возьми эти деньги, — с трудом прошептал он, указывая на тумбочку, где лежали деньги, оставленные майором. — В кармане куртки — ключ от квартиры. Пойди, положи их туда… зачем они тут… Подожди, немного вытяни из пачки… для медсестер… И для матери… И сделай опись всего, что там в банках.
— Сделаю. А что, брат, уйдем из ментовки? Что нам там делать, с этими носорогами? Вот тебя ранило…
— Уйдем, — кивнул Мака.
— Купим ларьки, откроем кооперативы, будем себе жить спокойно. А то, что без погон и оружия загнемся, так это еще посмотрим. Без погон — ладно, но с оружием… С нашим умением мы не пропадем. Как считаешь? — сказал Пилия.
Тот кивнул и попросил:
— Очисти один апельсин, во рту пересохло, все время кровь откуда-то в рот попадает…
— Ну, сука этот Сатана! Попадись он мне — я ему башку разобью! — по привычке выругался Пилия, но внутренне одернул себя: хватит, никому ничего разбивать не надо, уже все разбито, куда еще? Закончены эти дела. Сейчас надо пойти, сделать опись и подумать, как реализовать то, что послано Богом.
Собираясь уходить. Пилия сказал Маке:
— Знаешь, брат, однажды, в двадцать лет, я решил, что жить мне до шестидесяти, и посчитал, сколько осталось дней. Вышло всего что-то около четырнадцати тысяч. И это малая цифра меня так поразила… Из меня будто пробки выбило… что-то вылетело словно… С тех я начал считать каждый ушедший день: 13 999, 13 998… Сейчас мне сорок, дней осталась половина, ерунда, вроде семи тысяч… И дни эти становятся все короче… не успеешь открыть глаза — уже ночь. Что это, брат?
Мака со вздохом шевельнул рукой. Он был не в силах отвечать на такие вопросы. Да Пилия и не ждал, зная, что никаких ответов быть не может. Дни будут утекать, как текут, уходить, как идут, исчезать, пропадать, и настанет один черный день, после которого Пилия уже не сможет ничего считать, ибо ни времени, ни чисел для него больше не будет…
— Если жить осталось всего-навсего семь тысяч дней, то надо это время использовать получше, — одергивая куртку и пряча деньги, сказал он сам себе. — Согласен?
«Да», — показал глазами Мака и взял очищенный апельсин, с трудом пропихнул в губы дольку и стал едва заметно ее раскусывать.
— Может, воды дать?
— Нет, не надо… Иди! Только знаешь что еще… — Мака как-то заволновался. — Мама там одна. Не хочу, чтобы она что-то узнала. Может, ты отнес бы ей завтра бульон, курицу, сыр, мед, и сказал бы, что я в командировке, несколько дней.
— Да, конечно, о чем речь. Скажи, где она, в какой больнице.
— Да тут она, в этой же больнице. — Мака указал пальцем на окно. — Только в другом корпусе, где раковые больные. Натела Макашвили, женское отделение, онкология, палата шесть.
— Все сделаю. Потом пойду домой делать опись, в двух экземплярах.
— Спасибо, Гела. А браслет я сам потом Нане подарю, если только она захочет меня видеть… такого…
— Какого?
— В шрамах.
— Ерунда! Шарм шрама, как говорит боров. Ничего не останется. Все лазером снять можно. Об этом не думай.
Когда Пилия начал спускаться по лестнице, он знал, что ни одно кольцо и ни одна цепочка не пройдут мимо описи, не будут утаены, как не прошла ни одна копейка из баночных денег, которые они пересчитывали той счастливой ночью, после которой он решил быть честным и чистым во всем (если, конечно, это будет в его силах).
И опять стали вспоминаться слова майора, что скоро менты и мафия будут в одном лице — в лице ментов. И народу легче один раз платить, чем два. И жизнь станет спокойная: хочешь кайфа — купи у нас, а не у Чарлика в подворотне. И бабы все будут под контролем: ни грязного сифона, ни рваного гондона, за все отвечаем. Приедут, отсосут, уедут. О вине, ресторанах и прочих мелочах и говорить не стоит. Все должно быть в одних руках. Если этот плешивый мудак Горбач разрушил, что наши отцы и деды по крупицам собирали и огнем и мечом добывали, то надо держаться крепко за то, что осталось. Если не мы — то кто?
Раньше Пилия понимал, кто это «мы». Но сейчас у него наступило затмение: он — это «мы»? Или он — это уже «они», баранта, которую будут стричь, варить и жарить, по словам майора? И что вообще будет, когда придется сдать табельное оружие и удостоверение? Как жить?
«Это будто сорвали с тебя одежду и заставляют бегать голым», — представил он. Ну что ж… Другие грешники в пустыню уходили спасаться, а тебя в пустыню никто не гонит. Будем ларьками управлять, на море ездить, на пляже лежать, как Кукусик мечтал. А что еще надо? И дни считать, конечно. Вольному — воля, спасенному — Рай. Главное, чтоб другим не делать того, чего для себя не желаешь. А еще лучше жить, вообще никого не касаясь, сам себе, в сторонке, посторонним, иметь свою копейку, свою шубейку и сидеть на солнышке тихо, для себя… Конечно, семью надо обеспечивать, поднять на ноги детей. На это деньги найдутся. Вон они, в портфеле сложены. Кто же, кроме Бога, мог послать их?… Так просто ничего не происходит. Значит, надо слушать указания Верховного Чина… И пусть этот боров будет начальником милиции в Глдани, пусть вся ментура в тартарары провалится!.. Пилия с Макой организует какое-нибудь хорошее, чистое дело, людям нужное…
Теперь надо на базар. Курочка должна быть не беленькая, а желтенькая от жира. Тогда из нее получается наваристый бульон. И сыра купить не забыть. Жалко, не спросил у Маки, какой сыр любит мама: соленый или пресный. Ну ничего, возьму и того, и другого. Не помешает. Да и для дома кое-чего захватить надо. Сто лет жене цветы не дарил. Вот подарю большой букет, пусть удивится… Она-то, бедная, вообще еще ничего не знает!.. Узнает. Поговорим обо всем. Я думаю, она будет только рада. Ну, а не будет — так это ее дело. Я от своего решения не отойду. А там посмотрим.