Р. В. Митин наваждение
| Вид материала | Документы |
- Н. Г. Козловская, В. Н. Митин,, 35.41kb.
- Р. В. Митин, 205.65kb.
- Наваждение или феномен блуждающих могил, 6011.03kb.
- Ть, Монд Дипломатик, Митин Журнал, Алекса Керви, Бориса Кагарлицкого, издательство, 7833.19kb.
- Ахромеева Т. С., Капустин М. А., Кащенко С. А., Куракин П. В., Малинецкий Г. Г., Медведев И., 459.22kb.
- Наваждение гомосексуализма, 54.57kb.
- С. С. Митин к вопросу о разделении властей, 156.22kb.
- Принято Советом Школы Протокол № от утверждаю директор моу «Чарышская сош» А. Н. Митин, 182.42kb.
- Именно потому, что оно больше не задает форму общества, оно и знакомо им лишь как наваждение,, 4832.14kb.
Иоганн Вольфганг Гёте
Erlenkönig
Wer reitet so spät durch Nacht und Wind?
Es ist der Vater mit seinem Kind;
Er hat den Knaben wohl in dem Arm,
Er faßt ihn sicher, er hält ihn warm.
Mein Sohn, was birgst du so bang dein Gesicht?
Siehst Vater, du den Erlkönig nicht?
Den Erlenkönig mit Kron’ und Schweif?
Mein Sohn, es ist ein Nebelstreif.
„Du liebes Kind, komm, geh mit mir!
Gar schöne Spiele spiel’ ich mit dir;
Manch bunte Blumen sind an dem Strand,
Meine Mutter hat manch gülden Gewand.“
Mein Vater, mein Vater, und hörest du nicht,
Was Erlenkönig mir leise verspricht?
Sei ruhig, bleibe ruhig, mein Kind;
In dürren Blättern säuselt der Wind.
Лесной царь
Кто скачет темнеющим долом лесным?
Встревоженный всадник с ребёнком своим;
Он держит и греет его на руках,
И гонятся следом тревога и страх.
Сынок, почему так тревожен твой взгляд?
Отец мой, ты видишь лесного царя?
Он в чёрной короне, с зелёным хвостом.
Сынок, это тени в тумане простом.
«Дитя дорогое, останься со мной!
В волшебные игры сыграем с тобой;
Прекрасны цветы на моих берегах,
Роскошны наряды в моих сундуках».
Отец мой, ты слышишь лесного царя?
Он шепчет мне в уши, подарки суля.
Спокойно, сынок, то не шёпот в ушах,
Усохшие листья под ветром шуршат.
„Willst, feiner Knabe, du mit mir gehn?
Meine Töchter sollen dich warten schön;
Meine Töchter führen den nächtlichen Reihn
Und wiegen und tanzen und singen dich ein.“
Mein Vater, mein Vater, und siehst du nicht dort
Erlkönigs Töchter am düstern Ort?
Mein Sohn, mein Sohn, ich seh es genau:
Es scheinen die alten Weiden so grau.
„Ich liebe dich, mich reizt deine schöne Gestalt;
Und bist du nicht willig, so brauch’ ich Gewalt.“
Mein Vater, mein Vater, jetzt faßt er mich an!
Erlkönig hat mir ein Leids getan!
Dem Vater grauset’s, er reitet geschwind,
Er hält in den Armen das ächzende Kind,
Erreicht den Hof mit Mühe und Not;
In seinen Armen das Kind war tot.
«Ты хочешь, мой мальчик, со мною пойти?
Дочурки мои ждут тебя на пути;
Русалки мои там, на Рейне ночном,
Споют для тебя, и уснёшь сладким сном».
Отец мой, отец мой, ты видишь, как те
Русалки речные скользят в темноте?
Сынок мой, сынок мой, я вижу – во мгле
Деревья седые клонятся к земле.
«Люблю тебя, мальчик! Так волю мою
Исполнить не хочешь? Я власть применю!»
Отец мой, отец мой! Меня он схватил!
Так жжёт меня, душит, что нет больше сил!
И всаднику страшно, и всадник спешит,
В руках его мальчик так стонет, кричит…
Добрался до дому он только впотьмах,
Но мёртвый был сын у него на руках.
Geistergruss
Hoch auf dem alten Turme steht
Des Helden edler Geist,
Der, wie das Schiff vorüber geht,
Es wohl zu fahren heißt.
"Sieh, diese Sehne war so stark,
Dies Herz so fest und wild,
Die Knochen voll von Rittermark,
Der Becher angefüllt;
Mein halbes Leben stürmt' ich fort,
Verdehnt' die Hälft' in Ruh.
Und du, du Menschenschifflein dort,
Fahr immer, immer zu!"
Приветствие Духа
Со старой башни над рекой,
Лишь только чёлн плывёт,
Дух рыцаря взмахнёт рукой,
Напутствие он шлёт.
«Смотри, здесь плоть была, сильна,
И сердце, полно сил,
И рыцарская кость мощна…
И кубок полон был.
Полжизни плыл я против волн,
Потом тянул года.
Пусть твоей жизни утлый чёлн
Вперёд плывёт всегда!»
* * *
Ein Veilchen auf der Wiese stand,
Gebückt in sich und unbekannt;
Es war ein herzigs Veilchen.
Da kam eine junge Schäferin
Mit leichtem Schritt und munterm Sinn
Daher, daher,
Die Wiese her, und sang.
Ach! denkt das Veilchen, wär' ich nur
Die schönste Blume der Natur,
Ach, nur ein kleines Weilchen,
Bis mich das Liebchen abgepflückt
Und an dem Busen matt gedrückt!
Ach nur, ach nur
Ein Viertelstündchen lang!
Ach! aber ach! das Mädchen kam
Und nicht in acht das Veilchen nahm;
Ertrat das arme Veilchen.
Und sank und starb und freut sich noch:
Und sterb' ich denn, so sterb' ich doch
Durch sie, durch sie,
Zu ihren Füßen doch.
* * *
Рос на лугу один цветок,
Он был не низок, не высок,
Он был простой фиалкой.
Пастушка на прогулку шла,
И пела песню, весела,
Юна, стройна,
И так мила собой.
Ах, ах! подумал цветик мой,
Был бы я розан дорогой,
Не бедная фиалка.
Тогда она меня сорвёт,
И к нежной груди, ах, прижмёт!
Ах, хоть на миг!
Зачем я не такой?
Она не видела его,
И наступила на него;
Ах, бедная фиалка!
Погиб, растоптан цветик мой;
Но рад был смерти он такой,
Из-за неё,
И под её ногой.
Wandrers Nachtlied
Über allen Gipfeln
Ist Ruh,
In allen Wipfeln
Spürest du
Kaum einen Hauch;
Die Vögelein schweigen im Walde,
Warte nur , balde
Ruhest du auch.
Gefunden
Ich ging im Walde
So für mich hin ,
Und nichts zu suchen ,
Das war mein Sinn.
Im Schatten sah ich
Ein Blümchen stehn ,
Wie Sterne Leuchtend ,
Wie Äuglein schön.
Ночная песнь странника
Горные вершины,
Покой,
Сонные долины
Ночной
Ветерок тревожит;
Птицы спят, не слышен ни один шорох,
Подожди, скоро
Отдохнёшь тоже.
Найдёныш
Бродил в лесу я
Туда, сюда,
Без всякой цели,
Невесть куда.
В тени, вдруг, вижу
Растёт цветок,
Звездой мерцает
Синий глазок.
Ich wollt es brechen ,
Da sag`t es fein :
Soll ich zum Welken ,
Gebrochen sein ?
Ich grubs mit allen
Den Würzlein aus ,
Zum Garten trug ichs
Am hübschen Haus.
Und pflanzt es wieder
Am stillen Ort ;
Nun zweigt es immer
Und blüht so fort.
Хотел сорвать, но
Чуть слышу я:
«Я ведь увяну,
Не тронь меня!»
Мелкие корни
Я вырыл все,
Отнёс цветочек
Я в сад к себе.
В спокойном месте
Вновь посадил;
Расцвёл мой цветик,
Ростки пустил.
Erschaffen und Beleben
Hans Adam war ein Erdenkloß,
Den Gott zum Menschen machte,
Doch bracht' er aus der Mutter Schoß
Noch vieles Ungeschlachte.
Die Elohim zur Nas' hinein
Den besten Geist ihm bliesen,
Nun schien er schon was mehr zu sein
Denn er fing an zu niesen.
Doch mit Gebein und Glied und Kopf
Blieb er ein halber Klumpen,
Bis endlich Noah für den Tropf
Das Wahre fand – den Humpen.
Творение и оживление
Лишь глины ком был наш Адам,
Он был глуп, туп, бездарен.
Той глины Бог нарыл, когда
Лепить стал божьих тварей.
Господь в нос вдунул Дух ему,
Ещё чуть-чуть осталось,
И он вдруг ожил, потому
Чихнул – в носу чесалось.
Хотя с руками, с головой,
Он был полуболваном,
Но истину нашёл тут Ной,
Стакан дал истукану.
Der Klumpe fühlt sogleich den Schwung,
Sobald er sich benetzet,
So wie der Teig durch Säuerung
Sich in Bewegung setzet.
So, Hafis, mag dein holder Sang,
Dein heiliges Exempel
Uns führen bei der Gläser Klang
Zu unsres Schöpfers Tempel.
Auf dem See
Und frische Nahrung, neues Blut
Saug ich aus freier Welt;
Wie ist Natur so hold und gut,
Die mich am Busen hält !
Die Welle wieget unsern Kahn
Im Rudertakt hinauf,
Und Berge , wolkig himmelan,
Begegnen unsern Lauf.
Как только наш облом хлебнул,
Так воспарил он духом,
Так квасит тесто поутру,
Творя пирог, стряпуха.
Друзья! Да, верим мы стихам
Хафиза дорогого,
Нас вводит звон стаканов в храм
Источника святого.
На озере
И свежее млеко, новую кровь
Природы на воле я пью;
Природа, мать! Твоя любовь
Жизнь возродит мою.
Колышат волны наш челнок
Ритмично вниз и вверх,
В горах чуть светится восток,
Мерцает лунный серп.
Aug , mein Aug , was sinkst du neider ?
Goldne Träume , kommt ihr weider ?
Weg , du Traum ! so Gold du bist;
Hier auch Lieb und Leben ist.
Auf der Welle blinken
Tauschend schwebende Sterne,
Weiche Nebel trinken
Rings die türmende Ferne.
Morgenwind umflügelt
Die beschattete Bucht,
Und im See bespiegelt
Sich die reifende Frucht.
Почему потуплен, взгляд мой?
Снова плен у грёзы сладкой?
Прочь, мечты! Не мучьте вновь;
Здесь есть жизнь, и есть любовь.
И на волнах сверкает
Россыпь мерцаний звёздных,
Мягкий туман смывает
Тени предгорий грозных.
Утренний ветер ласкает
Склоны в прибрежных садах,
Озера гладь отражает
Грозди плодов на ветвях.
Neue Liebe, neues Leben
Herz, mein Herz, was soll das geben?
Was bedränget dich so sehr?
Welch ein fremdes, neues Leben!
Ich erkenne dich nicht mehr.
Weg ist alles, was du liebtest,
Weg, warum du dich betrübtest,
Weg dein Fleiß und deine Ruh –
Ach, wie kamst du nur dazu!
Fesselt dich die Jugendblüte,
Diese liebliche Gestalt,
Dieser Blick voll Treu und Güte
Mit unendlicher Gewalt?
Will ich rasch mich ihr entziehen,
Mich ermannen, ihr entfliehen,
Führet mich im Augenblick,
Ach, mein Weg zu ihr zurück.
Новая любовь, новая жизнь
Сердце, сердце, что с тобою?
Устремилось ты куда?
Снова чувство неземное?
Изменилось ты когда?
Что покой твой омрачило?
Всё долой, что ты любило,
Нет усердья твоего.
Как дошло ты до того?
Красота тебя сковала,
Нежной, юной девы сласть,
Взгляд простой, но чуть лукавый,
Безграничная в нём власть.
Кабалы хочу избегнуть,
Быть мужчиной, прочь отвергнуть
Эту страсть. Но милый взгляд
Мигом тащит к ней назад.
Und an diesem Zauberfädchen,
Das sich nicht zerreißen läßt,
Hält das liebe, lose Mädchen
Mich so wider Willen fest;
Muß in ihrem Zauberkreise
Leben nun auf ihre Weise.
Die Verändrung, ach, wie groß!
Liebe! Liebe! laß mich los!
* * *
Nur wer die Sehnsucht kennt,
Weiß, was ich leide!
Allein und abgetrennt
Von aller Freude,
Seh ich ans Firmament
Nach jener Seite.
Ach, der mich liebt und kennt,
Ist in der Weite.
Es schwindelt mir, es brennt
Mein Eingeweide.
Nur wer die Sehnsucht kennt,
Weiß, was ich leide!
И на этой нитке тонкой,
Но её не разорвать,
Будешь, глупая девчонка,
Ты силком меня держать?
И теперь в волшебной сказке
Жить мне по твоей указке?
Перемен мне не снести!
Дай уйти, любовь, пусти!
* * *
Когда бы знали вы,
Как я страдаю!
Покоя и любви
Теперь не знаю,
Вон там расстались мы,
Смотрю туда я.
Меня любили вы,
Где вы, не знаю.
Круженье головы,
И грудь сжимает.
Когда бы знали вы,
Как я страдаю!
Mailied
Wie herrlich leuchtet
Mir die Natur!
Wie glänzt die Sonne!
Wie lacht die Flur!
Es dringen Blüten
Aus jedem Zweig
Und tausend Stimmen
Aus dem Gesträuch,
Und Freud und Wonne
Aus jeder Brust.
O Erd, o Sonne!
O Glück, o Lust!
O Lieb, o Liebe,
So golden schön,
Wie Morgenwolken
Auf jenen Höhn!
Майская песнь
Как мать-природа
Сияет вокруг!
Как блещет солнце!
Смеётся луг!
Цветы пробились
На всех ветвях,
И птичий щебет
Кругом в кустах.
Многоголосый,
Весёлый хор.
О жизнь! О радость!
О страсть! Восторг!
Любовь, Любовь! Ах!
Прекрасна так,
Как розы утра
На облаках!
Du segnest herrlich
Das frische Feld,
Im Blütendampfe
Die volle Welt.
O Mädchen, Mädchen,
Wie lieb ich dich!
Wie blickt dein Auge!
Wie liebst du mich!
So liebt die Lerche
Gesang und Luft,
Und Morgenblumen
Den Himmelsduft.
Wie ich dich liebe
Mit warmem Blut,
Die du mir Jugend
Und Freud und Mut
Zu neuen Liedern
Und Tänzen gibst.
Sei ewig glücklich,
Wie du mich liebst!
Любовью дышит,
Цветёт земля,
Цветочной дымкой
Полны поля.
О, как люблю я,
Дитя, тебя!
Как ты, мой ангел,
Любишь меня!
Так любят птицы
Петь и летать,
Цветы – тычинки
Росой умывать.
Как я всем сердцем
Тебя люблю,
Верни мне юность,
Радость мою,
Дай мне стремленье
Петь песни вновь.
Пусть будет вечна
Твоя любовь!
Faust, Soldaten
Burgen mit hohen
Mauern und Zinnen,
Mädchen mit stolzen
Höhnenden Sinnen
Möcht ich gewinnen!
Kühn ist das Mühen,
Herrlich der Lohn!
Und die Trompete
Lassen wir werben,
Wie zu der Freude,
So zum Verderben.
Das ist ein Stürmen!
Das ist ein Leben!
Mädchen und Burgen
Müssen sich geben.
Kühn ist das Mühen,
Herrlich der Lohn!
Und die Soldaten
Ziehen davon.
Фауст, Солдаты
Высоки горы,
Грозны бойницы,
Крепки затворы,
Горды девицы –
Всё покорится!
Смело вперёд,
И всё твоё!
Штурм! Трубы, знамя!
Тараном двинуть!..
Только не знаем,
Завтра погибнуть,
Иль веселиться –
Вот жизнь солдата!
Башни, девицы
Должны быть взяты.
Смело вперёд,
И всё твоё!
Скоро, ребята,
Снова в поход!
Friedrich Schiller
Фридрих Шиллер
Der Handschuh
Vor seinem Löwengarten,
Das Kampfspiel zu erwarten,
Saß König Franz,
Und um ihn die Großen der Krone,
Und rings auf hohem Balkone
Die Damen in schönem Kranz.
Und wie er winkt mit dem Finger,
Auf tut sich der weite Zwinger,
Und hinein mit bedächtigem Schritt
Ein Löwe tritt,
Und sieht sich stumm
Rings um,
Mit langem Gähnen,
Und schüttelt die Mähnen,
Und streckt die Glieder,
Und legt sich nieder.
Перчатка
Перед своим зверинцем
С принцессами и принцем
Король сидел
На троне, в златой короне.
Пред ним, на высоком балконе
Круг дам огнецветно блестел.
Как только махнул он рукою,
Тут тотчас царственной стопою
Лев из клетки выходит,
Арену обходит.
И, толпу оглядев,
Сел лев.
Лениво зевнул,
И гривой тряхнул.
Потом потянулся,
И лёг, растянулся.
Und der König winkt wieder,
Da öffnet sich behend
Ein zweites Tor,
Daraus rennt
Mit wildem Sprunge
Ein Tiger hervor.
Wie der den Löwen erschaut,
Brüllt er laut,
Schlägt mit dem Schweif
Einen furchtbaren Reif,
Und recket die Zunge,
Und im Kreise scheu
Umgeht er den Leu
Grimmig schnurrend;
Drauf streckt er sich murrend
Zur Seite nieder.
Король вновь рукой махнул,
Открылась скрипуче
Вторая дверь.
Как гром из тучи,
Из клетки прянул
Могучий зверь.
Тигр джунглей злобный,
Завыл утробно,
Зло хлещет хвостом.
Но, льва увидев, потом
Идёт он прямо,
Ко льву подходит,
Робея, глаз не сводит,
Ворча недовольно.
Затем, мурлыча невольно,
Ложится рядом.
Und der König winkt wieder,
Da speit das doppelt geöffnete Haus
Zwei Leoparden auf einmal aus,
Die stürzen mit mutiger Kampfbegier
Auf das Tigertier,
Das packt sie mit seinen grimmigen Tatzen,
Und der Leu mit Gebrüll
Richtet sich auf, da wird's still,
Und herum im Kreis,
Von Mordsucht heiß,
Lagern die greulichen Katzen.
Da fällt von des Altans Rand
Ein Handschuh von schöner Hand
Zwischen den Tiger und den Leu'n
Mitten hinein.
Und zu Ritter Delorges spottender Weis'
Wendet sich Fräulein Kunigund:
"Herr Ritter, ist Eure Lieb so heiß,
Wie Ihr mir's schwört zu jeder Stund,
Ei, so hebt mir den Handschuh auf."
И под королевским взглядом
Двери двойные широко открылись.
Рыча кровожадно, вдруг устремились
Два леопарда, порог перепрыгнув,
Прямо на тигра.
В когтистые лапы схватил их тигр…
Но рявкнул лев,
И тотчас кошки, присмирев,
Лишь зло глядят друг на друга,
Но не выходят из круга
Грядущих кровавых игр.
Сверху перчатка падает вдруг
Прямо в ужасных кошек круг.
Её уронила дама одна,
Её вина.
Она обращает к соседу взор,
С усмешкой, глядя через плечо:
«Ко мне вы клянётесь в любви, сеньор?
Тот же, кто любит меня горячо,
Пусть перчатку мою принесёт!»
Und der Ritter in schnellem Lauf
Steigt hinab in den furchtbar'n Zwinger
Mit festem Schritte,
Und aus der Ungeheuer Mitte
Nimmt er den Handschuh mit keckem Finger.
Und mit Erstaunen und mit Grauen
Sehens die Ritter und Edelfrauen,
Und gelassen bringt er den Handschuh zurück.
Da schallt ihm sein Lob aus jedem Munde,
Aber mit zärtlichem Liebesblick?
Er verheißt ihm sein nahes Glück?
Empfängt ihn Fräulein Kunigunde.
Und er wirft ihr den Handschuh ins Gesicht:
"Den Dank, Dame, begehr ich nicht",
Und verläßt sie zur selben Stunde.
И рыцарь быстро к арене идёт,
Вступает смело в застенок мерзкий,
Шагает твёрдо.
И через звериные злобные морды
Перчатку взял рукою дерзкой.
И с изумленьем и восхищеньем
Все смотрят в безмолвном волненье,
Он спокойно приносит перчатку назад.
С восторгом рыцаря все встречают,
И дама дарит нежнейший самый,
Самый влекущий и страстный взгляд,
В награду любовь обещает…
Он перчатку швыряет в лицо ей прямо.
«Мне не надо вашей награды, дама!»
И уходит тотчас, не прощаясь.
Die Räuber
Stehlen, morden, huren, balgen
Heißt bei uns nur die Zeit zerstreun.
Morgen hangen wir am Galgen,
Drum laßt uns heute lustig sein.
Ein freies Leben führen wir,
Ein Leben voller Wonne;
Der Wald ist unser Nachtquartier,
Bei Sturm und Wind hantieren wir,
Der Mond ist unsre Sonne,
Mercurius ist unser Mann,
Der's Praktizieren trefflich kann.
Heut laden wir bei Pfaffen uns ein,
Bei masten Pächtern morgen;
Was drüber ist, da lassen wir fein
Den lieben Herrgott sorgen.
Разбойники
Режем, грабим, пляшем, братцы,
Отдыхаем от тюрьмы.
Завтра в петлях нам болтаться,
Веселимся нынче мы!
Легко, свободно мы живём,
Не сеем и не пашем;
В ночном лесу для нас жильё,
Злодейство там творим своё
Под лунным солнцем нашим.
А ветер, буря – ерунда,
Мы веселы везде, всегда.
Пируем сладко у попов
(Прости, Господь!) сегодня;
А завтра новый пир готов –
Нам шлюх готовит сводня.
Und haben wir im Traubensaft
Die Gurgel ausgebadet,
So machen wir uns Muth und Kraft
Und mit dem Schwarzen Brüderschaft,
Der in der Hölle bratet.
Das Wehgeheul geschlagner Väter,
Der bangen Mütter Klaggezeter,
Das Winseln der verlaßnen Braut
Ist Schmaus für unsre Trommelhaut!
Ha! wenn sie euch unter dem Beile so zucken,
Ausbrüllen wie Kälber, umfallen wie Mucken,
Das kitzelt unsern Augenstern,
Das schmeichelt unsern Ohren gern.
Und wenn mein Stündlein kommen nun,
Der Henker soll es holen!
So haben wir halt unsern Lohn
Und schmieren unsre Sohlen,
Ein Schlückchen auf den Weg vom heißen Traubensohn,
Und hurra rax dax! geht's, als flögen wir davon.
Когда, бочонка выбив дно,
Мы глотки заливаем,
Тогда с чертями заодно
На брудершафт мы пьём вино,
И, как в аду, гуляем.
Вопят, прирезаны, папаши,
От ужаса дрожат мамаши,
Скулят затоптаные дочки –
Вот наслажденья каждой ночки!
Ха! Если над вами сверкнём топорами,
Визжите, ревёте, как пред мясниками,
На бойне обречённый скот
Так под секирою ревёт.
Придёт и к нам последний час,
Палач своё получит!
По быстрому пусть вздёрнет нас,
Не стоит долго мучить.
На посошок глоток вина хлебнуть дадут,
Эхма, братва, вперёд! В аду нас черти ждут.
Heinrich Heine
Генрих Гейне
Ich weis nicht, was soll es bedeuten,
Dass ich so traurig bin;
Ein Märchen aus Alten Zeiten,
Das kommt nicht aus dem Sinn.
Die Luft ist kühl und es dunkelt,
Und ruhig flieβt der Rhein;
Der Gipfel desBerges funkelt
Im Abendsonnenschein.
Die schönste Jungfrau sitzet
Dort oben wunderbar,
Ihr goldnes Geschmeide blitzet,
Sie kämmt ihr goldenes Haar.
Проснулся я утром печальный,
Я чуть не плакал во сне;
Старинных времён сказанье
Пригрезилось ночью мне.
Прохладен воздух, темнеет,
Спокойно течёт река;
Вершины гор пламенеют
Сквозь светлые облака.
Смотрю, прекрасная дева
Там, наверху сидит;
В её волосах диадема
В вечернем солнце горит.
Sie kämmt es mit goldenem Kamme,
Und singt ein Lied dabei;
Das hat eine wundersame,
Gewaltige Melodei.
Den Shiffer im kleinen Schiffe
Ergreift es mit wildem Weh;
Er schaut nicht die Felsenriffe,
Er schaut nur hinauf in die Höh.
Ich glaube, die Wellen verschlingen
Am Ende Shiffer und Kahn;
Und das hat mit ihrem Singen
Die Lore-Lei getan.
И волосы чешет гребнем,
А гребень тот – золотой;
Поёт она песню при этом
С мелодией неземной.
На утлой лодочке странник,
У чудной песни в плену,
Не видит подводные камни,
На деву глядит в вышину.
Проглотят волны, я знаю,
Гребца и утлый челнок;
Да, Лорелея такая
Заманит в миг на дно.
* * *
Auf die Berge will ich steigen,
Wo die frommen Hütten stehen,
Wo die Brust sich frei erschließet,
Und die freien Lüfte wehen.
Auf die Berge will ich steigen,
Wo die dunklen Tannen ragen,
Bäche rauschen, Vögel singen,
Und die stolzen Wolken jagen.
Lebet wohl, ihr glatten Säle,
Glatte Herren! Glatte Frauen!
Auf die Berge will ich steigen,
Lachend auf euch niederschauen
* * *
В горы я хочу подняться,
Где терновник зеленеет,
Полной грудью надышаться,
Там свободный ветер веет.
Я хочу подняться в горы,
Где стоят седые ели,
Там, где тучи рыщут гордо,
Где ручьёв поют свирели.
Эй, вы, там внизу! Живите,
Гладко пойте, сладко спите.
В горы я хочу подняться,
Там, над вами, посмеяться.
* * *
Ein Fichtenbaum steht einsam
Im Norden auf kahler Höh.
Ihn schläfert; mit weißer Decke
Umhüllen ihn Eis und Schnee.
Er träumt von einer Palme,
Die, fern im Morgenland,
Einsam und schweigend trauert
Auf brennender Felsenwand.
* * *
Das Fräulein stand am Meere
Und seufzte lang und bang,
Es rührte sie so sehre
Der Sonnenuntergang.
Mein Fräulein! seyn Sie munter,
Das ist ein altes Stück;
Hier vorne geht sie unter
Und kehrt von hinten zurück.
* * *
В полярном краю суровом
Сосна одиноко растёт,
И дремлет; седым покровом
Укрыл её снег и лёд.
И грезит о пальме стройной –
В далёкой стране она
В пустыне безмолвной, знойной
Печально стоит одна.
* * *
У моря долго девица
Страдала в вечерний час,
Глядя, как солнце садится,
Вздыхала много раз.
Сударыня! охать не стоит,
Известно всё наперёд;
Сейчас оно тут утонет,
А завтра сзади взойдёт.
Английские Баллады
The Twa Corbies
As I was walking all alane,
I heard twa corbies making a mane;
The tane unto the t'other say,
"Where sall we gang and dine the day?"
"In behint yon auld fail dyke,
I wot there lies a new-slain knight;
And naebody kens that he lies there
But his hawk, his hound, and his lady fair.
"His hound is to the hunting gane,
His hawk to fetch the wild-fowl hame,
His lady's ta'en another mate,
So we may make our dinner sweet.
Два ворона. Баллада
Шёл под вечер я полями,
Вились вороны кругами,
Каркнул тут один другому:
«Здесь недалеко от дому
Князь зарезанный лежит,
Неизвестно кем убит.
Пёс и сокол это знают,
Да княгиня молодая»;
– «Верный пёс в чащобе рыщет,
Сокол перепёлок ищет,
У вдовы – милёнок бравый...
Попируем мы на славу,
"Ye'll sit on his white hause-bane,
And I'll pike out his bonny blue een;
Wi ae lock o his gowden hair
We'll theek our nest when it grows bare.
"Mony a one for him makes mane,
But nane sall ken whae he is gane,
Oer his white banes, when they are bare,
The wind sall blaw for evermair."
Будем косточки глодать,
Очи синие клевать,
Кольца локонов златых
Соберём для гнёзд своих».
«Вдовушка по нём не плачет,
Верный пёс в чащобе скачет,
Сокол – тешится на воле...
Кости князя мокнут в поле».
The three Rauens
There were three rauens sat on a tree,
Downe a downe, hay downe, hay downe
There were three rauens sat on a tree,
With a downe.
There were three rauens sat on a tree,
They were as blacke as they might be,
With a downe derrie, derrie, derrie, downe, downe.
The one of them said to his mate,
"Where shall we our breakefast take?"
"Downe on yonder greene field,
There lies a knight slain under his shield.
"His hounds they lie downe at his feete,
So well they can their master keepe.
Три ворона. Баллада
Три ворона сели на ветку сосны,
Пей, пей, подливай, всё до дна выпивай.
Три ворона сели на ветку сосны.
Не зевай.
Три ворона сели на ветку сосны,
И были они, как сажа, черны.
Не зевай, запевай, пой, пой, пей, пей, подливай.
И каркнул ворон: «Летим куда?
Нужна на завтрак нам еда!
– Вон там, на зелёном поле лежит
Убитый витязь, щитом накрыт.
У ног его верные псы лежат,
Его, как живого, они сторожат.
"His haukes they flie so eagerly,
There’s no fowle dare him come nie
Downe there comes a fallow doe,
As great with young as she might goe.
She lift up his bloudy hed,
And kist his wounds that were so red.
She got him up to upon her backe,
And carried him to earthen lake.
She buried him before the prime;
She was dead herself ere euen-song time.
God send every gentleman
Such haukes, such hounds, and such a leman.
И соколы реют вокруг него,
К нему не подпустят они никого».
Тут юная дева к нему подошла,
Она его милой подругой была.
Кровавые раны целует она,
Но не прервать ей вечного сна.
Его на спину себе кладёт
На берег морской его несёт.
Хоронит, пока не настала тьма;
И умирает под вечер сама.
Пошли вам Бог таких соколов,
Такую жёну, таких верных псов!
William Blake
Уильям Блейк
The Tiger
Tyger! Tyger! burning bright
In the forests of the night,
What immortal hand or eye
Could frame thy fearful symmetry?
In what distant deeps or skies
Burnt the fire of thine eyes?
On what wings dare he aspire?
What the hand dare seize the fire?
And what shoulder, and what art,
Could twist the sinews of thy heart?
And when thy heart began to beat,
What dread hand? and what dread feet?
Тигр
Тигр! О, Тигр! Жгущий страх,
Ты – огонь в ночных лесах,
Кто бессмертный сотворил
Формы мощные твои?
Что за глубина, иль высь,
Где глаза твои зажглись?
Кто крылами в жар влетел,
Кто схватить огонь посмел?
Укротил кто боль и страх,
Смертный ужас сжав в руках?
Кто из крепких вен и жил
Сердце грозное скрутил?
What the hammer? what the chain?
In what furnace was thy brain?
What the anvil? what dread grasp
Dare its deadly terrors clasp?
When the stars threw down their spears,
And water'd heaven with their tears,
Did he smile his work to see?
Did he who made the Lamb make thee?
Tyger! Tyger! burning bright
In the forests of the night,
What immortal hand or eye,
Dare frame thy fearful symmetry?
И услышав жуткий стук,
Кто не выпустил из рук
Молот свой и отковал
Мозга огненный металл?
Твой создатель – тот он был,
Кто ягнёнка сотворил?
Слыша твой могучий вой,
Был доволен он собой?
Тигр! О, Тигр! Жгущий страх,
Ты – огонь в ночных лесах,
Кто бессмертный сотворил
Формы мощные твои?
* * *
I saw a Chapel all of gold
That none did dare to enter in,
And many weeping stood without,
Weeping, mourning, worshipping.
I saw a Serpent rise between
The white pillars of the door,
And he forc'd and forc'd and forc'd;
Down the golden hinges tore,
And along the pavement sweet,
Set with pearls and rubies bright,
All his shining length he drew,
Till upon the altar white
Vomiting his poison out
On the Bread and on the Wine.
So I turn'd into a sty,
And laid me down among the swine.
* * *
Я видел – Златоглавый Храм,
И там, столпившись у ворот,
Молясь, в отчаянье, в слезах
Стоял испуганный народ.
Я видел – длинная змея,
Шипя, скользя, ползла, ползла,
Вползла на древние врата,
И вот с петель их сорвала.
И внутрь ужасную длину
Свою втянула злая тварь,
Скользя по плиткам на полу
Туда, где был святой алтарь,
И плюнула в Вино и Хлеб
Злым ядом, рвотою своей.
И повернул тогда я в хлев,
И лёг я посреди свиней.
Soft Snow
I walked abroad on a snowy day:
I ask'd the soft Snow with me to play:
She play'd and she melted in all her prime;
And the Winter call'd it a dreadful crime.
The Lily
The modest Rose puts forth a thorn,
The humble Sheep a threat'ning horn;
While the Lily white shall in love delight,
Nor a thorn, nor a threat, stain her beauty bright.
Day
The sun arises in the East,
Cloth'd in robes of blood and gold;
Swords and spears and wrath increas'd
All around his bosom roll'd,
Crown'd with warlike fires and raging desires.
Снежинка
В день снежный я вышел в лесу погулять,
Просил я снежинку со мной поиграть:
Играла, оттаяв, и рада была;
Зима это страшным грехом назвала.
Лилея
У розы скромной угроза в шипах,
Барашка смирного – в острых рогах;
И лилея одна, когда влюблена,
Красотой, без шипов, поражает она.
День
Светило гневное встаёт,
Одето в золото и кровь.
Как копья и мечи, вперёд
Его лучи стремятся вновь
Короной яростных страстей, войной огней.
Mad song
The wild winds weep,
And the night is a-cold;
Come hither, Sleep,
And my griefs unfold:
But lo! the morning peeps
Over the eastern steeps,
And the rustling birds of dawn
The earth do scorn.
Lo! to the vault
Of paved heaven,
With sorrow fraught
My notes are driven:
They strike the ear of night,
Make weep the eyes of day;
They make mad the roaring winds,
And with tempests play.
Безумная песня
Злой ветра стон,
Студёная ночь;
Приди, о, сон,
Сдуй беды прочь:
Но вот! Гляди на восход,
Там солнце украдкой встаёт;
Крылами рассвет шелестит,
И над землёю летит.
И вот! В небосвод,
Прямо в крутой зенит,
Скорбных полна забот,
Песня моя звенит:
Гремит у Ночи в ушах,
И День заставит рыдать;
Стонет в безумных ветрах
И с бурями хочет играть.
Like a fiend in a cloud,
With howling woe
After night I do crowd,
And with night will go;
I turn my back to the east
From whence comforts have increas'd;
For light doth seize my brain
With frantic pain.
* * *
I fear'd the fury of my wind
Would blight all blossoms fair and true;
And my sun it shin'd and shin'd,
And my wind it never blew.
But a blossom fair or true
Was not found on any tree;
For all blossoms grew and grew
Fruitless, false, tho' fair to see.
Как демонов вой,
Мой горький стон,
Ночь, пойду за тобой,
Как только отступит сон;
Оставлю рассвет за спиной,
Пусть тьма остаётся со мной;
Ведь резкие солнца лучи
Пронзают мой мозг, как мечи.
* * *
Боюсь, цветам приносит вред
Мой ветер яростный в саду;
Пусть льётся, льётся солнца свет,
А ветер – перестанет дуть.
Прекрасные цветы растут,
Растут под солнцем, в тишине;
Уж скоро листья опадут –
Плодов всё нет и нет.
Morning
To find the Western path,
Right thro' the Gates of Wrath
I urge my way;
Sweet Mercy leads me on
With soft repentant moan:
I see the break of day.
The war of swords and spears,
Melted by dewy tears,
Exhales on high;
The Sun is freed from fears,
And with soft grateful tears
Ascends the sky.
Утро
Чтобы на Запад путь найти,
Я должен Гневные Врата пройти,
Другой дороги нет;
И Милость добрая вперёд,
Простив грехи, меня ведёт:
И вижу я рассвет.
Где копий и мечей война?
Росой растаяла она,
Раскаянье пришло;
И солнцу радость вновь дана,
Оно, восставши ото сна,
На небеса взошло.
The Angel
I dreamt a dream! what can it mean?
And that I was a maiden Queen,
Guarded by an Angel mild:
Witless woe was ne'er beguil'd!
And I wept both night and day,
And he wip'd my tears away,
And I wept both day and night,
And hid from him my heart's delight.
So he took his wings and fled;
Then the morn blush'd rosy red;
I dried my tears, and arm'd my fears
With ten thousand shields and spears.
Soon my Angel came again:
I was arm'd, he came in vain;
For the time of youth was fled,
And grey hairs were on my head.
Ангел
Чудесный сон приснился мне,
Принцессой я была во сне,
Меня там Ангел сторожил:
Но от любви не защитил!
И плакала я много дней,
Тая любовь в душе моей,
Он слышал ночью плач и стон,
И слёзы утирал мне он.
Мой кроткий Ангел улетел,
Когда рассвет там розовел;
Нужна мне крепкая броня,
Она пусть защитит меня!
И вот вернулся он опять:
Меня, в броне, уж не обнять...
И голова моя седа,
Исчезла юность навсегда.