Данте Алигьери. Божественная комедия

Вид материалаДокументы
Песнь двадцатая
Подобный материал:
1   ...   51   52   53   54   55   56   57   58   ...   143

ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ




1 Пред лучшей волей силы воли хрупки;

Ему в угоду, в неугоду мне,

Я погруженной не насытил губки.


4 Я двинулся; и вождь мои, в тишине,

Свободными местами шел под кручей,

Как вдоль бойниц проходят по стене;


7 Те, у кого из глаз слезой горючей

Сочится зло, заполнившее свет,

Лежат кнаруже слишком плотной кучей.


10 Будь проклята, волчица древних лет,

В чьем ненасытном голоде все тонет

И яростней которой зверя нет!


13 О небеса, чей ход иными понят,

Как полновластный над судьбой земли,

Идет ли тот, кто эту тварь изгонит?


16 Мы скудным шагом медленно брели,

Внимая теням, скорбно и устало

Рыдавшим и томившимся в пыли;


19 Как вдруг вблизи "Мария!" прозвучало,

И так тоска казалась тяжела,

Как если бы то женщина рожала;


22 И далее: "Как ты бедна была,

Являет тот приют, где пеленицей

Ты свой священный отпрыск повила".


25 Потом я слышал: "Праведный Фабриций,

Ты бедностью безгрешной посрамил

Порок, обогащаемый сторицей".


28 Смысл этой речи так был сердцу мил,

Что я пошел вперед, узнать желая,

Кто из лежавших это говорил.


31 Еще он славил щедрость Николая,

Который спас невест от нищеты,

Младые годы к чести направляя.


34 "Дух, вспомянувший столько доброты! -

Сказал я. - Кем ты был? И неужели

Хваленья здесь возносишь только ты?


37 Я буду помнить о твоем уделе,

Когда вернусь короткий путь кончать,

Которым жизнь летит к последней цели".


40 И он: "Скажу про все, хотя мне ждать

Оттуда нечего; но без сравненья

В тебе, живом, сияет благодать.


43 Я корнем был зловредного растенья,

Наведшего на божью землю мрак,

Такой, что в ней неплодье запустенья.


46 Когда бы Гвант, Лиль, Бруджа и Дуак

Могли, то месть была б уже свершенной;

И я молюсь, чтобы случилось так.


49 Я был Гугон, Капетом нареченный,

И не один Филипп и Людовик

Над Францией владычил, мной рожденный.


52 Родитель мой в Париже был мясник;

Когда старинных королей не стало,

Последний же из племени владык


55 Облекся в серое, уже сжимала

Моя рука бразды державных сил,

И мне земель, да и друзей достало,


58 Чтоб диадемой вдовой осенил

Мой сын свою главу и длинной смене

Помазанных начало положил.


61 Пока мой род в прованском пышном вене

Не схоронил стыда, он мог сойти

Ничтожным, но безвредным тем не мене.


64 А тут он начал хитрости плести

И грабить; и забрал, во искупленье,

Нормандию, Гасконью и Понти.


67 Карл сел в Италии; во искупленье,

Зарезал Куррадина; а Фому

Вернул на небеса, во искупленье.


70 Я вижу время, близок срок ему, -

И новый Карл его поход повторит,

Для вящей славы роду своему.


73 Один, без войска, многих он поборет

Копьем Иуды; им он так разит,

Что брюхо у Флоренции распорет.


76 Не землю он, а только грех и стыд

Приобретет, тем горший в час расплаты,

Что этот груз его не тяготит.


79 Другой, я вижу, пленник, в море взятый,

Дочь продает, гонясь за барышом,

Как делают с рабынями пираты.


82 О жадность, до чего же мы дойдем,

Раз кровь мою так привлекло стяжанье,

Что собственная плоть ей нипочем?


85 Но я страшнее вижу злодеянье:

Христос в своем наместнике пленен,

И торжествуют лилии в Аланье.


88 Я вижу - вновь людьми поруган он,

И желчь и уксус пьет, как древле было,

И средь живых разбойников казнен.


91 Я вижу - это все не утолило

Новейшего Пилата; осмелев,

Он в храм вторгает хищные ветрила.


94 Когда ж, господь, возвеселюсь, узрев

Твой суд, которым, в глубине безвестной,

Ты умягчаешь твой сокрытый гнев?


97 А возглас мой к невесте неневестной

Святого духа, вызвавший в тебе

Твои вопросы, это наш совместный


100 Припев к любой творимой здесь мольбе,

Покамест длится день; поздней заката

Мы об обратной говорим судьбе.


103 Тогда мы повторяем, как когда-то

Братоубийцей стал Пигмалион,

Предателем и вором, в жажде злата;


106 И как Мидас в беду был вовлечен,

В своем желанье жадном утоляем,

Которым сделался для всех смешон.


109 Безумного Ахана вспоминаем,

Добычу скрывшего, и словно зрим,

Как гневом Иисуса он терзаем.


112 Потом Сапфиру с мужем мы виним,

Мы рады синякам Гелиодора,

И вся гора позором круговым


110 Напутствует убийцу Полидора;

Последний клич: "Как ты находишь. Красе,

Вкус золота? Что ты знаток, нет спора!"


118 Кто громко говорит, а кто, подчас,

Чуть внятно, по тому, насколь сурово

Потребность речи уязвляет нас.


121 Не я один о добрых молвил слово,

Как здесь бывает днем; но невдали

Не слышно было никого другого".


124 Мы от него немало отошли

И, напрягая силы до предела,

Спешили по дороге, как могли.


127 И вдруг гора, как будто пасть хотела,

Затрепетала; стужа обдала

Мне, словно перед казнию, все тело,


130 Не так тряслась Делосская скала,

Пока гнезда там не свила Латона

И небу двух очей не родила.


133 Раздался крик по всем уступам склона,

Такой, что, обратясь, мой проводник

Сказал: "Тебе твой спутник оборона".


136 "Gloria in excelsis" - был тот крик,

Один у всех, как я его значенье

По возгласам ближайших к нам постиг.


139 Мы замерли, внимая восхваленье,

Как слушали те пастухи в былом;

Но прекратился трус, и смолкло пенье.


142 Мы вновь пошли своим святым путем,

Среди теней, по-прежнему безгласно

Поверженных в рыдании своем.


145 Еще вовек неведенье так страстно

Рассудок мой к познанью не влекло,

Насколько я способен вспомнить ясно,


148 Как здесь я им терзался тяжело;

Я, торопясь, не смел задать вопроса,

Раздумье же помочь мне не могло;


151 Так, в робких мыслях, шел я вдоль утеса.