В. Г. Федотова. Модернизация «другой» европы. М. Иф ран, 1997 (победила на конкурсе)
| Вид материала | Конкурс |
| 2. Демодернизация. Воля вместо свободы |
- Модернизация и глобализация, 132.9kb.
- Учреждение Российской академии наук Институт Европы ран великобритания перед всеобщими, 1781.02kb.
- Учреждение российской академии наук институт европы ран, 1149.02kb.
- Е. В. Дрожжина Промышленная политика европейских стран, 3397.8kb.
- Е. В. Дрожжина Коалиционное правительство Великобритании год после выборов, 34.85kb.
- Инновационная образовательная программа Создание инновационной системы подготовки специалистов, 575.84kb.
- Международная конференция, проведённая Институтом Европы ран совместно с Фондом им., 681.55kb.
- Д. В. Михель Метафизика в поисках своих оснований, 2733.42kb.
- Как я победила рак. Дневник исцеления, 1421.57kb.
- О т ч ё т о работе дол «Весёлые ребята» в период весенних каникул 23 марта 2009 года, 18.77kb.
2. Демодернизация. Воля вместо свободы
Парадигма российской истории по словам Ключевского: “Государство пухло, народ хирел”. Нет сомнений в том, что прошедшие годы последнего десятилетия дали одну из самых убедительных иллюстраций этой формулы.
Возникает, однако, вопрос: почему же хиреющий народ продолжает поддерживать и выбирать ту власть, которой он этим прямо обязан. Коммунисты считают, что его одурачили, навязали ему антикоммунистическое мировидение назойливой пропагандой, фальсифицировали выборы, кое-где подкупили, кое-где обманули. Неолибералы считают, что народ выбрал свободу и никогда более не вернется к коммунизму как символу насилия, что народ прозрел. Мне не хотелось бы брать в расчет коммунистическую подозрительность и ту долю реального влияния, которую красно-белая упрощающая схема телеэфира сыграла в прошедших выборах. Мне хотелось бы показать только одно: что самому хиреющему народу привлекательно в этой власти. Действительно ли свобода? Действительно ли демократия?
Демократия, свобода Запада предстают как механизм, части которого жестко соединены в работающую конструкцию. Демократия – это действующий механизм, основанный на сдержках и противовесах, балансах и взаимодействиях, ответственности и дисциплине. Демократия – это социальная и политическая машина, в которой, чтобы она работала, нужно действовать по определенным правилам. Демократия уменьшает риск ошибиться в лидерах из-за многообразных систем проверок и подстраховок. Сюда входят принципы – свобода, правовое государство, Конституция, естественное равенство, социальная справедливость, рыночное хозяйство, но все эти принципы сразу же материзовались в части социального механизма, в основе которого – труд и производство. Америка, по существу, это – коммерческая республика, организовавшая свободу производства и реализации продукта и защитившая это политической системой. По крайней мере, для модернизации и перехода к современности, как показал немецкий ученый П.Вагнер, характерно одновременное наличие свободы и дисциплины100. У этой машины есть проблемы, о которых здесь не стоит говорить. Но важно сказать, что укоренилось представление о демократии как антикоммунизме, как о свободе ото всего, как о словах, как об имени, присваемом одной группе в пику плохому “недемократическому” противнику, хотя на деле это ничего общего с демократией не имеет. Не имеет к ней отношения понимание свободы как естественного состояния, анархии или постмодернистского вместилища всего чего угодно. Все эти трактовки свободы, которые у нас исповедует всяк от мала до велика, от правителей, неолиберальных идеологов и их политических оппонентов до народа никакого отношения не имеют к свободе как форме политической и цивилизационной организации общества. Однако эти трактовки являются доминирующей в российском обществе.
Негативная мобилизация, в которую оказалось брошенным наше общество, заставила людей искать источники выживания – натуральное хозяйство, купля-продажа, любые виды непрофессиональной деятельности. Сегодня доцент ВУЗа, продающий в свободное время средства от тараканов, живет на деньги от этого бизнеса (не будем ставить кавычек), а вовсе не на свою не всегда выплачиваемую доцентскую зарплату. Бывший токарь, безработный после закрытия завода, сегодня продает косметику в парикмахерских и больше не сожалеет о заводе, поскольку ему хватает получаемых за два часа работы в день денег на жизнь. Продавец, стоящий на морозе, думает, как бы согреться, но уже не хочет работать в цеху, ходить на работу каждый день и пр. Коммунистическое и неолиберальное объяснения причин провала коммунистов на выборах фиксирует только часть истины – есть слои населения, поддавшиеся агитации, и есть люди, верящие в свободу как отсутствие коммунизма, но базовую тенденцию – появление огромного слоя людей, которые боятся коммунистов по совершенно особым неполитическим причинам они не видят. Чего же боятся насчитывающие сегодня миллионы массы людей? Они боятся не политической несвободы, не лагерей, которыми их так пугали, они боятся, что коммунисты их заставят работать – вернут к их станкам, цехам, полям и фермам. Они не хотят уже оставить частный извоз, морозную палатку, свой огород, сомнительный бизнес и пр. (Я уже не говорю о криминальных делах, в которые пока еще, слава Богу, вовлечено не все самодеятельное население). Миллионы людей не хотят уйти из натурального хозяйства и видят в этом свободу в ее традиционном российском исполнении – волю (вместо свободы как политической системы и цивилизующей силы).
Этот русский путь является особым поскольку он характеризует Россию как западную страну по своим целям модернизации и как азиатскую по способам их достижения – рефеодализация, натуральное хозяйство. Цели предполагают прогресс, вступление на путь развития, сходные с избранными или выпавшие на долю западных государств, ускорение развитие по нему. Средства заимствованы из азиатских деспотий или похожи на них. Сопротивление – бунт, свобода как своеволие. Это противоречие воспроизводится с постоянством архетипа. Причина этого – не в национальном характере, не только в склонности правящего слоя к злоупотреблению властью, а в исторической судьбе народа. В ее основе – стремление к прогрессу, несмотря на низкий экономический старт и незрелость предпосылок к быстрому развитию.
Анархическое понимание свободы является типичным для России. В России обнаруживается вторичная ценность свободы в сравнении с равенством и справедливостью, а также тяготение к анархическому представлению о свободе как воле. Неолиберализм, высмеяв традиционные ценности равенства и справедливости, настаивал на концепте абсолютной свободы, которая легко перетолковывалась в российских условиях в волю и своеволие. Переход к естественному состоянию и есть путь формирования капитализма в России вместо модернизации капитализма и демократии. Итогом этого является дорога назад – к старому русскому архетипу воли, выработанному в противовес государственному деспотизму.
Почему именно архаические представления заполняют возникающую пустоту? Подобно тому, как старый человек не помнит порой вчерашних событий, но отчетливо представляет обстоятельства детства, народы тоже в условиях разрушения их привычного уклада возвращается к данному прошлому, закрепленному в их национальный код. Это хорошо показано в серии статей А.С.Ахиезера, публикуемой журналом “Рубежи” (1995–97 гг.). Россия сегодня, будучи частично традиционным, частично модернизированным обществом, имеет предпосылки заполнить разрушенную часть архаическим содержанием.
Про реформу нельзя сказать, что она провалилась. Она просто не началась. Исчез не очень зажиточный советский средний класс и не сформирован новый, существуют только богатые и бедные, скоро, как в Перу, на крышах богатых вилл будут стоять пулеметы. Критикуемые выше догоняющая модернизация и неомодернизм не реализовывались. Причина этого – невнятность цели, неясность того, какую стадию западного развития догоняет страна, неолиберальная идеология с ее полаганием на абсолютно свободного индивида. Даже буржуазный индивид только теоретически отвечает требованиям неолибералистского стремления к максимуму благ, граждане России не имеют в массе такого уровня консьюмеристской мотивации и условий для законного обогащения. Некоторые полагают, что естественное состояние таит в себе много возможностей, в том числе и возможность появления ростков демократии. Примером, который подтверждает эту точку зрения, является эпоха первоначального накопления на Западе. Если принять эту точку зрения, становится ясным, что мы догоняем Запад эпохи первоначального накопления тогда, когда Запад уже завершил этап перехода к постсовременному развитию. И эта архаизация происходит уже после того, как Россия уже прошла процесс индустриализации. Становится понятным утопизм тех, кто переход к естественному состоянию или посткоммунистической свободе как вместилищу всего считает модернизацией, а не демодернизацией. Это значит, что снова надо пройти западный путь целиком и даже повторить свой предшествующий путь. Очень часто архаические демодернизационные процессы путают со “сверхсовременными” – постсовременными. Однако природа демодернизации и постмодернизации принципиально иная: традиционные общества архаичны, постсовременные привлекают прежнюю архаичность как дополнение к современности, не отрицая последней и стремясь ее достичь или сократить (если речь идет о Западе). Это уже отчетливо выявлено на материале опыта развития третьего мира101